Мужская работа

Повесть

Главные герои этой повести – горы и люди. Бригада монтажников, выполняющая свое задание высоко в горах, в любую погоду, при любых обстоятельствах. Рассказ об их буднях и работе, о мужской дружбе и о том, что всегда главное – оставаться человеком

Публикуется по книге: Труханов Николай. Пора звездопадов. – Б.: Литературный Кыргызстан, 2007. – 208 с.

ББК 58.2 (2 Ки)
    Т-56
    ISBN 5-86254-044-x

    Дорога наискось, перерезая склон, поднимается все выше и выше. Спокойно, уверенно, без особой натуги уазик проходит поворот за поворотом, иногда впритирку вписываясь в виражи. В некоторых местах склон настолько крут, что, глядя в боковое окно, нельзя рассмотреть дна ущелья. Жутковато видеть эту картину! А водитель Николай Бражин, человек, много поездивший за свои сорок с лишним лет по горным дорогам республики, спокойно отслеживает все бугорки, выбоинки, то чуть-чуть поворачивает руль, то немного сбавляет газ. Позади него слышится:

– Ох, Петр Алексеевич, ты так много места занимаешь!

– Да я на самом краешке сижу! – возмущается Петр Орленко – действительно крупный мужчина.

– Это тебе из-за твоих габаритов кажется!

Бражин молча крутит руль, лишь иногда чуть усмехаясь шуткам товарищей.

– Смотрите, смотрите! Лиса!

– Что, знакомая? Как зовут?

– Лиса!

Спокойствие водителя передается остальным: рядом с Бражиным сидит бригадир Дмитрий Сергеевич Морозов – крепкий, седоволосый, с такой же седой бородой мужчина. Кроме Петра, сзади, высоко под потолком, на спальных мешках, прикрывающих инструмент, ящики и коробки с продуктами, полусидят-полулежат Борис Градов, Володя Опарин, Саша Романов и Валерка Борисов. За семь часов пути обо всем уже переговорено, рассказаны все последние анекдоты, а также анекдоты «с бородой». И поэтому все молчат, поглядывают в окна или переговариваются о чем-то малозначащем.

– А вот когда мы ходили в пещеру Чулюстун… – начинает Орленко.

– Ходили… – фыркает Володя, – ты ж дальше входа и пролезть-то не мог! Ходили!

Кое-где на дороге лежат россыпи камней, упавших откуда-то сверху, с крутого склона. В этих местах уазик останавливается, пассажиры, подталкивая друг друга и шутливо препираясь, вылезают из машины и убирают камни на край дороги. И все у них получается как-то легко, весело!

Только один раз, в начале подъема, когда Валерка, новичок в бригаде, да и вообще на монтаже, неожиданно, играя нерастраченной силой, явно любуясь собой и приглашая полюбоваться других, с некоторой натугой поднял большой камень над головой и сбросил его вниз, все как-то сразу замолчали, посуровели, а бригадир негромко, но очень весомо проговорил:

– Валера, никогда больше не делай этого! Внизу может быть что угодно! – А потом добавил: – Люди могут быть!

Валерка был впервые так высоко в горах и, может быть, поэтому пребывал в состоянии некоторой эйфории. Ему исполнилось уже двадцать четыре года, но и в разговоре, и в движениях было еще много пацанячьего.

Вот опять впереди на самом вираже показывается россыпь камней, один из которых имеет очень приличные габариты. Уазик вновь останавливается и, пока все убирают камни, скатывается для разгона немного вниз. Мелкие камни монтажники убрали быстро, а с «чемоданом» пришлось повозиться. Кто-то предлагает сквозь прерывистое от напряжения дыхание:

– Подсуньте, что-нибудь!

– Петра! – предложили ему: – Он самый здоровый из нас!

Петр парирует:

– Я в эту щель не пролезу. Туда надо подсунуть Вовку – черенок от лопаты шире него!

– Ну теперь-то и он не пролезет. Посмотри, как распух!

– Слышь, Вован, и что ты не поделил с теми осами? И зачем ты голым задом сел на их гнездо?

– Я на гнездо не садился! – пыхтит Володя, вцепляясь в камень. – Тебя бы так!

Володьку действительно покусали осы. Все уже знали об этом происшествии, все уже навеселились вдоволь, но придумывали все новые и новые вопросы, чтобы посмеяться над незадачливым парнем.

А дело было так. Во время последней остановки у дома проводника, когда нормальная грунтовая дорога закончилась, Вовка пошел в туалет – бывает, припекло, видимо. Дверь туалета была обращена в сторону склона горы на противоположной стороне ущелья, покрытого еще не пожухлой зеленью. Склон высоко поднимался к небу, а его разнотравье то там, то здесь перерезалось скальными выходами. В последний момент перед тем, как закрыть за собой дверь, Володя заметил на склоне эликов и поэтому оставил ее открытой. Он сидел на корточках со спущенными штанами и любовался. Любовался горами и грациозными движениями косуль. Неожиданно ему подумалось, что кто-нибудь все же может подойти! Протянув руку, он взялся за вырез в двери. А дверка была сделана просто: деревянная рама, обитая с двух сторон чем попало: кусочками фанеры, ДВП, толем… И в этом пространстве, между двумя слоями обшивки осы и свили себе гнездо. Естественно, они возмутились и напали на агрессора, на все его оголенные места. Вовка бежал, даже не успев натянуть штаны, и поэтому, в конце концов запутавшись в них, упал метрах в десяти от туалета. А осы, отомстив за нарушение покоя, не стали его преследовать.

Далеко отстав от уазика, по той же дороге, громыхая и скрежеща по камням гусеницами, тяжело шел трактор. Казалось, что его сильный мотор задыхается на крутых подъемах, что ему, как и людям, высоко в горах также не хватает воздуха. Кроме самого себя, трактор тащил еще и сани-волокушу. На санях высилась груда металла. Этому металлу предстояло где-то высоко, там, где горы касаются неба, превратиться в стройную ажурную конструкцию, на которую потом поднимут антенны. Двигатель трактора ревет, ему тяжело, но он упрямо продвигается все дальше по дороге, все выше. Особенно тяжело даются трактору повороты: даже прошедший раньше уазик трудно вписывался в эти виражи, а трактор преодолевает их за два, за три раза, то подаваясь вперед, то сдавая назад. Рубашка на трактористе уже почернела от пота. Но он ворочал рычагами и гнал трактор вслед за прошедшей раньше машиной.

– Слышь, Иван, давай я поведу! – уже не в первый раз прокричал ему парень, сидевший рядом. – Отдохнешь, просохнешь.

– Серега, это тебе надо просохнуть пока едем! – так же громко ответил ему Иван. – Почует Дмитрий Сергеевич – всыплет тебе по первое число!

– А, не в первой! Переживем! – и Сергей приложился к бутылке, которую припрятал еще в городе, когда закупали продукты.

Какое-то время они ехали молча, да и ревущий двигатель не способствовал разговору. Минут через сорок Иван все же остановил трактор, сбавил газ и выпрыгнул из кабины на землю. Он прошел немного назад, потянулся, разминая уставшие мышцы.

– Сергей, вылазь. Попрыгай немного! – крикнул он, отходя к краю дороги и отвернувшись от трактора.

Мокрую спину холодил ветер, и Иван не мог решить: хорошо это или плохо.

Он услышал, как разбилась о камни бутылка, выброшенная из кабины, и тут же до него донеслось:

– Иван, догоняй! – и сразу, взревев, трактор дернулся и как-то судорожно, рывками начал ползти вперед, к очередному повороту.

– Серега, стой! Стой! Стой, тебе говорят! – закричал Иван, чувствуя, как его пробивает холодная дрожь. – Стой!

Он кинулся вперед, но что можно сделать? А трактор уже начинает поворачивать, но не так, как вписывал его в поворот Иван, а пытаясь пройти вираж за раз. Но волокуша, влекомая трактором, лезет на косогор, опасно накреняется. Иван останавливается, понимая, что сейчас произойдет. И, действительно, с волокуши срываются металлические уголки, трубы, пластины, мешки с цементом… Все с ужасным грохотом рассыпается. Некоторые детали, кувыркаясь, летят за край дороги куда-то вниз, в пропасть. Не справившись с нагрузкой, глохнет двигатель трактора. Из него, косо стоящего на повороте, пьяно, едва не упав, спрыгивает Сергей. Ивану хочется подбежать к нему и бить, бить! Но он только матерится и беспомощно садится на подвернувшийся камень.

К полудню уазик добрался до «цирка». Так в горах называется место, с трех сторон замкнутое горами и открытое только в одну сторону – вниз, в долину. Кое-где, в тени под скалами, лежали небольшие снежные поля.

– Приехали! – облегченно произнес Николай, подгоняя машину к подъемнику, стальные канаты которого круто уходят вверх, на гребень, к домику, который был виден на фоне неба в окружении металлических конструкций с круглыми антеннами.

– Дима! – к Морозову подошел Петр с биноклем в руках. – Простите, Дмитрий Сергеевич…

– Ну-ну, давай. Еще добавь: господин, сэр или что-нибудь в этом духе! – быстро оглянувшись на остальных и улыбаясь, перебил его Морозов.

Петр Алексеевич Орленко и Дмитрий Сергеевич Морозов знакомы давно – это уже их шестой совместный выезд на монтаж в высокогорье.

– Ну ладно, ладно, – Дима. Не хочешь осмотреть «окрестности»?

– Да нет. Я ведь уже здесь был, когда выбирали место. Хочешь знать, как туда, наверх, ходят? Вот видишь, – Морозов показал рукой, – вроде как тропа слева по осыпи…

– Дим, а разве не на канатке к станции поднимаются?

– Да нет, к сожалению. Канатка грузовая. Мы на ней сегодня продукты туда отправим, инструмент. Ты смотри, смотри в бинокль-то. Вот по этой тропе, видишь, выходят на перемычку, а оттуда влево, в скалы. Ну а потом метров двести по гребню к дому. Там уже легко. А дальше – небольшое плато, где и будем ставить башню.

– У дома мужик стоит, – переведя бинокль на станцию, сказал Петр. – Стоит, на нас смотрит.

– Пойдем, Петя, разгружаться. А то парни уже вещи таскают.

– А я еще в городе хотел спросить,– Валерка вместе с Бражиным вытаскивал последние инструменты из уазика, – вот эти большие штуки, это что, отбойные молотки?

– Сам ты молоток! – усмехнулся Николай Васильевич. – Это мотоперфораторы. Сейчас для бытовых нужд продаются такие машинки, которые сверлят и долбят одновременно. Это электроперфораторы – классно по бетону работают. Ну а эти – долбят любые скальные породы. Понял?

– Ага! Но пока не представляю, как это делается.

Машину разгрузили быстро, а пока разгружали, к ним сверху, от домика, спустилась по тросам подвесная люлька.

– Ну, сейчас загрузим ее продуктами под завязку… – Саша Романов просто рассуждал вслух, но Валерка его перебил:

– Ага, щас! Продукты! А мы здесь голодными сидеть будем! Они ж там наверху вмиг сожрут все!

Борис усмехнулся:

– Ну, можно и на себе поднимать. Понесешь? – показал он на довольно большую кучу вещей, ящиков и коробок.

– Дмитрий Сергеевич, здесь записка. – Саша убрал камень со дна люльки и взял в руки бумажку: – «Канатка грузовая. Грузоподъемность не более 300 кг. Разгружать самим». Хм, такое ощущение, что нам не рады.

– Нет, мужики! – быстро принял решение Морозов. – Раз там, наверху, не хотят нам помогать, то мы поступим по-другому. Поищем поблизости снежничок, там зароем продукты, а остальное пусть полежит здесь до завтра. Никуда оно не денется. Иван с Сергеем должны подъехать – разгрузим металл. А потом спустимся к вагончику, что в паре километров отсюда. Там и заночуем. Антенны должны подвезти завтра, поэтому Ивану со своим трактором утром нужно быть на трассе, а уже после обеда он, наверное, сможет подняться сюда. К тому времени, я думаю, мы успеем поднять весь металл. И только с завтрашнего вечера мы начнем жить с удобствами на станции в цивильных условиях.

Хорошего снежника не нашли, но на берегу ручья, в тени от вершины, которая нависала над «цирком», под скалой нашли маленький ледничок. Там и сложили мясо, масло, колбасу, в общем, все, что могло испортиться на осеннем, но все еще жарком высокогорном солнышке. На всякий случай укрыли продукты брезентом, заложили камнями.

У старого строительного вагончика, куда монтажники спустились, не дождавшись трактора с металлом, сгрузили вещи. Скоро на примусах закипела вода, Борис и Володя стали рвать пакеты «кукси», Валерка с Петром и Дмитрием Сергеевичем все пытались на косогоре ровно установить старый, хромой стол, который они вытащили из вагона.

– Николай, – крикнул Борис водителю, который копался в моторе уазика, – руки мой, сейчас кушать будем.

Что за еда – «кукси» – для семерых здоровых мужиков, которые ели только утром, когда выезжали из города? Скоро ложки заскребли по дну чашек, и бригада дружно перешла к чаю – горячему, густому!

– Дмитрий Сергеевич, – заговорил, прихлебывая чай, Николай, – что-то Ивана с Серегой до сих пор нет, и не слышно, чтоб они подъезжали. Как бы не поломались где! Может, съездить, посмотреть. А то уже скоро солнце за гребень уйдет, осень все ж!

– Да я и сам думал. Давайте так: сейчас чай допьем, Николай с Петром Алексеевичем и Борисом проедут до них. – Дмитрий Сергеевич старался не показывать тревогу. – Я не думаю, что они где-то далеко.

Уазик вернулся уже в сумерках. Фары на мгновение осветили и вагончик, и стоящих монтажников и тут же потухли. Остались гореть только подфарники, дающие неверный свет, в котором фигуры людей едва различались.

– Здорово, братаны! – раздался пьяный голос Сергея от машины.

Ему нестройно ответили.

Когда прибывшие подошли поближе, Дмитрий Сергеевич спросил как можно спокойнее:

– Что случилось, Ваня? Поломался?

Вместо Ивана заговорил Борис:

– Дмитрий Сергеевич, они волокушу перевернули. Серега перевернул! Часть металла ушла в обрыв.

В тяжелой тишине, вмиг повисшей у вагончика, каким-то лишним, совершенно ненужным казалось журчание воды в пока еще крохотной речке.

После долгого, очень долгого молчания Дмитрий Сергеевич тяжело произнес:

– Вот что, покормите Сергея с Ваней. И спать. Завтра посмотрим, как жить будем. – И припечатал: – Все! Спать!

Морозов лежал в спальнике с открытыми глазами, как будто пытаясь увидеть что-то в черноте ночи. Мыслей не было, но настроение было препоганейшим.

Громким шепотом Сергей пытался со смешком рассказать, как опрокинулись сани.

– Слушай, Серега, – перебил его кто-то, по-видимому, это был Володя, – ты разве не понимаешь, что здорово нагадил всем!

– А ты что, решил воспитывать меня?

– Да Боже упаси!

– Тоже мне педагог-воспитатель! В детский сад иди воспитывать, а меня нечего! Я пил, пью и буду пить!

«Завтра отправлю Сергея обратно», – подумал Дмитрий Сергеевич. Но через мгновение другая мысль пришла ему в голову: «А как же бурить, кто бурить-то будет?.. Ладно, отбурит, и выпровожу его… Да-а, хорошо придумал! Парень отработает, а отработает он без сомнения хорошо, – а я ему: «Пошел вон!». Но и терпеть больше тоже нельзя!».

Тяжелые мысли все крутились вокруг того, что произошло. Морозов никак не мог решить, как ему поступить, и от этого сон не шел к нему. Тогда он заставил себя расслабиться – это был способ, приобретенный давным-давно, еще в армии, и через пару минут уже крепко спал.

Уазик остановился, совсем немного не доезжая до стоявшего на повороте трактора. Возле саней, сбоку, горой был уложен металл – это вчера Иван убрал, что мог, с дороги.

Морозов подошел к краю обрыва. На крутом склоне кое-где в скалах видны были уголки, арматура... Металла по склону разбросано было очень много. Почувствовав, что кто-то подошел к нему, Дмитрий Сергеевич обернулся. Вся бригада стояла рядом с ним и молча смотрела вниз. И только виновник случившегося – Сергей – сидел на краю дороги и глядел куда-то в сторону.

– Дмитрий Сергеевич, может, на уазике проедем ниже, а ребята на веревках будут лазить по скалам и железо вниз сбрасывать.

– Конечно, это легче, – подумав, ответил бригадир. – Но, знаешь, Николай Васильевич, это опасно. Опасно для тех, кто будет внизу. И металл может от ударов деформироваться. Так что будем все вытаскивать наверх. Ваня, сможешь поставить сани как-нибудь в сторонку? (Тот кивнул). А потом дуй вниз за антеннами. С тобой поедет Петр Алексеевич. Хорошо, Петя? А мы будем здесь работать. Борис и Володя, навешивайте веревки, один из вас будет работать внизу, второй – страховать. Будете цеплять каждый уголок, а мы вчетвером будем вытаскивать. И вот что: обязательно нужно отыскать и поднять трубы под антенны и стойки. Вы видели их – самые большие уголки с наваренными пластинами.

– Дмитрий Сергеевич, мы оба пойдем. Будем работать на самостраховке, на «жумарах». Так будет быстрее.

– Добро, Володя! – подумав, согласился Морозов.

И пока все готовились к аварийной работе, он достал из уазика полевую сумку, подошел к Сергею, сел рядом и что-то записал в своей рабочей тетради.

Морозов за ночь несколько раз принимал совершенно противоположные решения. И сейчас он наконец-то остановился на одном, окончательном. Тяжелом, трудном для него решении.

А Сергей, даже не испытывая, казалось, чувства вины, произнес:

– Да ладно, Сергеич. Подумаешь! Да достанут мужики металл – че там! Ну, я хотел показать, что могу и на тракторе…

– Сергей! – перебил его Дмитрий Сергеевич. – Ведь это не первый раз, когда работа из-за тебя страдает. В Чичкане из-за твоей пьянки камень ушел на дорогу. В Оше ты пропил деньги бригады, когда тебя за продуктами послали. Дальше перечислять? Перед отъездом сюда у нас с тобой разговор был? Был! Вот тебе деньги за два дня «работы». – Сергей не мог не заметить иронии в голосе бригадира. – Дойдешь до трассы – до нее километров двенадцать, а там – на попутке до Бишкека. Я думаю, до вечера доберешься. Завтра явишься на фирму, расскажешь директору Михаилу Анатольевичу все, что здесь случилось. И уволишься! Слышишь? Я думаю, держать тебя не будут, хоть ты и спец, каких поискать, – и, заметив, что Сергей что-то хочет сказать, резко добавил: – Все!

Он поднялся и пошел, чуть-чуть, еле заметно прихрамывая, к бригаде, где уже вовсю поднимали и укладывали на краю дороги металл.

Валерка сильно отстал. Ноги свои, которые стали как будто ватными, он переставлял с огромным трудом, ругая себя за то, что согласился пойти на станцию, и жалел, что не остался внизу. Не хватало воздуха, и сердце, казалось, невозможно было удержать в груди. Его удары отдавались даже в губах. Он видел, как слева от него, минуя скалы, люлька подъемника плавно подошла к площадке около дома.

– Вот бы сюда на канатке подниматься! – помечтал он.

Но сил уже не было, и он, едва выйдя на узкое каменистое плато, где и стоял дом радиорелейной станции, уселся на первый же удобный камень и решил никуда больше не двигаться. Сейчас выше было только небо и во все стороны – горы, горы… Горы, даже после жаркого лета покрытые белыми снежно-ледовыми шапками.

А в это время Дмитрий Сергеевич, Саша и Петр размеренным шагом, каким ходят альпинисты и геологи, подошли к станции, где их встретил высокий худощавый мужчина. Морозов приветливо поздоровался с ним и назвал себя.

– Чеснокин Виталий Эдуардович, – хмуро представился мужчина. – Старший инженер смены. – Он повернулся и пошел к входной двери, ворча как бы про себя, но так, чтобы слышали все: – Свалились на нашу голову!

Дмитрий Сергеевич недоуменно посмотрел ему вслед.

– Что это он? – изумился и Петр. – Он что, не знает, что мы должны здесь работать?

– Ребята, вы разгружайте пока, а я пойду, поговорю с ним.

Когда бригадир скрылся за дверью, Саша спросил:

– Петр Алексеевич, а Морозову сколько лет?

– Ему уже за пятьдесят. Два года назад его юбилей отмечали на фирме.

– Да… – помолчав, задумчиво произнес Александр, – хотел бы я в его годы так же ходить по горам!

Вслед за Чеснокиным Дмитрий Сергеевич зашел в дом. Пройдя мастерскую и наполненный монотонным гулом от работающей аппаратуры большой зал и кухню-столовую, вошли в небольшую комнату, где стояли три кровати. На одной полулежал мужчина лет сорока, около стола сидел молодой парень и читал какую-то книгу. Морозов поздоровался и познакомился с ними: старшего звали Даниилом Андреевичем, младшего – Ильясом.

Оба поздоровались с Морозовым как-то неприветливо, хмуро. У него появилось чувство, что он чем-то помешал этим людям, которые вроде бы ничем и не занимались – сидели или лежали в комнате с тремя телевизорами и смотрели все три одновременно – это у них называлось визуальным контролем. Три месяца эти люди видели только друг друга, общались только друг с другом, а появились новые лица, и это, странное дело, не доставило им никакой радости.

– Виталий Эдуардович, будьте добры, покажите, где мы можем расположиться, куда можно сложить продукты, инструмент. И еще просьба: подъемник ребята разгружают, но нужно будет еще поднимать грузы. Покажите, пожалуйста, как включать и выключать его. Или сами…

– Вы особенно-то на канатку не рассчитывайте! – перебил его Чеснокин. – Загубите ее, и что нам потом прикажете делать? На фиг вы вообще мне здесь нужны!

Морозов почувствовал, что может сейчас сорваться и ответить грубостью на грубость. Больших трудов ему стоило удержаться и взять себя в руки. Он понимал, что три месяца в отрыве от людей не очень благоприятно сказываются на психике. Но также понимал, что все сразу необходимо расставить по своим местам.

– Виталий Эдуардович, как вы, наверное, понимаете, мы сюда не в гости неожиданно и лично к вам приехали! Мы здесь будем работать! При мне начальник станции Лутошников звонил вам и сказал, что вы должны, слышите, должны обеспечить нам хотя бы минимальные бытовые удобства, телефонную связь, возможность готовить еду, вести сварочные работы. Кроме того, вот письмо с перечнем того, что нам необходимо, с визой начальника вашего ведомства. – Морозов протянул Чеснокину фирменный бланк. – Если вы будете чинить препятствия нам, то я буду вынужден направить вашему руководству подробную докладную о ваших действиях.

Едва взглянув в текст, Виталий Эдуардович вернул бумагу Дмитрию Сергеевичу.

– Спать будете в аппаратной. Ничего там не трогать! – он зачем-то при этом повысил голос. – Еду готовить в кухне после того, как мы поедим. Воду заготавливать впрок. – Морозов отметил, что Чеснокин не сказал, где ее набирать.– Продукты можете положить в холодильники в кладовой. Они почти пустые – через неделю нас уже здесь не будет. Наши продукты переложите в один, – Чеснокин отвернулся.

Морозов смотрел ему в спину и никак не мог понять этого человека. Ему пришла в голову мысль, что с этой сменой связистов отношения необходимо построить строго на документальной основе.

– Хорошо, мы все сделаем так, как вы сказали. И еще, Виталий Эдуардович, у вас есть инструкция по работе с подъемником? Пожалуйста, дайте мне ее для ознакомления. Или проинструктируйте сами. А потом я хотел бы оставить свою роспись где-то в ваших бумагах о том, что я инструктаж прошел.

Вчетвером – Валерка наконец-то одолел оставшиеся двести метров – они перетаскали продукты в дом, разложили все по холодильникам и ящикам в кладовой. Инструменты, электроды, краску, что подняли вторым рейсом, они разместили под навесом и в мастерской. Дальше пошел металл.

В один из коротких перерывов, пока ждали подъема люльки с грузом, Валерка, видимо, уже приспособившийся к высоте, оглядев окружающий пейзаж, с неподдельным восхищением сказал:

– А красиво все же здесь! Вечные снега совсем рядом! А вершина-то какая! Дмитрий Сергеевич, а вы не знаете, какая высота у нее?

– Это Тоо-Таш, так на карте обозначено. А высота этого пика 4 527 метров над уровнем моря. Кстати, там, похоже, не снег, а ледник. Представляю, каких размеров этот ледник был еще лет тридцать назад!

– Вот бы сходить туда.

– Да куда тебе сейчас! – усмехнулся Петр. – Ты сейчас ложкой-то за столом начнешь работать, и то одышка одолеет!

Валерка проигнорировал иронию сварщика и опять задал вопрос бригадиру:

– Дмитрий Сергеевич, а где наше сооружение стоять будет?

– Ну, пока люлька туда-сюда ходит, можем посмотреть.

По камням, между которыми только кое-где пробивалась жалкая растительность, они отошли от дома метров сорок к небольшому, метров пять в окружности, разрушенному скальному выходу. Сразу за скалой начинался крутой обрыв, да такой крутой, что с его края не было видно подножия.

– Это выход коренных пород. Мы должны будем этот массив разобрать до монолитных блоков. А в них, в монолиты, уже забурим шпуры под анкера. – Морозов тяжелым горным ботинком наступил на скалу.

– А не может так получиться, что мы полгоры разберем, а монолитов не будет? – к Валерке уже почти вернулись силы.

– Нет, Валера, – вступил в разговор Саша. – С поверхности выход коренников обычно сильно разрушен, а глубже трещины должны уменьшаться и, я думаю, совсем исчезнут на глубине максимум полметра. – Он усмехнулся: – Геология – наука точная!

К вечеру весь груз был поднят на станцию. Последними рейсами подняли три сорокалитровых фляги с водой. Внизу, около нижней станции подъемника, оставались только четыре круглые антенны, похожие на огромные казаны для плова. Антенны тоже надо было бы поднять наверх, но сил уже не оставалось, и поэтому решили оставить их внизу до лучших времен.

На кухне Саша с Валеркой готовили ужин. Петр попытался было посидеть перед телевизором вместе со станционщиками в их комнате. Но когда его пару раз спросили, нет ли у него какой работы на вечер, а потом открытым текстом сказали, что монтажникам вообще лучше воздержаться от посещения этой комнаты, он вышел в аппаратную. В свободном от шкафов с аппаратурой углу зала лежали разостланные спальники. На них отдыхали Бражин и Борис с Володей, поднявшиеся на станцию всего минут десять назад. В углу зала Петр увидел гантели и штангу. Несколько раз поднял ее, отметил, что для него она легковата, и вышел на воздух. Под навесом Дмитрий Сергеевич рулеткой измерял металлические уголки, пересчитывал их и делал какие-то пометки в своих бумагах.

– Иван уже, наверное, к трассе подъезжает, – сказал Петр, чтобы не молчать.

Морозов посмотрел на часы.

– Да, пожалуй, уже грузят трактор на трейлер, – он продолжил свои измерения и подсчеты.

Опять помолчали. Над дальней вершиной в потемневшем небе среди других звезд ярко светила Венера. И уже обе Медведицы разливали своими ковшами черноту ночи. И в этой черноте алмазами сверкали необыкновенно большие звезды. Стало не просто холодно, а морозно. Петр зябко передернулся всем телом.

– Холодает! Слушай, Дима, а с Сергеем ты не перебрал?

Морозов резко повернулся к Петру:

– Знаешь что, Петр Алексеевич, давай договоримся, принятые мной решения не обсуждаются!

– Как скажете, Дмитрий Сергеевич! Как скажете! – Петр был обижен. Конечно, он понимал, что события на дороге, стычка с Чеснокиным выбила друга из колеи. Но чтобы так с ним…

Он совсем уж хотел уйти, когда Морозов заговорил.

– Прости, Петя, я сорвался. Но ведь ты и сам должен понимать, что из-за Сергея работа страдает! И уже не в первый раз. И подумай, какое мнение о нас, о бригаде, вообще о фирме, может по этой причине сложиться? А фирме ой как нелегко выживать, искать клиентов, выбивать заказы. Из вас ведь никто не знает, как крутится Михаил! Сколько ему приходится мотаться в поисках заказчиков, фантазировать, придумывать какие-то новые работы! И заработок мы имеем благодаря его активности. А теперь вот… Петя, знаешь, у нас ведь не хватает что-то около четырехсот килограммов металла. А из того, что подняли, сам посмотри, несколько уголков искорежено. И, самое главное, нет одной стойки. Борис с Володей там все обшарили и, я думаю, искали достаточно хорошо. Наверное, можно будет еще поискать, потратить какое-то время. Но многого это не даст!

Петр опешил.

– Ну да? Вот это новость! Так как же теперь…

– Я хочу сейчас позвонить Михаилу домой. Может быть, докупят, пришлют, пока мы будем возиться со шпурами, с основанием. Но представляешь, какие это затраты: купить, на заводе нарубить в размер, Николая на уазике гонять туда-сюда… – Морозов и сам не замечал, что все больше мрачнеет. – Навряд ли заказчик согласится на дополнительные расходы. Но мысли возвращаться не допускаю! – Дмитрий Сергеевич тряхнул головой. – Будем работать и думать. Наверное, что-то в конструкции придется изменить. Не в ущерб жесткости, конечно, – башня должна стоять прочно!

Оба, не замечая холода, долго молчали. Потом Петр глубоко вздохнул, отрешаясь от всего, что испортило настроение им обоим.

– Ладно, Дима, прорвемся! Я думаю, ребятам нужно будет все рассказать. Только ты вот что… Ты – командир. И не должен, не имеешь права показывать, что дела плохи. Хорошо уясни для себя. А башню, чувствую, мы все же поставим. Давай пойдем, там парни, небось, уже накрыли праздничный стол.

И действительно на столе была расставлена разношерстная посуда, в середине стояла кастрюля с супом, большая чашка с салатом из свежих овощей, лежала нарезанная колбаса, аппетитные кусочки копченого окорока. Бригада была уже в сборе.

– Садитесь кушать, жрать подано! – дурачился Валерка.

– Дмитрий Сергеевич, может, пригласить этих к столу? – Саша мотнул головой в сторону закрытой двери, за которой смена связистов продолжала смотреть три телевизора одновременно.

– Если б ты знал, Саша, как мне не хочется этого! Но, – Морозов вздохнул, – схожу. Законы вежливости надо блюсти. Заодно и стулья попрошу, а то вон Боря с Володей на одном стуле мостятся, а Валерию, видимо, как самому молодому, придется есть стоя.

Дмитрий Сергеевич тихонько постучал в дверь комнаты, где жили станционщики. Через некоторое время он вышел оттуда с двумя стульями и коротко ответил на немые вопросы:

– Отказались. – И, заметив, что Валерка уже что-то жует, шутливо укорил: – А ты почему без команды есть начал?

– А я не ем. Я только примеряю!

Как водится, перед ужином выпили понемногу «за приезд». Разливая водку по кружкам, Борис лукаво произнес:

– А тебе, Вовка, я не налью, ты во множестве осами травмирован!

– Как это не нальешь? – возмутился тот. – Да мне это ведь как обезболивающее необходимо! Это ж наркоз для меня! Да, кроме того, за тобой ведь должок! – Володя ехидно заулыбался: – Ты не забывай!

Отказался от выпивки Николай Бражин.

– Ты что это, Васильич? Ты ж не за рулем сегодня!

Внимательно посмотрев на водителя, Морозов попросил всех:

– Не приставайте к человеку. Видите, не хочет!

Нужно было видеть, с каким аппетитом были съедены суп, окорок, колбаса… И когда уже разливали из большого алюминиевого солдатского чайника кипяток по кружкам, Саша вдруг спросил:

– Салат больше никто не будет? Нет? Ну, тогда я доем. – Он высыпал в смесь помидоров, огурцов и майонеза чуть ли не половину содержимого маленькой пиалки, в которой был красный жгучий перец, перемешал все и стал поедать.

Петр, глядя на аппетитно жующего Сашу, с улыбкой поинтересовался:

– Что ли я не распробовал? Неужели так вкусно?

В ответ, казалось, было слышно только довольное урчанье. Тогда Петр подхватил большую ложку этой смеси и отправил себе в рот. Через секунду он покраснел, на лице его выступил пот, из глаз потекла одинокая «скупая мужская» слеза. Он стал судорожно хватать открытым ртом воздух. И еле-еле на выдохе выдавил:

– Воды! Холодной! Скорее!

А Валерка прокомментировал:

– У него сейчас температура в кишках градусов до ста двадцати поднялась! По Цельсию!

Подготовительные работы начались следующим утром. Мелкие камни убирали руками, поддевая ломами. Сначала их просто отбрасывали подальше, но потом Морозов решил:

– Вот что, давайте эти камни используем в качестве балласта. Когда сварим первую секцию, заложим ими основание нашей башни.

Разбирали, разламывали скальный выход специальными клиньями, вгоняя их в трещины. Петр несколькими ударами большой кувалды раскалывал каменные глыбы на куски, и их тоже относили в кучу. Постепенно стала вырисовываться площадка.

Высота все же сказывалась: те, кто работал ломами, быстро выдыхались, и им требовалась замена. Да и Петр отдыхал часто, но кувалды не отдавал никому. А она с каждым разом становилась все тяжелее. И уже не крушила каменные глыбы, а отскакивала, как от тяжелой наковальни. И воздуха не хватало, и сердце рвалось наружу!

Дмитрий Сергеевич рулеткой постоянно промерял место, где предстояло ставить вышку.

– Мужики, притащите опорную плиту. Посмотрим, как она ложиться будет, – предложил Петр.

Вчетвером – плита весила более восьмидесяти килограммов – понесли плиту из-под навеса к площадке. Совсем немного не дойдя до нее, бросили плиту на землю. Кто-то поднял руки, кто-то наклонился, уперев руки в колени, – слышно было учащенное дыхание.

– Задохлики! – Петр один поднял плиту и перенес ее к выбранному месту.

Но высота действует на всех, и, бросив плиту на камни, Петр присел рядом на камень. А Морозов, который опять что-то прикидывал рулеткой, взглянул на друга и, улыбнувшись, спросил:

– Что, немножко покрасовался?

– Есть маленько. Дима, а ты Михаилу звонил?

– Звонил. Он сказал, чтобы обходились тем, что есть. Кстати, в отношении Сергея он меня поддержал.

– Мне кажется, он не совсем понял ситуацию!

– Может быть. Но, знаешь, Петя, я прикинул и теперь уверен, что сможем выкрутиться: здесь кое-где валяется бросовый металл. Его нужно пустить на неответственные узлы в основании. Только использовать его можно будет, когда смена Чеснокина уйдет. Конечно, придется покувыркаться, что-то придумывать. Поставим мы башню, не сомневайся. Поставим! Николай Васильевич, – позвал Морозов водителя, – Николай Васильевич, посмотри, пожалуйста, перфораторы, разберись. Бурить-то придется самим, без Сергея.

– Дим, а он бурил когда-нибудь? Сможет? – спросил Петр друга, когда Бражин скрылся под навесом.

– Надеюсь. Ведь он не просто водитель – человек, который только и умеет крутить баранку, а шофер! Он, по-моему, все дороги Киргизии объездил, наизусть их знает. А в дороге чего только не случается! Так что, думаю, запустит он перфораторы. Да и с Иохиным ему приходилось работать. Тем более, что Сергей говорил, что заводил их в городе. Ну, ладно, – Морозов поглядел на сидевшую бригаду, – давайте продолжим наши «игры на свежем воздухе».

Когда солнце стало клониться к дальним горным хребтам, площадка была более-менее расчищена.

– Ну вот, сейчас принесу теодолит, промерим высоты опорных точек. Завтра еще подработаем, а там и бурить начнем, – подвел итог дня Морозов.

– Дмитрий Сергеевич, а можно я с теодолитом буду работать, – попросился Саша. – У нас на курсе были занятия по геодезии.

– Прекрасно, Саша! Давай, неси. Да, еще какую-нибудь рейку поищи. Я-то ведь сам чуть-чуть прибором владею. Знаете, как я начал освоение теодолита? – монтажники повернули головы к бригадиру. – Один друг предложил половину своего садово-огородного участка мне под картошку. Он эту часть вообще не осваивал. Ну, посмотрел я участок. И никак не мог определить, дойдет ли вода от арыка до дальнего угла. Смотришь с одной точки – вроде есть уклон, с другого угла – нет, не пойдет вода. Тогда я привез теодолит, выставил его, ну и прострелял участок. Так до сих пор у меня ехидно спрашивают, как это я картошку по теодолиту сажал. Ну, давайте прибирать инструмент, а дежурные пусть идут ужин готовить.

И пока Дмитрий Сергеевич с Сашей возились с прибором, вся бригада без сил сидела на камнях, подложив под себя уже порвавшиеся рабочие рукавицы.

– Мужики, – заговорил вдруг Валерка, – а я вот заметил, что здесь светает раньше, а заходит солнце позже, чем в городе. Почему это, а?

Ему никто не успел ответить, потому что к ним подошел Николай. Руки его были перепачканы маслом.

– Дмитрий Сергеевич, перфораторы не работают. На одном так вообще кик-стартер полетел! Приехали, как говорится! Металла не хватает, бурить нечем! Я вообще думаю, что сворачиваться надо и домой валить!

– Ну, Николай Васильевич, зачем же сразу домой. Давайте хотя бы переночуем. – Но что-то екнуло внутри у Морозова. – Завтра думать будем, а сейчас давайте отдыхать.

После ужина он уселся в аппаратной к столу у окна, сдвинув на край подставку с паяльником, баночки с какими-то деталями, несколько старых журналов «Радио» и разложил документацию. Дмитрий Сергеевич бездумно перебирал чертежи, но голова была занята совсем другим. Он достал из папки прозрачный пакет с фотографией светловолосой женщины. Она еле заметно улыбалась ему, но в глазах, казалось, притаилась грусть от разлуки.

«Валюша, как мне тебя сейчас не хватает! – думал Дмитрий Сергеевич, вглядываясь в любимое лицо. – Как мне хотелось бы, чтобы вот сейчас ты подошла ко мне сзади, прижалась к плечу и тихонько сказала: «Все будет хорошо! Ведь я с тобой!».

Он еще немного посидел, глядя на фотографию, потом, вздохнув, опять вложил ее в папку. Сколько раз еще ему придется доставать фотографию жены! Сколько раз он еще будет разговаривать с ней!

«Придется завтра Николаю везти перфораторы в город… Сколько времени потеряем… Впрочем, пока он ездит, будем площадку готовить… А, может быть, попробовать из двух один перфоратор собрать? Только как узнаешь, что в каждом из них не работает?» – невеселые мысли серьезно тревожили бригадира.

– Сергеич, – Морозов даже вздрогнул от неожиданности, когда его окликнул тихонько подошедший к нему Николай Бражин. – Дмитрий Сергеевич, знаете что, я завтра с утра перекину нормальный кик-стартер на второй перфоратор, и тогда можно будет бурить.

Морозов хотел было сказать, что тоже думал об этом, но, немного помолчав, заулыбался:

– Николай Васильевич, спасибо! Надо же, как просто и здорово! А я совсем уж пал духом. Еще раз – спасибо!

Утром, после того как Николай собрал из двух перфораторов один, он с некоторым волнением залил в бачок горючку – смесь бензина с маслом – и стал дергать ручку стартера. Резиновая рукоятка выскакивала почти на всю длину гибкого стального тросика, но перфоратор даже не чихал.

Перфоратор не завелся ни в этот день, ни на следующий. Уже неоднократно Бражин разбирал его, осматривал, прочищал все детали и снова собирал. Но перфоратор не работал!

Володя с Борисом и Сашей кувалдой и огромным, где-то найденным зубилом на ручке подравнивали площадку. Время от времени выверяли уровень базовых точек по теодолиту. Морозов с Петром под навесом варили лестницы для башни, сваривали уголки с пластинами, в общем, готовили полуфабрикаты. Валерка сразу подкрашивал сварные швы.

– Дмитрий Сергеевич, а почему вы не подгоните нашего водилу? Как я понимаю, только из-за него работа стоит! – обратился как-то он к Морозову.

– Ты имеешь в виду Николая Васильевича? А что это даст, Валера? Он и так… Не стоит его дергать. Не справится – сам скажет.

После обеда Бражин подошел к бригадиру.

– Дмитрий Сергеевич, не получается у меня. Не знаю, что ему надо. Не хочет он работать! Звоните на фирму. Может, попросят, – Бражин помедлил, – Сергея подъехать.

– В город мы, конечно, позвоним. Но звонить будем, Николай Васильевич, Жене Иохину. Проконсультируемся с ним. Говорить будешь ты, объяснишь все. Ну а потом посмотрим, хорошо?

Разговор по телефону мало что дал. Николай уже в который раз перебирал инструмент. Потом дергал ручку стартера – перфоратор только продолжительно фыркал, засасывая воздух, но даже не чихал. Бражин уходил на улицу, курил и все больше мрачнел.

– Не понимаю, почему он не хочет работать. И потом, что за конструкция: чтобы что-то чуть-чуть подрегулировать, полперфоратора разобрать надо! Руки бы оторвать тому конструктору! А заодно и голову!

Утро следующего дня не было светлым и солнечным. За окном мело – на такой высоте осенью редко идет дождь. Отчасти Морозов был даже рад тому, что испортилась погода. Он все еще надеялся, что Бражин сможет запустить перфоратор.

Бригада бездельничала. Саша сидел у окна – все же там было посветлее – и читал. Он единственный, кто взял с собой книгу. Борис и Володя полулежа на спальниках, играли в шашки. Потом им надоела заумная игра, и они стали играть в «Чапая», щелчком выбивая шашки друг друга. Валерка где-то раскопал старые журналы «Техника молодежи» и, не вникая особо, листал их.

– И где ты взял такое богатство? – полюбопытствовал Морозов.

– В шкафу за стойками. Их там полно. А возьмите и эти, – он протянул журналы бригадиру. – Дмитрий Сергеевич, у меня был мотоцикл. Приходилось ремонтировать – как же без этого! Так может, чем смогу помочь нашему водиле.

– Попробуй. Если, конечно, найдешь общий язык, – Дмитрий Сергеевич выделил голосом, – с Николаем Васильевичем.

Морозов увлекся, листая журналы. Многие статьи он помнил. Некоторые с удовольствием сейчас перечитывал.

Дверь в мастерскую, где возился Бражин, была открыта. Оттуда доносились короткие реплики ремонтников. Иногда раздавалось сопение перфоратора. Голос Николая становился все более раздраженным, пока не сорвался на крик. И почти сразу обиженный Валерка прошел через аппаратную на кухню мыть руки.

Выждав еще какое-то время, Саша поднялся, потянулся и ушел в мастерскую. И как-то так получилось, что Бражин постепенно был оттеснен на второй план, а главным ремонтником стал Александр. Он, перебирая вместе с Николаем перфоратор, внимательно просмотрел все узлы. Потом, когда Николай практически перестал участвовать в ремонте, Саша предложил заменить прокладки. Целый вечер их вырубали из картона. Но и это ни к чему не привело! Тогда он сделал несколько щупов из подручных материалов: картона и тонкой фольги – и начал регулировать зажигание, по десятой, по сотой доли миллиметра изменяя зазор между контактами. Как же это неудобно было делать! Но он заставлял себя не нервничать, а работать спокойно.

Как-то в очередной раз Саша дернул стартер. И вдруг что-то случилось. В первый момент он даже и не понял, что рукоятка стартера не вернулась на место!

– Так, лопнула пружина. Приехали! – Саша прислонил тяжелый перфоратор к верстаку и обессилено сел прямо на пол. – Теперь точно придется везти перфораторы в город… А что еще можно сделать? А что делать, – одернул он себя, – надо разбирать, смотреть, как эту пружину отремонтировать!

Через час вместе с подключившимся Петром они отожгли кончик пружины, загнули его и вновь собрали перфоратор. До самого вечера Саша безуспешно пытался вдохнуть жизнь в мертвое железо. Еще раз Петр помог ему восстановить пружину.

– Дмитрий Сергеевич, – мрачно обратился к Морозову Николай, – звоните на фирму. Не справимся мы сами! Пусть приезжает Иохин или… Сергей.

В этот момент перфоратор впервые чихнул. Не сговариваясь, все потянулись к мастерской и сгрудились в дверях. Еще несколько раз дернув за ручку, на что перфоратор отозвался простуженным чихом, Саша как-то виновато посмотрел на друзей и сказал:

– Устал я уже с ним, Дмитрий Сергеевич, но завтра он заработает. Точно заработает! Зазоры выставлю, и никуда он не денется – будет работать!

Дмитрий Сергеевич ободряюще улыбнулся ему.

– Хорошо, Саша! Давай сейчас умывайся и пойдем попьем чайку. – А сам подумал: «Только бы он сделал! Только б не сдался! Чтоб не возвращаться».

Они вдвоем сидели в кухне-столовой и пили чай с карамельками.

– Саша, а ты не пытался вернуться в геологию?

– Геологом я, Дмитрий Сергеевич, проработал всего-то восемь лет, пока Союз существовал. А сейчас… А-а! – в голосе Саши была неподдельная горечь. – Знаете, что плохо? Школа, понимаете, школа геологическая, преемственность сломалась. А в геологии это особенно важно! Старые, маститые геологи – уже на пенсии. К сожалению! Средние, к коим и я отношусь, ушли из геологии. Кто куда. Чем только не приходится заниматься: и жалюзи в богатеньких домах на окна вешать, потолки подвесные... И на рынке торговать, и ночным сторожем на автостоянке… И так почти все. А молодым, тем, кто оканчивает институты, или как они теперь называются – университеты, академии, у кого им учиться? Слышал, есть какие-то частные фирмы, но это же мелочь… Хотя, может быть, там и головастые мужики есть.

Саша замолчал. Двумя руками он держал кружку с горячим чаем, как будто грел озябшие ладони.

– Знаете, я ведь уезжал. В Сибирь, в Междуречинск. Работал там на шахте. Кем? По специальности – геологом. В общем, все было хорошо: и квартиру через год дали, и жене нравилось там. Тайга, грибы, ягоды, река, прекрасная рыбалка. Буквально рядом с городом лыжные подъемники. Зимой катание великолепное. Сын мой на лыжи там встал. Но вот гор – там ведь не горы, а сопки – гор там нет. Нет диких скал, нет заснеженных вершин, ледников… Да и в шахте нет синего неба над головой… Не смог я там! Еле уговорил своих, и вот вернулись. Я не жалею, хоть и трудновато живется пока.

Он допил чай и откинулся к стене, на которой были приклеены красочные картинки с девицами из журналов. Дмитрий Сергеевич не прерывал молчания. Для себя он решил, что этого человека, попавшего в бригаду случайно, он возьмет и в следующий раз. И еще, что на этого Сашу-геолога, который не очень много слов сказал сейчас о горах, но, чувствуется, любит и знает их, можно положиться.

За три дня, как заработал перфоратор, отбурили все шпуры – аккуратные такие отверстия в монолитной скале. Правда, вначале, опыта-то не было, случилась небольшая авария: инструмент заклинило на глубине в полметра. И все попытки вытащить его, извлечь из шпура ни к чему не привели.

– Наверное, трещина, – Саша чувствовал себя виноватым.

– Ну, теперь от Евгения Михайловича попадет! – мрачно заметил Николай Бражин, который хорошо знал жесткий характер Иохина.– Он буровой инструмент с огромным трудом где-то, только в ему известных местах, достает.

С помощью большого газового ключа стали проворачивать штангу и, провозившись с полчаса, вытащили ее, но уже без твердосплавной коронки, той, которой собственно и дробиться любая твердая горная порода. Поставили новую коронку, забурились чуть в стороне, и дальше работа пошла без особых затруднений. Но когда бур ушел в скалу на метр, выхлопные газы уже не могли продувать шпур, и его пришлось прочищать, по несколько раз высоко приподнимая тяжеленный инструмент! И хотя и Николай, и Саша не были хилыми мужиками, но и они через каждые пять минут отваливались от тарахтевшего инструмента, позволяя держать его Петру и Валерке. А этих шпуров нужно было пробурить шестнадцать! И как же болели потом мышцы у бурильщиков!

В пробуренные шпуры вставляли анкера, закрепляли их и заливали цементным раствором. Когда закрепляли очередной, любознательный Валерка спросил:

– Дмитрий Сергеевич, а вот сколько нужно сил приложить, чтобы выдернуть этот анкер?

– Ну, чтобы выдернуть, нужно более двадцати тонн!

– Ого! Один?

– Но этот анкер раньше порвется по резьбе, а допускаемая нагрузка – где-то примерно пять тонн.

– Так что же, получается, что каждая стойка удерживается четырьмя анкерами, то есть двадцатью тоннами, а всю башню будут держать восемьдесят тонн! И даже больше! – у Валерки, казалось, округлились глаза. – Да еще камнями придавим! Никуда она не улетит!

– Надеюсь,– Морозов улыбался непосредственности Валерки.

– Вы воду израсходуете на бетонные работы, а потом что? – раздался голос Чеснокина.

Увлеченные работой монтажники и не заметили, как он подошел.

– Виталий Эдуардович, через несколько минут, – Дмитрий Сергеевич посмотрел на часы, – наши ребята будут внизу. Мы им уже отправили на канатке фляги. И потом, все эти дни о воде заботились только мы, и проблем, по-моему, не было! Не так ли?

Чеснокин ничего больше не сказал, повернулся и пошел к дому. Его проводили неприязненными взглядами.

– М-м-м! О-о-о! – вдруг застонал Валерка.

На его стоны все испуганно повернули головы.

– Что случилось? Что с тобой? – посыпались со всех сторон вопросы.

– Я заболел! Отойдите от меня, это, скорее всего, заразно!

– Да что с тобой? Что болит-то?

– Ничего не болит. Я есть захотел!

На следующий день четыре тяжеленные плиты были уложены на бетонные подушки. Раствор готовили в каком-то ржавом корыте, благо, что щебенки было сколько угодно, а песок и цемент монтажники привезли с собой в мешках.

С утра связисты пребывали в несколько приподнятом настроении. Это было заметно даже при их обычной мрачноватости. Перед обедом, когда дежурные чистили картошку, внизу, в «цирке» перед подъемником появился уазик-фургончик. А еще через час, когда Чеснокин, Ильяс и Даниил Андреевич уже собрали свои вещи, а монтажники по очереди умывались под рукомойником, к дому подошла новая смена.

Все опять с недоумением наблюдали, как сухо, на грани с неприязнью старая смена сдавала дела новой. Под конец были сделаны записи в журнале, и три человека, отработавшие на станции положенный срок, едва попрощавшись, отправились вниз. Тем временем Николай и Саша стали накрывать на стол.

– Ну, давайте знакомиться! – от полноватого мужчины исходила доброжелательность. – Павлов Александр Семенович. А это мои помощники – Родион Копешкин и Владислав Радченко. Зная Чеснокина, сразу предлагаю – давайте питаться вместе. Конечно, тесновато будет за столом, но зато веселее. Я думаю, поместимся. И еще: работы у нас большей частью не очень много, так что, если нужна будет помощь – зовите. А сейчас, мужики, помогите разгрузить канатку.

– Александр Семеныч, давайте сначала поедим: обед на столе. – Морозов махнул рукой в сторону столовой. – А потом уже все остальное, ладно? Кстати, как доехали?

– Спасибо! Родя, Слава, нас приглашают к столу. Несите бутылку. Как доехали? Да, нормально. Пару раз пришлось откапываться – снег что-то рано выпал. А я смотрю, вы на полу спите. Вам что, Чеснокин раскладушки не предложил?

– Раскладушки? А они разве есть? – Дмитрий Сергеевич был удивлен.

– Н-да! В этом весь Чеснокин! На чердаке они сложены. – Павлов обратился к своим помощникам: – Владислав, после обеда с Родионом достанете. А с наших коек можно будет по паре матрацев снять. А тебе, Дмитрий Сергеевич, мы кровать соберем.

Морозов слушал и думал про себя: какие разные, до полярности разные могут быть люди. Чаще ему встречались такие, как Павлов, – радушные и всегда готовые помочь. Были и такие, что помощь в деньгах оценивали, но чаще бескорыстно, от души помогали.

– Ну, давайте выпьем за встречу, за то, чтобы и вам, и нам хорошо работалось вместе! – Павлов стал разливать густое красное вино по разнокалиберной посуде.

– Александр Семеныч, вы Борису не наливайте, а его порцию в мою кружку – он мой должник, – Володя улыбался, поглядывая на друга.

– Да ладно, наливайте всем, а я тебе как-нибудь верну тот спирт.

Когда уже ели наваристый борщ, Павлов спросил:

– Боря, а что это за должок за тобой в спиртовом выражении?

– Давайте я расскажу, – опередил Володя Бориса. – Были мы как-то на альпиниаде в альплагере. Знаете, лагерь в Ала-Арче еще иногда оживает! Ну, так вот, сходили мы на две хо-о-о-рошие горы. Удачно сходили. Спустились в лагерь. Помылись, поразлагались на солнышке. Ну, там обед, ужин. И с таким желанием я лег спать! Можно сказать, с наслаждением, и мечтал поспать до завтрака. Но среди ночи, я потом посмотрел на часы – было два часа, Борька меня разбудил.

– Слушай, Володька, там ребята приехали из Свердловска. Сидят у костра, есть гитара, они песни поют. Нас пригласили, когда узнали, что мы после горы. Пойдем! У них спирт есть! – про спирт он сказал с каким-то придыханием.

И хоть злой я был из-за того, что меня среди ночи разбудили, но последний довод решил все, тем более – халява. Пошли мы, значит, за территорию, за забор. А там уже без фонарика не пройти – забрели в какие-то колючие кусты: или в барбарис, или в шиповник. Пришли к костру, познакомились. Хорошие ребята, душевные. Спели две-три песни. Тут Борис и говорит:

– Мужики, а как насчет спирта?

Ребята достали фляжку, вылили в кружку и протянули ему. А фляжка уже, видимо, неполная была. Взял Борька ту кружку в руки, а сам про нашу гору, про восхождение рассказывает. Увлекся, кружкой стал даже размахивать. Ему, понятно, и говорят:

– Ты пей, не задерживай.

Он тогда:

– Ну, за вас! – потом выдохнул и выпил тот спирт до дна.

Еще поговорили, попели. А у ребят хорошие голоса были – заслушаешься. Спели они и несколько новых песен, которых я еще не слышал. Тут мой Боренька осмелел – все ж сказалось выпитое:

– А Володе-то налейте!

И враз у костра как-то тихо стало, а ребята-свердловчане и говорят:

– А это все! Больше нет. Мы еще удивились, что ты весь спирт один махнул!

Представляете, разбудил среди ночи, я не выспался, по темноте бурился сквозь шиповник, ободрался весь. Сидел, ждал, а этот враг весь спирт нагло один выпил! Так за ради чего я мучился? Для того, чтобы посмотреть, как он спирт пьет? Поблагодарил я его потом сердечно! И теперь он пожизненно у меня в должниках ходит!

Вдруг стукнула входная дверь.

– Кто это может быть?

Сидевший с краю и отказавшийся от вина Николай Бражин, выглянув в проход, удивился:

– Ильяс вернулся.

Ильяс был растерян, и от него не сразу добились вразумительных слов. В конце концов поняли, что на полпути в скалах откуда-то сверху сошла небольшая лавинка, Виталия Эдуардовича сбило и протащило метров тридцать.

– Он там без сознания лежит!

– Борис, Володя, возьмите аптечку, проверьте, есть ли там противошоковое и обезболивающее, – тут же среагировал Морозов, – как можно быстрее вниз. Всем остальным тоже одеваться. Взять веревки, пояса. Петя и Саша, возьмете с собой две доски, бруски, молоток и гвозди. Не исключено, что у него переломы. Может быть, и позвоночник у него… – Морозов на мгновение замялся и, чтобы не пугать остальных еще больше, продолжил, – травмирован. Спускаться быстро, но осторожно! Помните, там в некоторых местах лед есть, теперь он прикрыт снегом. Александр Семенович, твои тоже пусть пойдут. Переносить пострадавшего в горах – очень тяжкий труд. Вызывай вертолет! Не довезут ведь его на машине! – с какой-то болью произнес он.

Они все лежали на краю вертолетной площадки прямо на камнях, потому что сил уже не было даже сидеть. Не хотелось вспоминать, как поднимали, передавая с рук на руки в узких проходах между скалами тяжелый щит со стонавшим человеком, как поддерживали друг друга, как срывались и падали сами.

– Летит! – приподнялся Володя. – Слышите?

– А вон он, левее Тоо-Таша, – глазастый Валерка показал рукой на округлую вершину с крутыми склонами.

Через несколько минут вертолет подкрался, завис над гребнем. Взметнулся снег, поднятый винтом. Все отвернулись, прикрывая лица, Саша, Борис и Володя присели около носилок спиной к вертолету, закрыли Чеснокина.

Видимо, вертолет уселся окончательно, так как ветер от его огромного винта стих. Все тут же повернули головы. Из открытой двери выпрыгнул человек, за ним еще один. Этот второй, видимо, врач, быстро прошел к импровизированным носилкам. Он осмотрел пострадавшего и обернулся к подошедшему Морозову:

– Грузите! Быстрее!

Щит с Чеснокиным подняли и понесли к вертолету.

– Дима, не пролезет он в двери, надо задние створки открывать! – прокричал Петр Морозову.

Пострадавшего на досках положили на дюралевый пол вертолета, около него сел доктор, ближе к двери – Даниил Андреевич и Ильяс.

Снова ударило в лица поднятым снегом и мелкими камешками, вертолет закачался, приподнялся, задрал хвост и рванулся вниз с гребня. Потом, набрав скорость, стал подниматься выше, выше, развернулся и взял курс на город.

– Повезло им, через час будут дома! – позавидовал улетевшим Валерка.

– Ты что, дурак?! Человек ведь разбился! А ты… – возмутился Володя, которому, как и Борису, да и Дмитрию Сергеевичу в пору его юности, приходилось участвовать в спасательных работах в горах.

– Это хорошо, Валерка, что он живой, – тихо продолжил Борис. – Погибших нести тяжелее! А нам приходилось… Так что лучше было бы, если б они уехали на машине.

Вертолет быстро уменьшался в размерах, улетая все дальше и дальше. Вот уже не стало слышно звука его двигателя, а монтажники все стояли на плато, забыв, что в доме на столе их ждет уже остывший обед.

Прошло два дня, как на вертолете эвакуировали пострадавшего и всю старую смену. Даниил Андреевич не поленился, позвонил из города на станцию и сообщил, что у Виталия Эдуардовича несколько сложных переломов, сильное сотрясение мозга, но из реанимации его уже перевели в общую палату. Под конец он, как бы стесняясь, передал благодарность от Чеснокина монтажникам и всем, кто спасал его.

– Ну и слава Богу! – вздохнул Бражин, зашивая рукавицы.

И напряжение, в котором пребывали все, наконец-то спало.

А на следующий день после обеда опять испортилась погода. Мело так, что за окнами ничего не было видно. И очень неуютно чувствовали себя чахлые помидорные кустики с маленькими помидорчиками в подвешенных на окнах горшочках. Густой снег бился в окна, которые уже наполовину были закрыты наметенными сугробами. И только иногда сквозь метель проступали очертания ближайшей опоры линии электропередачи.

– Какая-то неправильная погода. Ведь осень-то у нас обычно теплая, сухая, – сетовал Морозов. – Александр Семеныч, посмотри, что у тебя на барометре, улучшение не предвидится? Я что-то в нем никак не разберусь! – он постучал пальцем по стеклу прибора.

– Да кто ж его поймет! Он только показывает сухо или влажно. Может, на равнине по нему и можно что-то определить. А здесь, пожалуй, нет!

– Дмитрий Сергеевич, как такой день, когда из-за погоды нельзя работать, называется? Актированный, да?

– Э-э нет, Боря! Это не про нас! За актированные дни идет какая-то оплата. А нам заплатят за объект. Так что получим мы ни больше, ни меньше, чем определено договором. – А про себя Морозов подумал, что если так будет продолжаться, то нужно будет обговорить с Михаилом – директором фирмы – дополнительную оплату, сославшись на форс-мажорные обстоятельства.

Саша, по обыкновению, читал, лежа на раскладушке, свою книгу. Борис и Валерка устроили соревнование по метанию дротиков в мишень и каждый раз громко подсчитывали очки. Бражин сидел перед тремя телевизорами в комнате у связистов. В общем, монтажники бездельничали.

Родион, подвинув монтажный столик к одному из многочисленных шкафов с аппаратурой, что-то подпаивал, а потом нажимал какие-то кнопки и смотрел на экран осциллографа, где прыгали зеленые кривые. Владислав – второй помощник Павлова – резал капусту на кухне.

Морозову вдруг подумалось, что если снег занесет дорогу, то машина уже не выберется из этого ущелья. Он быстро прошел в комнату к связистам.

– Николай Васильевич, я подумал, что если погода не улучшится, не потеплеет, то уазик не сможет прорваться через сугробы! Может быть, после этой непогоды попробуешь съехать вниз. А мы, закончив работу, уж сами как-нибудь спустимся.

– Да когда в октябре погода была плохой? Ничего не случиться. Распогодится, снег растает, и все будет нормально!

– Ты, пожалуйста, все же подумай хорошенько, взвесь все. Ладно? Можно же не гнать ее в город, а оставить, допустим, у дома проводника.

– Я понял, вы решили избавиться от меня! И все из-за перфораторов! – вдруг взвился Николай. – Ну не смог я их завести! Не можете мне этого простить? Конечно, если я уеду, денег каждому больше достанется! Не дождетесь! Я останусь и буду работать до конца!

Как ни неприятно было слышать этот несправедливый упрек, Морозов, подождав, пока Бражин выговорится, спокойно сказал:

– Зря ты так, Николай Васильевич! Я просто боюсь, что если погода не наладится, то машину придется бросить здесь, в горах.

– Еще чего! – буркнул Бражин, сбавив тон.

Наступившее утро было неожиданно ясным и морозным. Но всю долину закрывали плотные облака, сквозь которые, как спины гигантских динозавров, выступали горные хребты.

Еще до завтрака Борис и Володя вдвоем подняли и установили настил на верху второй секции.

– Николай Васильевич, зацепи стойку! – закричали они сверху Бражину, только что вышедшему из дома.

Пока Бражин готовил груз к подъему, друзья, как и принято у альпинистов, организовали самостраховку.

– Вира! – Николай отбежал от подросшей башни и поднял голову, провожая взглядом шестидесятикилограммовую стойку.

Убедившись, что Бражин отошел от башни, стоя на самом краю настила, Володя и Борис стали ритмично подтягивать веревку. Когда стойка показалась над настилом, они перехватили ее руками, подтянули и положили на доски.

– Николай Васильевич, цепляй следующую! – крикнул Борис, сбрасывая веревку с карабином вниз.

Эта нелегкая, в общем-то, работа уже стала привычной, и поэтому стойки подняли быстро.

– Ну, вот и последняя! – все же высота сказывалась, и оба альпиниста дышали так, как будто пробежали круг по стадиону. – Васильич, давай накладки!

Но тут от дома раздалось:

– Завтракать!

В этот раз съели последние свежие овощи, которые привезли с собой связисты. И опять в конце Саша спросил:

– Салат никто больше не будет? – и, всыпав в него «лошадиную» дозу перца, в одиночестве стал его доедать.

К этому уже привыкли даже связисты, и поэтому никто не удивился.

– Слушайте, а не согреть ли нам сегодня баньку? – предложил Павлов. – Сегодня как раз суббота!

За столом радостно загомонили.

– Ну а раз согреть, то давайте после завтрака снег таскать: воды надо много.

– Тогда так! Мы втроем: Петр Алексеевич, Николай Васильевич и я будем работать наверху: ставить стойки. Потом я буду выставлять их по вертикали, а Петр Алексеевич хотел что-то там со сваркой сделать. Саша, ты, как всегда, будешь работать с теодолитом. Ну а остальным – таскать снег для бани. Еще раз напоминаю: под башней работать в касках, груз стропить надежно. Надежность крепления проверять каждый раз. И, самое главное, на башне работать только на самостраховке!

– Пусть на поясах работает тот, кто боится упасть, – пробурчал Бражин.

– У альпинистов есть поговорка, – как бы про себя проговорил Борис. – Лучше один раз быть трусом, чем на всю жизнь трупом!

– Николай Васильевич, это не пожелание, это требование! – твердо добавил Морозов.

Николай что-то хмуро пробормотал, встал и отошел от стола.

– Сергеич, да мои хлопцы и сами снега натаскают, – вступил в распределение работы Павлов. – Это не так уж и тяжело!

– А давайте, Дмитрий Сергеевич, мы с Борисом опять сбегаем вниз, нам на канатке спустят бидоны, и мы наберем в речушке воды для бани, – предложил Володя. – Все ж речной водой мыться лучше.

– А какая разница? – удивился Валерка. – Вода, она и в Африке вода. А мотаться туда-сюда…

– Вечером поймешь разницу! – Морозову чем-то нравился этот парень, делающий в горах первые шаги. – Добро! – немного подумав, согласился Морозов. –Только, пожалуйста, на спуске – максимум внимания и осторожности. – Володя кивнул. – Ну, не мне вас учить. Все, теперь одеваться и за работу!

– Плохо, что монтажную трубу тогда не нашли, – ни к кому не обращаясь, проговорил Бражин, усаживаясь на самом углу настила и свешивая ноги вниз. От его монтажного пояса, как и от поясов бригадира и сварщика тянулись страховочные концы, которыми монтажники были пристегнуты к двойной веревке, надежно закрепленной на готовой конструкции.

Николай разложил возле себя гаечные ключи, болты и гайки. Потом чуть обернулся к ожидавшим его команды Морозову и Орленко:

– Ну, давайте!

Дмитрий Сергеевич с Петром приподняли тяжелую стойку, перенесли один ее конец через ногу Николая и начали поднимать, уперев нижний конец в выступающую часть конструкции. Когда стойка встала почти вертикально, ее стало неудобно и, главное, трудно удерживать.

– Держи ее, Петя! – хрипел Дмитрий Сергеевич.

Стойка стала опасно наклоняться, пытаясь грохнуться вниз.

Вести монтаж вот так, вручную, находясь на самом краю настила, когда под тобой уже больше пяти метров пустоты, а дальше, за краем скальной площадки, – крутой обрыв, было страшновато: не было места, чтобы крепко стоять на ногах, да еще и удерживать неудобную тяжелую стойку.

– Я держу, да только ты мне мешаешь! – мышцы Петра, казалось, дрожали от напряжения. – Николай, крепи!

Бражин пытался попасть болтом в отверстия, но они не совпадали, и он ругался сквозь зубы.

– Да давай же! – сил удерживать стойку уже не оставалось.

Только на мгновение отверстия совместились, и Бражин успел вставить болт. Остальное было уже не так трудно. И пока Николай работал ключами, заворачивая гайки, Морозов и Орленко немного посидели на деревянном настиле, переводя дыхание. Дмитрий Сергеевич перехватил взгляд друга:

– Ты что вверх посматриваешь?

– Да, прикидываю, сколько еще стоек таким вот образом ставить будем. – Он оживился: – Дим, а давай один длинный уголок пожертвуем и соорудим подъемник. Тогда железо можно будет поднимать снизу. А стойки сразу и монтировать. Представляешь?! Будет гораздо быстрее, удобнее и, главное, безопаснее!

– Да у нас металла и так не хватает – ты же знаешь.

– Дима, да потом, в конце мы его отреставрируем и приварим на его законное место. Ну, давай, решайся!

– Ну а как ты блок-то на уголке закрепишь? Хотя… Ну, хорошо, давай сделаем. Но сейчас-то стойки все равно придется руками ставить.

– Конечно, – сказал Петр, вставая. – Ну, взяли!

Верхняя кромка облаков то поднималась выше, и тогда им приходилось работать в сырой серости тумана, то опускалась ниже станции, и тогда над горами ослепительной синевой опрокидывалось небо. Сплошные облака создавали иллюзию полета!

– Смотрите! – не удержавшись, закричал Николай Бражин. – Смотрите, наши тени на облаках!

Действительно, на облаках четко выделялся силуэт башни и три человеческие тени. Почему-то только фигуры людей были окружены радужным ореолом.

– Вот, уже в святые попали! – улыбнулся Петр, любуясь необыкновенной картиной.

Когда они ставили последнюю, четвертую, стойку секции, со стороны скал, где и был подход к станции, показались Володя с Борисом.

– Что случилось? – спустившись вниз, спросил Морозов.

– Дмитрий Сергеевич, там снегу в кулуарах надуло. Мы сунулись было, а перед нами все поплыло. Решили вернуться.

– И правильно сделали! Ну а раз так, – бригадир улыбнулся, – таскайте снег с Валерием. А мы минут через пятнадцать начнем выставлять «ноги». Саша уже колдует с теодолитами.

Пригнувшись к прибору, Саша рукой показывал, куда нужно наклонить стойку. Дмитрий Сергеевич, поглядывая на его сигналы, подклинивая стыки, то подтягивал, то отпускал гайки, буквально по миллиметрам наклоняя стойку в ту или другую сторону. Когда добивались удовлетворительных результатов, бригадный «геодезист» бежал ко второму теодолиту и измерения проводились в другой плоскости. Потом все повторяли на всякий случай еще раз. Все это продолжалось достаточно долго. И Дмитрий Сергеевич замерз до дрожи, но не мог доверить эту работу кому-то другому.

А Саша все качал головой и вытягивал то правую, то левую руку.

– Еще немного внутрь! Что, не идет? Дмитрий Сергеевич, нет вертикали! Ну не стоит она ровно!

– Саша, ты можешь оценить, насколько стойка уходит? – Морозов уже понял Сашину тягу к абсолютной точности.

– Она сама по себе кривая, а верх по отношению к основанию уходит миллиметра на три!

Морозов рассмеялся про себя:

– Ладно, годится! Давай, настраивайся на следующую стойку.

После обеда Саша еще раз проверял вертикали, и только когда он махал рукой, Петр Орленко прихватывал уголки сваркой, придавая жесткость системе.

– Ну, теперь все свободны часов на восемь. Раньше я не проварю все швы. Кто в этот раз помогать мне будет?

Было холодно. Когда Дмитрий Сергеевич поглядел на термометр, висящий за окном, тот показывал одиннадцать градусов мороза. Понимая, что при таком морозе, да еще и с ветром, который дул здесь постоянно, долго работать невозможно, Морозов решил позвать погреться Петра и Николая.

Накинув пуховку и едва открыв дверь, он услышал ругань с «выражениями» на площадке монтажа. Не долго думая, Морозов вернулся в тамбур, где стоял сварочный аппарат, повернул выключатель и, выждав несколько секунд, вышел на улицу.

– Эй, наверху! Электричество кончилось! Идите в дом греться!

Николай и Петр, едва войдя в аппаратную, разувшись и сняв куртки, прижались к обогревателям.

– Замерзли? Ну-ка, скажите «Тпру-у», как будто лошадь тормозите! – Дмитрий Сергеевич улыбался, пряча тревогу.

– Ту-у-у! – замерзшие губы монтажников не повиновались им. Но от этого «ту-у-у» оба заулыбались.

– Что там у вас произошло? – спросил Морозов Петра, когда они остались одни.

– Да попросил он поварить. Ну, раза три-четыре я сказал, что он делает неправильно, а он психанул, швырнул держак, маску, да еще и послал меня. Я стал варить дальше, а он швы стал оббивать. Хотел было я попросить его не стучать, маску поднял, а он висит на конструкции без страховки! Я, естественно, вежливо так сказал, – Морозов усмехнулся, представив, как это у Петра получилось, – чтобы он пристегнулся. Ну, он и понес. В общем, я не выдержал – тоже стал орать. А что, и вправду отключили электроэнергию?

– Нет, это я отключил, чтобы вы погрелись. – Дмитрий Сергеевич помолчал. – И все же, Петя, не гоже было тебе опускаться до него. Слаб он, видимо. Ладно, помогать тебе будут Володя, Борис, Саша, ну и Валерка, конечно. А там, может быть, и Николай отойдет.

На каждой высокогорной станции, где люди живут в отрыве от собственных ванн, есть банька. Где лучше, где похуже. Где – в самом доме, где – в отдельном строении. Чаще всего такие баньки греются электричеством. И париться можно в такой баньке, ну хоть каждый день! Только вот при этом всегда возникает проблема – вода. Добывается она с большим трудом: зимой долго натаивается из снега, летом… Летом еще труднее: собирают дождевую воду. А бывает и так, что дождей нет подолгу. Ну а если есть где-то поблизости ледничок, таскают лед оттуда. Готовить воды нужно много, чтобы хватило и помыться, и постирать. Поэтому баня бывает не так часто, как хотелось бы.

Но в этот раз воды наготовили много. Конечно же, первыми попарились и помылись хозяева. А потом пошли и монтажники.

Распаренный, разморенный вышел из парной бригадир Дмитрий Сергеевич. Чистый и умиротворенный.

– Уф! Ну и жарища! Но хорошо! – еще не отдышавшись, сидя в драном кресле, проговорил он.

Засобирались Петр и Саша.

– Петя, там вода в ведрах греется в парилке. Ее нужно ковшом таскать в мойку. И если руки будут мокрыми, то через пол бьет током. Наверное, там шаговое электричество. И еще: полотенце берите, чтоб подстилать под себя. А то там шляпки гвоздей не утоплены, и обжечь можно… кое-что, – предупредил Дмитрий Сергеевич.

Родион Копешкин, услышав такие наставления, возмутился:

– Какое еще шаговое электричество? Никогда там током не било!

Дмитрий Сергеевич, усмехнувшись, отпарировал:

– Своих, конечно, не трогает!

– А в предбаннике на стене досточки висят, чтоб под себя подкладывать! – не обращая внимания на слова Морозова, продолжил Родион.

Не выдержав высокой температуры, завернутый в полотенце выскочил из баньки Саша.

– Ну и пекло! Аж уши заворачиваются!

Немного отдышался и ушел опять «мучить» себя. Когда же, помывшись и напарившись, он вышел из баньки – Петр еще какое-то время оставался там, Морозов первым делом спросил:

– Ну, как, ведь бьет током?

– Нет, Дмитрий Сергеевич, нас током не било. Мы поступили проще: с самого начала вытащили в предбанник ведро с горячей водой. И все!

В это время вышел Петр:

– Нет, током не било. – Петр улыбался: – А вот Сашу кое-чем все же ударило. Вернее, прижало.

– Петр Алексеевич! Не погуби! – Саша, дурачась, едва не плюхнулся на колени перед Петром. – Христом Богом прошу – сохрани тайну! Если расскажешь, утоплюсь!

– Ага, в горах! Да куда ты денешься… с подводной лодки в горах, вернее, со станции! Слушайте: там дверь в парилку пружинит. А Саня проскочить не успел, и дверь прижалась раскаленной ручкой к тому месту, которое Дмитрий Сергеевич гвоздями прижег.

– Да не прижег я! – возмутился Морозов.

А все стали просить:

– Саша, покажи, где она тебя прижала, чтоб нам потом не попасться!

– Да ладно вам…

– Ты должен ради спасения товарищей!

Когда в баньке скрылись два друга – Володя и Борис, Саша стал делиться впечатлениями:

– Молодцы они все-таки! Такую парную сделали! – он блаженно обмахивался полотенцем. – Но вот вода… Льешь, льешь ее на себя, а как будто все в мыле!

– Я тоже заметил, когда умываешься, мыло плохо смывается. А почему? – заинтересовался Валерка.

– Да вода-то здесь без солей, очень мягкая, – объяснил Саша.

Тут приоткрылась дверь, и голый Борис попросил:

– Мужики, дайте кто-нибудь уксус.

– Вы что там, пельмени решили сварить и втихаря поесть? – тут же встрял Валерка.

– Глупый ты. Молодой и глупый. Если уксус добавить в воду, то голову вымыть легче. – Борис скрылся за дверью бани.

До ужина помылись все. Разомлевшие монтажники возлежали на раскладушках.

– В эту баньку еще бы веничек березовый! – мечтал Петр.

– Хорошо бы! А потом пива холодненького! – поддержал его Саша.

На натянутых между шкафами проволоках развесили постиранные носки, майки, футболки, сырые полотенца…

Ужинали поздно и за столом все разговоры вертелись вокруг банной темы. Долго смеялись над рассказом водителя Николая Васильевича.

– Принесла как-то моя Людмила кусочек… Я сначала подумал мыло такое. А в руки взял: серый, пористый, на кирпич похож.

– Люд, – говорю, – а что это такое?

– Пемза, – отвечает. – Пятки тереть. Кожа там грубая, отмирает, вот ее этой пемзой и оттирают.

Ну, полез я в ванну, как раз суббота была. Попробовал той пемзой пятки тереть. Так здорово получилось! Прям видно, как лишнее сходит. Я тогда ноги этой пемзой – лучше всякой мочалки! Потом руки, грудь потер, живот. Жену позвал, заставил спину потереть. Да, говорю, посильнее, а то не чувствуется совсем. Она, дура, и постаралась! Полежал я еще потом в ванной, понежился в горячей водичке, под душем освежился. А стал полотенцем вытираться – чувствую, саднит все. Особенно спину! И чем дальше, тем сильнее. Уже больно стало. Майку надеть не могу!

– Люда, – кричу, – иди сюда! Посмотри, что там у меня со спиной!

Она пришла, посмотрела, руками всплеснула:

– Ой, Коля, спина у тебя вся почему-то исцарапана. Сильно-сильно! До крови!

А я уже от боли зубами скриплю.

– Да сделай же что-нибудь, – едва не кричу.

– Ну что я могу сделать-то? Зеленкой только помазать!

– Ну мажь зеленкой!

– Так зеленки столько нет в доме! Давай одеколоном!

А мне все равно, я уже ору – так больно! Одеколон-то хороший, приятный. Но я от дикого жжения заорал и чуть было не врезал ей, когда она этим одеколоном мне на спину… Пришлось потом пару стаканов самогонки вмазать, чтоб быстрее заснуть. Ну а когда проснулся, уже не так больно было, можно было терпеть. Но на спине… вообще все тело, да и лицо тоже были потом в коростах недели три!

Рано утром, без пятнадцати шесть, когда в доме немного посветлело, дежурный инженер, как обычно, включил аппаратуру для прогрева, и большой зал наполнился монотонным гулом.

Кое-кто из монтажников уже так привык к этому, что продолжал спать. Ну а те, кто проснулся, лежали, разглядывая потолок и развешенные на проволоках стираные вещи.

Вдруг Валерка хмыкнул, покрутил головой и, отыскав проснувшихся товарищей, стал показывать на белье, висящее над водителем.

Тут и сам Николай открыл глаза.

А перед этим ему снилась жена! Привычная, домашняя толстушка. Она почему-то занималась уборкой квартиры, хотя знала ведь, что муж спит. И вместо того чтобы тихонечко вытирать пыль тряпочкой, она включила пылесос, который загудел, как дурной. Вдруг Николай увидел, что это не пылесос, а стиральная машина. И тоже гудит зараза!

Раздраженный, он открыл глаза только для того, чтобы шугануть жену. И увидел, что жена уже развесила белье: носки, трусы, футболку, которые – он помнил, – сам вчера и постирал. Среди вещей прямо над его головой она, глупая баба, почему-то повесила еще и свой нежного телесного цвета бюстгальтер с кружавчиками. И, не придя в себя еще ото сна, он заорал:

– Люда, что это ты развесила все в спальне, да еще и прямо над кроватью!

Ответом ему был хохот почти всей бригады. А Николай ошалело смотрел то на друзей, то на развешенное белье и никак не мог понять, откуда взялась здесь, на станции, его жена! Он ничего не мог понять! Недоумение его вызвало новый взрыв смеха.

Только через пару минут до него дошло, и где он, и что кто-то подшутил над ним. Но Бражин не рассмеялся, а почему-то насупился.

Тайна, откуда взялся сей предмет женского туалета, так и не была раскрыта.

А это хулиган-Валерка, холостой пока, перед отъездом в горы, как бы это поточнее и помягче сказать, не ночевал дома. И уж каким образом эта сугубо женская вещь попала к нему в рюкзак, он сейчас не смог бы объяснить. Но когда обнаружил у себя сей предмет, то сначала испугался, что его застукают и засмеют, а потом решил подшутить над кем-нибудь. И ведь обыграл все так, что никто его не заподозрил! Ну а то, что попался Николай Бражин, так то чистая случайность. Ну, может быть, и рассказ водителя сыграл свою роль.

Однажды, когда Петр проваривал швы очередной секции, а все остальные члены бригады сидели в доме, спали или смотрели телевизоры, Саша, закрыв свою толстую книгу – «Исповедь» Толстого – глубокомысленно изрек:

– Вот теперь я понимаю, за что Толстого отлучили от церкви! – он не стал вдаваться в подробности, потянулся и, увидев вошедшего с улицы бригадира, спросил: – Дмитрий Сергеевич, а теодолиты вообще-то давно проверялись?

– Вот этого, Саша, я не знаю, – он пожал плечами. – А что, это обязательно? Выставил его в плоскость – и работай!

– Э-э нет, Дмитрий Сергеевич! Приборы нужно каждый раз проверять! Да это не так уж и сложно. Я, наверное, сейчас займусь этим, пока есть время.

Он выпросил у Павлова три метра тонкой проволоки, привязал к одному концу тяжелое зубило и подвесил этот отвес на гвоздик под самым потолком так, что зубило почти касалось пола. Не торопясь, методично, как и все, что он делал, Саша установил трехногий штатив, на него привинтил теодолит и стал что-то там подкручивать, регулировать, заглядывая то в один глазок, то в другой.

Борис, изнывающий от безделья, наблюдал со своей раскладушки за манипуляциями Саши. Вдруг он поднялся и вышел в мастерскую. Потом, вернувшись, посматривая на Сашу, немного покидал дротики в мишень, и, коварно улыбаясь, как-то боком прокрался к стене, на которой был подвешен отвес, нагнулся и положил на пол… магнит.

– Ты что там делаешь? – оторвался от теодолита Саша.

– Да дротик вот куда-то сюда упал. Не могу найти. – Борис сделал вид, что что-то ищет на полу, потом выпрямился и пошел к своей раскладушке.

– Все, мужики, теперь не топайте, не прыгайте, а еще лучше – идите-ка смотреть телевизор! – распорядился Саша и приник к окуляру прибора.

Он еще что-то подрегулировал, поднял голову, посмотрел на отвес. Прищуря один глаз, снова посмотрел в прибор, навел на резкость. Нащупав рукой нужный винт, подкручивая его, совместил вертикальную риску в визире теодолита с «нитью на стене». Потом плавно повернул зрительную трубу так, чтобы стала видна нижняя точка отвеса.

– Не понял! – громко сказал он, когда риска и «изображение» отвеса в визире не совпали миллиметров на пятнадцать.

Он снова и снова поворачивал зрительную трубу вверх и вниз, то и дело подстраивая прибор, но вертикали не было! Он закрыл глаза: «Ой, как стыдно! Вызвался работать с прибором, а с самого начала самую элементарную операцию не выполнил! И все время работал с неисправным теодолитом!» – и как током его пронзила мысль: «А как же башня? Она же… криво поставлена! Из-за меня!».

Саша суетливо, не попадая в рукава, накинул ватник и как был в тапочках на босу ногу выскочил на улицу, на снег. На ходу привязал к какой-то веревочке гайку, поднял руку, дождался, когда гайка перестала качаться, и прицелился на башню.

Башня! Стояла! Вертикально! Он вернулся в дом к теодолиту, как-то мимоходом отметив, что почему-то в аппаратной собрались все, ну, кроме сварщика, естественно. Еще раз заглянув в окуляр, где вертикали не было, он как бы про себя пробормотал:

– Ничего не понимаю!

Постоял, затуманенным взглядом глядя на отвес. Тут ему пришла в голову замечательная идея, и он рядом с первым установил второй теодолит. И с ужасом увидел, что и второй прибор тоже «врет» на те же пятнадцать миллиметров. В голове метались мысли: «Не понимаю! Ничего не понимаю! И чего это все хохочут не вовремя! Неужели не соображают, что мешают!».

– Что случилось, Саша? – с притворной заботой спросил Борис, не давая смеху вырваться наружу. – Теодолит врет? Может, здесь какая-нибудь магнитная аномалия?

Медленно Саша вернулся к действительности и понял, что смеются над ним. Да какой смех – хохот стоял в аппаратной. А виновник, лежа на своей раскладушке, от удовольствия даже дрыгал ногами.

– Аномалия? – растерянно переспросил Саша.

– Да, аномалия! В виде магнита! – Дмитрий Сергеевич, пожалев, взял Сашу за руку, подвел к стене и показал на магнит, который оттягивал отвес в сторону. Саша сначала, недоумевая, смотрел на железки, а потом, взглянув на друзей, тоже засмеялся.

– Ну, я знаю, кто руку приложил. Не будем показывать пальцем! Но отомщу! – Он сделал страшные глаза. – Ой, отомщу!

– Вы, как пацаны, ей Богу! – раздраженно проговорил Бражин.

День за днем он все больше мрачнел, много курил и разговаривал все менее охотно.

Стесняясь, Борис мазал свое лицо на ночь питательным кремом, только когда в зале выключали свет. И втайне от всех Саша заменил этот крем похожим тюбиком, но с коричневой «мазью» для обуви, которым Бражин регулярно пропитывал свои кумторовские ботинки.

Как-то, уже в темноте, когда все улеглись, а Саша и Борис смотрели телевизор, Дмитрий Сергеевич вдруг поднялся со своей койки.

– У нас крем какой-нибудь есть? А то руки что-то шершавыми стали – скоро цыпки появятся!

– Дмитрий Сергеевич, пошарьте на столе. Там в аптечке тюбик с кремом.

Морозов не стал включать свет, а так, в темноте, нанес крем на руки, растер его, а потом, немного подумав, тем же кремом намазал и лицо. Только запах у крема был какой-то…

А утром, когда Морозов стал будить монтажников, все с удивлением разглядывали коричневое лицо бригадира.

– Дмитрий Сергеевич, вы так загорели! За одну ночь! – Борис загадочно улыбался.

Морозов знал, что загар «прилипает» к нему очень быстро, и поэтому как-то не обратил внимания на слова Бориса. Но когда заметил, что все фыркают, глядя на него, и даже Петр посмеивается, отворачиваясь, Дмитрий Сергеевич, что-то заподозрил и пошел к зеркалу. И долго потом плескался у рукомойника, оттирая лицо.

Когда он вышел с чистым отмытым лицом, Петр заметил:

– Мог бы и не мыться, все равно черный, в смысле загорелый.

А Саша виновато отводил глаза.

Башня росла – уже три секции было смонтировано. Все меньше оставалось металла под навесом. Но все время в график работ вносила свои коррективы погода. То ветер наметал такие сугробы, что приходилось по полдня разгребать проход к строительной площадке. И какой же он, оказывается, тяжелый этот легкий снег!

То надвигался такой сырой туман, что у сварщика намокали рукавицы, и его начинало бить током. Собирали все рукавицы, и пока Петр в одних работал, остальные сушились на обогревателях. Но и свежепросушенных хватало ненадолго. Работу приходилось прекращать. Из-за этого тумана чуть ли не каждое утро на конструкциях нарастала тридцатисантиметровая бахрома инея, которая к утру смерзалась, и ее перед началом работы приходилось отбивать, отдалбливать молотками.

Когда Петр проваривал швы четвертого яруса башни, начал усиливаться ветер. Так как на этой секции располагались особо сложные элементы конструкции, помогал ему, постоянно сверяясь с чертежами, сам Морозов. Петр был одет очень тепло, да и в процессе работы шевелился, и холод с трудом добирался до него. Дмитрий Сергеевич же, помогая сварщику, почти не двигался, и поэтому стал замерзать: ветер выдувал остатки тепла, а тонкие рабочие рукавицы нисколько не грели руки.

– Петя, – крикнул Морозов. – Давай заканчивать. А то ветер скоро дугу сдувать будет!

– Да здесь работы осталось минут на пятнадцать. Ты иди, а я доварю!

Вновь полетели искры электросварки – ветер относил их куда-то в сторону пропасти. Не чувствуя своих пальцев, Морозов перебирал руками перекладины лестницы. Ступив на снег, Дмитрий Сергеевич поднял голову, придерживая рукой каску. Его уже била дрожь, и хотелось только одного – залезть куда-нибудь в тепло. Он поглядел на часы и пошел к дому. Но, сделав несколько шагов, услышал крик:

– Дима, у меня маску ветром унесло! Поищи ее. Она, кажется, в снег упала. Я сейчас спускаюсь!

Уже почти ничего не соображая, Дмитрий Сергеевич развернулся и побрел к краю площадки, стараясь хоть как-то укрыться от ветра и больно секущего лицо снега. Наконец, он заметил черную сварочную маску и, изменив направление, проваливаясь по колено в снег, стал пробиваться к ней.

– Стой! – вдруг раздалось за спиной. – Назад! – он оглянулся. – Ты что, обалдел! Куда без страховки! Сейчас веревку подам!

Когда они, отворачиваясь от ветра, сворачивали провода и постепенно продвигались к дому, Петр с укоризной произнес:

– Ну, заставил ты меня поволноваться! Снежный карниз там, ведь неизвестно, где он мог оторваться!

Морозов оправдывался:

– Знаешь, какой-то заскок в голове. Видимо, из-за того, что все время сражаешься с ветром да еще на морозе… Где уж тут анализировать обстановку, соображать. Ты сказал: «Поищи», я и пошел. Ну хорошо, что достали. А то бы все, конец!

Вдруг сзади раздался грохот.

– Что это?

Они оглянулись и посмотрели вверх. Сквозь пелену летящего снега иногда проступали контуры конструкции и дыбом стоящие на башне доски настила.

– Н-да! А на Урумбаше, говорят, такие ветра, что камни летают! – холод пробрал Петра, когда он представил, что задержись он на башне еще несколько минут, ветер сорвал бы настил вместе с ним!

Когда они подошли к дому, дверь открылась и появились Володя с Борисом.

– Ну, наконец-то! А то мы уже решили спасательные работы начинать!

В доме было тепло и даже уютно, несмотря на избыток шкафов с электронной начинкой, которые беспрестанно гудели.

– Дмитрий Сергеевич, мы вот газету с полуразгаданным кроссвордом нашли. Вы не знаете, что такое «Спортивное общество без лентяев»? – Валерка слонялся по залу с газетой в руках.

Морозов отмахнулся от Валерки, но подсознательно начал перебирать в уме названия спортивных обществ: «Динамо», «Урожай», «Локомотив», «Торпедо» – все было не то. Пребывая в задумчивости, он повесил штормовку на вешалку, снял каску, положил ее на стол, что стоял прямо возле его кровати.

– Дмитрий Сергеевич! – из кухни выглянул Петр. – Иди, горяченького выпьем!

И только после кружки обжигающего, крепко заваренного чая наконец-то прошла морозная дрожь внутри. И стало тепло.

– Ну, вот и согрелся! – Дмитрий Сергеевич стянул с себя свитер. – Давай еще налью, – и, разливая по кружкам чай, добавил, – только им и можно по-настоящему согреться.

– Еще – водочкой.

– Кто б говорил, Петя. И вообще, я где-то слышал, что водкой греться, что в штаны мочиться: сначала тепло, а потом еще холоднее!

– Ну, это на морозе.

Они еще поговорили, попивая крепкий темно-коричневый с красноватым отливом чай. Потом сполоснули кружки и поставили их на полку за занавесочку.

Решив еще раз просмотреть документацию, подсчитать оставшийся металл и прикинуть, как все же достроить башню, Морозов подошел к своей кровати, открыл ящик стола, достал оттуда чертежи. Каска мешала ему, и он ее отодвинул. Но тут ему в глаза бросилась надпись на ней.

– Валера! «Труд»! – радостно закричал он. – «Труд»!

Валерка, игравший в шашки в это время с Борисом, от неожиданности подскочил на стуле и с испугом смотрел на бригадира.

– Дмитрий Сергеевич, вы, наверное, переутомились! Может быть, вам лучше отдохнуть, пока есть время!

– Да, Валера, понимаешь, «Труд»! Спортивное общество без лентяев – «Труд»! Вот на каске написано!

– Уф, как же вы нас напугали! А я уж думал, у вас крыша поехала!

Наутро стало ясно, что работать опять нельзя: дом, казалось, дрожал от ударов ветра. Где-то на крыше хлопало железо.

Понимая, что работать сегодня не придется, заложив руки за голову, лежал на своей постели Валерка, рядом продолжал спать богатырским сном Петр Орленко. На свободном месте зала Борис с Володей делали зарядку. Они, видимо, соревновались: кто дольше провисит на перекладине на одной руке, кто больше присядет на одной ноге… И поэтому оба тяжело дышали. Примостив осколок зеркала на монтажном столе, жужжал электробритвой Саша. Морозов что-то записывал в свою рабочую тетрадь.

– Не дают как следует выспаться! Эти пыхтят, как два паровоза – зарядку они, видишь ли, делают! – ворчал Бражин. – Тот бритвой каждое утро жужжит! Интеллигент! – сколько сарказма было в голосе Николая.

– Николай Васильевич, а вы поглядите на себя в зеркало! – предложил Валерка. – А потом явитесь себе во сне. Вы ж от ужаса проснетесь! Да мы все такие – заросли. А Саша… При нем даже материться как-то неудобно.

Закрыв тетрадь и уложив ее в стол, Морозов коротко сказал:

– Все, мужики, подъем! Нужно убрать снег от дверей, из-под навеса. И натаскать снега в емкость, а то скоро и попить-то нечего будет.

В тамбуре, около входной двери, высились натекшие сквозь невидимые щели кучки снега. С большим трудом открыли дверь на улицу – прямо у порога был наметен снежный сугроб в рост человека.

День прошел в изматывающей скуке. И даже общие сборы за столом не повышали настроения. Единственным, но уже порядком надоевшим развлечением были три телевизора, по которым шли три разных программы. Звук же был только по одному выбранному каналу. И поэтому иногда возникали споры, куда его переключать.

Когда собирались на ужин, Валерка – знаток мультфильмовской классики – произнес известную, в общем-то, фразу, но которая тем не менее вызывала улыбку:

– Ну вот, поспали, теперь можно и поесть!

Да еще и Борис мрачновато пошутил:

– Работаем все меньше, а едим все больше!

Перебрасываясь малозначащими словами, лениво запихивали в себя еду. Все так же содрогался дом, все так же гремело железо на крыше.

– Ветер утихнет, надо будет железо это привязать! – просто так сказал Павлов.

И вдруг раздался какой-то оглушающий треск! Комната, в которой и без того было достаточно светло, через окно осветилась пугающим голубоватым светом электрического разряда. Одновременно по нервам ударил звонок – сигнал об аварии. Сквозь завывания ветра было слышно, как где-то глухо зарычал дизель. Все вскочили со своих мест и столпились у окна. Горела подстанция. Не сама подстанция, а подходящие к ней провода.

– Что это? – непонятно было, кто задал этот вопрос. Да и ответа никто не ждал.

Ослепительное пламя пугающе билось между изоляторами высоковольтной линии! А связисты и монтажники растерянно наблюдали, как отгорают провода. И ничего не могли поделать! Ничего!

– Все, ребята! – после того как дуга погасла, произнес Павлов. – Варить теперь вы не сможете. Осталась только резервная линия, а она не потянет. Так что, извините! Давайте пойдем откапывать дизельную. Поставили ее как-то так, что заносит по самую крышу!

Целых полтора часа монтажники, возглавляемые старшим инженером смены, откидывали снег от занесенного домика, где находились постоянно подогреваемые дизель-генераторы. Снег тут же ветром уносило куда-то в темноту. Постепенно из-под снега показались крыша, затем – стены маленького домика. Когда обнажилось окошко, Павлов, подергав за ручку, открыл его. Оттуда ударило тугой волной солярных выхлопных газов.

– Ну, осталось немного, откопаем дверь, проветрим, и все!

Ужинали в тягостном молчании.

Ни на кого не глядя, Павлов стал обрисовывать ситуацию.

– Я сейчас не могу сказать, почему это случилось. Но при таком ветре все возможно. Провода, в лучшем случае один из них, отгорели и ушли вниз. Пролет – метров двести. А скалы какие здесь, сами знаете! Поднять провода, нарастить, закрепить… Я не знаю, когда это будет возможно и сколько времени займет. Поэтому часть обогревателей придется отключить. Готовьтесь к похолоданию. Замерзнуть не замерзнем, но градусов до тринадцати в доме температура опустится. Дизель долго гонять тоже нельзя.

– Все, бригадир! Теперь все! Нужно собираться и валить вниз! – сразу же заговорил Николай Бражин.

Слова водителя еще более усилили тягостность ситуации.

– Да, пожалуй, придется возвращаться домой, – после долгого молчания проговорил Орленко.

– А мне так хотелось увидеть, что у нас получится, – это горевал Валерка.

«Да, теперь все! – думал Морозов. – И ведь осталось-то всего ничего! – он глядел на бригаду. – Что ж, мы сделали все, что могли! Жаль, очень жаль, но придется возвращаться. Сами связисты электропитание не восстановят – сил мало. Значит, работу нам доделывать придется весной. Сейчас позвоню Михаилу, а завтра с утра будем готовиться к возвращению. Уазик все же придется бросить здесь, в горах. Перфораторы тоже не потащишь на себе. Вообще все нужно будет оставить на станции. А весной, после восстановления линии, всей бригадой опять подниматься сюда».

– Александр Семенович, а как вы поднимать их, провода-то, будете? – прервал его раздумья Володя.

– Мы не будем. Доложу Лутошникову, он пришлет людей, и они лебедкой вытянут провод. Но я думаю, это будет не раньше апреля-мая.

– А лебедка у вас здесь, на станции?

– Подожди, Володя. Уж не хочешь ли ты…

– Дмитрий Сергеевич! Работы нам осталось совсем немного. И я вот что предлагаю. Мы с Борисом в связке попробуем спуститься до нижней опоры. Веревку сорокаметровую возьмем, крючья скальные я видел, они где-то висят, и спустимся. А там зацепим провод за трос лебедки, если она, конечно, есть. И все!

– Да лебедка-то есть. Но разрешит ли эти работы начальник станции? – засомневался Александр Семенович.

– А вы ему не скажете! Вернее, потом скажете, что монтажники сами, без вашего разрешения подняли провода, а вам, мол, осталось их только подсоединить.

Утром, когда ветер, обессилев, потерял ураганную силу, альпинисты начали спуск по скалам, которые образовывали совершенно непроходимый барьер чуть ниже станции, отвесно обрываясь вниз. На каком-то выступе этих скал и была Бог знает как поставлена и закреплена опора высоковольтной линии.

Почти сразу Борис и Володя скрылись в плотном тумане. Возле лебедки, привязанной к мощной конструкции, поддерживающей большую параболическую антенну, сначала стояла вся бригада. Но потом большинство, основательно замерзнув, ушли в дом. Остались только Морозов и Петр Орленко. Минут через сорок к ним присоединился Валерка.

– Дмитрий Сергеевич, а с ними ничего не случится? Здесь же так круто! Такие скалы!

– Да, Дима, напрасно ты их отпустил! – усилил тревогу Петр.

– Ну что вы, ей Богу! И так места не нахожу! – Морозов зачем-то потрогал трос на лебедке. – Я их давно знаю, они опытные альпинисты, у них несколько стенных восхождений высшей категории трудности! Они на Свободную Корею зимой ходили! А там что-то около восьмисот метров отвесной стены!

В ватной тишине тумана время от времени слышались удары молотком. Видимо, кто-то из друзей забивал в трещину скальный крюк. Прошло еще несколько томительных минут… Внезапно раздался какой-то гул. И из-за того, что в тумане ничего не было видно, становилось жутко.

– Что это, Дмитрий Сергеевич?

– Лавины пошли, Валера. По-моему с ближайшей вершины.

– Вот бы посмотреть…

– Тихо! Кажется, кричат.

Сквозь вязкую серость до них донеслось:

– Тя-ни-те-е-е!

– Валера, беги, ставь чайник. И нагрейте как-нибудь носков шерстяных две пары и куртки для Володи и Бориса. А мы с Петром Алексеевичем провод будем вытаскивать.

Целый день ушел на то, чтобы заменить большие стеклянные изоляторы, нарастить и подсоединить провод. Вечером Павлов позвонил вниз Лутошникову, рассказал ему все, и через несколько минут на станцию электроэнергия шла в обычном режиме по двум линиям – основной и резервной.

Нашлось решение и для самой верхней секции, для которой не хватало одной стойки. Это решение подсказал Морозову Володя Опарин, после того как Дмитрий Сергеевич с Петром два вечера обсуждали проблему, спорили, рисовали эскизы, схемы. В конце концов остановились на предложении Володи: в качестве стойки верхней секции использовать толстую трубу. Из-за этого потом башню монтажники назовут «хромоножкой», хотя кривовато получилась как раз не нижняя, а ее верхняя часть.

– Петя, я думаю, что завтра ты доваришь эту самую верхнюю секцию. Площадки мы смонтируем дня за два-три. Ну еще день, чтобы сварить подантенные узлы. В общем, надо звонить, чтобы присылали спеца по антеннам.

– Не рано ли, ведь он может всего за день из города сюда добраться.

– Стоит, Петя! У нас уже и продукты закончились! Связисты нас кормят, а им еще два месяца здесь жить! Хлеб вон уже печь начали. А того, что с собой привезли, им на месяц должно было хватить! Теперь вот еще и с мукой у них проблемы будут! А с этим антеннщиком подвезут мяса, хлеба, овощей... Самое главное – погода этой осенью какая-то непредсказуемая. Так что лучше пораньше его вызвать.

Длинные и даже на вид тяжелые балки лежали под башней. Одну из них Володя с Борисом уже подготовили к подъему, хитрым образом заведя веревки в блоки на верху башни.

– Эта балка весит почти сто килограммов, – инструктировал бригаду Дмитрий Сергеевич. – Распределитесь поровну на каждую веревку. Петр Алексеевич и я будем на верхней площадке. Балку нужно поднимать ровно. Не спешите. Когда поднимем, Петр Алексеевич прихватит ее, и веревки закрепим с другой стороны, чтобы поднять вторую балку. Все ясно? Ну, тогда по местам.

Поднявшись на площадку, Морозов глянул вниз.

– Готовы? Вира!

Монтажники потянули за веревки, и груз оторвался от грунта. Но, видимо, одна половина балки сильно отставала от другой, и Морозов услышал внизу перебранку.

– Дима, ну ты что на самом-то деле? – возмутился Петр. – Ты ж командир!

– Эй, внизу! – остановил разнобой Морозов. – Руководить подъемом может только один человек. Володя, командуй!

Через двадцать минут балка была надежно приварена на свое место. Уже без всяких затруднений подняли и закрепили вторую балку. Потом Петр долго и нудно варил настил, накладывая на балки длинные прутья арматуры. А когда устанавливали трехметровую трубу на углу площадки, опять сорвался Николай Бражин. Он кричал:

– Куда ты ее лепишь? Ты что, чертежи не смотрел? Ее ведь надо на конце площадки, посередине варить! Совсем уже с ума соскочил?

Сначала Петр спокойно пытался что-то объяснить ему, но Николай уже ничего не хотел слышать. Петр не выдержал и тоже повысил голос. Саша хотел было остановить этот совершенно бессмысленный конфликт, но и ему досталось.

– А ты вообще заткнись, интеллигент! – кричал Николай. – Нужно ж было такому уродиться!

– Всем замолчать! – быстро поднявшись на площадку, оборвал ругань Дмитрий Сергеевич. – Слушать меня! Вчера мы с Володей и Петром продумали всю технологию. Поэтому монтировать будем только так! Всем ясно?!

Их уже ждали. И перед самым обедом в дом вошел запорошенный снегом проводник Султанбек, а следом за ним еще один человек среднего роста. И, может быть, оттого, что вошедший выглядел довольно сердитым, Валерка определил его функцию:

– Контролер явился!

А вошедший, довольно молодой мужчина, но, видимо, еще ищущий свой имидж: бороденка была уж слишком жидковата, вдруг, не здороваясь, сказал:

– Вернемся домой – жене всыплю.

– За что? – почти автоматически спросил кто-то.

– Сырую рубашку дала!

И все заулыбались, поняв, что антеннщик, а это был он, свой парень. Ну а почему рубашка была у него сырой, стало понятно, когда он стал раздеваться. А надето на нем было: майка, футболка, рубашка, свитер, легкая куртка и, наконец, пуховка.

– Здравствуйте, меня зовут Андрей Ушков, – представился он. – Так высоко в горы первый раз забрался. Вообще-то, надеялся на то, что доберемся сюда на машине. А погода, видишь, какая! Вот и пришлось сначала на лошади, а потом пешком.

– Зачем же ты столько на себя навздевал? Взопрел же!

– Ну, зато и не замерз!

И опять все заулыбались – парень наш, приживется!

– А где все мое имущество?

– Антенны под навесом, продукты мы в кладовую стаскали. Вещи твои вон на теннисном столе лежат.

– Ага, ну хорошо! Дмитрий Сергеевич, – Андрей Ушков безошибочно определил старшего среди монтажников, – у меня список того, что вы заказывали. Ну и от себя я еще набрал кое-чего.

– Хорошо, хорошо, Андрей! Ты пока отдыхай, а скоро и обед поспеет.

За то время, что монтажники провели на ретрансляторе при этой рано наступившей зиме, они соскучились по свежим овощам и фруктам. Может быть, поэтому элементарного салата из помидоров и огурцов нарезали как никогда много. И с таким аппетитом его ели! И, как обычно, в конце, когда уже все насытились, Саша спросил:

– Салат больше никто не будет?

И, получив отрицательный ответ, высыпал в остатки салата чуть ли не весь пакетик красного жгучего перца и, перемешав, стал его доедать. Андрей удивился, покачал головой и хотел было попробовать салат, но его отговорили. И он с ужасом смотрел, как огнеопасная смесь исчезает во рту самого обыкновенного человека.

– Тебя, Саша, вообще надо держать подальше от всех горючих материалов! Ты ж если на спичку дыхнешь – она загорится!

Ночью Андрей слонялся по станции, сжимая руками голову.

Проснулся Дмитрий Сергеевич:

– Ты что, Андрей?

– Да голова болит так, что, кажется, мозги отслаиваются! У вас анальгин есть? Буду питаться им. У вас так же было, когда сюда поднялись?

– Мы же поднялись не сразу, так что не болели. А ты за один день поднялся. Слушай, Андрей, анальгин сейчас искать… свет включать надо будет – разбудим всех. Давай, пойдем на кухню, я покажу тебе, как сделать массаж. Боль, может быть, совсем и не пройдет, но немного утихнет точно – сможешь уснуть! А завтра и совсем пройдет.

Они тихонько прошли на кухню, где постоянно горело дежурное освещение. Морозов показал Андрею несколько точек на голове, которые он стал массировать, поглядывая на часы.

– Может быть, можно не три минуты давить? А то пальцы устали.

– Дави, дави сильнее, а то эффекта не будет. Если пальцы устали, смени руку.

– Что это вы тут делаете среди ночи? – в кухню вошел заспанный Саша.

Он налил полкружки воды из чайника и присел на стул, наблюдая за необычным массажем.

– И что, помогает? – с интересом спросил он, когда ему объяснили, в чем дело. Он вдруг хмыкнул: – А что ты, Андрей, так сидишь? Как будто у тебя чирей на неудобном месте.

– Да на лошади-то я тоже впервые! А она, зараза, норовистая попалась. Короче, смозолил я себе зад! Убил бы ту клячу!

– Так клячу или норовистую лошадь? – усмехнулся Саша. – Знаешь, лошади – это хорошие, умные животины! У меня однажды случай был на маршруте. Ехал я по одному саю. Ну, кое-где останавливался – брал пробы на выходах коренных пород. А потом тропа стала подниматься вверх. Речка уже где-то далеко внизу, в каньоне видна. С другой стороны скалы сплошняком пошли. Я с лошади слез, иду себе и молотком отбиваю образцы. Очень интересные попадались. Оглянулся, а лошадь так и стоит там, где я ее оставил. Вернулся, взял ее за повод, а она уперлась, не хочет идти. Тяну – не идет. Я тогда опять сел в седло, посылаю ее вперед – не идет. Я ее плеткой. Сначала слегка, потом сильнее, сильнее. Пошла. Но так как-то… А тропа становилась все уже, скала подпирала с одного бока, с другой – обрыв. И уже лошади ноги ставить негде было. А повернуть-то уже невозможно! Вот и приходится – только вперед. И вдруг впереди на тропе – промоина! А дальше, за промоиной, тропа сразу расширялась. Ну, буквально сразу же! Промоина не широкая, но перес
тупить лошадь не может. И сижу я на ней, и ругаю себя! И не знаю, что делать! Долго стоял. И тут лошадь моя стала прижимать мою ногу к скале. Я сначала подумал, что она от страха. А потом, когда попытался вытащить ногу, лошадь ослабила прижим. Я, кажется, понял, что она хочет. Взялся за луку, повис над обрывом. Ну, скажу я вам, ощущения еще те были! А она, лошадь моя, стала раскачиваться: вперед-назад, вперед-назад. А потом как прыгнет! Всеми четырьмя ногами. Еле удержалась после прыжка! Я там… В общем, жутко было! Сделала она несколько шагов и остановилась. Слез я на землю, обхватил ее шею руками, прижался к ней. А потом, знаете мужики, поцеловал ее. И заплакал. А она смотрит на меня так укоризненно. Вот какие они, лошади!

– Да, иногда они бывают умнее людей, – раздумчиво-медленно произнес Андрей и, помолчав: – А вы знаете, Дмитрий Сергеевич, ведь и вправду голова прошла! Спасибо! Ну, давайте теперь спать!

На раскладушках сидела вся бригада. Стоял только Морозов. Все догадывались, как им придется возвращаться. Но бригадир хотел, чтобы каждый четко представил себе, что их ждет. Вчера поздно вечером он разговаривал с директором фирмы, и Михаил сказал, что вертолета не будет!

– Я хочу, чтобы все уяснили себе наше положение. Работу мы свою сделали. Башня стоит, антенны висят. Андрею вон очень понравилось, как лихо мы их подняли. Система принимает сигнал и передает его дальше. Линия заработала. Заработала устойчиво. Теперь перед нами проблема – уйти отсюда.

– Дмитрий Сергеевич, а вы знаете, есть такая традиция, когда по только что построенному мосту проходит первый поезд, под мост становится инженер, который его строил, – Валерка, видимо, решил смягчить драматизм ситуации.

– Так ты хочешь, чтобы я остался здесь до первого урагана, а во время урагана стоял под башней? – Дмитрий Сергеевич усмехнулся. – Нет, или всем оставаться, или всем – домой! А домой добраться нам будет непросто. Здесь, на станции, оставим все: мотобуры, теодолиты, прочий инструмент – заберем все весной или в начале лета. За последние два дня, сами знаете, выпало очень много осадков. Идти придется пешком по глубокому снегу, пробивать тропу по очереди. Вряд ли мы дойдем до трассы, где нас встретят, быстрее, чем за три дня.

– Как, пешком? – Бражин приподнялся. – А уазик наш…

– Уазик, Николай Васильевич, придется оставить здесь, в «цирке». Оставить до весны, вернее, до тех пор, пока не сойдет снег. Тщательно укрыть его и оставить! С собой возьмем только свои вещи, примуса, бензин и продукты.

– Я машину не брошу, и вам не дам этого сделать! Будем тащить, толкать ее! Снег будем рыть! – кричал водитель.

– Николай Васильевич, подумай сам, ведь мы не сможем разгребать снег перед машиной более десяти километров. Поэтому придется идти пешком. Ну не можем мы на дорогу тратить две недели! Все и так измотаны! А дорога нам предстоит очень нелегкая! Но, я думаю, Жене Иохину с бригадой на «Северной» еще тяжелее, еще круче пришлось!

Морозов выдержал паузу. Все негромко говорили меж собой, но бригадир уловил общий настрой.

– Ну, раз вы все поняли, тогда так: завтра спускаемся и пробиваемся до вагончика, где ночевали. Кстати, обратили внимание, какие горы стали: пухлые, округлые, как будто укрытые взбитыми подушками. Того и гляди, лавины пойдут. Поэтому я решил спускаться, в нарушении всех правил безопасности, на подъемнике: в кулуарах слишком много снега, и он не улежался еще. Пробьемся до вагончика, оставим там рюкзаки и будем бить тропу дальше. Сколько хватит сил. На следующий день налегке опять пойдем бить тропу. В лавиноопасных местах громко не разговаривать, тем более не кричать, проходить их по одному. И уж, конечно, не играть в снежки, в догонялки. – Дмитрий Сергеевич пошутил, чтобы хоть чуть-чуть смягчить драматизм ситуации. – Вечером опять возвращаемся на ночевку в вагончик. Ну а на третий день пойдем уже с рюкзаками. Я думаю, там уже будет легче, и где-то часам к пяти вечера мы, пожалуй, выйдем к дороге. А на дороге нас должна будет ждать машина.

– Дмитрий Сергеевич, я не согласен! – подал голос Валерка. – Раз такое дело, пусть вертолет присылают, мы ж здесь не по своей воле!

– Забыл сказать – вертолета не будет. Заказчик просто не в состоянии оплатить его.

– Получается, что мы здесь как заложники!

Морозов вздохнул:

– Получается, что заложники, но заложники у погоды. А ей иск не предъявишь!

До предела вымотанные тяжелой работой, они брели почти по колено в снегу. Труднее всего приходилось первому, который своим телом пробивал тропу, делал шагов двадцать-тридцать и уступал место тому, кто шел за ним, а сам валился в снег и ждал, когда мимо него пройдет последний. Еще какое-то время лежал и ругал все на свете: и этот снег, и рюкзак, который становился все тяжелее, и эту работу, и горы, и спуск… Потом вставал и брел по уже набитой тропе, догоняя ушедших вперед товарищей. А еще через какое-то время опять становился впереди всех и опять собой пробивал проход в осточертевшем снегу.

И уже плохо слушались ноги, и ботинки то и дело попадали меж камней, и их там заклинивало – ведь не видно, что там, под снегом: тропа или каменное месиво. А усталое тело, не в силах сопротивляться, валилось куда-то в сторону, скручивая болью суставы. И сил подняться от этой боли, от бесконечной усталости уже не было! Когда же усилием воли все же пытался подняться, то не находил опоры: в глубоком рыхлом снегу не на что опереться, и это забирало последние силы! А снег попадал за шиворот, проникал в ботинки, набивался под куртку, обжигая разгоряченное тело… Через какое-то время подходили друзья, стягивали с плеч лямки рюкзака, помогали подняться…

Мокрая одежда отнимала тепло, в ботинках, в сапогах – кто во что был обут – хлюпало так, как будто они вброд переправлялись через реку.

И каждый проклинал эту дорогу, этот снег! И каждый думал: «Когда же это кончится?!»

Во время последнего привала Дмитрий Сергеевич вдруг сказал:

– Я этого снега за последние три дня наелся так, что, наверное, и на лыжах не захочу кататься!

Дом проводника с этого последнего привала уже был виден.

– Мы, наверное, тысячи полторы сбросили по высоте, – задумчиво проговорил Саша.

Борис с Володей переглянулись, что-то прикинули:

– Да, пожалуй, тысячи полторы есть. Осталось-то всего ничего. Давайте, Дмитрий Сергеевич, пойдем, а?

Они пошли первыми, пробивая тропу, за ними потянулись и остальные. Дмитрий Сергеевич и Петр помогли друг другу надеть рюкзаки. Чуть-чуть постояли. Оглянулись на глубокую не тропу даже, а колею, которую пробили в этом бездонном снегу.

– Дима, я хотел тебе сказать. В общем, Николай как-то подошел к нам с Сашей и извинился. Дома у него не все ладно. Мы-то звонили: «Как вы там, в городе, у нас все нормально, целую, до встречи». А у него… Ты, если будет еще такая работа, возьмешь его?

– Вот почему он так часто звонил по телефону и все время рвался домой! Возьму ли его в следующий раз? Видно будет! Но, знаешь, Петя, мы вот отработали тридцать четыре дня вместо двадцати, и за это время все мне как-то дороги стали. – Он посмотрел вслед уходящим. – Ладно, пойдем, будем догонять.

Снег сменился грязью, которая огромными тяжелыми комьями налипала на обувь. Но не было ни сил, ни желания отряхиваться, счищать ее. Теперь проклинали грязь и мечтали о том моменте, когда кончится и она. Но вдруг среди камней, среди выгоревших осенних стеблей заметили зеленую травинку. И все как-то по-особому ощутили эту зелень, потому что это была уже живая земля!

С дороги только с одного места можно было видеть далекий, теряющийся в высоте ретранслятор, откуда они ушли совсем недавно.

– Дмитрий Сергеевич, а давайте остановимся. Посмотрим в последний раз на станцию, – предложил Валерка.

Сентиментальность не была свойственна этим людям, но у каждого как-то защемило в груди.

– Да, давайте остановимся, – попросил и Петр. – Может быть, наша башня видна будет. – Он достал бинокль.

Они все по очереди пытались разглядеть где-то высоко-высоко в горах маленький домик в окружении антенн. Но станции, где подолгу живут и работают такие разные люди и где они сами еще совсем недавно жили и работали, не было видно: горы были закрыты облаками.

Наверное, там, на большой высоте, опять мело, и шел снег.

Скачать полный текст книги "Пора звездопадов"

© Труханов Н.И, 2007. Все права защищены
    © Издательство "Литературный Кыргызстан", 2007. Все права защищены