Аллегро

В этом лиричном рассказе есть всё, что отличает творчество Николая Труханова – яхта и море, лыжи и горы, бесконечная нежность и трепетное отношение к женщине. Своеобразный гимн любви

Из книги: Труханов Николай. Пора звездопадов. – Б.: Литературный Кыргызстан, 2007. – 208 с.

ББК 58.2 (2 Ки)
    Т-56
    ISBN 5-86254-044-x

Знаешь, любимая, как все будет?

А будет это так...

Накренившись, яхта летит по слегка волнующемуся морю. Тугие паруса наполняет крепкий ветер. От борта стремительно отходит изумительного бирюзового цвета волна. Берега не видно – он скрыт за горизонтом. Если чуть-чуть напрячь воображение, то именно в такие минуты можно представить выпуклость нашей планеты. Но сейчас я думаю не о строении Земли.

– Эй, на руле! Спишь в оглоблях! – это Семеныч мне.

Паша, Олег и Василий сидят на наветренном борту и смеются, но я-то знаю – им тоже доставалось от Семеныча. Мы давно дружим, и я хорошо знаю, когда он сердится по-настоящему. Смотрю на паруса, на компас, немного повернув румпель, возвращаю яхту на прежний курс и тихонечко пою:

– Пират, забудь о стороне родной...

Но все это проходит как бы мимо сознания. Сейчас я думаю о той, что спит в форпике... Как мне удалось уговорить ее поехать, оторвать от горестных мыслей – до сих пор удивляюсь, наверное, случилось чудо.

Что случилось – то случилось, что разбилось – не склеишь! Но у нас-то ничего и не было. Из-за моих глупых комплексов и ее одной неосторожной фразы. Но я любил ее тогда, любил, может быть, не очень пылко, но верно, надежно, как любит мужчина в последний раз. И я ее потерял.

Целых полтора года мы не виделись. Я не знал, что с ней, как она живет. А жил ли я? Навешивал на лицо маску: «У меня все хорошо». Но, видно, плохо я прятался. Знаю, что обо мне сердобольные мадамы говорили:

– У него глаза стали как у раненой птицы.

И где они могли видеть раненых птиц? А на улице, в толпе, я не контролировал себя. Все время думал о ней, мысленно разговаривал с ней. О, какие диалоги сочинялись!

И вот месяц назад случайно встретил ее на улице с малышом на руках. Она, увидев меня, улыбнулась так, как улыбалась раньше, когда мы бывали вместе в театре или шли по улице, болтая обо всем и ни о чем, когда шутили, подкалывая друг друга...

В наши последние встречи она не улыбалась, а смотрела на меня как на помеху...

И теперь... Конечно же, мой вид мог вызвать только улыбку. Я помню свое состояние тогда: ноги стали ватными, сердце заколотилось так, что на его стук, казалось, оборачивались прохожие. Больно было видеть, как человек, которого любил, которого любишь, смеется над тобой.

Но тот неосторожный запрет уже не действовал. И, холодея от того, что я ей собирался выдать, я сказал:

– Я хочу, чтобы вы знали: я люблю вас! Но не кажется ли вам, что смеяться над моими чувствами, над моей болью – это все равно, что издеваться над убогим. Конечно, с высоты вашего счастья, это…

Но она перебила меня:

– Поверьте, я совсем не хотела обидеть вас. А насчет счастья... Не такое уж оно высокое. Мой избранник оказался, мягко говоря, не на высоте. И уже более полугода мы не живем вместе.

Все, что я готовил для нее, все горькие слова, все гордо-надменное оказалось ненужным. Все диалоги, которые проигрывались мной, мгновенно забылись.

– Тогда... Тогда я прошу вас стать моей женой! И давайте попробуем сделать друг друга счастливыми! – так прыгают в воду, зная, как она холодна. Так отдирают бинты от ран, чтобы боль была недолгой.

Она помолчала и как-то без особого выражения сказала:

– Я не свободна и ничего обещать не могу!

И вот сейчас она спит в носу яхты. И сон у нее очень спокойный.

– Семеныч, ветер крепчает и заходит. Трудно держать и курс, и скорость! – кричу я.

Из люка показывается седая голова Семеныча. Он окидывает взглядом небо, паруса, поверхность моря, где с гребней волн уже срываются белые барашки, потом спрашивает курс и опять скрывается в люке. Сейчас он сориентируется по карте и примет решение.

Минут через пять он вылазит из каюты ко мне в кокпит.

– Идем к берегу.

По его лицу видно, что это решение не самое лучшее.

– А барометр как? – спрашиваю я.

– Это меня тоже беспокоит. Барометр сильно упал, но посмотри – на небе ни облачка. Здесь есть хорошая бухта – до утра отстоимся там, а утром – домой.

Мы ложимся на новый курс, яхта накренивается так, что на палубу с правого борта иногда захлестывает вода. А сама вода поет что-то очень радостное за бортом. Есть упоительность в таком полете!

Как там ей спится при столь сильном крене? Но, оказывается, наши маневры разбудили ее, и вскоре она присоединяется к нам. В ее глазах тревога: «А мы не перевернемся?». Не волнуйся, любимая, ведь мы на яхте. Она садится близко ко мне, как будто ища защиты от возможной опасности. Я улыбаюсь ей и говорю:

– Все будет хорошо! Все будет!

Ветер продолжает набирать силу. Семеныч вытаскивает в кокпит мешок – кису, по-морскому, – на котором написано «Штормовой стаксель». Видно, положение несколько серьезнее, чем представляется мне.

– Приведись! – бросает мне Семеныч.

Я налегаю на румпель, яхта по дуге выходит почти против ветра. Паруса начинают оглушительно хлопать. Василий отпускает стопор, и стаксель падает вниз. Ветер подхватывает его и пытается унести за борт. Олег и Паша борются с ним, как с живым, снимают и запихивают в носовой люк. Потом мы его сложим аккуратно, а пока пусть полежит так. Вместо него поднимают маленький треугольник штормового стакселя.

– На лебедке, берем первый ряд рифов на гроте! – командует Семеныч.

Сейчас главное – быстрота действий. Ползет вниз грот, а Семеныч с ребятами увязывает его на гике. «Для тех, кто вяжет», – усмехаюсь я.

Ну, вот и все. Руль на борт, паруса забирают ветер, яхта кренится, но не так сильно. Поет вода за бортом. Ветер уже гудит в вантах.

Я опять улыбаюсь ей:

– Все нормально! Доверься нам!

Семеныч в бинокль оглядывает приближающийся берег, отыскивает ориентиры.

– Давай вправо градусов сорок, – командует он.

Теперь мы идем чистым фордевиндом. И как будто стихает ветер, он перестает ощущаться, хотя дует с не меньшей силой. Паша и Олег перекладывают стаксель на левый борт – паруса красиво располагаются «бабочкой». Когда мы входим в бухту, Семеныч становится к рулю, а мы выполняем всю матросскую работу: работаем со шкотами, бросаем якорь. Потом убираем паруса, приводим яхту в порядок.

Поздним вечером мы все вместе сидим в каюте за столом. Я открываю бутылку шампанского – это традиция: когда мы встречаемся после большого перерыва с Семенычем, мы поднимаем кружки с шампанским: «За тех, кто в море!». А потом мы наваливаемся на жареную картошку. Нужно сказать, что жарить картошку Семеныч не доверяет никому – это тоже традиция. Видимо, выпитое шампанское придает единственной среди нас даме смелости, и она говорит:

– Можно мне сказать? Когда ветер усилился, и вы меняли паруса, я наблюдала за вами. Признаюсь, мне было страшновато, а вам, как мне показалось, происходящее доставляет какую-то особую радость. Знаете, как-то я прочла стихотворение Леонида Дядюченко. Оно заканчивалось словами: «И будут они такими, хоть сердце устанет биться! Есть в жизни такие люди, которыми жизнь искрится!». Я хочу выпить за вас! За паруса, полные ветром! За вашу удачу! За вашу молодость! – и, не дожидаясь нас, пьет шампанское до дна. Потом неожиданно встает и как-то резко уходит на палубу.

На немой вопрос моих дру¬зей – я просто пожимаю плечами.

Через некоторое время я поднимаюсь к ней. Она стоит на носу яхты, держась за релинги. Я подхожу к ней и становлюсь рядом. Ветер шевелит ее прекрасные волосы, в которые я когда-то и влюбился. Одна прядка падает ей на щеку. Как бы я хотел погладить эти волосы… Я осторожно отвожу эту прядку с ее щеки. И вдруг она прижимается плечом ко мне:

– Не надо, а то я сейчас разревусь!

Зачем слова – я все понимаю. Я поворачиваю ее к себе. В ее глазах слезинки, которые блестят в лунном свете.

– Все будет хорошо! Теперь будет! Теперь я верю! Больше никогда мы не будем ездить вдвоем, а обязательно будем брать малыша! – говорю я ей.

Она, чуть-чуть улыбаясь, смотрит на меня. Потом прижимается щекой к моему плечу и шепчет:

– Я люблю тебя!

За ее плечом я вижу мое любимое созвездие, Северную Корону, и шепчу ей на ухо:

– Хочешь, я достану тебе звезду!

Она смеется:

– Все мужчины одинаковы. Но я хочу, чтобы ты достал мне звезду.

Я встану завтра пораньше, возьму маску, ласты и достану со дна бухты морскую звезду. Для любимой я готов доставать даже звезды!

Но вдруг она делает какое-то усилие, отстраняется и говорит:

– Спасибо тебе за все, но я не свободна, прости!

Как же пусто становится после таких слов! Ошарашенный, я молчу и не знаю, что делать, что говорить.

К нам подходит Семеныч.

– Знаете, вы такие оба славные. Я хочу пожелать вам обоим счастья! Одного! На двоих!

Эх, Семеныч! Был бы ты добрым волшебником, и все бы твои пожелания сбывались...

А будет еще так!

Плавно, как-то успокаивающе несет нас кресельный подъемник все выше и выше. Горнолыжные трассы, усыпанные лыжниками, то далеко внизу, то почти рядом. Иногда канатка поднимает нас так высоко, что дух захватывает, и я чувствую беспокойство сидящей рядом со мной в кресле женщины с лучистыми глазами. И поэтому держу ее за руку и пытаюсь смешить: рассказываю, как однажды в конце февраля, вернувшись в хижину вечером, Оксанка решила приучить свою болонку не бояться воздушного шарика и привязала его собаке к хвосту, как собака с визгом металась по комнате, убегая от шарика, а потом шарик задел какую-то колючку и лопнул с оглушительным хлопком, после чего собака, взвизгнув, упала без чувств.

А под нами круговерть лыжников, разодетых в яркие костюмы. Причем, как мне кажется, наблюдается закономерность: чем ярче костюм, тем лыжник ближе к начинающим. Однажды я наблюдал, как одна особа капризно выбирала лыжи, ботинки, очки и все остальное. Добила она продавца-консультанта требованием, чтобы на лыжах были установлены виброгасители. В конце концов, мы поняли, что она только учится кататься на лыжах, но у ее друзей снаряжение именно такое: именно такой марки и именно такого цвета. Попутно выяснилось, что у ее друзей на лыжах не виброгасители стоят, а только ярлычки в тех местах, где они должны быть установлены.

А как красиво некоторые катят! Вон пара: явно красуясь, идут параллельно, синхронно выполняя короткие повороты. Великолепное зрелище!

Ну вот и верхняя станция. Спрыгиваем с кресла, которое, крутнувшись, уходит пустым вниз. Держась за руки, мы отходим к краю огороженной площадки. Нас окружают горы, покрытые ледниками.

– Красиво! Какое небо! Правда, у него какой-то космический оттенок? Почему ты раньше не показывал мне настоящие горы?

Что ж я могу ответить ей?

Потом я помогаю ей сесть в кресло, и она уплывает вниз, а я надеваю лыжи и качусь вслед за ней. Конечно же, я стараюсь понравиться ей, зная, что она наблюдает за мной сверху. Я тоже посматриваю на кресло, в котором плывет она, и стараюсь не отставать от него и не обгонять намного. Только под конец я увеличиваю скорость, подлетаю к нижней станции, отстегиваю лыжи и успеваю подхватить ее, когда она сходит с кресла.

Улыбаясь, на нас смотрит наша подруга Лена. Около нее две коляски, в одной из них – малыш Лены, в другой – наш, закутанный в мою пуховку. Как бы мне хотелось, чтобы она разрешила быть ему нашим. Скоро он проснется. И мы еще погуляем по тропинкам втроем среди высоченных стройных елей: малыш, она и я.

Краем глаза вижу, что на нас кто-то стремительно накатывается. Это Сергей. Значит, что-то случилось.

– Там, у третьей опоры, мужик лежит, кажется, сломал ногу.

Прости, любимая, но нужна моя помощь. Лыжи на плечо и бегу к буксировочной канатке. На ходу поручаю Сергею поднять туда горячего чаю, теплую куртку, шины и собрать наших.

Все остальное – неинтересно. Мы отправили этого мужика в город, в травматологию. Держался он молодцом. Такие «чайники» добавляют нам иногда хлопот – становятся на лыжи, не проверяя креплений, не спрашивая совета... А у меня этот мужик украл полчаса счастья.

Завтра я буду учить ее кататься на лыжах. Сколько будет падений... Сколько будет радости оттого, что в конце концов она проедет маленький кусочек склона и не упадет. Это будет завтра, а сейчас я сижу на скамейке около нее и потихоньку отхожу от того, что произошло. Она понимает мое состояние, гладит рукой по плечу, успокаивает.

Вечером, после ужина мы собрались в холле. Витя – мой добрый приятель и по совместительству – директор этой горнолыжной базы, проводит разбор. Достается тем, кто, так сказать, по долгу службы должен был оказать помощь пострадавшему. Благодарит нас.

– Смотри, как надувается от гордости Сергей! – шепчу я ей.

– На себя посмотри в зеркало! – смеется она.

Зажигаются свечи. Сегодня здесь вечер самодеятельной песни. Звучат самые разные песни: и лирические, как говорится, берущие за душу, и шуточные, и хулиганские. А как прозвучала песня Александра Дольского «Мне звезда упала на ладошку...»! Там были слова: «Я хочу любить и быть любимым! И еще, чтоб не болела мать!». При этих словах мы посмотрели друг на друга, а потом она нашла мою руку и пожала ее.

Так мы и сидели – рука в руке – и слушали чудесные песни.

А поздним вечером, когда малыш уснул, мы вышли с ней на веранду. Светила полная Луна. Заснеженные горные вершины призраками стояли вокруг в этом колдовском свете. На трассе снег волшебно серебрился под Луной. Над горами, в ночном небе, ясно видны знакомые созвездья. Вверху вдруг стали взлетать друг за другом ракеты, далеко-далеко на самом верху трассы вспыхивают фальшвееры. Ах, какое зрелище! Там телевизионщики снимают нечто горнолыжно-экзотическое.

В холле кто-то играет на рояле, и из приоткрытой двери слышна Бетховенская «Лунная соната». Так не бывает, чтобы все было как мое бесконечное признание в любви к самой красивой, самой необыкновенной женщине в этом мире, да что там мире, в этой Галактике, во всей Вселенной... Но так есть!

– Я хочу показать тебе мои любимые созвездия – Орион и Северную Корону. Мне хочется, чтобы ты тоже полюбила их. И если когда-нибудь мы будем расставаться с тобой на короткое время, ты будешь смотреть на эти созвездия, и я буду смотреть на эти созвездия, и они будут соединять нас вновь и вновь!

Мы долго стоим, держась за руки, любуясь круговертью ярких факелов на горе в дрожащем свете ракет, иногда посматриваем друг на друга.... И молчим...

Потом ты тихо прижимаешь свою голову к моей груди и шепчешь:

– Я люблю тебя!

Пройдут года. И мы вместе построим наш дом и вырастим сад. Я научу наших малышей кататься на лыжах, плавать и управлять парусом. Любить тишину и величие природы. Мы поднимемся на горные вершины. И ты всегда будешь со мной, с нами. И однажды, когда мы опять будем любоваться звездным небом в горах или в море, когда будем идти на яхте, ты, я верю, прижмешься к моему плечу и тихо-тихо скажешь:

– Я люблю тебя!

Да будет так!

Скачать полный текст книги "Пора звездопадов"

© Труханов Н.И, 2007. Все права защищены
© Издательство "Литературный Кыргызстан", 2007. Все права защищены