Друг

Рассказ о крепкой мужской дружбе. Из сборника «Любви негромкие слова»

Публикуется по книге: Т.И.Курманалиев. Любви негромкие слова. – Б., Илим: 2002. – 112 с.
ISBN 5-8355-1253-8
К 93

                                                                                            «На помощь, друг!»
                                                                                                                 О’Генри

Куда я так спешу?

Вот уже который раз я ловлю себя на этой мысли, и нога, невольно, уменьшает давление на акселератор. "Лада" замедляет ход. Стрелка спидометра снова устанавливается на цифре 90...

Не люблю ночные телефонные звонки. Вот и сегодня — я почти заснул — вкрадчиво и тревожно прохрипел приглушенный почти до отказа телефон.

Конечно — Эрик! Слышу издалека его взволнованный голос:

— Жду тебя завтра, старик. Ты мне очень — понимаешь — очень нужен!.. — И последовали прерывистые гудки отбоя.

Как всегда. Ни здравствуй, ни прощай.

Знает, что приеду, хотя живет он за четыреста километров. Достаточно телефонного звонка, телеграммы — и я брошу все, поеду к нему.

Но знаю и я: стоит мне сделать то же самое, как он примчится, внесет своим появлением вихрь радости, участия и кипучей деятельности.

Потому что мы — друзья. Вот уже без малого 45 лет. И хотя живем друг от друга далеко, не схожи характерами — ни беспощадное время, ни расстояния, ни, в конце концов, наши супруги не смогли поколебать эту привязанность...

Вот и взошло солнце! Юркая машина, подминая колесами асфальтированные километры, врывается в узкое ущелье. Громады гор с обеих сторон как-то внезапно сбрасывают остатки сонливости.

Прижавшись к обочине, я выхожу из машины и, поеживаясь от утренней прохлады, спускаюсь к реке. Ледяная вода, грохот горной реки — и я снова готов мчаться туда, откуда прозвучал призыв.

Но что же случилось?

Гадать бесполезно. Угадать — невозможно, ибо действия Эрика непрогнозируемы.

Два года назад точно так же вызвал телеграммой. Срочно. Лечу самолетом. Прямо с аэродрома его помощник доставляет меня в концертный зал. Непонятно: Эрик — ректор педагогического института — ждет меня в филармонии?!

Здороваемся, будто вчера виделись. Сидим рядом» слушаем концерт столичных артистов. Вдруг конферансье объявляет: благодарные артисты сейчас исполнят вальс на музыку и слова самодеятельного поэта и композитора, сидящего здесь в зале — и называют фамилию Эрика! Зал областной филармонии вспыхнул овацией, ибо почти каждый в городе знает его.

Сюрприз? Похвальба? Нет, нет и еще раз нет!

Я-то знаю, что такого скромнягу нужно еще поискать.

Просто еще одно хобби. За много лет он сменил столько увлечений, что сейчас даже трудно вспомнить. Но одному он не изменял никогда — биологии. Своим маленьким комарам, гнусам он был и остается верен. Тем самым "гнусным" комарикам, которые, по его утверждению, украли столько человеческих жизней, сколько не унесли все войны за всю историю человечества.

Я — приборостроитель. И мне странно было видеть, когда Эрик, готовясь к защите докторской диссертации, живя в Ленинграде, бесконечно просиживал над прозрачными коробочками, вынимая любовно своих подопечных и, сняв их с тонюсеньких иголок, на которые они были наколоты, рассматривал хоботки и крылышки под микроскопом.

На мои реплики, что не мужское это дело — мой друг ухмыльнулся многозначительно. Только через месяц я вспомнил его ехидную улыбку, когда ценным письмом "с уведомлением" получил "Государственный Стандарт на убой и разделку туш крупного рогатого скота".

И другое. После защиты кандидатской у меня врачи обнаружили нервное истощение. Не знаю, как Эрик пронюхал этот диагноз, но по всем правилам детективного кино он выкрал меня прямо из кабинета, забросил далеко в горное ущелье, где я десять дней провел в обществе лесника, косуль, зайцев и орлов, целыми днями слушая щебет птиц и валяясь на траве в дорогом португальском костюме...

Ущелье сузилось. Дорога запетляла, и мне пришлось снова сбросить газ.

Что же все-таки, случилось?

Никогда не предугадаешь, что последует после встречи! Вспоминаю аэропорт в Варне. Только что прилетел в Болгарию на международный конгресс "КАСПАР". Разговариваю с болгарскими коллегами. Вдруг кто-то неловко и больно толкнул меня в спину с бормотанием: "Ездят тут всякие!" и скрылся в зале таможенного досмотра. Мои пояснения собеседникам, что это был профессор, ректор и мой друг, — были восприняты как шутка.

В другой раз, на республиканском совещании научных работников, он, пробившись через толпу ученых, стал тискать меня в своих объятиях. Хотя только вчера мы с ним играли в шахматы у меня дома!

Младшего сына я назвал — Эрик, портрет старшего моего сына висит у него в рабочем кабинете...

Дорога вынырнула из тесного ущелья. Впереди возникла голубая чаша Иссык-Куля, окаймленная снежными горами древнего Тянь-Шаня. Моя родина...

Так уж распорядилась судьба: я живу в Чуйской долине — родине Эрика, он — на моей, в Иссык-Кульской.

Мы из разных кланов, разных родов. Давно ушли в предания межродовые распри киргизов, да и деления эти чисто условные. Только иногда в нашем эпосе "Манас" упомянут акыны-сказители о достоинствах рода такого-то или такого.

"Манас"... Кто-то подсчитал, что устный эпос киргизов насчитывает два миллиона строк! Самый большой эпос в мире.

Парадокс! Каких-нибудь сто лет назад киргизы не имели своего алфавита, своей письменности. Киргизские слова арабским шрифтом справа налево писали немногие, когда возникала необходимость.

Когда мне приходится читать лекции о достижениях Киргизстана, я не говорю об Айтматове, не вспоминаю наших артистов, писателей, академиков и профессоров-кардиологов. Я говорю моем друге, о его монографиях, о его братьях.

Шутка ли: старший брат — деятель телевидения, следующий — профессор, тоже биолог, младший — министр, а самый младший -крупный деятель кино в республике, сестра — врач.

И все слушатели понимают, что в моих устах это гордость за свой маленький и талантливый народ...

Стоп! Этого памятника я не видел, хотя о нем писали газеты. Даже не памятник а целый ансамбль. На холме, среди искусно разбросанных камней, стоит, отлитый из бронзы, Семенов ~ Тянь-Шанский держа на поводу навьюченного коня. С этого при¬горка увидел впервые великий русский путешественник Иссык-Куль. И мне приходят на память стихи Эрика о киргизском море, которые он некогда написал на берегу Индийского океана...

Вот негодник! Мог бы по телефону сказать, что же у него стряслось!

Рву с места машину. Колеса с визгом пробуксовывают. Ранние туристы с удивлением оглядываются на авто сумасброда.

Задам же ему трепку, если и на этот раз он решил выкинуть что-либо подобное как год назад! Мы уже не юноши. Нам почти пятьдесят.

Прошлый раз он спокойно и деловито попросил приехать к нему.

Прилетел самолетом, заказав обратный билет на следующий день. Заставил-таки проторчать целую неделю: не отпустил, пока я не прочел всем студентам (всех пяти курсов) его педагогического института лекции о новостях науки и техники, о достижениях в изучении космоса. Потом узнаю: председатель областного общества "Знание", т.е. Эрик, решил перевыполнить лекционный план за счет моих голосовых связок. Впрочем, что греха таить, я сам, пользуясь правом старшего на полгода, частенько его эксплуатирую.

Мысленно бью себя по затылку: забыл! Забыл захватить с собой марки с автографами космонавтов. Двенадцати космонавтов, которых, на приеме в посольстве в честь венгерского космонавта, я как мальчишка упрашивал расписаться на марках и конвертах, забыв про "палинку" и всякие соблазнительные яства на столах. Не могу понять этих коллекционеров марок, монет и открыток. Но эта эпидемия захватила не только Эрика, но и сына-— студента университета, и дочь — десятиклассницу! Света (его жена) даже хвастает перед коллегами — врачами многочисленными альбомами...

Уже близко. Вдали виднеются тополя моего родного села, стоящего у дороги к памятнику Пржевальскому, а там, каких-нибудь десять километров — и я, наконец, узнаю за каким чертом позвал меня этот неисправимый Эрик.

Вот он! Стоит у дороги, небрежно опершись на крыло черной "Волги", как всегда безукоризненно одетый, покуривает сигарету. Стоит именно там, где я должен остановиться, чтобы пройти по узкой тропинке на кладбище и поклониться могиле моей бабушки, у которой я воспитывался в годы войны.

Он спокоен, значит, ничего не случилось. Ну, погоди!!!

Молча обменялись рукопожатием. Если бы он слышал, как рычит во мне обозленный "зверь", то бежал бы от меня без оглядки! Намеренно долго задерживаюсь у памятника, в который раз поправляя цветы.

Шофер его угнал уже мою "Ладу", а сам Эрик, предупредительно открыв мне дверцу, садится за руль. Молча едем и я все еще теряюсь в догадках, ради чего я мчался сюда четыреста километров.

Большая комната квартиры заставлена этюдами, натюрмортами, пейзажами и портретами. Здесь и масло, и гуашь, и темпера, и еще бог знает что, в чем я мало разбираюсь.

Эрик ведет меня от картины к картине:

— Нравится? — спрашивает, моляще заглядывая в глаза.

— Кто?!

— Я, конечно! Через пару дней моя персональная выставка. Хочу посоветоваться...

Вот тут-то я взрываюсь и говорю ему что-то вроде того: мало ему, что он доморощенный поэт, композитор и гнусолов ему еще и живопись подавай! А на глазах у меня слезы гордости — не за доктора наук, профессора, ректора, общественного деятеля, а за Эрика Омурзаковича Конурбаева — моего друга.

Куба, 1978 г.

Скачать сборник "Любви негромкие слова"

© Курманалиев Т.И., 1978. Все права защищены
    Произведение публикуется с письменного разрешения автора

Также см. статью об авторе «Звезда удачи сына батрака»