“Мы пахали”

(И. В. Курчатов)

Воспоминание директора Особого конструкторского бюро космических исследований, в бытность его студентом, о встрече и «совместной работе» в лаборатории с неким загадочным ученым-бородачем. Впоследствии выяснилось, что этот ученый – сам Курчатов… Впервые опубликовано в журнале «Литературный Кыргызстан» №2 за 2005 год

Публикуется по книге: Курманалиев Т.И. Дождя отшумевшего капли. – Б.: 2008. – 107 с.
К 93

Сдать химию было очень непросто. Первый этап – Петр Иванович Воскресенский. Именно тот самый “Практикум лабораторных работ”, которого мусолили и мусолят уже какое поколение химиков – практиков и студентов даже нехимических вузов.

Этот этап называется – альтернация. Выдал мне Петр Иванович пакетик, а в нем какая-то белая сметанообразная масса. И я должен определить не только ее химический состав, но и формулу написать.

Анализ веду, разделив эту навеску на 8 равных частей, реактивами по “Практикуму” – прекрасному путеводителю по дебрям химии. Одним словом, после сотен анализов, титрований, я через неделю кладу на стол результат – химический состав этой “бяки”, а вот формулу изобразить – ума не хватает.

– Это же алюминиевые квасцы! – Смеется Петр Иванович и отмечает, что я сдал альтернацию.

Второй этап – Борис Владимирович Некрасов. Кто не учился по “Неорганической химии” его – значит, он далек от химии. Член-корреспондент Академии наук СССР Б. В. Некрасов тестировал (как сейчас говорят) на знание периодической системы.

Перед экзаменом он задавал вопрос по таблице Менделеева, и ты должен рассказать все об, допустим, иттрии, меди или о трансурановых элементах, их атомных весах, плотности, количествах электронов на их орбите. А так как ты будущий горный инженер – технолог, то должен еще и рассказать из каких минералов извлекаются эти металлы. И только после этого он милостиво разрешал брать экзаменационный билет, а в глазах этого профессора-садиста ты терял всякий интерес.

Почему я это так подробно описываю? Дело в том, что я попал в тройку сдавших химию с первого захода. Случайно. Повезло.

На другой день нас троих призвали в деканат и обязали подключиться к работе, которую проводил Петр Иванович Воскресенский. В огромном подвале, за решеткой и охраной. Четыре раза в неделю вечером, после занятий. С понедельной оплатой, что за месяц выходило в три раза больше стипендии. И с подпиской о неразглашении.

Неделю мы собирали какую-то установку – “каракатицу”. Две толстостенные ректификационные колонки (цилиндры двухметровой высоты), вокруг множество горизонтальных стеклянных труб с отводами – штуцерами. А к ним – трубки, обыкновенные медицинские клистирные розовые (в то время не было такого разнообразия ПХВ – трубок). Со штуцерами мы прозвали “клистирными”, а без – “клизмами”.

Вертикальные прозрачные среднего диаметра были заполнены желтыми шариками, похожими на кетовую икру(ионно-обменные смолы). И при помощи насосов Камовского, ручки которых мы крутили, прогоняли какую-то жидкость по всем этим трубам и трубочкам. Глядя на схему, Петр Иванович заставлял нас менять направления этих “клистиров” и “клизм”, и каждый раз после очередной компоновки мы при помощи ручных насосов вновь гоняли эту проклятую жидкость, которая никак не хотела превращаться в то, чего желал П.И. Лопались колбы Вюрца, газовые горелки начинали коптить, а мы вот уже четвертую неделю все никак не можем наладить химпроцесс и гидравлику. И когда наш рафинированный интеллигент, то бишь Петр Иванович, выругался ”изотоп его мать” мы поняли, что эта противная жидкость – изотоп серы-32.

Несколько раз приезжал высокий громогласный мужчина со смешной бородкой лопатой, куривший дешевые сигареты “Прима”, пепел от которых был у него на бороде и костюме. Генка Туманов, увлекавшийся древним Египтом, принес как-то фото диоритовой статуи из Каирского музея, где фараон был точь-в-точь похож на нашего бородача. А так как П.И. на наши вопросы “как зовут и откуда” только отмахивался и загадочно что-то бормотал, мы прозвали таинственного посетителя – “Рамзесом”, чем вызвали только хохот нашего работодателя – мучителя.

В очередной свой приезд “Рамзес” с П.И. долго о чем-то рассуждали, склонившись над столом со схемой установки, повторяя часто”торий”. Автоматически у меня всплыло: “торий, атомная масса 232, плотность 16 грамм на сантиметр в кубе, III группа таблицы Менделеева”…Фу, ты! Вот что значит зубрежка!…

Наконец реакция пошла. Теперь наша задача была выгребать осторожно серый порошок – продукт оконечной реакции – упаковывать его в бязевые мешочки, нумеровать их специальной черной краской и пломбировать.

***

Много лет спустя в одном из “Вестников Академии Наук” я увидел портрет Игоря Васильевича Курчатова и ахнул: это же наш бородач, “Рамзес”.

Что греха таить, порой мысленно выпячиваю свою грудь и втайне похваляюсь: я работал аж (!) с самим Курчатовым и имею, вероятно, какое-то касательство к созданию водородной бомбы!

© Курманалиев Т.И., 2005. Все права защищены
Произведение публикуется с письменного разрешения автора

Также см. статью об авторе «Звезда удачи сына батрака»