Россия и зарубежные соотечественники

Проблемы консолидации и интеграции в новых геополитических условиях

В монографии на основе анализа обширного фактического материала, явившегося результатом комплексных мониторинговых исследований, проведенных под руководством и при непосредственном участии автора в течение нескольких последних лет, представлена картина современного положения российских соотечественников в странах СНГ, Балтии и некоторых государствах дальнего зарубежья, позволяющая определить перспективы государственной политики России в отношении зарубежных соотечественников. Предназначена для специалистов в области международных отношений, политологов, историков и широкого круга читателей.

Публикуется по книге: Скринник В.М. Россия и зарубежные соотечественники: проблемы консолидации и интеграции в новых геополитических условиях. – Б: изд. КРСУ, 2008. – 432 с.

Кыргызско-Российский Славянский университет

Дипломатическая Академия МИД Кыргызской Республики

Рекомендовано к изданию ученым советом гуманитарного факультета Кыргызско-Российского Славянского университета

УДК 327
    ББК 66.4
    ISBN 978-9967-05-454-7
    С 0802000000-08

Ответственный редактор:
    доктор политических наук А.Н. Кангельдиев

Рецензенты:  
    доктор философских наук А.А. Брудный
    доктор исторических наук М.Н. Лазутова

О Г Л А В Л Е Н И Е

ВВЕДЕНИЕ

ГЛАВА I. «Русский мир» как социокультурный феномен 
    1.1. Современные диаспоры как транснациональные сети
    1.2. «Русский мир»: от идеи к государственной политике 
    1.3. Русский язык как основа развития интеграционных процессов

ГЛАВА II. Российские соотечественники за рубежом: общая характеристика современной ситуации 
    2.1. Социально-экономическое положение российской диаспоры в странах СНГ
    2.2. Проблемы российской диаспоры в странах Балтии
    2.3. Состояние и перспективы интеграции российской диаспоры в странах дальнего зарубежья

ГЛАВА III. Политика России в отношении соотечественников за рубежом
    3.1. Политико-правовые аспекты взаимодействия России с зарубежными диаспорами 
    3.2. Роль Правительства Москвы в консолидации «Русского мира» за рубежом 
    3.3. Социокультурные связи России с зарубежными соотечественниками

    ЗАКЛЮЧЕНИЕ

СПИСОК ЛИТЕРАТУРЫ

ПРИЛОЖЕНИЕ

ВВЕДЕНИЕ

После разрушения Советского Союза современная Россия оказалась в окружении вновь образованных государств – бывших союзных республик, геополитическое положение которых было довольно своеобразным. С одной стороны, в результате распада единого геополитического пространства эти государства оказались в сфере влияния иных геоцивилизаций – западной, китайской, исламской. С другой стороны – между этими государствами и Россией складываются геополитические зависимости, имеющие цивилизационные основания. Поэтому геоцивилизационные связи России и сопредельных государств мы должны анализировать в контексте глобальной геополитики, которая, в отличие от классической, силовой геополитики, признает в качестве ключевых акторов мировой политики геоцивилизации, а не только государства.

Происходящие в настоящее время изменения связаны с новой глубокой трансформацией мира, сопровождающейся территориальными переделами, перемещениями больших групп людей за пределы их исторической родины. Возникли достаточно крупные национальные диаспоры, в том числе и российская, рассредоточенные по разным странам ближнего и дальнего зарубежья.

Понимание того, что российские соотечественники являются значительным интеллектуальным ресурсом, как для России, так и для мировой цивилизации, что они обладают большим созидательным потенциалом и способностью оказывать серьезное влияние на культурную, научную и общественную жизнь многих стран мира, пришло не сразу.

Долгое время проблематика российской диаспоры, особенно, ближнего зарубежья, не получала должного развития при определении приоритетных направлений российской внешней политики, не встречала адекватной реакции со стороны России, хотя недостатка в заявлениях о значении этого направления, выражении озабоченности в связи с гуманитарной ситуацией в новых независимых государствах, не было. Но не подкрепленные практическими шагами, пусть небольшими, но значимыми акциями в сфере двусторонних отношений, прежде всего экономических, вне связи с реальным положением дел в сфере обеспечения прав российских соотечественников в этих государствах, они оставались лишь декларациями о намерениях.

Сегодня можно с удовлетворением отметить кардинальное изменение ситуации. В своем выступлении на Втором Всемирном конгрессе российских соотечественников, проживающих за рубежом, состоявшемся в октябре 2006 г. в Санкт-Петербурге, Президент Российской Федерации В.В. Путин обозначил в качестве одной из ключевых задач российской дипломатии работу с диаспорой: «взаимодействие с диаспорой, поддержка и защита прав соотечественников являются одним из наших национальных приоритетов, и такой подход продиктован логикой развития нашей страны»*.

(*Материалы Всемирного конгресса соотечественников: Итоговый стенографический сборник. – СПб., 2006. – С. 5)

Для определения основных направлений работы с русскоязычным населением постсоветского пространства, подготовки конкретных предложений по поддержке диаспоры, необходим глубокий, всесторонний анализ причин сложившегося положения, определение задач на ближайшую и долгосрочную перспективы.

Одним из важнейших признаков осознания современной российской политической и интеллектуальной элитой новых тенденций в начале XXI в. является обращение к концепту «общего гуманитарного пространства» применительно к большей части постсоветского мира. Идея формирования единого гуманитарного пространства была озвучена Президентом РФ В.В. Путиным в ежегодном послании Федеральному собранию РФ 10 мая 2006 г., что свидетельствует о ее концептуальном оформлении.

С особой надеждой в среде интеллигенции была воспринята идея консолидации и структурирования Русского мира – важнейшего экономического, общественно-политического и интеллектуального ресурса России, составной части современной цивилизации. Русский мир не станет реальностью, если не будут укрепляться его духовные основы, обеспечено сохранение языка, культуры и традиций россиян во всем их многонациональном колорите.

В этой связи на постсоветском пространстве в поле особого внимания оказались вопросы статуса языка и культуры каждого из народов, не относящихся к титульному этносу. Прямое и косвенное ограничение прав в общественно-политической и социально-экономической жизни «нетитульных» народов, сокращение русскоязычного образовательного пространства – эти вопросы находятся в центре внимания широкой общественности, как в Российской Федерации, так и в новых независимых государствах и требуют глубокого научного изучения и систематизации.

Нет сомнения в том, что русскому языку и культуре на постсоветском пространстве принадлежит особая роль, поэтому существует потребность в исследовании политико-правовых механизмов регулирования национальных отношений, целесообразности избранных форм, способов и средств реализации этнокультурной политики России по отношению к соотечественникам ближнего и дальнего зарубежья.

В условиях Российской Федерации несомненный интерес представляет опыт субъектов Федерации, участвующих в реализации государственной политики по поддержке соотечественников за рубежом. Одним из наиболее активных проводников сформулированной Президентом РФ политики в отношении зарубежных соотечественников является Правительство Москвы. На Первом Всемирном конгрессе российских соотечественников, проживающих за рубежом (октябрь 2001 г.), мэр Москвы Ю.М. Лужков подчеркнул: «Сегодня мы присутствуем на историческом событии – новая Россия, на старте нового тысячелетия, предпринимает усилия по созданию эффективной системы поддержки миллионов соотечественников, раскиданных судьбой по всему миру»*.

(*Конгресс соотечественников, проживающих за рубежом. 11–12 октября 2001 года. Москва. Итоговые материалы. – М.: Дрофа, 2001. – С.111)

Именно Москва, в силу особого статуса и исторических традиций, финансово-экономического потенциала и информационного ресурса, являясь лидером в деле поддержки зарубежных российских соотечественников, активно апробирует новые модели взаимодействия с бизнес-кругами и интеллектуальной элитой русскоязычного зарубежья. Анализ деятельности Правительства Москвы в данном направлении необходимо рассматривать в контексте общегосударственного и общемирового опыта по взаимодействию с российскими соотечественниками.

Новый этап в развитии российской политики по отношению к соотечественникам предполагает необходимость широкого обобщения и углубленного анализа практической деятельности в области защиты их прав крупнейшими международными организациями, а также отдельными государствами, в том числе и Россией.

Осмысление этой многогранной работы позволяет сформулировать важнейшие составляющие международно-правового опыта защиты прав соотечественников, актуальных моделей взаимодействия современных государств с зарубежными диаспорами. Как отмечают эксперты, спецификой диаспоральной политики является многоакторность этого процесса. В качестве реализаторов данной политики выступают не только государственные структуры, но и финансово-экономические группы, информационные сети, общественные и политические движения, пытающиеся за счет потенциала зарубежных диаспор расширить поле своей деятельности и увеличить корпоративный ресурс.

Феномен российской диаспоры с точки зрения политической науки еще не вполне изучен. На наш взгляд, российских соотечественников целесообразно рассматривать как гигантский экономический, интеллектуальный и демографический потенциал России, но, учитывая их сложное положение в странах СНГ, следует серьезное внимание уделить формам и механизмам поддержки соотечественников.

В предложенной на суд читателя монографии представлено современное положение российских соотечественников в странах СНГ, Балтии и некоторых государствах дальнего зарубежья, проведен дифференцированный анализ важнейших правовых документов, определяющих политику России в отношении соотечественников*, всесторонне проанализирован уникальный фактический материал, ставший результатом комплексных мониторинговых исследований, проведенных специалистами в области политологии и социологии под руководством и при участии автора, привлекаются наработки других исследователей, материалы российской и зарубежной прессы.

(*Наиболее важные документы и материалы, как в извлечениях, так и в полном объеме, помещены в Приложении к данной работе в соответствии с хронологическим принципом)

Полагаем, что высказанные нами соображения, сделанные в результате анализа обеспечения гражданско-политических, социально-экономических, культурно-образовательных и иных прав русскоязычной диаспоры, могут оказаться полезными для определения перспектив и оптимальных путей выстраивания взаимоотношений с российскими соотечественниками, как в рамках патерналистской, так и прагматической моделей взаимодействия.

Глава I. «Русский мир» как социокультурный феномен

1. 1. Современные диаспоры как транснациональные сети

Термин «диаспора», в переводе с греческого означающий «рассеивание, распыление», изначально применялся в основном по отношению к иудеям и евреям*. В последние годы этот термин получил широкое распространение в научной и публицистической литературе, более того, каждое солидное корпоративное издание или монография в качестве обязательного компонента содержат размышления авторов относительно понятия «диаспора»**. Однако следует признать отсутствие строгой дефиниции этого понятия, несмотря на то, что большинство исследователей склонны утверждать: диаспора – это часть этноса, проживающая за пределами своего национального государства***. К примеру, согласно дефиниции, предложенной В. Коннором, «диаспора – та часть народа, которая живет вне родины». М. Дж. Эсман определяет диаспору как «возникшее в результате миграции этническое меньшинство, сохраняющее связь со страной своего происхождения»****.

(*Ban, Csilla. A Magyar diazspora Kozep-Kolet-Europaban. Szakdolgozat, ELTE, Budapest, 1997)
    (**Идентичность и конфликт в постсоветских государствах: Сборник статей /Под ред. М. Брилл Олкотт, В. Тишкова, А. Малашенко. – М., 1997; Материалы круглого стола «Этничность и диаспоральность». – М., 1997; Новые диаспоры /Под ред. В.И. Мукомеля и Э.А. Паина // Центр этнополитических и региональных исследований. – М., 2002; Полоскова Т.В. Современные диаспоры. Внутриполитические и международные аспекты. – М.: Научная книга, 2002; Аствацатурова М.А. Диаспоры в Российской Федерации: формирование и управление. – Р-на-Д., Пятигорск, 2002.; Международный форум «Зарубежная диаспора – интеллектуальный ресурс России» // Информационный бюллетень. – М., 2003; Попков В.Д. Феномен этнических диаспор. – М., 2003; Российская диаспора в странах СНГ и Балтии: состояние и перспективы. – М., 2004; Российская диаспора на пространстве СНГ /Институт диаспоры и интеграции (Институт стран СНГ). – М., 2007)
    (***Иларионова Т.С. Этническая группа: генезис и проблемы самоопределения (теория диаспоры). – М., 1994; Кушхабиев А.В. Генезис черкесской диаспоры в арабском мире (на примере Сирии). – М., 1991; Ли Квангю. Корейская диаспора в мировом контексте // Этнографическое обозрение. – 1992. – № 6; Котов О.В. Осколки этносов // Этнос и его подразделение. – М., 1992; Лебедева Н.Н. Русская диаспора или часть русского народа? (К проблеме самоопределения русских на Украине) // Русские в ближнем зарубежье. – М., 1994)
    (****Milton J. Esman. Ethnic Pluralism and International Relations. Canadian Review of Studies in Nationalism.XV11. 1-2 (1990))

Т.В. Полоскова в своей монографии «Современные диаспоры. Внутриполитические и международные аспекты» (М.: Научная книга, 2002)*, выстраивая концепцию диаспоры, выявляя ее этнокультурные и этнополитические характеристики, указывает на некоторых исследователей (Ж.Т. Тощенко, Т.И. Чаптыкова, С.В. Соколовский, И.Г. Петров и др.), которые трактуют понятие диаспоры более широко, относя к ней также и этнические общности, проживающие в едином государстве, но за пределами своей «титульной» республики (чуваши, татары, буряты, башкиры и др.)**. «Ранее эти этнические образования, – пишут Ж. Тощенко и Т. Чаптыкова, – существовали в большинстве случаев в виде землячеств… с выполнением самых простейших функций поддержания как социальных, так и духовных контактов. Изменение экономической и социально-политической ситуации в России повлекло необходимость их консолидации в различных регионах для участия и выполнения функций, которые требовались как для их исторической Родины, для родного им народа, так и для сохранения себя как 
особой этнической общности»***. Согласно типологизации, предложенной этими авторами, диаспоры делятся на внутренние – проживающие в пределах одного государства, но в иноэтнической среде и внешние – за пределами государства – родины этноса****, что не противоречит подходу Ж. Ананяна и В. Хачатуряна*****, предложенному ими несколько ранее.

(*Полоскова Т.В. Современные диаспоры… – С. 17)
    (**Тощенко Ж.Т., Чаптыкова Т.И. Диаспора как объект социологического исследования // Социс. – 1996. – № 12)
    (***Тощенко Ж.Т., Чаптыкова Т.И. Указ. соч. – С. 33)
    (****Тощенко Ж.Т., Чаптыкова Т.И. Указ. соч. – С. 37)
    (*****Ананян Ж., Хачатурян В. Армянские общины в России. – Ереван, 1993)

По классификации Дж. Армстронга диаспоры делятся на «мобилизованные» – те, которые обладают высоким политическим, экономическим, организационным потенциалом и «пролетарские», не имеющие навыков для «эффективного действия в своих коллективных интересах»*.

(*Armstrong. John A. Mobilized and Proletarian Diasporas. American political Science Review.70. – 1976. – N 2. – June)

Т.В. Полоскова считает, что дефиницию понятия диаспоры следует начать с выделения системообразующих признаков, к которым относит: 1) этническую идентичность; 2) общность культурных ценностей; 3) социокультурную антитезу, выражающуюся в стремлении сохранить этническую и культурную самобытность; 4) представление (чаще всего в виде архетипа) о наличии общего исторического происхождения. «С точки зрения политологического анализа, определяющего место диаспор в системе политических институтов, – продолжает автор, – важно не только характерное для диаспор осознание себя частью народа, проживающего в ином государстве, но и наличие собственной стратегии взаимоотношений с государством проживания и исторической родиной (или ее символом); формирование институтов и организаций, деятельность которых направлена на сохранение и развитие этнической идентичности. Иными словами, диаспора, в отличие от этнической группы, всегда институциирована и несет в себе не только этнокультурное, но и этнополитическое содержание»*.

(*Полоскова Т.В. Указ. соч. – С. 18)

Практически все исследователи единодушны в том, что взаимоотношения диаспоры и титульного государства – ключевой аспект в международном измерении проблемы развития диаспоральных организаций. В этой связи интерес вызывает оценка известного финского исследователя С. Лаллукки: «явление диаспоры имеет измерение, относящееся к сфере международных отношений»*.

(*Лаллукка С. К типологизации развития диаспорных идентичностей финно-угров России // Финно-угорский вестник. – 1999. – № 1(13))

Е. Шик, ссылаясь на социологические исследования Бана, дает в своей статье следующие характеристики понятия «диаспора»: «население мигрантов, которое отличается по своей этнической принадлежности от населения страны пребывания, где оно создает меньшинство, испытывает сильную ностальгию и/или стремится к активным связям со страной происхождения, в которую оно постоянно готово вернуться, и никогда, по сути, не возвращается»*. Последнее определение аккумулировало в себе существенные составляющие понятия «диаспора», однако такая позиция как «население мигрантов» приложима не ко всем случаям. К примеру, российские соотечественники в странах СНГ и Балтии не подпадают под такое определение, тем более, что они сами категорически отвергают свое отнесение к «диаспоре». В предисловии к мониторинговому исследованию «Российская диаспора на пространстве СНГ» (М., 2007) приводится очевидный и убедительный аргумент: «…основная масса русских, оказавшаяся за пределами Российской Федерации, никуда не уезжала – прежнее государс
во уехало от них без их согласия»**.

(*Шик Е. Приблизительные выкладки о понятии «диаспора» и экспериментальные наблюдения его применения в венгерском контексте // Новые диаспоры. – М., 2002. – С. 22)
    (**Российская диаспора на пространстве СНГ…– М., 2007. – С. 5)

Действительно, распад СССР и образование новых независимых государств привели к появлению этнокультурного феномена, не имеющего ни правового, ни строго научного определения – российской диаспоры, включающей, по оценкам, более 50 млн. советских людей, оказавшихся за пределами своей этнической Родины. Миграционные потоки, имевшие, да и имеющие по сей день место на территории всего постсоветского пространства, разумеется, привели к значительному уменьшению этой цифры, но остающиеся за пределами России около 25 млн. россиян ближнего и 11 млн. – дальнего зарубежья, составляя основу современной зарубежной российской диаспоры, ожидают практического решения своих проблем*. Зарубежные исследователи, в частности М. Дж. Эсман, выделяют следующие формы взаимодействия диаспоры, страны проживания и так называемой исторической родины: обращение родной страны за помощью к диаспоре; диаспора способна непосредственно влиять сама на события в стране проживания и в стране «исхода»; страна «исхода» может выступить в защиту прав 
и интересов своей диаспоры**, однако эти вопросы настолько важны, что будут рассмотрены нами в специальной главе.

(*Официальные данные, к примеру, материалы Справочника российского соотечественника (2006) содержат более скромные количественные показатели. Вероятно, трудности точной статистической фиксации связаны с перманентными миграционными процессами. – Авт.)
    (**Milton J. Esman. Указ. соч. – С. 83–84)

Вероятно, можно было бы приводить здесь все новые и новые дефиниции понятия «диаспора»*, все новые концептуальные подходы**, безусловно, заслуживающие внимания, отражающие типологию, структурные и системные признаки диаспоры, однако в аспекте нашего исследования более актуальным является понимание и выделение нескольких важных моментов, с очевидностью вытекающих из следующих рассуждений.

(*Предложения О. Генисаретского, В.А. Никитина, А. Пископпель, В. Ракитянского, С. Соколовского относительно понятия «диаспора» нашли отражение в материалах круглого стола «Этничность и диаспоральность»… – М., 1997. – С. 141, 112, 103, 118, 83, 10)
    (**Гозман Л.Я., Шестопал Е.Б. Политическая психология. – Ростов-на-Дону, 1996; Градировский С., Тупицын А. Диаспоры в меняющемся мире // Независимая газета. – 1998. – № 7 (8), июль; Крупнов А. Русская диаспора как форма этнонационального отделения. Сетевой проект организации русской диаспоры // Современные диаспоры. – М., 1998; Лебедева Н.М., Хохлов А.А. Русские в республиках бывшего Союза: предрешен ли исход? (Из опыта этнопсихологического исследования) // Русские в ближнем зарубежье. – М., 1994; Никитин В.А. К понятию диаспоры. – М., 1997; Поздняков Э.А. Нация. Национализм. Политика // Национализм: теория и практика. – М., 1994; Полоскова Т.В. Указ. соч.; Попков В.Д. Указ. соч.; Скринник В.М. Современные диаспоры как транснациональные сети // Диалог цивилизаций. Культурно-цивилизационные мосты истории и современность. – Бишкек: Илим, 2007. – № 7.– С.45– 49; Спектор Р. Необходим новый подход к диаспорам // Российская газета. – 1999. – 29 мая)

Одно из них базируется на понимании того, что в основе современного мира лежит усиление взаимовлияния между различными типами обществ и культур, выступающих в качестве важных факторов развития цивилизации и международного диалога. Помимо государств, которые взаимодействуют между собой и являются центрами притяжения, присутствуют иные участники системы международных связей, включая глобальные и разнообразные функциональные инфраструктуры (информационные и коммуникационные сети, конфессии, финансово-промышленные группы, этнические диаспоры и т. п.), оказывающие не меньшее, а иногда и большее влияние на развитие мировых процессов*. Эти новые структуры рассматривают государство как механизм реализации собственных целей и задач, а, следовательно, стремятся поддержать его, предельно адаптировав к корпоративным интересам.

(*Материалы круглого стола «Этничность и диаспоральность»… – С. 142)

Можно говорить о существовании целого ряда реальных, эффективно действующих сетевых структур, которые вообще не настроены на конфликт с государством, а предпочитают плавное включение его ресурса в свою орбиту, по возможности безболезненно и зачастую незаметно для самого объекта. Сеть политконсалтинговых групп, функционирующих, в том числе, и в России, и довольно часто реально влияющих на внутри— и внешнеполитическую линию государства, не может эффективно действовать без наличия провайдеров в системе государственной власти. Кто в этой связке ключевой игрок – сказать сложно, но система сложилась и существует.

Таким образом, феномен диаспоры нельзя понять без анализа различных компонентов глобализации (современная диаспора – транснациональная община) и, во-вторых, неотъемлемым условием изучения феномена диаспоры является процесс распознания различных ее типов (т. е. необходимо определить, является ли страна происхождения диаспоры суверенной, является ли диаспора результатом добровольной миграции или вынужденного переселения и т. п.)*.

(*Шик Е.Указ. соч. – С. 23)

Заслуживает особых комментариев, на наш взгляд, первый компонент глобализации. Так, эксперты констатируют, что быстрый рост глобальных взаимосвязей подрывает базу современной демократии – национальное государство и создает условия для включения в процессы транснационального управления новых фигурантов. В результате государство оказывается пойманным в сеть новых взаимоотношений, в которых превалируют квазинациональные, межгосударственные и транснациональные силы, и поэтому зачастую неспособно определять собственную судьбу*.

(*См. Held D. Democracy and the Global Order. From the modern State to Cosmopolitan Governance. Great Britain, 1955. – P.55)

На наш взгляд, складывающиеся на протяжении нескольких последних десятилетий общемировые тенденции, приводящие к новым формам и определениям диаспоры, предполагают более динамичное и менее строгое использование понятия «диаспора». Важными причинами этого являются новые и недорогие технологии, используемые в качестве средств связи (телефон, электронная почта, почтовые услуги и банковское обслуживание), сделавшие возможным реорганизацию диаспоры в транснациональные общины: «Возросшее число средств связи, совместно с доступными и недорогими возможностями передвигаться, позволили членам диаспоры, мечтающим одновременно присутствовать в стране происхождение и проживания, реализовать свои мечты. Эти возможности снижают таинственную привлекательность и эмоциональное напряжение, связанное с давним отъездом и существующим расстоянием до страны происхождения, одновременно улучшая условия взаимного экономического сотрудничества и политической деятельности»*. Очевидно, что такая ситуация многое меняет, и членам современной транснациональной диаспоры больше не приходится выбирать между ассимиляцией и сохранением ценностей этнического меньшинства: вместо этого они могут стать участниками обеих сторон**. Е. Шик указывает, что не менее значимыми, наряду с вышеуказанными, причинами приумножения транснациональных диаспор являются такие политические и культурные аспекты глобализации, как ослабление национальных государств, влияние диаспор на процесс законотворчества, финансирование диаспор извне, мультикультурализм, распространение сфер потребления и др.***

(*Новые диаспоры… – С. 25)
    (**См. подробнее: Doomernik, Jeroen. A Society without Borders? «Russian» Transnational Communities in Western Europe, Paper presented at the conference on «Central and Eastern Europe New Migrations Space», Pultusk, 1997. – Desember 11–13; Romaniszyn Krystyna. The Invisible Community: Undocumented Polish Workers in Athens, New Community. – 1996. – 22 (2). – P. 321–333)
    (***Шик Е. Указ. соч. – С. 25)

Поскольку сегодня серьезной альтернативы глобализации не наблюдается, возникает ощущение, что игнорировать либо скорректировать этот процесс невозможно, хотя вряд ли кто из сторонников глобализации может вразумительно объяснить возможные ее последствия для России и четко сформулировать место нашей страны в формирующемся мире, однако это уже тема другого разговора.

Сама дефиниция понятия глобализации достаточно расплывчата. Нам представляется наиболее продуктивным подход С.Б. Переслегина, согласно которому в современной политологии под термином «глобализация» принято обозначать два совершенно разных процесса. Во-первых, это естественный исторический процесс, связанный с исчерпанием на земле свободного экономического пространства. Во-вторых, это геополитический проект западных (прежде всего американских) элит, направленный на унификацию и интеграцию мировой экономики. Задачей геополитической стратегии является анализ позиции и определение методов ее преобразования в желательную сторону*.

(*Переслегин С.Б. Самоучитель игры на «мировой шахматной доске»: Законы геополитики. Классика геополитики. ХХ век. – М., 2003. – С.700)

Как прогнозируют сторонники глобализации, человечество придет к формированию нового информационного и корпоративного слоя. Побочными эффектами данного процесса называют отмирание национальных государств и создание сетевых транснациональных правительств. В этой связи вызывает интерес мнение К.Ф. Затулина, научного руководителя мониторингового исследования «Российская диаспора на пространстве СНГ» (М., 2007), изложенное им в предисловии к сборнику: «Само по себе наличие большой, даже огромной диаспоры, не является аномалией в мире, где государственные границы и условия жизни подвержены постоянному изменению. В глобализирующемся человеческом сообществе, по мнению некоторых исследователей, правилом становится жизнь человека в диаспоре, а не в «своем» национальном государстве. Утверждают, что мир теперь – в первую очередь, совокупность народов и их диаспор, а не национальных государств»*. Может быть, правильнее ставить вопрос не о создании, а о возможности легализации давно действующих сетевых структур?

(*Российская диаспора на пространстве СНГ… – М., 2007. – С. 5)

По оценке Т. Фаиста, транснациональные сети связей характеризуются постоянной циркуляцией товаров, людей, информации через границы национальных государств*, однако ситуация осложняется тем, что вместо курса на выстраивание партнерских отношений с объектами, включенными в негосударственные сетевые структуры, государственный аппарат начинает относиться к ним как к аномалии, либо вообще не верит в существование подобных образований. Самому существованию сетевых структур просто отказывают в реальности – так проще и понятней, и это естественно, поскольку ломку привычной картины мира выдержать может далеко не каждый. Если же говорить о реальных перспективах России в системе международных связей, то появление новых государственных структур, в том числе в рамках Администрации Президента, и передача функций по работе с соотечественниками МИДу России может стать отправной точкой для налаживания новых коммуникаций по работе с диаспорой, соответствующих и государственным интересам и задачам по ее сохранению. Глобализация 
как тенденция к сокращению барьеров и расстояний и образованию единых экономических, информационных и прочих пространств – реальность нашего времени, и с этим нельзя не считаться.

(*The Volume and Dinamics of International Migration and Transnational Social Spaces. Clarendon Press, Oxford. – Р. 208)

Возвращаясь к нашим рассуждениям о диаспоре, отметим, что внутри одной диаспоры можно вычленить разные социальные слои, что в принципе говорит о ней не как о корпоративном сообществе, а как о союзе корпораций. Выживает та диаспора, которой удается соединить интересы различных социальных групп, в нее входящих, являющихся хранителями этнокультурного наследия, обеспечивающих экономическую основу выживания диаспоры и создающих общественно-политические условия для сохранения диаспоры.

Особенно важны персоналии и институции, являющиеся связующими звеньями между этими группами интересов. Много и достаточно активно пишут о таком явлении как диаспоральный лоббизм*, но ничего (или почти ничего) не пишут о диаспоральных коммуникациях и коммуникаторах. На наш взгляд, в ситуации структурирования, которую сейчас переживает российская диаспора, именно механизмы коммуникации носят центральный характер. Значимы коммуникативные механизмы и их персонификация как в сфере взаимодействия между различными группами интересов в диаспоре, так и между этими группами и обществом, между диаспорой и государством, в том числе титульным, что представляется наиболее важным.

(*О положении российских соотечественников в зарубежных государствах // Эстония и Россия, эстонцы и русские – диалог. – Таллинн, 1998; Завец Т. Падающее сочувствие //Беженцы, мигранты и счастливые охотники /Под ред. Е. Шик. Венгерская академия наук, Институт политических наук. – Будапешт, 1992. – С. 49 –58 (на венгерском яз.); Смирнов В.В., Изотов С.В. Лоббизм в России и за рубежом: политико-правовые проблемы //МЭ и МО. – 1996. – № 6)

Феномен современных диаспор содержит в себе до сих пор слабо исследованное явление наложения друг на друга социальных, этнических и политических пространств, вследствие чего стало возможным возникновение и существование глобальных этнических анклавов, пересекающих границы культур и государств*. Как видим, данный тезис вновь возвращает нас к значимости коммуникационных линий и диаспоральной логистики.

(*Попков В.Д. Указ.соч. – С. 28)

По оценке Г. Шеффера, вследствие желания диаспор сохранять контакты со странами «исхода» и другими общинами того же этнического происхождения, явно присутствует стремление диаспор к созданию трансгосударственных сетей. Это касается как классических, так и современных диаспор. Существование таких сетей может создавать конфликты с принимающими странами. Однако попытки сдерживать развитие сетей не могут привести к успеху. В целом диаспоры успешно пользуются своими сетями для проведения как легальных, так и нелегальных мероприятий; «разрушить или парализовать эти сети или завладеть ресурсами, которые через них проходят, практически не представляется возможным»*. С последним тезисом частично можно поспорить. Разрушить сложно, а вот использовать при наличии совпадающих интересов можно.

(*Sheffer, Gabriel. From Diasporas to Migrants, from Migrants to Diasporas, Paper presented at the conference on «Diasporas and Ethnic Migrations in 20-th Century Europe. – Berlin. – 1999. – May 20–23; Ethnic Diasporas: A Threat to their Hosts? In International Migration and Security. (Ed.) by Miron Weiner. Boulder, San Francisko, Oxford)

Иными словами, речь идет о создании сети социальных институтов той или иной диаспоры в различных странах и о структурировании транснациональных пространств, что предполагает наличие следующих условий: социальная база (демографический, этнокультурный материал), институции, инфраструктура (диаспоральная логистика). Например, А. Бра считает, что уместно говорить о пространстве диаспоры, которое, как и пространство «миграции и перемещения», представляет глобальное условие культуры, экономики и политики*. Ю.М. Плотинский в этой связи пишет: «Тысячелетние переселения и рассеяния народов привели к возникновению многочисленных диаспор и локальных меньшинств, в качестве которых оказываются как пришельцы, так и автохтоны»**.

(*Brah A. Cartographies of Diasporas: Contesting identities. – London and New York., 1996)
    (**Плотинский Ю.М. Теоретические и эмпирические модели социальных процессов. – М., 1998. – С. 38)

Очевидно, что в подобном контексте спор о традиционной терминологии – национальные меньшинства, нации-партнеры или диаспоры* – представляется вообще лишенным смысла. Речь идет о сетевых структурах, а как их именовать – это вопрос вторичный, именно поэтому мы не ставим своей задачей рассмотрение дефиниций и дихотомии таких, безусловно, важных для осмысления сути вопроса понятий, как «этнос – диаспора», «этническая группа – диаспора», «этническое меньшинство – диаспора». На наш взгляд, заслуживает внимания в данной связи исследование этих соотношений, предложенное Т.В. Полосковой**.

(*См. подробнее: Иваненко И.П. Межнациональные отношения. Термины и определения. – Киев, 1991, а также указ. соч. Иларионовой Т.С. , Плотинского Ю.М., Полосковой Т.В. и др. авторов)
    (**См. подробно: Попков В.Д. Указ.соч. – С. 51)

Большинство авторов сходятся во мнении, что существование пространства диаспоры серьезно усложняет проблемы, как принимающего общества, так и общества «исхода». Основной аргумент в пользу данного утверждения заключается в том, что пространство диаспоры «населено» не только теми, кто мигрировал и их потомками, но равным образом и теми, кто остался в стране «исхода». Другими словами, «пространство диаспоры» включает в себя не только всю совокупность связанных генеалогий рассеяния, но и тех, кто «остается на месте». Сеть связей транснационального пространства возникает, как считает В.Д. Попков, через цепочечную миграцию, что существенно облегчает коммуникацию для вновь прибывших мигрантов, позволяя удачно адаптироваться к новой культуре, и одновременно способствует сохранению большинства выигрышных моментов собственной культуры. В свою очередь, возникновение и укрепление двойной идентичности лежит в основе постоянно расширяющейся области организованной негосударственной и неконтролируемой сети взаимодействия и обмена между различными группами людей, которые образуют устойчивые связи, минуя государственные границы и институты*.

(*См. подробно: Попков В.Д. Указ.соч. – С. 51)

Диаспоральность в большинстве случаев является актом доброй воли и соответственно есть следствие желания объекта или группы людей включиться в некую систему отношений, достаточно условную, но почему-то очень им необходимую. Причины могут быть самые разнообразные, начиная от исторически сложившихся форм поведения и традиционной жизни в диаспоре, до необходимости консолидации в целях защиты собственных и корпоративных прав, либо выбора диаспоральности в качестве профессии и средства решения социально-экономических проблем (феномен «профессиональных русских» в странах ближнего зарубежья).

В то же время диаспоральные сети являются не только саморазвивающейся структурой, но и способны к саморазрушению, в том случае, если отсутствуют внутренние механизмы урегулирования противоречий. В диаспорах выделяются так называемые разностатусные группы, между которыми возможно разрастание внутренних противоречий. А именно, между представителями старожильческих слоев и переселенцами новой и новейшей волн, представителями разных регионов и мест «исхода»; традиционными слоями и модернизированными кругами; этнической элитой и широкими слоями диаспоры; группами диаспоры в рамках конкурирующих национально-культурных объединений*. Спецификой современной российской диаспоры является то обстоятельство, что на самом первичном этапе, связанном с координацией интересов внутри диаспоры, противоречия не разрушают некий единый организм, но и не дают его создать.

(*Аствацатурова М.А. Указ. соч. – С. 69)

Главнейшая общественная интрига жизни диаспоры состоит в сохранении баланса между выгодной ассимиляцией и интеграцией, с одной стороны, и необходимой этноограниченностью и этнодистанцией с другой стороны*. Ассимиляция зачастую отрицается в принципе, интеграция у значительной части диаспоры вызывает опасения и ассоциируется со скрытой ассимиляцией, а этнодистанция становится самоцелью и трансформируется в сегрегацию. В результате диаспора лишает себя стратегической цели – стать корпорацией с коммуникативными функциями, что и может ей обеспечить интерес со стороны других игроков.

(*Аствацатурова М.А. Указ. соч. – С. 49)

Следует отметить, что ряд ученых, в частности, уже неоднократно цитируемые нами Т.В. Полоскова и М.А. Аствацатурова, в качестве важнейшего системообразующего диаспорального признака выделяют институциональность: «…решающим признаком диаспоры выступает именно формирование институтов и организаций, деятельность которых направлена на сохранение и развитие этнической идентичности, на эффективную социализацию»*. Однако само по себе наличие институтов без коммуникативных внедиаспоральных функций и соответствующей инфраструктуры для их реализации делает диаспору возможно и самодостаточной, но обреченной на изоляцию, что в современном мире означает то же самое, что и небытие.

(*Аствацатурова М.А. Указ. соч. – С. 39)

Хорошо понимая это, Правительство Москвы, например, прилагает огромные усилия для выстраивания двусторонних и междиаспоральных связей: создан Международный совет российских соотечественников, проведен Международный интеллектуальный форум российских соотечественников, создан постоянно действующий круглый стол «Зарубежная диаспора – экономический потенциал России», функционирует Межведомственная комиссия по работе с соотечественниками за рубежом. «Я убежден, – заявил Мэр Москвы Ю.Н. Лужков, открывая в октябре 2003 г. Международный форум «Зарубежная диаспора – интеллектуальный потенциал России», – для того, чтобы эффективно работать с соотечественниками, необходимо выстроить надежную систему координации этого процесса… Работа Международного совета российских соотечественников должна быть направлена на обеспечение взаимодействия и сотрудничества общественных организаций русского зарубежья; упрочение их общественного и экономического влияния в своих странах и связей с исторической Родиной; содействие диалогу и взаимному обогащению культур, укреплению международного авторитета России»*.

(*Международный форум «Зарубежная диаспора – интеллектуальный потенциал России»… – С. 6–9)

Именно Москва, в силу своего особого статуса и истори¬чески сложившихся традиций, является безусловным лидером среди российских регионов в деле под¬держки зарубежных соотечественников. В последние годы на «московской площадке» осуществляются федеральные программы, проходит адаптация новых моделей взаимодействия с зарубежной диаспорой. Данное обстоятельство делает особенно актуальным изучение опыта работы Правительства Москвы как одного из инструментов реализации политики России по поддержке зарубежных соотечественников, чему посвящена отдельная глава книги.

Исследование диаспоральной тематики хотелось бы завершить небольшим аналитическим материалом, демонстрирующим разнообразные формы бытования диаспор в мире, что еще раз позволяет нам подчеркнуть не столько сложный характер понятия «диаспора» в применении к каждому конкретному случаю, сколько, что, собственно, и хотелось продемонстрировать, спорный характер предлагаемых дефиниций по отношению к российским соотечественникам, оказавшимся после распада Союза за пределами некогда единого государства.

Поскольку, как было сказано выше, современное понятие диаспоры не соответствует своему первоначальному иудо-еврейскому культурному контексту, хотелось бы начать наш анализ именно с исследования феномена еврейства как классического случая диаспоры, своеобразной «макрокультурной модели», давно сложившейся, пережившей не одну трансформацию общества и создавшей необычайно эффективную инфраструктуру*.

(*Евреи. По страницам истории. – Минск: Завигер, 1997; Теуш В.Л. О духовной истории еврейского народа. – М., 1998;Членов М. Еврейство в системе цивилизаций (постановка вопроса) // Диаспоры. – 1999. – № 1. – С. 34–57)

По оценке исследователей, к одной из основных стратегий еврейской диаспоры относится как раз наличие и поддержание сети коммуникаций. А именно, для того, чтобы оставаться живой, активно функционирующей диаспорой, евреям были необходимы действующие коммуникационные сети между различными общинами*.

(*Памерань Г. Послесловие к книге В.Л. Теуша «О духовной истории еврейского народа». – М., 1998; Членов М. Указ. соч.; Юхнева Н.В. Между традиционализмом и ассимиляцией (о феномене русского еврейства) // Диаспоры. – 1999. – №1. – С.16–40)

Причем отличительной особенностью еврейской диаспоры всегда было то, что она постоянно находилась в коммуникационных центрах соответствующей политической единицы, будь то нынешний Нью-Йорк или античный Рим. Это позволяло не только поддерживать контакты между общинами, но и иметь определенный вес и влияние в принимающей стране, что в принципе было не характерно для позиции обычного этнического меньшинства*.

(*См. Попков В.Д. Указ. соч. – С. 34)

Российские евреи как диаспора отличаются особыми субэтническими характеристиками, главная из которых – принадлежность к двум культурам – еврейской и русской. Действительно, евреи как диаспора подверглись в России ассимиляции и аккультурации, что не было связано с отказом от иудейства, но предусматривало принятие (в определенных пределах) русской культурно-бытовой модели и возникновение русского еврейского билингвизма*.

(*См. Юхнева Н.В. Указ. соч. – С.16–40)

Таким образом, еврейская диаспора выступает как модель приватизации этно-тео-культурно-языковой истории*, механизмом которой выступает рассеяние-собирание народа**. В результате, получив возможность проживать в собственном национальном государстве, евреи не стремятся съехаться вместе, а еврейская диаспора остается значимым элементом жизни еврейского народа.

(*«Тео-этно-культурные» диаспоры как разновидность этнической диаспоры выделяются О. Генисаретским, однако, как нам представляется, особый акцент на теологическом компоненте вряд ли может быть признан определяющим. – Авт. См.: Материалы круглого стола «Этничность и диаспоральность»… – С. 118)
    (**Спектор Р.И. Диаспора как путь приватизации этнической истории // Международный журнал «Магиструм». Том «Диаспоры». – С. 350)

Новые тенденции, связанные с усилением прагматических аспектов, переживает современная китайская диаспора. По оценке Zhuang Guotu, ведущего специалиста КНР по проблемам «заморских китайцев», «две подвижки были объектом внимания китайского правительства, начиная с 1978 г.: богатство заморских китайцев и новые китайские эмигранты»*.

(*Zhuang Guotu. Policies of the Chinese Government toward Overseas Chinese Since 1978 // The Asia – Pacific world and China:Human development. – Tokio, 2000. – No 10. – Р. 45)

Новые мигранты признаются как высоко полезный ресурс для экономического строительства в Китае, привлечения иностранных инвесторов и бизнес-партнеров. Усиление работы с новыми мигрантами также имеет важный реалистический смысл и большую значимость для продвижения модернизации китайского государства, включая расширение национального присутствия и развитие отношений со странами проживания китайской диаспоры*.

(*См. Shanghai New Migrants Research Project Team. 1997)

Представители официальных кругов китайских провинций также оценивают новых мигрантов как продолжение локальной экономики. Идея «Global Chinese» как сетевого проекта активно претворяется Китаем, в том числе и в сфере масс-медиа, то есть очевидна практика встраивания диаспоральной инфраструктуры в коммуникационные сети государства как национальной корпорации.

По мнению аналитиков, существует проблема классификации экстерриториальных этнических венгров и причисления их к диаспоре*. Дело в том, что если венгры, живущие в западных странах, являются диаспорой, так как необходимость создания их общины есть результат миграции, то формирование венгерского населения в Карпатском бассейне не относится (по своей характеристике) к миграции: «…венгры Карпатского бассейна проживали в нем тысячу лет и никогда не покидали своей древней страны; это границы перемещались по отдельным частям нации»**. Действительно, после вступления в 1920 г. в силу Трианонского мирного договора, по которому Венгрия лишилась двух третей своей территории и более половины населения, три миллиона венгров оказались за пределами страны. Открытие за рубежом ряда венгерских объединений, венгероязычных школ и детских садов, розыск военнопленных – таковы результаты деятельности Союза зарубежных венгров, созданного вскоре после этих событий. В 1929 г. руководство Союза созвало 1-й всемирный конгресс венгров, а в 1938 г. был учрежден Всемирный союз венгров (ВСВ), в августе 1989 г. преобразованный в независимую общественную организацию. Кроме культурных, образовательных и информационных функций ВСВ выступает с такими инициативами, как формирование всемирного венгерского лобби, призванного «содействовать венгерской национальной интеграции»***.

(*Шик Е. Указ. соч. – С. 27–30)
    (**Vogel, Sandor. A magyar kisebbseg Pomaniaban, MKI Tanulmanyok, 8sz. – Budapest, 1997)
    (***Vogel, Sandor. Указ. соч.; Bonacich, Edna and Jonathan H. Turner. Toward Composite Theory of Middlemam Minorities // Ethnicity. – 1980. – № 7. – P. 144–158; Завец Т. Указ. соч. – С. 53–55)

К странам, обладающим достаточно многочисленной диаспорой, относится Италия. Из 66,5 млн. итальянцев более 8,5 млн. проживают в США; 1,35 млн. – в Аргентине; 1,1 млн. – во Франции; 600 тыс. – в ФРГ; 400 тыс. – в Швейцарии; 280 тыс. – в Бельгии; 280 тыс. – в Великобритании; 300 тыс. – в Австралии и Океании. Итальянские общины существуют в странах Африки и Азии.

В отличие от венгерской диаспоры, возникшей вследствие распада государственных образований, в основе современной итальянской диаспоры лежат миграционные процессы, обусловленные социально-экономическими причинами.

Как своеобразный этнокультурный феномен можно охарактеризовать италошвейцарцев (230 тыс., язык – итальянский), но это уже скорее самостоятельная государствообразующая нация, имеющая собственную диаспору во Франции, США и Аргентине. Хотя общий язык, сохранение итальянских обычаев и традиций являются основой для характеристики италошвейцарцев как важного фактора культурного и языкового присутствия Италии в Швейцарии. В свою очередь, италошвейцарцы могут быть этнокультурным «мостом» в развитии итало-швейцарских отношений*.

(*Существует ли итальянская диаспора в Швейцарии и Германии? – http://www.zhurnal.ru/boardZ/polit.281)

Итальянская диаспора в США является важным фактором экономического присутствия Италии, способствуя расширению ее влияния. Так, в сфере экономики существует налаженный механизм лоббирования выгодных заказов, подрядов, различных льгот предпринимателям из Италии, работающим в США. К экономическим контактам итальянской диаспоры с Италией относятся также инвестирование средств в итальянскую экономику, поддержка малообеспеченных слоев Италии богатыми американскими итальянцами (в основном, через родственные связи или благотворительные организации)*.

(*Clifford, James. Diasporas // Cultural Ansropology. – Vol. 9. – No. 3. – P. 302–338; Hall, Stuart. Cultural Identity and Diaspora. – 1990. – P. 222–237)

Итальянские диаспоральные объединения в Аргентине имеют следующие особенности: принцип формирования по зонам проживания на родине; принадлежность лидеров объединений к «средним слоям» – торговцы, предприниматели, служащие; разобщенность между организациями, объединяющими представителей различных «волн» итальянской эмиграции. Однако, несмотря на региональную и социальную пестроту, итальянской диаспоре удалось создать достаточно эффективное политическое и экономическое лобби.

Однако самым значимым аспектом является использование политического и экономического потенциала итальянской диаспоры для защиты национальных интересов и развития межгосударственных связей. В свою очередь, почти 9-миллионная диаспора серьезно влияет на внешнеполитические ориентации Италии.

Современный армянский мир консолидирован, устойчив к ассимиляции, а главное – структурирован как на региональном, так и на международном уровнях, включая не только межстрановые связи, но, что гораздо важнее, межстратовые*. Права Т. Полоскова, утверждая, что «устойчивость к ассимиляции достигается существованием некоего стержня, будь то национальная идея, историческая память, религиозные воззрения или нечто другое, что сплачивает, сохраняет этническую общность и не позволяет ей раствориться в иноэтнической среде»**. Для армян в ХХ веке таковой стала борьба за признание геноцида, а весь предыдущий период формирования армянской диаспоры был идеологически наполнен религиозной принадлежностью этого народа.

(*Фурман Д. Армянское национальное движение. История и психология // Свободная мысль. – 1992. – № 16. – С. 32–33)
    (**Полоскова Т.В. Указ. соч. – С. 60–61)

Связь этноса и религии у армян привела к особой устойчивости диаспоры, сопротивляемости ассимиляции. В средние века этнические барьеры были очень слабыми, а переход из одного этноса в другой – делом относительно легким. Но для армян, как и для евреев, хотя и в меньшей степени, он наталкивался на необходимость перехода в другую веру.

В настоящее время армянская диаспора является ядром армянского мира, обладающего самодостаточным общественно-политическим и финансово-экономическим потенциалом, реализующим функции лоббирования своих корпоративных интересов, в том числе самосохранения и укрепления.

Основой консолидации современной армянской диаспоры на институциональном уровне являются церковь, общественные, культурные, образовательные, политические организации, в том числе международного характера, также выполняющие двойную функцию укрепления общественно-политического, экономического потенциала армянского мира и оказания поддержки Армении*.

(*Армения и мир. – 1998. – № 3)

Армянская диаспора в зарубежных государствах, прежде всего в США, накопила солидный опыт по лоббированию политических и экономических интересов Республики Армения. Создан ряд активно действующих организаций, в том числе международного уровня, оказывающих финансовую и гуманитарную помощь Армении. Среди них Объединенный Армянский Фонд (США), который только за 1988 –1998 гг. передал Республике Армения более 30 млн. долларов гуманитарной и медицинской помощи; 21 млн. долларов были предоставлены армянскими общинами мира для осуществления поставки в Армению топлива.

Нельзя не отметить эффективные шаги Азербайджана по созданию лобби в России, в том числе с опорой на диаспоральный ресурс. Ключевую роль в этих процессах играет Всероссийский Азербайджанский Конгресс (ВАК)*, одной из задач которого является формирование позиции российского истеблишмента и общественного мнения относительно ситуации в Азербайджане и роли азербайджанской диаспоры в развитии российской экономики и культуры. ВАК использует в работе современные диаспоральные технологии и привлекает к сотрудничеству по структурированию азербайджанской диаспоры ведущих российских диаспорологов.

(*Всероссийский Азербайджанский Конгресс (ВАК) – общероссийская общественная организация, созданная в марте 2001 г. В настоящее время Конгресс объединяет в своем составе более 70 общественных азербайджанских организаций, в том числе региональных отделений в 68 субъектах Российской Федерации. См.: Еженедельный информационный ресурс «Азербайджанцы в России». http://www.azeri.ru/Diaspora; http://utkin.ru/text/appears/)

Небезынтересно стремление новых независимых государств выстраивать этнические сети. Так, казахстанские исследователи уделяют большое внимание прагматическим аспектам работы с зарубежной казахской диаспорой. За пределами территории Казахстана около 4 млн. 500 тысяч казахов проживают в 14 государствах бывшего СССР и 25 странах мира, из которых лишь около 800 тысяч представляют собой диаспору, остальные 3 млн. 700 тысяч являются казахской ирредентой, то есть «проживают на сопредельных с Казахстаном землях, оторванных от него и присоединенных к России, Китаю, Узбекистану в разные исторические периоды вследствие аферистических игр и амбиций политической элиты тех времен»*.

(*Мендикулова Г.М. Исторические судьбы казахской диаспоры. Происхождение и развитие. – Алма-Ата, 1997. – С. 3)

В 1992 г. казахское общество организовано в Великобритании. В ФРГ проживает около 900 казахов. Имеется два казахских общества – в Мюнхене и Кельне, пассивность которых очевидна и объясняется многими экспертами недостатком практического опыта ведения дел и подобного рода работы у их членов*.

(*Мендикулова Г.М. Указ. соч. – С. 215)

В Стамбуле (Турция) казахи имеют свой район проживания – Казахкент, с 1997 г. работает казахская школа. Казахи в США не имеют казахского общества, но при Индианском университете (Блумингтон) в 1996 г. была создана Казахская студенческая ассоциация*. Казахи, проживающие в Синьцзяне (Китай), в 1930–1940 гг. принимали участие в нескольких восстаниях против китайских властей, а в Илийском восстании 1944–1949 гг. играли доминирующую роль**.

(*Мендикулова Г.М. Указ. соч. – С. 208)
    (**Benson Linda . The Ili Rebellion: the Moslem Challenge to Chinese Authority in Xinjiang. Armonk.N.Y, 1990)

Разумеется, предпринятый нами экскурс в историю некоторых диаспор далеко не полон и потому не претендует на всесторонний охват и тем более оценку представленного материала, очевидно и отсутствие в нем обстоятельных сведений о российских соотечественниках в странах ближнего и дальнего зарубежья. Как было сказано в преамбуле к этому материалу, такой задачи мы перед собой и не ставили, зная, что подробные результаты исследования ситуации с российскими соотечественниками найдут отражение в специальной главе данной работы. Нас интересовало другое.

Возможно ли в перспективе формирование коммуникационных сетей между диаспорами? Конечно, вопрос остается открытым, но уже сейчас в диаспоральном сообществе определились лидеры и аутсайдеры. Лидеры – несомненно те, кто начали выстраивать транснациональные сети раньше. Однако сложившаяся система и уязвима в силу своей устойчивости и предельной адаптационности. Во всяком случае, у российской диаспоры есть шанс, учитывая разнообразную гамму факторов и сложившихся противоречий, найти свое место в изменяющемся мире, возможно совместив свои усилия с другими транснациональными корпорациями – временными или постоянными союзниками.

В целом же анализ развития диаспор в современном мире позволяет сделать вывод о том, что, несмотря, на всю специфику их генезиса, консолидационной составляющей, разницу общественно-политического, экономического, социокультурного потенциала они, являясь важным актором современной системы международных отношений, выходят или стремятся выйти на одну магистральную линию – создания транснациональных сетей.

Вывод, который напрашивается в результате предпринятого нами исследования феномена диаспоры, состоит в признании того, что современные диаспоры как этнополитические реалии способны оказывать влияние не только на внутриполитическое развитие государств, но и на состояние региональных и международных связей, а в качестве основных признаков диаспоры мы можем, вслед за Т.В. Полосковой, отметить следующие: а) множественная этническая самоидентификация, предполагающая наличие этнокультурной связи и со страной проживания, и с этнической родиной; б) существование институтов, призванных обеспечить сохранение и развитие диаспоры, в т. ч. международного характера; в) наличие стратегии взаимодействия с государственными институтами, как страны проживания, так и т. н. «титульного государства»*.

(*Полоскова Т.В. Указ. соч. – С. 38)

Признавая в целом высокую степень разработанности вопросов генезиса и типологии диаспоры в современной политологии, стремление ученых к универсальности определений, следует, все же, принять оговорку, связанную с пониманием трудностей выделения признаков диаспоры применительно к разным ее проявлениям в мировом социуме, что уже был озвучено нами в рамках настоящего исследования: имеющиеся дефиниции понятия «диаспора» не могут полностью обозначить ситуацию в отношении статуса российских диаспор, особенно, ближнего зарубежья. Как отмечается в Программе мер по поддержке соотечественников за рубежом*, сегодня проблемы российских соотечественников в странах нового зарубежья, вследствие их общественно-политической остроты и значимости, более актуальны, чем аналогичные проблемы в странах традиционного зарубежья. После распада Союза многие бывшие граждане СССР оказались психологически не готовыми идентифицировать себя с новой государственностью, примириться с изменением привычных статусных ролей, причем, как отмечают эксперты, чем более радикальные перемены статуса имели место, тем более затруднительной оказывалась адаптация соотечественников к политическим и экономическим реалиям в новых независимых государствах**. Исследователи подчеркивают, что в федеральных законах и нормативных правовых актах статус соотечественников не увязывается с этнической принадлежностью, а рассматривается в государственно-центристском значении с акцентом на том, что Россия является правопреемником СССР и сохраняет определенные обязательства по отношению к бывшим гражданам этой страны.

(*Программа мер по поддержке соотечественников за рубежом, утвержденная Постановлением Правительства Российской Федерации от 17 мая 1996 г. № 590 // СЗ РФ. 1996. – № 21. – Ст. 2516)
    (**Мукамель В., Паин Э. Государственная политика России в отношении зарубежных соотечественников: этапы становления // Новые диаспоры… – С. 112; Васильева Т. Россия и соотечественники: приоритеты и политика // Новые диаспоры… – С. 131)

Действительно, особенностями российской диаспоры является ее полиэтничность, поликонфессиональность, поликультурность, страновая специфика путей, форм и причин формирования. Значительная часть российской диаспоры представлена носителями русской культуры, языка, традиций, самоидентифицирующими себя с русскими и Россией, но не являющимися таковыми по этническим признакам. В связи с вышеизложенным использование в настоящем исследовании понятий «российская диаспора» и «соотечественники» в качестве равноправных представляется нам вполне целесообразным, тем более что на сегодняшний день ни то, ни другое не имеет устоявшегося терминологического определения.

Более того, формирование государственной политики требует установления круга лиц, подпадающих под понятие «соотечественники», что также сопряжено с трудностями, вызванными неадекватностью восприятия странами ближнего зарубежья заявленных Россией подходов об отказе от этнического критерия и трактовки СССР как общего отечества. «Возможность распространения этого статуса на всех бывших граждан СССР, – как отмечает Т. Васильева, – иногда рассматривается как установление новых сфер влияния, вмешательство во внутренние дела, игнорирование отношений, связанных с принадлежностью к гражданству новых независимых государств*.

(*Васильева Т. Указ. соч. – С. 133)

Надо отметить, что впервые понятие «соотечественник» было определено в Декларации о поддержке российской диаспоры и о покровительстве российских соотечественников, утвержденной постановлением Государственной Думы от 8 декабря 1995 г. № 1476*. В этом документе соотечественниками признаются выходцы из Союза ССР и России и их прямые потомки, если они не являются гражданами Российской Федерации и заявили явным образом о своей духовной или культурно-этнической связи с Российской Федерацией или с любым из ее субъектов и подтвердили эту связь. В соответствии с Декларацией, национальная и этническая принадлежность, язык, вероисповедание, род и характер занятий, место жительства существенного значения не имеют. Появление данного документа, безусловно, имело позитивное значение, однако критерии, признаки, процедуры самоидентификации оказались недостаточно четко прописанными.

(*СЗ РФ. – 1995. – № 52. – Ст. 5131)

Федеральный закон от 24 мая 1999 г. «О государственной политике Российской Федерации в отношении соотечественников за рубежом» дает более точные дефиниции, относя к соотечественникам лиц, родившихся в одном государстве, проживающих либо проживавших в нем и обладающих признаками общности языка, религии, культурного наследия, традиций и обычаев, а также потомки указанных лиц по нисходящей линии. В Законе выделяется несколько категорий соотечественников, что подчеркивает глубину проработки данного вопроса: граждане Российской Федерации, проживающие за рубежом; лица, состоявшие в гражданстве СССР; выходцы из страны (эмигранты); потомки соотечественников, а также в ст. 7–10 регламентируются отношения с представителями этих групп*.

(*Российская газета. – 1999. – 1 июня)

В контексте нашего исследования российская диаспора рассматривается не просто как часть народа (выходцы с территории Российской Империи, СССР, Российской Федерации и их потомки), проживающего за пределами современной России, имеющего с ней общие духовные, культурные и исторические корни и стремящегося к поддержанию разнообразных контактов с исторической родиной, но прежде всего как транснациональная сеть, находящаяся в стадии становления, но содержащая огромный социокультурный, общественно-политический и экономический потенциал.

1. 2. «Русский мир»: от идеи к государственной политике

Наличие этнокультурных миров со своеобразными центрами притяжения за пределами территориальных границ, на которых проживают представители этих социокультурных феноменов, давно является частью современного мира. В известном смысле этот феномен характеризует такой термин, как панэтничность, под которой подразумевается целостный массив этнической культуры, созданный и создаваемый этносом и всеми его подразделениями (в том числе и диаспорами) на протяжении его истории и существующий над административными и государственными границами*.

(*Аствацатурова М.А. Указ. соч. – С. 101)

Глобализация как реальность нашего времени характеризуется тенденцией к сокращению барьеров и расстояний, к образованию единых экономических, информационных и прочих пространств. В.В. Путин, декларируя в 2001 г. на Первом Всемирном Конгрессе зарубежных соотечественников концепцию консолидации единого Русского мира, по сути, представил ее в качестве важного компонента государственной политики: «Уже давно идет горячий спор о том, кого считать соотечественниками. То, что трудно измерить и объяснить словами, мы довольно часто пытаемся уложить в юридические формулы. Наверное, это нужно сделать. Но соотечественник – категория далеко не только юридическая. И уж тем более – не вопрос статуса или каких бы там ни было льгот. Это, в первую очередь, вопрос личного выбора. Вопрос самоопределения. Я бы сказал даже точнее – духовного самоопределения. Этот путь не всегда прост. Ведь понятие «русский мир» испокон века выходило далеко за географические границы России и даже далеко за границы русского этноса… Но я абсолютно уверен в том, что какие бы проблемы перед нами не стояли – ничто не помешает нам чувствовать и стать по-настоящему единым народом»*.

(*Выступление В.В. Путина на Первом Всемирном Конгрессе соотечественников, проживающих за рубежом 11–12 октября 2001 г. – http://nature.web.ru/db/msg.html)

Таким образом, «Русский мир» – проект, рассматривающий российскую диаспору как основу транснациональной сети, позволяющей соединить – сначала в киберпространстве, а затем на правовом, экономическом и культурном уровне – геополитические потенциалы российской метрополии и зарубежной русской диаспоры, проект, достаточно новый для отечественной политической мысли и до сих пор пока еще мало обеспеченный в теоретическом плане, несмотря на то, что идея «Русского мира» декларирована на самом высоком уровне*. Ю.М. Лужков в своем выступлении на Международном форуме «Зарубежная диаспора – интеллектуальный ресурс России» (2003 г.) также настоятельно подчеркивал чрезвычайную актуальность проблемы консолидации единого Русского мира: «Мы говорим о необходимости разработки концепции, придания идее консолидации Русского мира статуса государственной политики… Сегодня мы говорим о практической работе…»**.

(*Градировский С., Межуев Б. «Русский мир» как объект геокультурного проектирования // Русский архипелаг. – 2003. – http://www.archipelag.ru/ru_mir/history/histori2003/)
    (**Выступление Ю.М. Лужкова на Международном форуме «Зарубежная диаспора – интеллектуальный ресурс России» // Информационный бюллетень… – С. 7)

Само понятие «Русский мир» введено в научный оборот П.Г. Щедровицким в 1998 г., хотя, как отмечает ученый, идея «вынашивалась» им и его коллегами около пяти лет и окончательно актуализировалась, когда в качестве базовой формулы для осуществления концепции российской политики в СНГ была высказана гипотеза о том, что в границах России и за ее пределами проживает одинаковое число русских людей, говорящих и думающих на русском языке, что, несомненно, представляет собой потенциально объединенную (либо объединяемую) социально-культурную реальность. В интервью Б. Межуеву и С. Градировскому, авторам-редакторам проекта «Русский Архипелаг», П. Щедровицкий рассказал: «Эта идея возникла в период между 1993 и 1997 гг., постепенно кристаллизуясь от предпонимания, аморфного ощущения нужной формы, до законченного имени. Я могу точно сказать, когда возникло само слово: вокруг нового 1998-го года, когда мы с Е. Островским готовили… концепцию политики России в СНГ… Постулирование Русского Мира было концептуальным стержнем текста… А за месяц до этого идея нашла отражение в публикации “Орел расправляет крылья”»*.

(*Павлов Ш. Русский мiр: история и История // Со-общение. – 2004. – № 4)

П. Щедровицкий в статье «Русский мир и транснациональное русское»* делает акцент на нескольких важных специфических моментах, проявившихся в полной мере в конце ХХ в., связанных с выходом «мирохозяйственных процессов» за границы не только национальных государств, но и региональных «трансгосударственных альянсов и блоков» и с возникновением новых межгосударственных и глобальных институтов, регулирующих мировые ресурсные потоки (добыча сырья, каналы мирового транзита и производства, инновационная деятельность, глобализация кадровых и геофинансовых перемещений). «На смену уходящим субъектам мирового развития, – развивает свою мысль автор, – национальным государствам и ТНК приходят новые – в числе которых мировые диаспоры, крупные трансрегиональные объединения или стратегические альянсы стран, мировые города (инфраструктурные узлы мировой геоэкономической сети) и антропоструктуры (сплоченные группы и ассоциации, использующие сетевые формы организации деятельности и культурную политику для активного участия в мировых процессах)»**. И далее следует, по сути, определение Русского мира: «… в течение XX в. под воздействием тектонических исторических сдвигов, мировых войн и революций, на планете сложился Русский мир – сетевая структура больших и малых со-обществ, думающих и говорящих на русском языке… Признание существования Русского мира позволяет нам говорить о русском капитале, совокупности культурных, интеллектуальных, человеческих и организационных потенциалов, выразимых в языковом мышлении и коммуникационных (гуманитарных) ресурсах русского языка»***.

(*Щедровицкий П. Русский мир и транснациональное русское // Русский архипелаг. – 2000. http://www.archipelag.ru/ru_mir/history/history99-00/shedrovicky-transnatio/)
    (**Щедровицкий П. Указ. соч.)
    (***Щедровицкий П. Там же)

По оценкам экспертов, идея «Русского мира» в трактовке П. Щедровицкого как сетевой структуры имеет отчетливую геоэкономическую направленность. Диаспоры русскоязычных людей, согласно этой концепции, призваны обеспечить подключение России к технологическому и финансовому резервуару западных социумов, а результатом сознательных усилий россиян в этом направлении должно стать укрепление положения России в глобальной экономике и, соответственно, мировой политике: «Чем большее число мировых проблем получит свое выражение, а возможно, и решение в рамках русского языка, тем более востребованными будут культурные и человеческие ресурсы «Русского мира»*. Следует согласиться с мнением П. Щедровицкого, утверждающего, что «парадокс сегодняшней ситуации состоит в том, что любая страна, претендующая на статус мировой державы, стремится не только к удовлетворению интересов своих граждан, но и к работе в интересах граждан иных государств и стран. Чем большему числу отдельных граждан других государств нужна Россия, тем устойчивее позиции России в мире»**. Для России, безусловно, это те, кто относит себя к зарубежному «Русскому миру», включая российскую диаспору.

(*Щедровицкий П. Указ. соч.)
    (**Щедровицкий П. Там же)

Аналогичные рассуждения можно обнаружить и в статье Ю. Громыко, который полагает, что «сила, призвание и дело русских могло бы состоять в том, чтобы средствами русской культуры и языка воспринимать и присваивать многообразие местных национальных культурно-исторических пространств, приглашать к сотрудничеству титульные нации, предлагая им совместно осваивать новые культурные пространства». «Разумеется, – добавляет автор далее, – общих рецептов быть не может, нужны системно-типологические модели самоопределения и существования каждого из сообществ. Но ясно одно, большая историческая мощность русской культуры как протогосударственного и протоцивилизационного фундамента жизни на всем пространстве СНГ по сравнению с агрессивными неоэтнократическими образованиями и искусственно планируемыми результатами директивного “этногенеза” позволяет средствами русской культуры и языка ассимилировать и присваивать многообразие местных национальных культурно-исторических пространств. Для этого русскими через систему образования необходимо осознать, что русский язык и русская культура на пространствах СНГ остается метаязыком и метакультурой, которые являются эффективными инструментальными средствами понимания и проектирования форм развития жизни на данной территории»*.

(*Громыко Ю. Собирание русского мира, или На задворках СНГ-дипломатии?. // Российское аналитическое обозрение. – 1998. – № 8–9)

Использование потенциала зарубежной диаспоры для создания сети экономических, общественно-политических и иных связей – достаточно распространенная мировая практика. Но далеко не всегда первое слово принадлежит государству. Нередко сама диаспора создает систему сетевых коммуникаций. Государство – историческая родина становится одним из звеньев этой международной цепи. Это особенно важно для «архитекторов» современного «Русского мира», которому придется опираться, прежде всего, на собственный ресурс. В конечном итоге ключевым игроком становится тот, кто выстраивает более эффективную инфраструктуру, позволяющую превратить разрозненные группы людей, формально объединенные этнокультурным признаком, в сеть.

Наиболее сильным моментом концепции, на наш взгляд, является понимание того, что «Русский мир» – категория неполитическая, не нуждающаяся в территориальной интерпретации, но невозможная без создания сети социальных, экономических, культурных, информационных и иных связей, позволяющих добиться самодостаточности.

«Конструктором» такой системы может выступить: 1) сама диаспора как ядро «Русского мира»; 2) российское государство как национальная корпорация, объективно заинтересованное в существовании и развитии подобного этнокультурного феномена. Не исключены и другие «конструкторы» проекта, которые тоже должны быть поняты и выявлены, что позволит определить варианты сотрудничества с ними.

Таким образом, очевидно, что в генезисе понятия «Русский мир» выделяются два этапа: период собственно концептуального оформления и период придания идее консолидации и структурирования «Русского мира» статуса государственной политики (см. выступление В.В. Путина на Первом Всемирном Конгрессе зарубежных соотечественников (2001 г.). Озвучивание идеи «Русского мира» на столь высоком уровне, отметим это еще раз, можно расценить как коренное изменение концептуального подхода российского государства к зарубежной российской диаспоре.

По нашему мнению, на сегодняшний день ключевой задачей является разделение функций между различными субъектами, способными быть задействованными в конструировании «Русского мира», и определение некоторых, хотя бы основных характеристик этого феномена, способных создать архитектонику «Русского мира» как цементирующего фактора за пределами государственных границ России.

Справочник Российского соотечественника (2006 г.) отмечает, что в настоящее время российская диаспора в мире превысила 25 млн. человек, порядка 16–17 млн. из которых проживают в странах СНГ, и вышла на второе место в мире после китайской*. Однако дать точную количественную оценку крайне затруднительно. Не случайно западные исследователи подчеркивают, что «русский народ почти неуловим при статистическом методе изучения»**. Вероятно, данное высказывание нуждается в пояснении. Сложность определения «русскости» и ее носителей (почему вошли в обиход понятия «российская диаспора», «русскоязычная диаспора») объясняется тем, что Россия всегда была полиэтнична и поликультурна. Во-первых, далеко не все выходцы из бывших Российской Империи и СССР и их потомки по своему этническому происхождению являются русскими. Так, еще в 1913г. на территории зарубежных стран проживало 25 млн. бывших подданных Российской Империи, из которых лишь 6 млн. были русскими. Не все из них относили себя к польской, еврейской, украинской либо армянской общинам, а продолжали считать себя россиянами. В принципе такое положение сохраняется и теперь. Во-вторых, часть эмиграции разных лет ассимилировалась и не стремится поддерживать этнокультурные связи с Россией. Однако данное обстоятельство не означает, что последующие поколения не захотят возобновить контакты с исторической родиной. Подобное явление, называемое «ре-ассимиляция», не такое редкое, особенно для третьего, четвертого и последующих поколений эмиграции.

(*Справочник российского соотечественника /Г.Л. Мурадов, В.М. Скринник и др. – М.: Русский мир, 2006. – С. 4)
    (**Ульянов Н. Русское и великорусское // Этнографическое обозрение. – 1996. – № 6. – С. 146)

Нельзя не учитывать и того, что отказ от сохранения либо признания своих этнических корней может быть связан не только с естественным для иммигранта стремлением к ассимиляции, но и неблагоприятным состоянием двусторонних отношений между исторической родиной и страной проживания, жесткой этнократической политикой и другими факторами.

Объединяющим ядром в данном случае был не этнический признак, а очередная мессианская идея. Как только наступил кризис мессианских идей, и Россия провозгласила основной ценностью вхождение в мировую цивилизацию, государство начало трещать по швам.

Не случайно ряд экспертов полагают, что на место глобализации Россия должна выйти с инициативой мироизации, то есть безусловного признания абсолютного права на самостоятельную мировую политику всех народов, стран, транснациональных и иных сообществ мира, права каждого сообщества без ущерба для всеобщего мира строить свой собственный мир как вклад в мироразвитие, во всеобщее дело человечества. Курс на мироизацию фактически означает требование организации справедливого миропорядка и складывание нового мирового сообщества*.

(*Калашников М., Крупнов Ю. Гнев орка. Америка против России. – М., 2003. – С. 160)

К. Крылов («Русский архипелаг») отмечает, что иногда «Русский мир» рассматривают в качестве одного из инструментов интеграции России в глобализующийся мир, в мировое сообщество. «Это неверно, – утверждает ученый. – В действительности именно «Русский мир» (в том виде, в котором он существует сегодня) является одним из барьеров, не позволяющих России успешно интегрироваться в международные и мировые структуры»*. Возникает вопрос, насколько актуализирован «Русский мир» и можно ли внести коррективы в существующую ситуацию? К. Крылов видит решение проблемы в необходимости формирования «пакета преимуществ» для всех тех, кто ассоциирует себя с Русским миром. Прежде всего, это касается владения русским языком: «на русском должна быть доступна любая информация, следует поощрять бесплатные (или очень дешёвые) формы получения информации, например, русскоязычные открытые электронные библиотеки... Следует также по-новому ориентировать образовательную систему. Россия может и должна экспортировать свою образовательную модель, причём естественный рынок для русскоязычного образования – именно Русский мир. Обитатели Русского мира должны иметь возможность давать своим детям не худшее образование... При этом единственной услугой, которую можно и должно ожидать (а иногда и требовать) от людей, идентифицирующих себя с Русским миром – это распространение правдивой информации о России»**.

(*Крылов К. Русский Мир как российская проблема // Русский архипелаг. – 2003. http://www.archipelag.ru/geoculture/new_ident/geocultruss/rus-mir/)
    (**Крылов К. Указ. соч.)

Очевидно, что позиция данного автора во многом перекликается с идеями, высказанными П. Щедровицким. Вероятно, можно относиться к ней (позиции) по-разному, в частности, осторожно, с опаской, что наблюдается, к примеру, в статье М. Шевченко «Русский мир – контуры “общей судьбы”»: «Что кроме языка предлагает Россия “Русскому миру”? Способно ли пространство «Русского мира» выработать проект «общей судьбы», привлекательный для его потенциальных участников..?»*.

(*Шевченко М. Русский мир – контуры «общей судьбы» // Русский архипелаг. – 2004. – http://www.archipelag.ru/geoculture/new_ident/geocultruss/rus-mir/)

Онтологический подход к проблеме «Русского мира» предполагает анализ составляющих этого социокультурного феномена на уровне ценностей и агентов – носителей этих ценностей. При этом русская идентичность не ограничивается этническими либо географическими рамками, а является ценностно-нормативной.

Носители и агенты «Русского мира» – это не просто физические объекты, что можно обозначить как демографический ресурс. Это не только институциональное выражение (русские общественные объединения или русские театры). Можно вести речь о ноосфере «Русского мира», предполагающей духовное присутствие (культурное, языковое и иное), которое сложно поддается статистике, но, тем не менее, является реальным и ощутимым. У «Русского мира» есть некий мобилизационный ресурс, позволяющий расширять круг его носителей, в том числе за счет поддержки «Русского мира» и всего русского за рубежом со стороны государства.

Интересно, что современные исследования русской цивилизации за рубежом практически отсутствуют. Как правило, авторы подходят к этому вопросу с позиций страновых, либо узкоотраслевых. За рамками исследования остаются такие важные вопросы: что есть русская цивилизация, в каком взаимодействии с другими социокультурными феноменами она состоит, в чем ее плюсы и слабые места, и каковы перспективы?

Очевидно, что русская цивилизация многослойна, но вывод о бесперспективности консолидационных усилий неверен. Нужна иная модель консолидации. И есть некий единый интерес – те, кто не стремятся сохранить «Русский мир» как цивилизационный феномен, потенциально к нему относиться не могут. Пути к достижению этой цели и выбор стратегических и тактических партнеров – это вторая часть вопроса. Равно как и вопрос, что делать с этим «Русским миром» России.

Инструментальный подход как раз и предполагает поиск общей ценностной основы, способной объединить всех игроков, так или иначе включенных в орбиту консолидации и структурирования «Русского мира».

Есть некие ключевые вопросы, которые должны быть реализованы для того, чтобы началась деятельность по выстраиванию эффективной инфраструктуры «Русского мира». Для начала нужно понять, способна ли диаспора быть основным носителем и агентом «Русского мира», либо упор следует делать на поддержку ноосферы, независимо от этнокомпонента. Иными словами, кто явится основным коммуникатором в преодолении противоречий и завязывании интересов между диаспорой ближнего и дальнего зарубежья, различными социальными слоями российской диаспоры?

Мы согласны с мнением К. Крылова, что практически вся «русская» эмиграция вкладывает основные усилия в скорейшую ассимиляцию. В отличие даже от «культурно близких» украинцев, русские не образуют устойчивой диаспоры, они не стремятся к самоутверждению в качестве русских (скорее, боятся этого), их солидарность мала или даже отрицательна (русские плохо относятся к «бывшим соотечественникам»). Дети эмигрантов редко говорят по-русски, не интересуются Россией и быстро становятся частью местных культур. Отношение эмигрантов к России (и всему, что с ней связано) обычно негативное, в лучшем случае – безразличное. Напротив, по отношению к «принимающим» государствам и культурам русских отличает крайняя лояльность, доходящая до сервильности* . Очевидно, что значительная часть русской (и российской) эмиграции и не только эмиграции, но и так называемых соотечественников в странах ближнего зарубежья ориентирована на интеграцию в социум проживания и ресурсом «Русского мира» не является. Естественно, что носителей русскости б
ольше в среде русского населения, но «Русский мир» и русские (по национальному признаку), проживающие за рубежом – категории не идентичные.

(*Крылов К. Указ. соч.)

Сегодня российское экспертное сообщество начинает уделять внимание проектированию возможных вариантов структурирования «Русского мира» и поиску механизмов выстраивания на базе разрозненных, разобщенных, но пока еще обладающих некой пассионарностью общин российской диаспоры, эффективно действующей сети.

Безусловно, мы имеем дело с третьим этапом генезиса «Русского мира», наблюдающимся в наши дни – попыткой перейти к практическим действиям по его структурированию. Проблема заключается в том, что государственный аппарат не располагает четкой, утвержденной на правительственном уровне концепцией «Русского мира» и моделью создания его инфраструктуры. Необходима некая экспертная корпорация, имеющая налаженную сеть провайдеров в государственных структурах, реализующих политику России в отношении зарубежных соотечественников. Пришло осознание справедливости мысли, высказанной некогда П.Г.Щедровицким: «Если за идеей «Русского мира» не будет ничего, кроме слов, если не будет никаких действий, не будет волевой компоненты, то и «Русского мира» не будет»*.

(*Градировский С., Межуев Б. Указ. соч.)

Конечно, конкретные шаги по работе с соотечественниками были сделаны уже в 2001 г., когда была проведена Московская международная научно-практической конференция «Москва и российские соотечественники: от поддержки к сотрудничеству». Участники Международной конференции приняли Обращение к Президенту Российской Федерации, в котором, кроме позитивных шагов, предпринятых Россией по отношению к соотечественникам (многие дети соотечественников учатся по книгам, подаренным Московским Правительством, получают образование в вузах российской столицы, тысячи соотечественников поправили здоровье в московских клиниках и т. п.), были отмечены и конкретные предложения*.

(*Обращение участников Международной научно-практической конференции российских соотечественников «Москва и российские соотечественники: от поддержки к сотрудничеству» Президенту Российской Федерации В.В.Путину // Проблемы СНГ и диаспоры. Информационно-аналитический бюллетень. – 2001. – № 26. – С. 16.)

Следует отметить, что на пресс-конференции «Россия, Москва и соотечественники: слова и дела – к итогам международной научно-практической конференции “Москва и соотечественники за рубежом: от поддержки к сотрудничеству”» директор Института стран СНГ К.Ф.Затулин, комментируя Обращение участников конференции, подчеркнул: «Россия вообще не состоится, если не состоится эта работа с диаспорой России за рубежом»*.

(*Пресс-конференция директора Института стран СНГ К.Ф. Затулина «Россия, Москва и соотечественники: слова и дела – к итогам международной научно-практической конференции “Москва и соотечественники за рубежом: от поддержки к сотрудничеству”» // Проблемы СНГ и диаспоры. Информационно-аналитический бюллетень. – 2001. – № 26. – С. 56 – 57)

Через год, в феврале 2002 г. в Москве состоялся Круглый стол «Зарубежная диаспора – экономический потенциал России»*, участники которого поддержали идею консолидации деловых кругов русского зарубежья, подчеркнув, что, используя опыт мировых диаспор, нужно создать сильное экономическое лобби, выступающее в защиту корпоративных интересов российской диаспоры, а не отдельных ее представителей; разработать такую схему сотрудничества, которая учитывала бы интересы не только предпринимателей, но и основной массы русскоязычных жителей.

(*http://www.mosds.ru/Meria/meria_merop_RT1.shtml)

В Обращении участников Круглого стола к Мэру Москвы Ю.М. Лужкову, в частности, отмечалось, что «российская диаспора обладает огромным интеллектуальным, экономическим, культурным, общественно-политическим потенциалом, который может быть востребован Россией и послужить укреплению престижа российского государства, развитию мирного диалога между странами и народами»*.

(*Там же)

Представители деловых кругов зарубежной диаспоры поддержали инициативы Правительства Москвы, которое первым откликнулось на заявленную в рамках Первого Всемирного Конгресса соотечественников идею структурирования и поддержки «Русского мира», объединяющего людей разных национальностей, ощущающих свою духовную сопричастность к России, и предприняло практические шаги по консолидации деловых кругов российского зарубежья. «Очевидно, – отмечают в своем обращении участники Круглого стола, – что реализация государственной политики в отношении соотечественников невозможна без подключения потенциала самой российской диаспоры, в первую очередь, ее деловых кругов. Мы осознаем свою ответственность за сохранение и развитие «Русского мира», основой которого за рубежом является многонациональная российская диаспора. Однако для того, чтобы наш потенциал был задействован в полной мере, необходимы реальные практические шаги со стороны России, прежде всего, по созданию эффективной системы сотрудничества с деловыми кругами диаспоры»*.

(*http://www.mosds.ru/Meria/meria_merop_RT1.shtml)

В апреле 2002 г. в Совете Федерации прошло заседание «круглого стола» на тему: «Соотечественники за рубежом: положение, проблемы развития общего культурного и информационного пространства, потенциал экономических и гуманитарных связей», в рекомендациях которого отмечено, что «целенаправленная и последовательная работа по связям с российской диаспорой есть путь к ее консолидации и превращению в мощный фактор культурного и информационного присутствия России за рубежом… Понятие «Русский мир» объединяет все слои российской диаспоры как в ближнем, так и в дальнем зарубежье… В основе деятельности по организации поддержки соотечественников за рубежом должен лежать научно обоснованный подход, предполагающий качественный мониторинг ситуации, применение эффективных политических и социальных технологий, использование прогностических методик для определения перспективных механизмов деятельности»*.

(*Круглый стол Совета Федерации «Соотечественники за рубежом: положение, проблемы развития общего культурного и информационного пространства, потенциал экономических и гуманитарных связей» // Вестник Совета Федерации. – 2002. – № 2. – С. 79–80)

В октябре 2003 г. состоялся Международный форум «Зарубежная диаспора – интеллектуальный ресурс России», в выступлениях участников которого также звучали конкретные предложения относительно решения проблем консолидации «Русского мира». Так, в выступлении представителя Белоруссии С.М. Молодова – руководителя Комиссии по информационному обеспечению Международного совета российских соотечественников, обеспокоенного слабым развитием информационной инфраструктуры «Русского мира», прозвучали, на наш взгляд, серьезные предложения, позволяющие изменить ситуацию в позитивную сторону: «…русская диаспора, организации российских соотечественников за рубежом разобщены. Не получая достаточной информации друг о друге и о России, о ее программах по поддержке соотечественников за рубежом, соответственно, не участвуют в этих программах*. В этой связи, по мнению автора, особое значение приобретает информационный аспект объединения усилий по собиранию Русского мира.

(*Международный форум «Зарубежная диаспора – интеллектуальный ресурс России»… – С. 129–130)

С.М. Молодов, в частности, предлагает разработать проект «Электронный Русский мир», предполагающий три основных направления: создание официального объединенного информационного интернет-портала «Русский мир»; создание интернет-центров в странах проживания российских соотечественников; организации российских соотечественников*. Бесспорно, в условиях глобальной информатизации без использования современных средств коммуникации, Интернета, которые связывают весь мир, невозможно представить себе консолидацию соотечественников.

(*Вполне целесообразными видятся два первых направления, поскольку интернет-центры вполне могут стать структурными компонентами организаций соотечественников. Надо сказать, что в настоящее время проект находится в стадии реализации: создан информационный интернет-портал «Русский архипелаг», в котором отдельная рубрика посвящена Русскому миру, работает сайт Международного совета российских соотечественников. – Авт.)

Деятельность Правительства РФ по работе с российской диаспорой стала носить системный и продуктивный характер. Следует добавить, что с 2001 г., во многом благодаря новому председателю – Министру Иностранных дел С.В. Лаврову – Правительственная комиссия по делам соотечественников за рубежом (ПКДСР), в состав которой входят представители всех ветвей власти, ученые, общественные деятели, заметно активизировала работу с российской диаспорой. На федеральном уровне была принята Программа работы с соотечественниками за рубежом на 2006–2008 гг., Федеральная целевая программа «Русский язык (2006–2010 гг.)». Годом русского языка был объявлен 2007 г.

Новый импульс делу поддержки зарубежных соотечественников придал Второй Всемирный конгресс российских соотечественников (2006 г.). Государственная программа по оказанию содействия добровольному переселению в Российскую Федерацию соотечественников, проживающих за рубежом, воочию показала, насколько важным демографическим ресурсом России являются наши соотечественники.

Поступательное движение в работе с соотечественниками неразрывно связано с планомерной и широкомасштабной деятельностью Москвы по реализации государственной политики в отношении соотечественников.

Постепенно начинает преодолеваться информационный вакуум и создается общее информационное пространство. Выходят специализированные печатные и интернет-издания, посвященные жизни российской зарубежной диаспоры и ее связям с исторической родиной (создан сетевой проект Русского мира «Русский архипелаг», издан Справочник российского соотечественника (2003 г., 2006 г.) и др.).

Регулярно проводятся комплексные мониторинги состояния российской диаспоры в странах ближнего и дальнего зарубежья*. Естественно, это только первые шаги в этом плане. Работа предстоит трудная и долговременная, но она, несомненно, будет способствовать консолидации Русского мира как непременного условия превращения его в эффективно действующую транснациональную сеть. Трудно представить, как можно реализовать эту идею без ориентации на объединение Русского мира через духовность, причастность его к русской культуре и русскому языку.

(*Российская диаспора в странах СНГ и Балтии: состояние и перспективы /Гл. ред. В.М. Скринник. – М., 2004; Динамика политического поведения русских диаспор в государствах Евросоюза (на примере Германии, Латвии, Румынии, Эстонии) /В.М. Скринник и др. – М., 2006; Российская диаспора на пространстве СНГ. – Институт диаспоры и интеграции. – М., 2007)

1.3. Русский язык как основа развития интеграционных процессов

Русский язык является важнейшим интеграционным ресурсом постсоветского периода развития новых независимых государств. Ценность этого наследия определяется тем комплексом усилий политического, экономического, социального, научного и культурного характера, которые были предприняты в свое время Союзом ССР для развития русского языка.

Понимание того, что русский язык – не просто наследие советского прошлого, «советский язык», а мощный инструмент продуктивного и эффективного взаимодействия новых независимых государств, что поддержание русского языка выгодно не только России, но и ее многочисленным соседям-партнерам, что единое культурное пространство, основанное на русском языке, может стать не только идеологическим, но и прагматическим аспектом взаимодействия, пришло не сразу, с большим запозданием, ведь не секрет, что довольно долгое время русский язык в новых независимых государствах существовал фактически без всякой поддержки.

По прошествии времени становится очевидным, что распад СССР является главным геополитическим событием XX века, событием неординарным, противоречивым, повлекшим за собой необратимые последствия. Многие бывшие граждане СССР оказались психологически не готовы смириться с изменением привычных статусных ролей, ведь многие русскоязычные соотечественники (русские, татары и др.) занимали ранее доминирующее положение в экономике и системе управления национальных республик. Столкнувшись с бытовым национализмом, слабо знакомые с культурой и не владевшие, как правило, языками титульных народов новых независимых государств, они оказались в сложной ситуации*. Многие из них справедливо опасались, что незнание языка страны проживания может стать препятствием для их трудоустройства, получения образования, участия в осуществлении государственной власти и местного самоуправления. Эти люди должны были сделать сложный выбор: миграция или интеграция. Оба эти варианта были сопряжены с колоссальными моральными и психологическими издержками. И, если в первом случае преобладали сложные социально-экономические проблемы переезда, обустройства, восстановления прежнего социального статуса на новом месте жительства, то во втором – помимо социально-экономических аспектов адаптации к изменяющимся условиям жизни – добавлялась необходимость этнокультурной адаптации, одной из важнейших составляющих которой является проблема русского языка.

(*Абдулатипов Р.Г. Российская нация // Этнонациональная и гражданская идентичность россиян в современных условиях. – М., 2005. – С. 37)

По мнению аналитиков (Р. Абдулатипов, В. Мукомель, Э. Паин и др.), сегодня имеется определенный консенсус властных структур относительно политики России в ближнем зарубежье и российской диаспоры, основанный на понимании, что интересы России предполагают социально-политическую стабильность новых независимых государств, а стратегической линией России должно стать содействие интеграции диаспоры в жизнь новых независимых государств, адаптации к местной культуре при сохранении собственной культурной самобытности*. Логично и закономерно, что именно Россия становится инициатором, ключевым партнером и посредником в осуществлении многих программ (имеются в виду российские инициативы по реализации Федеральных целевых программ «Русский язык» (2002–2005/2006–2010 гг.); комплексных аналитических проектов, в частности, исследований «Русский язык в мире» и «Русский язык в новых независимых государствах»**.

(*Мукомель В., Паин Э. Указ. соч. – С. 113)
    (**Русский язык в мире: современное состояние и тенденции распространения. – Вып. 1–3. – М., 2002, 2003, 2005; Русский язык в новых независимых государствах: результаты комплексного исследования /Под ред. Е.Б. Яценко, Е.В. Козиевской, К.А. Гаврилова. – М., 2008)

Проводимая на систематической основе работа по отслеживанию положения русского языка за рубежом в рамках вышеуказанных проектов, безусловно, особенно важна в ситуации, когда в большинстве новых независимых государств на постсоветском пространстве в результате форсированного внедрения языка титульных наций в качестве единственного государственного языка русский язык стал вытесняться из политической, образовательной, культурной и информационной сфер.

Решение языковых проблем в многонациональных государствах, а именно таковыми является большинство новых независимых стран, представляет собой, без сомнения, весьма непростую задачу. Очевидно, что успешное внедрение федеральных программ, эффективное и целевое освоение немалого их бюджета во многом зависят от знания и понимания современной ситуации, реального положения дел в области русского языка в новых независимых государствах.

Проекты «Русский язык в мире» и «Русский язык в новых независимых государствах» и были предприняты с этой целью. Каков статус русского языка в республиках СНГ, что делается для его поддержки и развития со стороны разных государств, каковы его социальные и коммуникативные функции? Эти и многие другие частные вопросы легли в основу этих очень своевременных исследований, ведь годы суверенизации не прошли и для русского языка бесследно, поскольку именно он, русский язык, стал краеугольным камнем в основах государственной политики всех бывших союзных республик, предусмотревших в своих законодательствах изменение статуса русского языка и его роли в национальной культуре и межэтническом общении, что приводило к фактическому ограничению сферы применения русского языка и оттоку русскоязычного населения. По мнению М.Н. Губогло, подобная языковая политика не уникальна и имеет название «мобилизованного лингвицизма, представляющего собой идеологию, практику и этнополитическую деятельность, направленные на создание национальной государственности с помощью предварительного утверждения статуса государственного языка как основы национального возрождения, а также проведения кадровой политики, ведущей к достижению этномонополии во власти»*.

(*Губогло М.Н. Языки этнической мобилизации. – М.: Школа «Языки русской культуры», 1998. – С. 14)

Обращаясь к недавнему общему прошлому всех новых независимых государств, попытаемся проанализировать правовой подход Союза ССР к нормативному решению языковой проблемы на своей суверенной территории.

(ВНИМАНИЕ! В режиме он-лайн приведено начало книги)

Скачать полный текст – документ MS Word, 2799 Kb

© Скринник В.М., 2008. Все права защищены
    Произведение публикуется с письменного разрешения автора