Город внутри

Бомже мой, где ты?.. Ты появлялся у старой стены, в парке, в подземном переходе, где случайный ветерок кружит на маленькой карусели свободные листья…Черт возьми я знаю, ты из этого города, но его нет в тебе самом, ты – в нем, но ты не часть его. Рассказ-размышление, рассказ-раздумье о городе – Белом, Сером, Черном, – который внутри нас

Публикуется по книге: Джолдошбеков Т. Рогожин М. Полинезия / Вероятностная модель медитации. Сборник стихов и текстов. – Б.: 2006. – 144 с. (книга-перевертыш)

УДК 82/821
    ББК 84 Ки7-5
    Д 42
    ISBN 9967-23-857-7 
    Д 4702300200-60

Бомже мой, где ты? Ты, чья улыбка мудра и холодна как греющаяся змея на обломке скального камня, знающий и презирающий все, кроме одного… Ты, отвечающий думающему и смеющийся над вопрошающим.

Ты имел обо всем на свете свое особое и неколебимое мнение и не слушал никаких объяснений, вернее, слушая их, кривил свои тонкие губы – вот он: рождающийся признак непризнания, а потом говорил, и они эти смутные смыслы твоих фраз, впоследствии суггестировавшись в растерявшемся сознании, моментально: горячо или холодно, но – всегда – поражали правотой и выверенностью… и еще тем… что потом, вот, дурак – не слушал и еще даже смеялся, не верил, а он – знал все и… даже больше и не пытался даже объяснить — ибо: «не мечите бисер… и не бросайте святыни». Время, оно все знает и ты… был как время.

Ты появлялся у старой стены, в парке, в подземном переходе, где случайный ветерок кружит на маленькой карусели свободные листья (свободные… интересно живы они или мертвы, ведь желтый лист, как и я сейчас, свободен тем, что ни от чего не зависит, разве только от ветра – его ничего не держит, но и никогда уже ему не припасть к юной радости взбалмошного зеленого весеннего сока). Ты появлялся всегда там – где:

она рокотливая серая толпа разрозненных прохожих рядом в двух шагах да и минуту назад я сам был в ней и был ею и вдруг вот выпал из этой мрачной влекущейся неведомо куда протоки и стою в пустой заводи вне урочного тока в тихой нише где переплелись вечность и мгновение стою и смотрю на движение суеты отстранено и остраненно где ты будто и не появлялся а был здесь всегда до начала мира и все продолжаешь тот монолог если только его можно назвать монологом вечный спор вечных да и нет который я вел сам с собою когда еще был частью толпы листва дерева одинокий свободный лист.

Бомже мой бывают же такие места – места переходы

                — в которые как в воду не войдешь дважды они бывают там где рядом есть место движения очень много разобщенных людей и их мысли … задумчивые отрешены от тела и эта разъединенность одного мягким пухом медленным клеем соединяет в гибкую и прозрачную силу общую разобщенность всех -

                — в едином времени рождаются кавитации недвижимости разлившись однажды они не исчезают никогда но пульсируют и движутся в Сером Городе.

Серый город, живые спящие, и нельзя — нету ее — разбудить принцессу: она была когда-то. Сейчас: незаметно исчезла, и боги – которые живы пока им молиться, пока в них верит хотя бы один адепт — не более печальны чем всегда. Всевечная участь знающего. Принцесса. Сейчас о ней может быть знают лишь только дети случайные чужие дети маленькие но крепкие нарывы сонного спокойствия – не шуми, не бегай — Серого Города. Пепел и паутина.

Но! – как один может взрастить в другом то, чего нет в нем самом – странный не понимаемый и не признаваемый ни кем и все-таки существующий цикл есть в нем что-то от чужого зонтика который дали в гостях и вот он лежит на полке в прихожей и натыкаясь на него рефлексуешь первую неделю надо отдать надо отдать да все нет случая и стыдно и а что делать раза два берешь его с собой на работу погода плохая потом хорошая погода и долго мозолит он глаза в прихожей убираешь куда подальше а они уезжают в другой город помогая им часто бываешь у них в эти последние перед отправкой дни когда о зонте никто и не вспомнит не до мелочей: хрусталь надо завернуть полочки стеклянные от серванта переложи говорят тебе старыми газетами и что за олух мне достался у других мужья как мужья переложи не дай бог побьются где потом такие найдешь банки плотно в коробку поставь ехать далеко а-а черт знала ведь что переезжать будем на кой столько варенья наварила ну и че теперь бросать составляй как сказано блин мужики эти честное слово лишь бы 
побазарить хорошо хоть твой не такой а-а-а олух говорила тебе говорила говорила сама думай че делаешь. Остается он зонт у тебя как бы и твой и чужой одновременно и лежит лежит до поры пока не дашь кому-нибудь лишь бы с глаз долой а нет-нет вспомнишь хороший был сейчас таких не делают ручка слоновой кости трость тонкого бамбука спицы из какого то черного металла помню эта сука с психу им изо всей силы по перилам врезала хоть бы хны ни одна не погнулась даже… и когда уже вроде навсегда забудешь о нем все попрощаешься и вдруг опять в гостях тебе подсовывают зонт. Зонт Серого Города.

Боже мой теперь я знаю Серый Город а тогда когда ты… были только Белый и Черный но о Белом не расскажешь просто он как детство и ты всегда кривил губы уставясь в одну точку а Черный… о Черном я не рассказывал но чувствовал ты о нем знаешь и так знаешь что…

Теперь только Серый как и у всех ты больше не приходишь иногда когда мне сниться Черный Город я во сне начинаю понимать или верить что понимаю может все это только кажется но я это ты то есть… я стал для кого-то тобой… и тот для кого я стал это опять ты или я но уже это все и…

…и Черный Город это не опереточные гангстеры небоскребы с тусклыми мазками окон это люди и даже знакомые почти друзья но они… черная кровь на грязно белой штукатурке стены она… но все уже решено… а как она смеялась лес зеленая трава ее желтые кудри солнце почти Белый Город ведь не только люди и дома этот Город это все и ты…

…все знал я не верил и уже давно нету Белого если тот у кого он еще есть попробует о нем рассказать то я знаю лето я знаю это лето и чужой детский восторг ломко заставляет кривиться мои губы

Ты презирал все то чем гордиться Серый Город демаркационная полоса то что являет собой и центр любого его движения и полные нормы приличия кривыми черными норами уходящие… там где амплитуда пустоты пыль пепел печаль память спокойствие сон Серый Город жгут листья горький дым прибитый к мокрой улице снежной крупой липкостью холодного асфальта обнимает за плечи и опять дарит тишину памяти воскресение желтая тишина и серая слякоть колкий шорох крупы по палым и не опавшим листьям. Слип слип слип падают с шиферных крыш падают на бетонную отмостку падают и вновь набрякает снова прозрачная капля оторвавшись летит встраиваясь на мгновенье в третью прозрачную стену эфемерье воды стоит точно пополам деля узкое ущелье стена дома и параллельно ей отвесье желтой ровной стенки кустов и дно бетон в довольно глубоких лужицах лунках соответствие шиферных волн межгребья трассеры или неразрывные струйки и лунки слип слип слип капли слип силп слип шаги с ощутимым усилием подошвы отрываются от киселя истоптанных листьев слип и шор
ох колкий шорох мелкой снежной крупы заполняют весь видимый мир холод звуки мира люди сидят по своим теплым кухням горят под белыми и красными в белый горошек чайниками синие розетки газа большой ничейный холодный город тихий центр двух-трех этажные дома.

Все это зачем зачем это все у него спросить где ты Бомж теперь у меня есть тот вопрос на который ты всегда хотел ответить но всегда я думал о другом был не готов и ты ты бомж знал как я потеряю белую веру и не возьму черной ненависти и оставалось серое и его неприятие в сущности почти одно и тоже для людей есть правое и левое конец и начало но в объеме или пусть даже в плоскости если одна точка и может быть условно названа первой то второй уже увы

И те моменты не самые важные и значительные но остающиеся в памяти вехами возраста и непонятно почему но это есть самые ранние воспоминания самого раннего детства того дологического естественно-восторженного восприятия мира до того как научаемся говорить и даже ходить самые самые самые именно самые они и твои и сами по себе не меняющиеся

Которое вдруг дает то о чем мечтал чего страстно желал сразу с тех пор как только понял что значит желать дает щедро неожиданно ведет тепло и внимательно так же внимательно и детально ведет дальше когда все бывшее мягким ярким и радужным становиться пустым острым злобным колющим

холодными ранящими стеклами напрягаются бывшие теплыми и нежными лучи напряжение растет до вибраций и пронзительного звона атрибут ледяного хаоса и вместо света тьма и вместо мира бескрайнего поющего гулкое пространство клаустрофобия черной комнаты осыпавшиеся зеркала слизь стен волглая плесень углов

пустота

потеря мимолетного кажется настолько странным страшным до бессмысленности самой жизни до весов выбора веревка бритва свободный полет настолько страшным что истинный смысл доходит позже гораздо позже потеря мимолетного не так тяжела как тяжел невесомый обман

корень вырвала и суть желание источник и мечты и стремления

черт возьми я знаю, ты из этого города, но его нет в тебе самом, ты – в нем, но ты не часть его. И я ищу давно ищу тебя но все чаще и чаще натыкаюсь на одного и того же — восторженного или опечаленного — и когда случается нам побыть рядом и он готов послушать я говорю о том что было со мной но он — самонадеянность молодости — думая о себе слышит совсем другое потом думает над моими словами и я это знаю

                       но где же ты

© Рогожин М.С., 2006. Все права защищены 
    Произведение публикуется с разрешения автора