Руки

Гимн человеческим рукам. «…Это могли бы быть руки цыгана, ловкого и веселого. Они держали бы в объятьях гладкую гитару, перебирая струны или ласково проводя по шее коня… Его руки могли бы чинить обувь, и даже отбитый молотком ноготь говорил бы о целой истории… Руки бережно гладили переплеты книг и насыщались запахом тысяч изданий и деревянных полок... Руки, лежащие на солнце, пахли горячей кожей, пахли соленой водой с водорослями, отдавали резким, надушенным до грубости мылом, они собирали дрова и хвалились березовым соком и кусочками коры…». Первая публикация

Сидя на террасе, я разговаривал со своим давним знакомым о политике. В моем знакомом ничего привлекательного, наверное, только то, что правый глаз у него чуть уже, а потому все лицо приобретает чудаковатый, немного безумный вид.

Рассказывая последние новости с Персидского залива, он сделал неловкое движение, потянувшись за кофе, и стакан опрокинулся. Его руки мелко и суетливо забегали по столу, я же, забывшись, наблюдал за ними. Огромный стакан с темными каплями кофе, поверженный на необозримом поле затертой скатерти, как поле битвы, где за право подарить минутное наслаждение лежали: мелкие крошки от печенья, угловатые и острые, скомканная пачка сигарет, судорожно вдавленные в, веками не мытую, пепельницу, бычки сигарет и вольготно разлившееся озеро коричнево пахучего цвета. Над полем темнело огромное лицо с глазами, как вдавленные в тесто семечки. С бугром носа и лепешками губами, которые раскрывались и, не попадая в такт, оглушая громовым голосом, выпускали тягучие слова: «Извините-е».

Какие это были руки! Эти руки были самым идеальным, что есть в моем знакомом. Они отправляли твою фантазию в секундные миры, длившиеся целую жизнь.

Я стал невольным свидетелем металлического стола, который терялся краями в стертой темноте. А под единственной лампой возвышался человек, освещаемый только длинным халатом то ли хирурга, то ли мясника. Думаете, я смотрел на распростертое восковое серое тело на столе? Или на того, кто стоял рядом? Нет, я смотрел на руки, на отражение сущности человека. Они, держали в руках тонкий луч – скальпель, словно в насмешку, изящно, как дама цветок. Они дирижировали Паганини, и, при особо виртуозном завихрении скрипки, сумасшедшее отплясывали в воздухе. Пальцы хихикали и, делая пируэт. Изображали трагическую улыбку публике, пальцы танцевали, порхали, ожидая великого момента, когда в застывшем оскале безумного экстаза они вгрызутся в синюю плоть.

Это могли бы быть руки цыгана, ловкого и веселого. Они держали бы в объятьях гладкую гитару, перебирая струны или ласково проводя по шее коня, пропитываясь запахом дымного костра и мокрой шерсти. Они могли расслабленно лежать на земле, бездумно цепляясь пальцами за благодарную траву и смотря на небо, впитывая живительную влагу земли и позволяя ветру уносить все ароматы кроме тех, что в ладонях. Пальцы защелкивают замок и ладони прячут глубоко в своих линиях мокрые камни и землю с корнями трав и отголосок костра.

Его руки могли бы чинить обувь, и даже отбитый молотком ноготь говорил бы о целой истории, где слышны каблуки и вместе с темной, на фоне света фигуры, в маленькую каморку врывается облако духов. После борьбы цветочного аромата, все равно победил бы дух кожи и металла и трубки, которую руки неспешно и привычно, думая о своем, набивали бы табаком, а мозолистый большой не страдал от шипящего уголька. И, попыхивая трубкой, пальцы рассеянно ерошат волосы, словно успокаивая голову, и думают о женщине.

Эти пальцы сжимались в кулаки и белели от злости, брали холодную вилку и обоняли горячий пар от жареного мяса идущего снизу. Под ногти забивались мелкие песчинки, которые веками лежали на пляже и снова падали к своим собратьям, была трава и земля.

Под кожей тонко тянулись сухожилия, щекотно брезгливо и смешно реагируя на бегущего по темной коже глупого жука, с капельками глаз и тонкими ножками.

Руки бережно гладили переплеты книг и насыщались запахом тысяч изданий и деревянных полок, непередаваемый запах, который дарит замирающее чувство перед таинством, такое, какое бывает у детей перед тем, как открыть двери и увидеть сияющее чудо, пахучую великолепную елку.

Руки, лежащие на солнце, пахли горячей кожей, пахли соленой водой с водорослями, отдавали резким, надушенным до грубости мылом, они собирали дрова и хвалились березовым соком и кусочками коры. А иногда эти руки, дрожа от волнения, сжимали другие, нервные и тонкие, с нежной белой кожей и ранились об выпуклые острые кольца и резкие, брезгливые отталкивающие движения.

Знакомый, поставив стакан на место и смачно шлепнув тряпкой по луже кофе, шумно упал плотным телом в кресло. Я оторвал взгляд от его рук и заговорил о политике.

© DanOrsek, 2008. Все права защищены
    Произведение публикуется с письменного разрешения автора