Главная / Искусствоведческие работы, Музыка, оперное искусство, балет / Документальная и биографическая литература, Биографии, мемуары; очерки, интервью о жизни и творчестве
Произведение публикуется с разрешения автора
Не допускается тиражирование, воспроизведение текста или его фрагментов с целью коммерческого использования
Дата размещения на сайте: 2 августа 2009 года
Марьям Махмутова
Очерк жизни и творчества
Книга о жизни и творчестве выдающейся кыргызской оперной певицы, народной артистки республики Марьям Махмутовой (1920–1989) принадлежит перу заслуженного деятеля культуры Кыргызской Республики, старшего научного сотрудника Института философии и права НАН КР А. Кузнецова. Этой публикацией музыковед продолжает серию монографий, посвященных видным певцам Киргизии (в 1991–1994 гг. вышли его книги о Б. Минжилкиеве и С. Кийизбаевой). В основу настоящей работы положены как личные наблюдения автора, так и разнообразные материалы, связанные с деятельностью артистки и национального музыкального театра в целом. Автор прослеживает творческий путь М. Махмутовой, анализирует наиболее значительные партии, определяет ее роль в приобщении кыргызского слушателя к произведениям мировой оперной классики. Сценическая и концертная деятельность певицы показана на фоне широкой панорамы музыкальной жизни республики. Издание адресовано не только специалистам, но и всем читателям, интересующимся историей кыргызского театра и музыки, почитателям таланта Марьям Махмутовой.
Публикуется по книге: Кузнецов А. Г. Марьям Махмутова / НАН КР, Ин-т философии и права. — Бишкек: Илим, 1996. — 132 с.
К 89
ISBN 5-8355-0880-8
НАЦИОНАЛЬНАЯ АКАДЕМИЯ НАУК КЫРГЫЗСКОЙ РЕСПУБЛИКИ
ИНСТИТУТ ФИЛОСОФИИ И ПРАВА
Рекомендовано к печати Ученым советом Института философии и права НАН КР
Рецензент: А. А. Салиев, академик НАН КР, заслуженный деятель науки КР
В книге использованы фотографии В. Валковского, Л. Гройсмана, В. Лазарева, Р. Лосанова, М. Менхуса
ОТ АВТОРА
Имя выдающейся оперной певицы народной артистки республики Марьям (Мехри) Махмутовой хорошо знакомо людям старшего поколения. Одна из ведущих солисток кыргызской оперы, она принадлежала к славной когорте первых артистических кадров республики, которые, не имея по существу необходимой профессиональной подготовки, своим талантом и самоотверженным трудом помогли заложить основу национального музыкального театра и в немалой степени способствовали его становлению и развитию.
Махмутова была яркой, незаурядной личностью. Пение, музыка, театр составляли главную цель и смысл ее жизни. Она была прекрасной певицей и актрисой — темпераментной, обаятельной, трогающей душу и сердце. В нее влюблялись мужчины, поклонники осыпали ее цветами, любители музыки посещали все спектакли с участием знаменитой артистки. Ее голос — сильное, красивого тембра и большого диапазона меццо-сопрано — всегда звучал ярко и выразительно: то нежно и ласково, то страстно и томно, то властно и призывно, достигая в кульминационных местах подлинного драматизма.
Певице в равной степени удавались самые различные по актерскому амплуа роли — лирические, драматические, комедийные. Это Ольга и Бурма, Марина Мнишек и Оронгу, Кончаковна и Сабира, Солоха и Майсара... Однако наибольшего успеха Марьям достигла в создании образов сильных духом, волевых и нередко трагически обреченных женщин. Таковы ее Чачикей, Кармен, боярыня Морозова, Амнерис...
Успешно выступив на первой Декаде кыргызского искусства в Москве в мае 1939 года и получив в 19 лет свою первую правительственную награду — орден «Знак Почета», М. Махмутова в течение нескольких десятилетий оставалась одной из лучших солисток Кыргызского академического театра оперы и балета им. А. Малдыбаева, признанной концертирующей певицей, снискавшей любовь и признание многочисленных любителей музыки и театра. Своим примером и многолетней творческой деятельностью она проложила путь к сцене нескольким поколениям кыргызских оперных певцов.
Жизнь Марьям не была ровной и спокойной — судьба постоянно наносила ей жестокие удары: голодное, безрадостное детство, ранняя утрата матери, война, гибель мужа, интриги в коллективе, тяжелая болезнь в конце жизненного пути. Однако она стойко переносила их, оставаясь верной своему призванию.
Особым успехом выступления Марьям Махмутовой пользовались в 40-50-е годы: она была молода и обаятельна, голос звучал в полную силу. Актриса с блеском выступала в спектаклях национального и классического репертуара, на концертной эстраде. Пела на сценах лучших оперных театров республик Советского Союза, гастролировала за рубежом. Это была подлинно народная артистка, всегда находившая путь к сердцам своих слушателей.
Еще в дни юности автору довелось слушать Махмутову в «Опричнике» П. Чайковского — ее боярыня Морозова потрясала до слез. Остались в памяти и ее поздние сценические работы — Графиня и Шинкарка. Позже, работая над монографиями о деятелях кыргызского оперного искусства в библиотеках и архивах республики, он довольно часто сталкивался со свидетельствами прижизненной славы певицы, оставленными ее современниками — артистами, музыкантами, искусствоведами. Их дополнили впечатления, полученные от прослушивания записей вокалистки, хранящихся в фондах Кыргызского радио, а также беседы с деятелями национальной культуры, хорошо знавшими Марьям Махмутову.
Автор выражает свою искреннюю благодарность за помощь, оказанную в процессе написания настоящей книги, академику А. Салиеву, дочери певицы Н. Акрамовой, дирижеру А. Джумахматову, артистам М. Еркимбаевой, И. Деркимбаевой, К. Сартбаевой, Г. Худайбергеновой, концертмейстеру С. Мнацакановой, заведующей музеем Кыргызского театра оперы и балета им. А. Малдыбаева Г. Гут.
Марьям Махмутова (1920-1989)
ИСТОКИ
Возникший на пересечении старинных караванных дорог, в центре обширной и благодатной Чуйской долины городок был мал и неказист. Свое название он получил в наследство от бывшей кокандской крепости, павшей в начале 60-х годов прошлого века. Именно тогда Северная Киргизия вошла в состав Российской империи, что во многом определило дальнейшую судьбу не только города, но и всего кыргызского народа. С момента своего зарождения Пишпек (Бишкек) формировался как многонациональный город. Одними из первых его поселенцев были узбеки, строившие свои жилища вокруг развалин некогда могущественной крепости. Вскоре к ним присоединились переселенцы из различных губерний России — русские, украинцы, татары, затем беженцы из Китая — дунгане... Кыргызы первое время жили в своих традиционных жилищах — юртах, которые обычно ставили на окраине городка. Однако и они постепенно стали переходить к оседлому образу жизни и строить небольшие глинобитные дома — благо строительный материал (глина, песок, камыш) всегда был под рукой.
Первое время город развивался довольно медленно. Городские дома были саманные (из сырцового кирпича) с камышовыми крышами и только в центре располагались несколько капитальных зданий, принадлежавших наиболее состоятельным горожанам или государственным ведомствам. С конца прошлого столетия Пишпек стал интенсивно расти (в период с 1897 по 1923 год его население увеличилось более чем в три раза и составило 23 тысячи человек). Появились первые промышленные предприятия (естественно, очень небольшие) — кожевенные и пивоваренные заводы, мельницы, фабрики, маслобойни. Уездный центр украсился зелеными насаждениями, особенно выделялся городской сад (Дубовый сквер) — излюбленное место гуляния горожан. Главным же украшением Пишпека была великолепная панорама, открывающаяся с городских улиц на заснеженные пики исполинского хребта Ала-Тоо.
Культурная жизнь города была довольно серой и однообразной. Работало несколько кинозалов, лучший из них — «Эдисон» — располагался в Дубовом сквере, на том месте, где сейчас находится Русский драматический театр. По воскресным дням в сквере играл духовой оркестр, изредка выступали заезжие артисты. Кыргызская народная музыка звучала в основном на праздниках, ярмарках, тоях (пиршествах), которые обычно проводились вне города. Пение акынов, народных певцов — ырчи и игру комузистов можно было услышать на базаре.
Первая мировая война, революция и последовавшая затем гражданская война во многом затормозили развитие Пишпека. Однако по сравнению с другими местами среднеазиатского региона, да и самого Кыргызстана положение города и большей части Чуйской долины было более или менее стабильным. Жить, конечно, стало гораздо труднее, особенно, после 1917 года. Время было тревожное и неспокойное.
Но жизнь продолжалась. Как и в любом восточном городе, своеобразным центром деловой, торговой и общественной жизни Пишпека был базар. Здесь можно было не только что-то продать или купить, но и заключить сделку, узнать свежие новости, пообедать и даже посмотреть выступление бродячих артистов — маскарабозов. Расположенный в восточной части города базар со всех сторон был густо облеплен убогими глинобитными мазанками, в которых ютился разношерстный люд. В одной из таких лачуг, по улице Береговой, 79 (ныне ул. Шопокова), жил бедняк Рахматулла Махмутов. Узбек по национальности, он был женат на кыргызке — скромной молодой женщине с красивым именем — Саадат. Межнациональные браки здесь были не редкость, поскольку представители многочисленных народов, населявших город, всегда жили в мире и согласии.
Целыми днями сидел Рахматулла на табуретке возле своего домишки и чинил прохожим обувь. Однако заработанных денег с трудом хватало на то, чтобы прокормить семью. Дети рождались часто, но умирали еще младенцами. По характеру глава семьи был суровым человеком, жену и детей особым вниманием не баловал. Когда у него было хорошее настроение, любил петь — природа наделила Рахматуллу хорошими музыкальным слухом и памятью. Он прилично знал Коран и одно время даже подрабатывал, выступая в качестве муллы.
8 марта 1920 года в семье произошло пополнение. Родилась девочка, которой дали имя Мехри. Однако в жизни ее чаще называли Марьям. Будущая певица росла в крайней бедности, с весны до поздней осени ходила босиком, а единственной ее одеждой было застиранное сатиновое платье. Забитая, не имевшая права голоса мать беспрекословно выполняла волю мужа и могла приласкать дочь только украдкой или в его отсутствие. Радость и утешение Марьям находила в доме дяди Сайда, не имевшего своих детей и относившегося к племяннице, как к родной дочери. В этом бедном, но гостеприимном доме девочку, как могли, опекали — кормили, купали, приводили в порядок одежду. Но дядя умер, когда Марьям исполнилось семь лет, а год спустя не стало и матери. Жизнь стала еще более беспросветной...
В это время Марьям уже ходила в школу. Учеба, общение со сверстниками отчасти скрашивали голодную, безрадостную и лишенную материнской ласки жизнь. Вскоре после смерти матери отец обзавелся другой семьей, а дочь практически была предоставлена самой себе. Летом она ютилась в пыльном и тесном сарайчике, предназначенном для хранения дров, и лишь с наступлением холодов переходила в дом.
Приход зимы все ждали с большой тревогой и волнением (дай, бог, дожить до весны!). К постоянному недоеданию прибавлялся холод. Топлива не хватало, земляные полы источали леденящую сырость, подслеповатые оконца скудно освещали убогое жилище. Спасаясь от холода, пронизывавшего, казалось, до самых костей, Марьям сшила из тряпичных лоскутков одеяло, но оно грело явно недостаточно.
Суровый быт и многочисленные невзгоды не сломили девочку-подростка, а, наоборот, выработали в ней характер, силу духа, умение трудиться и противостоять напастям. В тринадцать лет Марьям вынуждена была пойти работать — сначала нянчила детей в соседских семьях, затем поступила на швейную фабрику. Здесь она стала одной из лучших работниц. Работу на фабрике девушка сочетала с учебой в школе. И в школе, и на работе у нее было много подруг — будущая певица была живой и общительной, воспринимала жизнь такой, какая она есть, и редко когда унывала.
Любовь к музыке, песне Марьям, вероятно, унаследовала от родителей. В школе она была активной участницей художественной самодеятельности — пела Народные песни, отдавая явное предпочтение веселым мелодиям: они, наверное, более соответствовали ее темпераменту и характеру. В начале 30-х годов во Фрунзе (так с 1926 г. стал называться Пишпек) начал действовать местный радиоузел, и в наиболее людных местах города были развешаны большие черные громкоговорители. Один из них был установлен неподалеку от дома Махмутовых. Когда по радио транслировали музыку, Марьям останавливалась у репродуктора и подолгу слушала, запоминая понравившиеся ей песни. К другим ярким музыкальным впечатлениям детства можно отнести и слушание патефона у соседей, просмотры кинофильмов с участием Леонида Утесова и Любови Орловой, посещение концертов и спектаклей Киргостеатра.
Марьям росла крепкой и здоровой девушкой. Она любила спорт и с увлечением занималась в секции легкой атлетики при городском стадионе. Успехи юной спортсменки были столь значительны, что когда возник вопрос о том, кого послать на Всесоюзную спартакиаду в Москву, кандидатура Махмутовой прошла без возражений. Поездка в столицу с группой молодых спортсменов Киргизии оставила глубокий след в душе девушки. С восторгом взирала она на улицы и площади огромного многолюдного города, его соборы, памятники и монументы. Вместе с представителями спортивной молодежи других республик она прошла перед трибунами стадиона «Динамо». Ей довелось лицезреть живого вождя — Сталина, а это в те времена было исключительным по своему значению событием.
В 1937 году Махмутова окончила неполную среднюю школу и поступила на восьмимесячные педагогические курсы, которые готовили учителей для сельских школ республики. Группа подобралась дружная, интернациональная по составу — сокурсниками Марьям были кыргызы, узбеки, уйгуры, татары... Время учебы пролетело незаметно, и вот 18-летняя учительница русского языка получила направление на работу в маленькое село Ат-Баши, находящееся в самой глубине ТяньШаньских гор, неподалеку от китайской границы. И Марьям стала готовиться к отъезду.
Но судьба неожиданно внесла свои коррективы в планы будущего педагога. Шел 1938 год. Это было время, когда республиканский музыкальный центр и филармония интенсивно готовились к предстоящей Декаде кыргызского искусства в Москве. Однако и театру, и филармонии катастрофически не хватало национальных кадров. Нужны были музыкально и артистически одаренные юноши и девушки, которые бы могли пополнить хоровые коллективы, оркестр народных инструментов, а лучшие — войти в число солистов. Их искали повсюду — в клубах, школах, среди участников художественной самодеятельности. Наконец было решено провести Всекыргызскую олимпиаду народного творчества, на которой надеялись найти столь нужные коллективам таланты.
Непосредственно перед началом олимпиады филармония организовала серию выездов своих сотрудников в близлежащие села. Такое задание получила и молодая пианистка С. Мнацаканова, начавшая свою работу в Киргизии в качестве концертмейстера филармонии. «Это было, кажется, в начале августа, — вспоминает Светлана Ивановна. — Однажды меня пригласил к себе наш художественный руководитель Петр Федорович Шубин и сказал, что я должна поехать в село Дунгановку (ныне с. Александровка. — А. К.) и поискать там среди молодежи людей, обладавших хорошими вокальными данными. Машин тогда в городе было мало, поэтому в мое распоряжение предоставили линейку, иными словами, — конную повозку с соответствующей экипировкой и возницей. На следующее утро я отправилась в путь. Ехали долго. Дорога, проходившая через села Кызыл-Аскер, Военно-Антоновку, Сокулук, была пыльной и разбитой, к тому же солнце поднималось все выше и выше, становилось жарко.
Наконец, 30-километровый путь был успешно преодолен и мы подъехали к зданию школы. Как оказалось, здесь проходили практику выпускники республиканских курсов по подготовке учителей русского языка, которые уже готовились к отъезду по местам распределения. По моей просьбе будущих учителей собрали в школьном зале. Я вошла, поздоровалась и задала один вопрос: «Кто из вас умеет петь?». Первой подняла руку высокая красивая девушка в ярком узбекском национальном платье и косами до пят. У нее была милая улыбка и кокетливые ямочки на щеках. Девушку звали Марьям Махмутова. Когда она спела пару песен, я пришла в восторг — природа щедро наделила девушку певческим талантом. Ее голос звучал чисто, сильно и красиво, к тому же он был большого диапазона и природно поставлен, что случается крайне редко. Я спросила Марьям, хочет ли она стать певицей, и получила утвердительный ответ. Однако будущей учительнице нужно было ехать в далекий Ат-Баши (тогда к таким вещам относились очень серьезно) и она не могла поступить иначе. Все же я убедила ее съездить со мной в город и там уже разобраться с ее распределением.
Во Фрунзе я зашла к управляющему по делам искусств, который связался с секретарем партии Ваговым и таким образом Марьям было разрешено остаться в городе. Махмутова стала готовиться к выступлению на олимпиаде».
В конце августа 1938 года в Летнем театре Дубового парка открылась республиканская олимпиада. В жюри были художественные руководители театра, филармонии, композиторы, режиссеры, актеры. Один за другим выходили на сцену участники творческого состязания народных талантов. Многочисленные зрители с неослабевающим вниманием следили за каждым выступлением. Громкими аплодисментами встречали они исполнителей на народных инструментах, певцов, акынов, танцоров, декламаторов. Звучала музыка разных народов — кыргызская, русская, узбекская, татарская, украинская, немецкая... Наряду с отдельными исполнителями, выступали и целые коллективы — оркестры, хоры, ансамбли.
В один из дней олимпиады (а она продолжалась почти неделю) на сцену вышла симпатичная девушка с длиными косами и, кокетливо поводя бровями, спела популярную кыргызскую народную песню «Ой тобо».
Зал разразился бурной овацией, а члены жюри понимающе переглянулись: перед ними был талант.
Олимпиада принесла ожидаемый результат: из более чем пятисот ее участников была отобрана группа наиболее талантливых молодых людей, которых члены жюри рекомендовали для работы в театре и филармонии. Марьям Махмутова получила диплом, денежную премию и была приглашена на отборочное прослушивание в республиканскую концертную организацию. Ее яркие природные данные по достоинству оценил художественный руководитель филармонии, композитор и дирижер П. Шубин. Он посоветовал Марьям полностью посвятить себя музыке, пению. Музыкант долго беседовал с будущей певицей, рассказывал ей о великих артистах прошлого, о профессии певца и смог внушить девушке веру в свои способности и призвание.
Отборочная комиссия филармонии, в состав которой вошли дирижер Ш. Орозов, концертмейстер С. Мнацаканова и представители дирекции, прослушала около пятидесяти претендентов. Оценивались музыкальный слух, чувство ритма и голос. Марьям получила «плюсы» по всем параметрам и с первого сентября 1938 года, с окладом 350 рублей в месяц, была зачислена в штат филармонии в качестве солистки оркестра. Вместе с ней на работу в хор и оркестр было принято около тридцати юношей и девушек. Поскольку большинство из них плохо владели русским языком, то при концертной организации была учреждена должность преподавателя языка и М. Махмутова получила возможность применить свои знания, полученные во время учебы на курсах.
Начались напряженные занятия по вокалу, музыкальной грамоте, ежедневные репетиции — филармония готовилась к декаде. Ее штат заметно увеличился и составил теперь почти 200 человек (оркестр — 70, хор — 50, ансамбль народного танца — 14, дунганский национальный ансамбль — 25, духовой оркестр — 24). В художественном руководстве филармонии были квалифицированные специалисты, которые приложили много труда, чтобы их питомцы — молодые кыргызские певцы и инструменталисты — приобрели необходимые знания и смогли достойно представить республику на предстоящей декаде. Это композитор В. Фере (сначала — музыкальный консультант, затем — художественный руководитель филармонии), П. Шубин (дирижер оркестра), Н. Холфин (руководитель хореографического ансамбля), Т. Романова (педагог-вокалист), М. Пейсаков и С. Мнацаканова (концертмейстеры) и другие. Гордостью коллектива были выдающиеся народные певцы и музыканты, акыны и манасчи. В их числе были Муратаалы Куренкеев, Карамолдо Орозов, Атай Огонбаев, Ыбрай Туманов, Саякбай Каралаев, Молдобаеан Мусулманкулов, Алымкул Усен-баев, Калык Акиев, Муса Баетов, Шаршен Термечиков... Будущей певице, делавшей первые шаги в искусстве, было чрезвычайно полезно общение с такими яркими личностями, какими являлись эти замечательные деятели национальной культуры.
От урока к уроку приобретались профессиональные навыки и опыт. Нужно было научиться владеть голосом и дыханием, чисто интонировать, четко и ясно произносить текст, соблюдать динамические оттенки, петь под аккомпанемент и многое, многое другое. Помогали природная одаренность, горячее стремление добиться поставленной цели и любовь к делу. Марьям делала заметные успехи и ее наставники — П. Шубин и С. Мнацаканова — были довольны: голос певицы звучал все краше и уверенней.
Спустя несколько месяцев состоялось первое выступление солистки. В сопровождении оркестра Марьям исполнила несколько специально обработанных для нее П. Шубиным песен — «Ой тобо», «Наташа» и другие. Успешный дебют окрылил молодую певицу и она с удвоенными силами продолжала осваивать «азы» вокала.
Первое время у филармонии не было своего зала и артистам приходилось выступать на сцене театра или же в других помещениях. Наконец концертная организация получила свой зал — бывшую мечеть, которая, естественно, мало подходила для такого рода деятельности. Но приходилось довольствоваться тем, что есть.
В апреле подготовка к декаде подходила к концу. Концертные программы филармонии были сданы авторитетной комиссии, а в середине мая 1939 года участники декады выехали специальным поездом в Москву. Настроение у всех было праздничное, но и волнений было немало: как столица примет гостей из далекой Киргизии? Как пройдут выступления? Поэтому репетиции продолжались и в пути.
Москва тепло и гостеприимно встретила кыргызских артистов, а 26 мая в торжественной обстановке состоялось официальное открытие декады. И в течение десяти дней в театрах и концертных залах столицы посланцы Кыргызстана знакомили зрителей и слушателей с кыргызской музыкой и музыкальной культурой. На сцене Большого театра Союза ССР с громадным успехом были показаны первые кыргызские национальные спектакли — опера «Айчурек», музыкальные драмы «Алтын кыз» и «Аджал ордуна». С рецензиями и статьями выступили многие известные композиторы, артисты и критики, которые дали высокую оценку достижениям молодого музыкального искусства Киргизии.
Филармонические коллективы — оркестр народных инструментов, хор, ансамбль темир-комузистов и ансамбль народного танца — выступили в концертах, состоявшихся в Колонном зале Дома Союзов и на других площадках. Марьям принимала активное участие в мероприятиях декады — концертах, встречах, просмотрах и т. п. В концерте в Колонном зале она исполнила всего одну песню — «Ой тобо», но ее выступление было столь непосредственным и эмоционально ярким, что она просто очаровала и публику, и критику.
После завершения декады ее участники, в том числе и Марьям Махмутова, были награждены орденами и медалями. Однако для оркестра и его солистов выступления на этом не закончились: артисты из Москвы отправились в большую концертную поездку по курортам Крыма и Кавказа. Гастрольный маршрут пролег через города и курортные поселки: Евпатория, Саки, Ялта, Ливадия, Кореиз, Алупка, Симеиз, Сочи, Мацеста, Кисловодск, Пятигорск, Ессентуки...
В турне приняли участие художественный руководитель филармонии В. Фере, а также прославленные народные певцы и музыканты — Атай, Карамолдо, Ыбрай, Муса и другие. Выступления кыргызских артистов проходили весьма успешно. Так, в Евпатории на концерте, состоявшемся в санатории им. Н. Семашко, присутствовало около полутора тысяч зрителей. Прием был восторженный и немалая доля успеха выпала на выступления Марьям Махмутовой.
После возвращения домой артистам был предоставлен отпуск. А осенью Марьям получила приглашение перейти на работу в оперную труппу музыкального театра. П. Шубин не хотел расставаться со своей перспективной солисткой, но руководители театра были настойчивы, и ему пришлось уступить.
ДЕБЮТ
Работа в театре существенным образом отличалась от работы в филармонии. Здесь нужно было не только петь, но и играть на сцене. Необходимо было освоить сценическое движение, требовалось умение входить в образ, жить чувством героя и при этом еще и петь сложные оперные партии. Персонажи спектаклей — люди разных эпох и народов, разных сословий и мировоззрений — молодые и старые, богатые и бедные, добрые и злые... Чтобы освоить все это, нужно было трудиться и трудиться, шаг за шагом осваивая нелегкую профессию оперной певицы.
Сразу начались регулярные занятия с педагогом-вокалистом, а затем — с режиссерами, дирижером. Первым наставником молодой певицы стал опытный вокалист, получивший образование в Италии, Николай Орленин. Он был не только хорошим педагогом, но, обладая красивым по тембру баритоном, нередко выступал на сцене театра. Его ученица оказалась способной, исполнительной и главное — очень трудолюбивой. Однако основным достоинством начинающей вокалистки было то, что она обладала не только отличными голосовыми данными, но и особо редким даром — ее голос был природно поставлен. Поэтому работа педагога была направлена на обучение своей воспитанницы классической манере пения, приобретение профессиональных навыков, а также на нивелировку ровности звучания голоса в нижнем, среднем и верхнем регистрах, расширение его диапазона и т.п.*
(*«Музыкальная энциклопедия» дает следующее определение природно поставленного голоса: «Поставленный голос отличается звучностью, широтой звуковысотного диапазона, богатством тембровых красок, четкостью произнесения слов, малой утомляемостью... Поставленный для пения в классической манере голос характеризуется устойчивым, ровным, «опорным» звучанием на протяжении всей звуковой шкалы, особым певческим тембром, сообщающим голосу качества звонкости и округлости, способностью «литься», «тянуться», что позволяет исполнять большие фразы на одном дыхании, свойством хорошо нестись в зал — т. н. полетностью. Если значительная часть этих качеств присуща голосу не проходившего специальной подготовки певца, говорят о голосе, поставленном от природы». (Музыкальная энциклопедия. Т. 4. — М., 1978. — С. 411))
Много ценного и полезного восприняла Марьям от общения с художественными руководителями театра — высококвалифицированными специалистами, приехавшими в республику для оказания братской помощи кыргызскому народу в создании его национального музыкального театра и подготовке к декаде. Это были дирижер В. Целиковский, режиссер В. Васильев, художник Я. Штоффер, хормейстер П. Меркулов, балетмейстер Н. Холфин, а также композиторы В. Власов и В. Фере, поэт и либреттист В. Винников, педагоги-вокалисты Т. Романова и 3. Красовская, концертмейстеры, артисты оркестра и другие.
Главные специалисты были направлены на работу в Киргизию из Москвы, другие приехали сюда по направлению из различных консерваторий страны или же были приглашены непосредственно самим театром. Однако некоторая часть специалистов оказалась в республике по совсем иным мотивам. Жестокая эпоха массовых репрессий, террора и бесправия обернулась для многих людей искусства бедами, горем и невосполнимыми потерями. Тысячи людей бесследно исчезали в тюрьмах и лагерях, а члены их семей выдворялись из своих квартир и направлялись на поселение в отдаленные районы страны, в частности в Киргизию. Таким образом в республике оказалось немало прекрасных специалистов, в том числе и среди музыкантов. Только среди пианистов-концертмейстеров театра таких вынужденных переселенцев было трое — М. Шостакович, С. Мнацаканова и А. Шварц.
Младшая сестра одного из крупнейших композиторов современности Дмитрия Шостаковича Мария «имела неосторожность» выйти замуж за потомка остзейских баронов. В 1937 году «барон» был арестован, а его молодой жене было предложено освободить квартиру и выехать за пределы Ленинграда. Д. Шостакович, знакомый с А. Малдыбаевым, обратился к кыргызскому музыканту с просьбой помочь сестре с жильем и устройством на работу. Вскоре Мария Дмитриевна выехала во Фрунзе и стала работать в театре. 'Через полтора года она снова вышла замуж. Ее супругом стал известный химик, академик И. Черняев, который обратился в самые высокие инстанции и добился для своей жены разрешения возвратиться в Ленинград.
Во многом схожей была судьба старейшего концертмейстера театра, народной артистки Кыргызстана С. Мнацакановой. Светлана Ивановна заканчивала учебу в Ленинградской консерватории, когда по вымышленному обвинению арестовали, а затем и расстреляли ее мужа — главного инженера Магнитогорского металлургического комбината. Пианистке предписывалось покинуть город и выбрать место для поселения. Зная о судьбе хорошо знакомой ей Марии Дмитриевны Шостакович, Светлана Ивановна тоже решила ехать в Киргизию. Мария Дмитриевна радушно встретила свою коллегу и помогла ей с устройством на работу.
Более десяти лет проработал в Кыргызском оперном театре талантливый пианист и композитор Андрей Генрихович Шварц. Выпускник Петербургской консерватории, затем — концертмейстер балета Мариинского театра, он был мужем известной в то время балерины Елены Люком. В середине 30-х годов музыкант разошелся со своей именитой супругой и женился на молодой переводчице «Интуриста». Все шло своим чередом — родители уже воспитывали своего первенца, когда суровая действительность неожиданно напомнила о себе: переводчицу обвинили в связях с иностранной разведкой. Далее события развивались по уже известному сценарию...
Так, по воле судьбы, квалифицированные специалисты оказались в Киргизии.
С. Мнацаканова стала первым концертмейстером Марьям и приложила немало сил и умения для профессиональной подготовки певицы.
Немало хороших музыкантов было и среди артистов театрального оркестра, в составе которого в ту пору насчитывалось около семидесяти человек. Инструменталистов искали по всей стране и всевозможными способами добивались их переезда в Киргизию. Лидерами коллектива были выпускники Ленинградской консерватории во главе с концертмейстером оркестра Б. Сиракузовым.
Несколько иную картину представляла собой оперная труппа. В ней практически не было профессиональных певцов. Ни один из солистов не имел ни консерваторского, ни даже среднего специального образования. Костяк труппы составляли музыкально одаренные артисты драмы и несколько бывших участников художественной самодеятельности. Сейчас даже трудно представить себе, как эти артисты смогли освоить такие сложнейшие формы музыкального искусства, как музыкальная драма, опера, и достичь в них столь высоких результатов. Здесь, вероятно, сыграли свою положительную роль несколько факторов, и главные из них — талант, трудолюбие, наличие хороших наставников и, безусловно, большая любовь к искусству. Приобщиться к сцене музыкального театра молодым солистам помогла также их природная артистичность, на что обратил внимание В. Власов. «Большинство кыргызов — прирожденные артисты, — писал композитор. — Они не боятся «проявить» себя, не боятся публики, сцены. Держатся совершенно свободно, обладают великолепным чувством юмора и могут создавать образы подлинного драматизма».
Ведущими солистами оперной труппы 1939 года были Абдылас Малдыбаев, Сайра Киизбаева, Анвар Куттубаева, Аширалы Боталиев, Касымалы Эшимбеков, Майнур Мустаева, Джапар Садыков, Хаким Темирбеков, Мырзакул Кыштобаев, Мунджия Еркимбаева, Бюбюсара Бейшенбаева, Шамши Тюменбаев. Позже к ним прибавились Марьям Махмутова, Кадырбек Чодронов и Кульбара Иманкулова.
Особое место среди них принадлежало А. Малдыбаеву (1906—1978), который не только выступал на сцене, но и сочинял музыку. Получив специальное образование в национальной студии Московской консерватории, он стал ведущим композитором республики, успешно работавшим в различных жанрах профессиональной музыки. А. Малдыбаев был одним из авторов самых известных национальных опер — «Айчурек», «Манас», «Токтогул». В театре он выступал как исполнитель теноровых партий, среди которых можно выделить Кульчоро («Айчурек»), Кокуля, Сыргака («Манас»), Аскера («Аршин мал-алан»), а из партий классического репертуара — Ленского. В 1978 году имя Абды-ласа Малдыбаева было присвоено Кыргызскому академическому театру оперы и балета.
Одна из лучших вокалисток оперной труппы, первая исполнительница партии Айчурек — Сайра Киизбаева пришла в театр осенью 1936 года после успешного выступления на Всекыргызской олимпиаде народного творчества. Она занималась в национальной группе Московской консерватории, позже прошла стажировку в Большом театре Союза ССР и в течение многих лет была исполнительницей главных партий сопранового репертуара.
Не уступала Киизбаевой по популярности и другая солистка труппы — Анвар Куттубаева. На декаде 1939 года она была названа в числе лучших. Воспитанница национальной театральной студии, А. Куттубаева была одной из самых ярких артисток драмы. Она обладала неплохим певческим голосом, была очень эмоциональна, сценична и привлекательна. Лучшими партиями Куттубаевой были Чинар («Алтын кыз»), Зулайка («Аджал ордуна»), Калый-ман («Айчурек»). Особенно полно проявилось актерское дарование солистки в роли Зулайки — бедной девушки, проданной в жены богатому человеку за мешок муки. По свидетельствам современников, плач Зулайки в исполнении А. Куттубаевой потрясал до глубины души.
Единственной солисткой театра, имевшей начальное музыкальное образование и даже игравшей на нескольких инструментах, была Майнур Мустаева (лирическое сопрано). Вместе с мужем — актером и певцом Джапаром Садыковым — она училась в ГИТИСе, где наряду с изучением специальных актерских дисциплин посещала и класс вокала. Артистка успешно выступала в спектаклях национального и европейского репертуара (Чинар, Айчурек, Татьяна, Микаэла). Мустаева была лучшей исполнительницей партии Гульчахры («Аршин мал-алан» У. Гаджибекова) и Кыз-Жибек («Кыз-Жибек» Е. Брусиловского).
Джапар Садыков вошел в историю кыргызской оперы как непревзойденный интерпретатор партий Семетея и Манаса. Особенно колоритен он был в роли Семетея — одно его появление на сцене вызывало восторг у зрителей. У артиста была благородная осанка, хороший природный голос. Он мастерски владел искусством жеста, мимики. Эффектен певец был и в других ролях — великана Джартыбаша в «Кокуле», Керимбая в «Токтогуле».
Многие артисты театра в детстве и юности прошли через суровые жизненные испытания. Показательна в этом отношении судьба одного из наиболее даровитых актеров труппы А. Боталиева. Рано осиротев, он беспризорничал, воспитывался в детдоме, пока однажды не попал в театральную студию. Вместе со своим другом Касымалы Эшимбековым он жил в юрте, поставленной на окраине города, а утром, дрожа от холода, спешил на занятия. Многое пришлось претерпеть способному юноше прежде, чем он овладел нелегкой профессией актера. У Боталиева был хороший слух и приятного тембра баритон — это и помогло ему впоследствии перейти в музыкальную труппу театра, а затем и войти в число ее ведущих солистов. Артист удачно выступал почти во всех спектаклях театра, но его лучшими работами были партии Искандера («Аджал ордуна»), Сулеймана («Аршин мал-алан»), Таза («Кокуль»), Онегина... Позже А. Боталиев вернулся в драматический театр, где добился еще более значительных результатов.
Тонким и своеобразным актером комедийного плана был Касымалы Эшимбеков. Энергичный, с живым выразительным лицом и врожденным чувством юмора, он пользовался большой симпатией зрительской аудитории. Особенно хорош был артист в партиях народного певца Калбека («Алтын кыз»), трусливого батыра Толтоя («Айчурек») — персонажа, близкого по характеру к пушкинскому Фарлафу, мужественного Мамыра («Патриоты»). «Талантливейшими и обаятельными артистами» назвал композитор В. Власов К. Эшимбекова, А. Куттубаеву и Б. Бейшенбаеву. «Я отмечаю этих трех артистов, — писал музыкант, — видя в них особый прирожденный артистизм. С ними не надо было работать над созданием образа. Они сами с огромной человеческой правдой, убедительно «творили» на сцене, пели, действовали. Какая-то жизненная искренность, достоверность, «неоструганное своеобразие» были в них».
«Дивным голосом», — по выражению С. Мнацакановой, обладал солист оперы Хаким Темирбеков (лирический тенор). Это был стройный брюнет со светлыми глазами и ярко выраженной артистической внешностью. Он занимался вокалом под руководством педагогов театра и в национальной студии Московской консерватории, но многое перенял от творческой манеры певца-самородка Мусы Бае-това. Артист был очень популярен в 40-х годах и наряду с участием в спектаклях часто выступал на концертной сцене. Среди наиболее значительных его работ партии Акун-хана и Кульчоро («Айчурек»), Аскера («Аршин мал-алан»), Токтогула («Токтогул»), Ленского («Евгений Онегин»).
Одной из лучших исполнительниц партии Виолетты в «Травиате» Дж. Верди была солистка оперы Мунджия Еркимбаева. Воспитанница 3. Красовской и К. Дорлиак, певица создала целую галерею оперных партий. В их числе — Калыйман («Айчурек»), Куляйым («Кокуль»), Асия («Аршин мал-алан»), Тотуя («Токтогул») и другие.
Талантливым актером был Мырзакул Кыштобаев. Он практически мог сыграть любую роль, но прежде всего это был актер комедийного плана — остроумный, изобретательный, неистощимый на выдумки и актерские импровизации. Его У Чей-фу — жадный и коварный мандарин-сластолюбец из музыкальной драмы «Аджал ордуна» — был просто бесподобен. Вообще каждая роль, сыгранная актером, представляла собой яркий, тщательно проработанный в деталях образ. Кыштобаев пел в народной манере, его баритон звучал довольно приятно.
Вот в таком коллективе начала свою работу в театре Марьям Махмутова. Спустя некоторое время новой солистке было предложено разучить партию Аджар и войти в уже идущий на сцене театра спектакль «Алтын кыз» («Золотая девушка»). Музыкальная драма «Алтын кыз» (музыка В. Власова и В. Фере по либретто Дж. Боконбаева) была первым спектаклем, поставленным на сцене театра еще в 1937 году. Действие в драме происходило на юге Киргизии в тяжелые годы борьбы с басмачеством и строительства колхозов. Ее незамысловатый сюжет был призван воспеть завоевания нового строя, социалистические ценности. Музыка к спектаклю, созданная на основе кыргызских народных мелодий, была простой, доходчивой и несложной для исполнения. Ориентируясь на исполнительский состав, композиторы не обращались к большим, развернутым ариям, сценам и ансамблям, а отдавали предпочтение песенным темам, которые легли в основу сольных и хоровых (преимущественно одноголосных) номеров. Эти номера и танцы чередовались с разговорными эпизодами.
Не представляла особой трудности и партия колхозной активистки, комсомолки Аджар — подруги главной героини спектакля — Чинар. Сам образ Аджар — живой, энергичной девушки, вполне соответствовал характеру исполнительницы. Марьям быстро разучила свою партию и без особых трудностей вошла в спектакль. Ее исполнение веселой песенки Аджар из четвертой картины музыкальной драмы пользовалось успехом у зрителей.
Следующим спектаклем, в котором приняла участие молодая певица, стала опера В. Власова, А. Малдыбаева и В. Фере «Айчурек». Впервые с этим шедевром кыргызского искусства М. Махмутова познакомилась на премьерных спектаклях в апреле 1939 года, а затем уже на декаде в Москве, где показ оперы на сцене Большого театра произвел настоящую сенсацию. Но самое удивительное было то, что это сочинение молодых авторов явилось и первой постановкой оперного спектакля в театре (до этого на его сцене были поставлены две музыкальные драмы).
В основу сюжета оперы был положен один из наиболее ярких эпизодов второй части кыргызского героического эпоса «Манас», в котором рассказывается о сыне Манаса — доблестном Семетее и красавице Айчурек — дочери хивинского хана Акуна. Литературный первоисточник, с его причудливым переплетением героических событий прошлого, лирической фабулы и элементов фантастики представлял собой благодатный материал для создания красочного музыкального спектакля. И действительно, спектакль получился очень яркий, зрелищный, запоминающийся. Вызывали восхищение великолепное художественное оформление, эффектные танцевальные номера и батальные сцены, красочные костюмы эпических героев, не говоря уже о музыке, пении и игре актеров.
«Эпическое полотно оперы богато разнообразными характерами и бытовыми подробностями, — писал в рецензии на спектакль композитор Ю. Шапорин. — Вы найдете здесь монументальные портреты богатырей — освободителей народа от ига хищных поработителей (Семетей). Найдете остро-гротесковую характеристику «незадачливого полководца» Толтоя, запоминающиеся образы кровожадного и вероломного Чин-коджо, шаловливой Калыйман — сестры Айчурек, ревнивой Чачикей и др. Здесь есть и яркие картины скачек, битв, свадебного пиршества... Музыка оперы... в основном построена на подлинных киргизских мелодиях, пленительных по их строгой красоте и необыкновенно четких и упругих по ритму».
Психологический настрой на восприятие спектакля зритель получал еще до его начала. Первое, на что обращали внимание входящие в зал, — это необычный по своему художественному решению портал, громадной аркой обрамлявший всю театральную сцену. На портале, среди причудливых горных круч и буйной растительности художник Я. Штоффер изобразил множество сказочных зверей и птиц. Все было столь красочно и феерично, что невольно подготавливало аудиторию к встрече с чем-то еще более ярким и необыкновенным. Это настроение усиливалось музыкой оркестрового вступления, построенного на основных темах оперы.
Наконец занавес открывался. Перед зрителями представал дворец Акун-хана, «весь прозрачный, как будто из хрусталя, поблескивающий тысячами граней. На троне справа восседал сам Акун-хан, эпический старец с длинной седой бородой. Слева на балконе толпились женщины, среди них Айчурек в высоком головном уборе и ее сестренка Калыйман... Во дворце царит смятение. Перепуганные вестники с поля битвы сообщают, что Толтой и Чинкоджо подступили к самым воротам дворца, угрожают хану полным разгромом страны... На сцену врывается сам Чинкоджо, необузданный, разгоряченный битвой. Он отбрасывает забрало, будто открывает пасть. Телохранители, ощетинившись копьями, кольцом окружают его. Чинкоджо излагает хану свой ультиматум: «Отдай Айчурек за Толтоя». С каждой репликой голос его становится все более угрожающим, его заносчивость растет при виде бессилия Акун-хана, Рука лежит на рукоятке полуобнаженного меча, готовая каждое мгновенье взмахнуть им...».
Такова была завязка спектакля. Как и большинство зрителей, Марьям была в восторге от оперы и часто представляла себя в качестве исполнительницы той или иной партии. Теперь ее мечтам суждено было сбыться. Молодой солистке поручили готовить партию Чачикей — злой и ревнивой жены Семетея, написанную в тесситуре меццо-сопрано. Здесь следует сказать, что М. Махмутова обладала голосом довольно широкого диапазона (две с половиной октавы), что позволяло ей исполнять партии, как сопранового, так и меццо-сопранового репертуара. Но поскольку солисток с высоким голосом в театральной группе было предостаточно, а «меццо» явно не хватало, то дирижер В. Целиковский порекомендовал певице развивать свой голос именно в этом направлении. И маэстро оказался прав: Махмутова стала лучшим меццо-сопрано кыргызской оперы.
Партию Чачикей Марьям готовила с большим вдохновением. В отличие от простодушной Аджар Чачикей была настоящей оперной героиней, женщиной с характером — властной, своенравной, коварной. Просто хорошо спеть эту партию было явно недостаточно. Здесь нужно было создать колоритный, художественно убедительный сценический образ. Девятнадцатилетней солистке это было не под силу. И тогда на помощь пришли опытные наставники — режиссеры В. Васильев, А. Куттубаев, старшие актеры труппы. Образ Чачикей оказался в чем-то близок творческим устремлениям артистки, ее темпераменту, характеру — сильному, волевому.
Сама же вокальная партия не представляла особой трудности для молодой солистки. Небольшая по масштабам, она включала в себя несколько эпизодов из второй и третьей картин оперы, наиболее значительными из которых были сцены с Айчурек и Кульчоро. В других местах партия Чачикей была лаконичной — буквально несколько фраз или реплик (сцены состязания молодых батыров, их проводов на охоту). Однако по времени присутствие жены хана на сцене было более объемным — почти все сцены в стане Семетея и один из эпизодов в его юрте.
Работа над партией и ее сценическим воплощением шла успешно и в один из весенних дней 1940 года Марьям Махмутова выступила в спектакле. Дебют прошел вполне удачно, но певица не была удовлетворена своей работой, и только спустя некоторое время ее Чачикей обрела ту яркость и колоритность, которые сделали этот образ незабываемым.
Впервые Чачикей появляется на сцене во второй картине оперы. Декорации изображают чудный горный пейзаж. При свете луны юноши и девушки затевают веселый хоровод. Легко и грациозно звучат их голоса... Но вот пение смолкает и в сопровождении нарядно одетых спутниц появляется Чачикей. Жена доблестного хана молода и красива, властна и самолюбива. На ее плечи небрежно накинута дорогая соболья шуба. Все присутствующие выказывают ей свое почтение. Ханша не спеша поднимается на позвыше-ние, усаживается на ковер и властным движением руки дает знак начинать танцы.
После красочного танцевального дивертисмента (танцы проходят в сопровождении оркестра и хора) следует сцена — поединок между двумя верными батырами Семетея — благородным Кульчоро и задиристым Канчоро. В стрельбе из лука и в рукопашном бою победу одерживает Кульчоро. Чачикей явно симпатизирует Канчоро, и когда они остаются вдвоем, ласково утешает побежденного воина. Но грубому Канчоро не нужны сочувствия — он раздраженно отталкивает ханшу и уходит прочь. Чачикей бросается вслед за ним. Но неожиданно раздается удар грома. Сверкает молния. В тучах пролетает лебедь, и через мгновенье перед Чачикей появляется девушка. Это Айчурек.
Здесь начинается центральный эпизод картины и одна из наиболее драматичных сцен оперы — столкновение двух соперниц. Айчурек, не зная Чачикей, надеется найти в ней поддержку. Внезапное появление белого лебедя и его превращение в девушку пугает ханшу, но она быстро овладевает собой и требует от Айчурек ответа: кто она и зачем пришла? Дочь Акун-хана доверительно рассказывает своей собеседнице о постигшей ее народ беде, о своих скитаниях и просит помочь ей разыскать Семетея:
Мой отец Акун-хан в беде:
Мой плененный народ в нужде,
Чинкоджо и Толтой пришли,
Чтоб стереть мой народ с земли.
Лишь один Семетей теперь
Может землю мою спасти,
Но, сестра, неизвестно мне,
Как дорогу к нему найти.
Если скажешь, где твой герой,
Буду вечно твоей слугой...
Но ревнивая Чачикей не верит Айчурек и отвечает ей гневной отповедью:
Разве может замерзнуть тот,
Кто одет и в тепле живет?!
Я не верю коварной лжи,
Правду-истину мне скажи:
Исходила ты все пути,
Чтобы мужа себе найти,
Улетала за скалы ты,
В небе мужа искала ты,
Ты искала в песках степных,
Не найдется ли там жених,
И теперь, как лебяжий пух,
Седина в волосах твоих,
Убирайся отсюда прочь,
Дочь шайтана и ведьмы дочь!
Айчурек теперь тоже проявляет твердость характера — она найдет способ разыскать Семетея и отомстит злой и бессердечной Чачикей. Гремит гром, сверкает молния. Айчурек исчезает. В тучах проносится белый лебедь...
Здесь впервые встретились на сцене две самые яркие солистки оперной труппы театра — Марьям Мах-мутова и Сайра Киизбаева. Исполнительница партии Айчурек была немного старше и опытней своей коллеги — она выступала в театре с 1937 года и уже имела звание заслуженной артистки республики. Составив хорошо сыгранный ансамбль и в чем-то дополняя друг друга, артистки проводили эту сцену с таким темпераментом и эмоциональной силой, что полностью захватывали воображение зрителей, которые нередко сравнивали их с двумя тигрицами. Творческое содружество М. Махмутовой и С. Киизбаевой продолжалось з последующие годы. Назовем наиболее значительные их совместные работы: Татьяна — Ольга («Евгений Онегин»), Баттерфляй — Сузуки («Чио-Чио-Сан»), Лиза — Полина («Пиковая дама»).
Партнерами Махмутовой по сцене в «Айчурек» были ведущие солисты театра — Дж. Садыков, А. Боталиев (Семетеи), А. Малдыбаев (Кульчоро), А. Шимов (Канчоро) и другие.
Наряду с дебютами на оперной сцене важные события произошли и в личной жизни певицы. Вскоре после начала работы в театре Марьям познакомилась с молодым инженером Шавкатом Акрамовым. Высокий, стройный, обаятельный, он завладел сердцем девушки. Молодые люди были неразлучны: Шавкат постоянно бывал на спектаклях с участием Марьям, посещал репетиции, провожал ее на занятия по вокалу. Пока певица занималась с педагогом или концертмейстером, молодой человек скромно сидел в углу класса и влюбленными глазами смотрел на свою подругу. Летом Шавкат носил вышитую сорочку и чем-то напоминал украинца. Спустя некоторое время молодые люди поженились, а в конце 1941 года Шавкат ушел на фронт...
Однако вернемся к событиям осени 1940 года, В этот год в Московской государственной консерватории им. П. И. Чайковского была сформирована кыргызская национальная группа и руководство театра направило на учебу в столицу четырех своих солистов — А. Малдыбаева, С. Киизбаеву, А. Куттубаеву и М. Еркимбае-ву. Конечно, это было смелое решение — ведь оперная труппы на какое-то время лишалась своих лучших солистов. Но иного выхода не было: молодым певцам нужно было учиться и повышать свое исполнительское мастерство. «Однако работа в театре ни на минуту не остановилась, не затормозилась, — писал на страницах газеты «Советская Киргизия» дирижер В. Чернов. — В актерский состав приглашены несколько артистов, обладающих прекрасными голосовыми данными. Таковы Уметбаев (лирико-драматический тенор), Махмутова (сопрано), Джундубаев (бас)... и др.».
Связь с Московской консерваторией установилась двусторонняя: прославленный вуз страны направил на работу в Кыргызский театр своих выпускников — певца Олега Шумова, пианистов Григория Бурштина и Славу Окунь. Начали работу в театре и новые педагоги-вокалисты С. Алексеева и О. Бутомо-Названова.
Новый театральный сезон начался с работы над постановкой оперы В. Власова и В. Фере «За счастье народа» («Фрунзе на Туркфронте»). Постановочную группу составили дирижер В. Чернов, режиссеры В. Васильев и А. Куттубаев, художник М. Варпех, хормейстер П. Меркулов. В качестве сюжетной основы нового сочинения были взяты события, связанные с деятельностью героя гражданской войны нашего земляка М. В. Фрунзе, бывшего в те годы командующим Туркестанским фронтом (действие в опере происходит в 1919 году).
Либретто В. Винникова (кыргызский текст К. Маликова) не отличалось особой изобретательностью и точностью фактов, но вполне отвечало идеологическим требованиям своего времени. Михаил Фрунзе, беспощадно громивший противников советской власти, был показан храбрым защитником интересов народа, пользующимся поддержкой и любовью местного населения. Музыкальный материал сочинения был несколько сложен для восприятия — в нем не хватало тех ясности и доходчивости, какими отличалась музыка «Айчурек», к тому же он был довольно пестрым в своей тематической основе. Наряду с попевками «Манаса» и кыргызскими фольклорными темами здесь нашли широкое отражение русские и украинские народные песни, узбекские танцевальные мелодии. Наиболее удачными страницами партитуры оперы явились эпизоды, связанные с образом пожилой дыйканки Сабиры — прощание с раненым Джапаром, сцена с Фрунзе, плач над убитым сыном...
В основу фабулы произведения была положена идея самопожертвования, героического подвига во имя народа, во многом перекликающаяся с идеей оперы М. Глинки «Жизнь за царя» («Иван Сусанин»). В небольшой горный аил шумно врываются басмачи: им нужно пополнение и они пытаются насильственно заставить молодежь уйти с ними. В стычке с басмачами погибает молодой джигит Джапар — сын Сабиры. После ряда эпизодов с Фрунзе и его бойцами идет сцена, когда в аиле вновь появляется поредевший в схватке с красноармейцами отряд басмачей. Но теперь они уже не воинственно настроены, а хотят лишь одного — найти хорошего проводника и поскорее уйти за кордон. Горя желанием отомстить за смерть сына, Сабира берется провести отряд через горы. Она заводит басмачей в ущелье, где красноармейцы обрушивают на них снежную лавину. Вместе с врагами погибает и Сабира.
Распределение оперных партий сложилось таким образом: Фрунзе — А. Боталиев, О. Шумов, Актан (командир красного отряда) — А. Бейшембаев, Джумабек (главарь басмачей) — Дж. Садыков, Соронбай (манасчи) — К. Эшимбеков, Файзулла — М. Кыштобаев, Насыр — К. Чодронов. Марьям Махмутовой была поручена партия Сабиры. Молодая солистка была сильно озадачена: как она в свои двадцать лет сможет сыграть роль пожилой женщины? Но постановщики спектакля разъяснили певице, что такое нередко случается в театральной практике — хуже, когда пожилой актрисе приходится играть роль юной героини. К тому же, эта ответственная партия написана для меццо-сопрано, а лучшее «меццо» в театре — Махмутова. Марьям убедили, и работа над постановкой началась.
Труппа работала с подъемом и полной самоотдачей. Этому во многом способствовали занятия с приглашенным из Москвы режиссером, заслуженным деятелем искусств РСФСР С. Алексеевым. Опытный режиссер, превосходный знаток сценического искусства помогал кыргызским артистам понять основную идею произведения, знакомил с методами раскрытия образов, учил общению с партнерами, сценическому движению. В результате возник хороший актерский ансамбль.
Много дало Марьям общение с Алексеевым и другими постановщиками спектакля. С каждой репетицией она все уверенней чувствовала себя на сцене, понимала, какие задачи стояли перед ней как актрисой. Продолжалась и работа над освоением вокальной партии. Большую помощь певице оказали занятия с педагогом-вокалистом Е. Орлениным, концертмейстерами театра, другими специалистами.
1 мая 1941 года состоялась премьера оперы. «Советская Киргизия» опубликовала целую подборку материалов, посвященных этому событию. В рецензии отмечались качественная режиссура и художественное оформление спектакля. Положительно было оценено исполнение партий артистами А. Боталиевым, К. Эшимбековым, М. Кыштобаевым, М. Махмутовой. «Чрезвычайно большие успехи показала молодая артистка М. Махмутова в роли Сабиры, — писал рецензент, — ее отличные вокальные данные сочетаются с хорошей игрой». Упорный труд помог артистке создать замечательный образ матери — глубокий, волнующий, вызывающий горячий отзыв у зрителей.
Однако общие художественные достоинства новой постановки были явно низкими, поэтому опера не пользовалась симпатиями зрителей и вскоре сошла со сцены.
Наступил июнь. Театр, как и вся республика, жил своей обычной жизнью. Шли спектакли, артисты уже подумывали о предстоящем летнем отдыхе. Но мирные дни были уже на исходе — 22 июня началась война...
ВСЁ ДЛЯ ФРОНТА
Война во многом изменила планы деятельности кыргызского музыкального театра. Его труппа заметно поредела — многие ушли воевать на фронт, оставшиеся продолжали работать. Первыми на события времени откликнулись композиторы В. Власов, А. Малдыбаев и В. Фере, которые приступили к созданию оперы «Патриоты» (либретто К. Маликова и А. Куттубаева). Работали они ударными темпами, и уже в начале ноября прошел премьерный спектакль. Критика высоко оценила новую работу театра, и не столько за ее художественные достоинства, как за ее актуальность — это было первое крупное музыкально-сценическое сочинение в стране, посвященное теме Великой Отечественной войны. В спектакле были заняты артисты А. Боталиев, А. Куттубаева, С. Киизбаева, А. Малдыбаев, К. Эшимбеков и другие. М. Пахмутова пела партию Матери, которая, хотя и была написана для сопрано, но не представляла собой трудности для «меццо» с хорошим верхним регистром. Героико-патети-ческую арию Матери певица включила в свой концертный репертуар и с неизменным успехом исполняла ее в первые годы войны.
Осенью во Фрунзе стали прибывать эвакуированные из центральных городов России многочисленные исполнительские коллективы. Благодаря этому в небольшом городе, каким в сущности был тогда Фрунзе, неожиданно собрались крупнейшие артистические силы страны — Государственный симфонический оркестр Союза ССР под управлением Н. Рахлина, Государственный хор, возглавляемый А. Свешниковым, Ленинградская хоровая капелла, Русский народный хор им. М. Пятницкого, Ансамбль танца, джаз-оркестры под управлением А. Цфасмана и Я. Скоморовского, известнейшие музыканты Д. Ойстрах, Я. Зак, Э. Гилельс, Я. Флиэр, Р. Тамаркина, певцы И. Краузе (Петров), М. Зюванов, М. Кусевицкий... Кроме того, в столицу Киргизии постоянно приезжали на гастроли известные артисты, ансамбли и оркестры. Концертная жизнь города необычайно оживилась. С середины декабря начал свои выступления симфонический оркестр, которым дирижировал Н. Рахлин. Маститый музыкант поставил своей целью познакомить кыргызских слушателей с лучшими произведениями отечественной и зарубежной классики. Так, в период с декабря 1941 до середины 1942 года оркестр исполнил в концертах почти все симфонии и многие оркестровые произведения П. Чайковского, «Пятую» и «Седьмую» («Ленинградскую») симфонии Д. Шостаковича, «Вторую симфонию» А. Бородина, «Пятую симфонию» Л. Бетховена, симфонические произведения И. С. Баха, Г. Берлиоза, Ф. Шопена, К. Сен-Санса, Н. Римского-Корсакова, В. Калинникова, С. Прокофьева... С оркестром часто выступали известные инструменталисты и певцы, в том числе и кыргызские — М. Махмуто-ва и С. Киизбаева, А. Куттубаева и А. Малдыбаев. В концертрхый репертуар исполнительского коллектива входили и произведения композиторов Киргизии — «Сюита» из балета «Анар», фрагменты из опер, песни и др.
Первая встреча Н. Рахлина и М. Махмутовой состоялась в театре после показа спектакля «Айчурек», в котором молодая солистка исполняла партию Чачикей. Когда дирижера спросили его мнение об исполнителях, его ответ был кратким: «Лучше всех — Чачикей!». Певица была представлена маэстро, и он пригласил ее спеть с его оркестром. К тому времени в репертуар вокалистки входило уже несколько романсов и оперных арий, в том числе и «Песни Клерхен» из музыки Л. Бетховена к драме В. Гете «Эгмонт».
На репетиции, прослушав пение Махмутовой, дирижер заметил, что молодая солистка поет во весь голос и почти не обращает внимания на динамические оттенки, штрихи, нюансы, из чего, собственно, и складывается искусство вокалиста. И опытный музыкант стал тщательно отрабатывать с певицей ее номер. Наконец, все было сделано, и Махмутова, точно соблюдая требования маэстро, исполнила свой номер от начала до конца, Рахлин остался доволен, но темпераментную вокалистку такое слишком «культурное» и сдержанное в эмоциях пение явно не устраивало. И она не выдержала: «Натан Григорьевич, а можно я спою полным голосом». Об этом забавном случае долго еще вспоминали артисты.
Но прошло время, и Махмутова хорошо усвоила уроки учителя — маститого музыканта. Она много раз выступала с оркестром, и ее пение находило отклик в сердцах слушателей. Московские музыканты искренне полюбили молодую певицу — они оказывали ей знаки внимания, говорили комплименты. А какие только ласковые имена не придумывали Марьям ее друзья и коллеги: Марьяшка, Марьяшечка, Маруся, Ямочка (за ямочки на щечках) и т.п.! Особенно симпатизировал Марьям руководитель Государственных музыкальных коллективов СССР М. Шульман, который называл ее не иначе, как «Махмуточка». Сам же Рахлин высоко ценил талант молодой артистки и говорил, что «ее голос — это настоящее серебро».
В это время певица уже имела свою квартиру, которую ей выделили в новом двухэтажном доме, построенном неподалеку от театра (сейчас на этом месте находится Центральный почтамт). В квартире Махму-товой некоторое время жила ее концертмейстер С. Мнацаканова, у которой был рояль «Бехштейн». Когда же во Фрунзе съехались эвакуированные из центра музыканты, из-за нехватки жилья разместившиеся в вагонах на железнодорожной станции, возникла проблема с музыкальными инструментами. Фортепиано в городе были считанные единицы, поэтому рояль Мнацакановой стал своеобразным «яблоком раздора». Во избежание конфликтов, рояль был «расписан» по часам. Это выглядело примерно так: 8.00 — Н. Мясковский, 9.00 — Ю. Шапорин, 10.00 — Я. Зак, 11.00 — Э. Гилельс и т. д. Таким образом в квартире Марьям с утра до позднего вечера бывали замечательные музыканты, общение с которыми оказало самое положительное воздействие на духовное развитие певицы.
С началом войны занятия в национальной студии Московской консерватории были приостановлены, а ее учащиеся возвратились во Фрунзе и продолжили прерванную на год работу в театре. Однако приезд в Киргизию группы преподавателей и профессоров консерватории позволил организовать учебу на месте. По решению Комитета по делам искусств при Совнаркоме СССР 1941/42 учебный год для кыргызских студентов национальной студии консерватории был проведен во Фрунзе. В состав группы вошло еще несколько вокалистов — М. Махмутова, М. Мустаева, К. Чодронов. В конце учебного года — 25 мая — студийцы выступили с отчетным концертом.
Первый «военный» сезон был периодом интенсивной подготовки к сдаче оперы П. Чайковского «Евгений Онегин». Руководство театра придавало большое значение этой постановке, видя в этой работе символ величия духа народа, не сломленного тяжелыми испытаниями, выпавшими на его долю. Поэтический текст оперы был переведен на кыргызский язык писателем К. Баялиновым. Работа над спектаклем, начавшаяся еще в 1940 году, вошла в заключительную стадию. Постановщикам (дирижер В. Целиковский, режиссеры В. Васильев, О. Борисович, художник Я. Штоффер) и особенно артистам приходилось нелегко. Главные трудности заключались как в сложности самого произведения, требовавшего от исполнителей высокого профессионализма, так и в проблемах сценического воплощения незнакомых и далеких от кыргызского быта образов пушкинских героев. Поэтому участникам спектакля пришлось основательно проштудировать сочинения Пушкина и прежде всего роман «Евгений Онегин». Это тоже было нелегко, так как не все артисты в достаточной мере владели русским языком. Но тем не менее Пушкина читали. «Все артисты нашего театра воспитывались на пушкинских стихах»,— вспоминала впоследствии Сайра Киизбаева.
Марьям Махмутова пыталась проникнуть в душевный мир юной Ольги — ведь именно этот образ предстояло ей воплотить на сцене. Кто эта девушка по характеру: беззаботная резвая хохотушка или же за этим кроется что-то более глубокое, сокровенное? Ответ дал Чайковский, вернее, музыкальная характеристика, которой композитор наделил свою героиню. Ольга у него — жизнерадостная, восторженная и несколько наивная девушка, но главное, что руководит ее поступками, — любовь к Ленскому.
Партия Ольги сравнительно невелика. Она включает в себя арию и дуэт с Татьяной из первой картины и несколько небольших ансамблевых эпизодов — две сцены с Ленским и квинтет из финала второго действия. Главным номером является ария «Я не способна к грусти томной», представляющая собой обобщенный музыкальный портрет Ольги. При кажущейся простоте ария требует от вокалиста хорошего голосоведения и выразительности пения, особенно в низком регистре, чистоты интонирования. Ведь от мастерства исполнителя зависит, насколько глубоко будет раскрыт образ и какой предстанет перед зрителем младшая сестра Татьяны. Именно поэтому М. Махмутова пытливой всесторонне изучает роль, продумывает и отделывает до мельчайших подробностей вокальную сторону партии, уделяет большое внимание слову, музыкальной речи, добивается психологической углубленности интонационных оттенков, исторической достоверности костюма, точности жестов. Певица внимательно прислушивается к советам дирижера, режиссеров, концертмейстера, художника и старается воплотить их в своих игре и пении.
В таком же горении и творческом искании работали все участники постановки. Наконец, 19 апреля 1942 года состоялась премьера оперы. Это был успех. Зрители горячо приветствовали исполнителей первой классической оперы, поставленной на сцене кыргызского театра, а пресса откликнулась доброжелательными рецензиями. Высокую оценку критики получили артисты А. Малдыбаев (Ленский), А. Боталиев (Онегин) и особенно исполнители женских партий — С. Киизбаева (Татьяна) и М. Махмутова (Ольга). «Очень хороша в роли Ольги артистка-орденоносец М. Махмутова, давшая поразительно верный и цельный облик девушки, простой, привлекательной и милой в своем непосредственном кокетстве. Слушателей подкупает свобода и непринужденность, с которой поет и играет молодая артистка», — писал критик М. Донской. А вот строки из отзыва композитора В. Власова: «Очень хорошо поет артистка М. Махмутова партию Ольги. Ее прекрасные, все крепнущие вокальные данные дают нам право ждать от нее исполнения больших и ответственных партий». Слова эти оказались пророческими — в скором времени «большие и ответственные»! партии украсили репертуар кыргызской певицы.
В целом спектакль получился довольно яркий. Положительную роль в этом сыграло участие в нем рядя профессиональных вокалистов, которые вошли в театральную труппу в начале 40-х годов. Как и в «Ай-чурек», вновь блеснул своим дарованием и фантазией Я. Штоффер, создавший, как отметил один из критиков, подлинный шедевр театрального декоративного искусства. Декорации и костюмы, выполненные по его эскизам, вызывали неизменное восхищение зрителей — начало каждой картины отмечалось аплодисментами. Красочными и художественно убедительными были мизансцены, детально разработанные режиссерами-постановщиками, танцевальные сцены из 4-й и 6-й картин (здесь продемонстрировал свой вкус и умение балетмейстер Я. Крамаревский), хоровые эпизоды. Возможно, что сейчас, по современным критериям, музыкальная сторона постановки была бы оценена как посредственная, но для того времени и главное — при тех возможностях, которыми располагал театр, это было выдающимся достижением. Сейчас даже трудно представить себе, как можно было осуществить постановку такой сложной оперы, как «Евгений Онегин», силами полусамодеятельных артистов, такого же хора и малочисленного по составу оркестра. Но вопреки всему опера увидела свет рампы. Безусловно, приходилось бесконечно трудно: солисты разучивали партии на слух, сотни раз повторяя, отрабатывая ту или иную неудававшуюся фразу; так же на слух разучивались сложные разверщтые сцены, полифонические ансамбли. Теперь можно только удивляться энтузиазму и настойчивости артистов, трудолюбию и долготерпению их наставников. Такое, видимо, возможно в экстремальных условиях и при большой любви к искусству.
Подобный путь прошла и Марьям Махмутова. Правда, благодаря таланту, ей было несколько легче. Особенно помогали певице прекрасные музыкальный слух и память — многое она схватывала буквально на лету. Но тем не менее трудиться приходилось основательно — ведь наряду с подготовкой к премьере, она часто выступала в концертах, занималась в национальной группе консерватории и невероятной мукой было ожидание вестей с фронта.
Вскоре после премьеры «Евгения Онегина» театр направил в адрес дома-музея П. И. Чайковского в Клину пакет с фотографиями сцен из спектакля, которые затем вошли в экспозицию музея, сильно пострадавшего во время оккупации города фашистами. Новый спектакль надолго вошел в репертуар театра, а сцены и арии из него часто исполнялись в концертах ведущими солистами оперной труппы, в том числе и Марьям Махмутовой.
Постановка «Евгения Онегина» сыграла исключительно важную роль в приобщении кыргызского слушателя к произведениям оперной классики. Спектакль нашел путь к сердцам любителей музыки, а его герои стали для них такими же близкими и понятными, как персонажи народных легенд и сказаний. Это стало возможным благодаря высокому уровню постановки, исполнению произведения на родном для слушателей языке и постоянной трансляции по республиканскому радио наиболее ярких музыкальных номеров спектакля (одним из них был дуэт Татьяны и Ольги в исполнении Сайры Киизбаевой и Марьям Махмутовой). Известно, что мелодии из оперы были популярны в народе — многие любители музыки хорошо знали их и даже напевали особенно полюбившиеся им арии и другие музыкальные номера. Об этом говорил семь лет спустя после премьеры в одном из своих выступлений композитор А. Малдыбаез: «Зритель тепло принял спектакль, полюбил его героев. Собиратели современного фольклора даже в самых отдаленных уголках республики слышали мелодии из «Евгения Онегина». Значит театру удалось донести до зрителя прелесть пушкинского стиха и красоту музыка Чайковского».
Заметим, что в последующие годы кыргызские поэты осуществили переводы либретто еще двух классических опер — «Царской невесты» Н. Римского-Корсако-ва и «Кармен» Ж. Визе. Многие сольные номера из этих опер вошли в концертный репертуар М. Махмутовой и постоянно звучали как в концертах, так и в эфире.
О популярности «Евгения Онегина» в Киргизии красноречиво говорит и следующий факт: академик А. Салиев, бывший в послевоенные годы студентом филологического факультета республиканского педагогического института, разучил на занятиях кружка художественной самодеятельности ариозо Ленского и затем с успехом исполнял его в студенческих концертах. И такие случаи не были единичными.
Кульминацией театрально-концертной жизни сезона стало проведение в июне 1942 года первой Декады советской музыки республик Средней Азии и Казахстана. В столицу Киргизии прибыли деятели музыкального искусства, исполнительские коллективы и солисты из четырех республик региона — Казахстана, Узбекистана, Таджикистана и Туркмении. В течение десяти дней шли концерты в залах города. Искусство братских народов было представлено такими известными именами, как X. Насырова, Р. Галибова, А. Муллокандов, Б. Мирзаев, К. Закиров, М. Абдуллин и др. От Киргизии в декаде приняли участие Государственный симфонический оркестр и Государственный хор СССР, оркестр кыргызских народных инструментов, ансамбль комузистов под руководством Атая Огонбаева, певцы И. Краузе (Петров), А. Малдыбаев, С. Киизбаева, М. Махмутова, О. Шумов, М. Еркимбаева, М. Баетов, ряд инструменталистов.
Декада была открыта 13 июня. В этот день состоялся концерт, посвященный кыргызской музыке. В нем прозвучали фрагменты из опер «Патриоты» и «Кокуль», балета «Анар», а также песни композиторов республики. В сопровождении оркестра под управлением Н. Рахлина Марьям исполнила «Колыбельную» из оперы М. Раухвергера «Кокуль». В исполнении этого же коллектива прозвучала и вторая часть «Киргизской симфонии» Н. Ракова. В рецензии на концерт художественный руководитель музыкальных коллективов СССР М. Шульман, отдавая должное таланту певицы, силе и чистоте звучания голоса, все же отметил его «металлическую окраску». Видимо, в тот период вокалистке еще не хватало той мягкости и выразительности пения, которые ей были присущи в последующие годы, особенно в конце 40-х — начале 50-х годов.
Декада стала подлинным праздником дружбы народов. Состоялись концерты, посвященные искусству каждой из пяти республик региона. И обо всех были опубликованы обстоятельные резенции и другие материалы в газете «Советская Киргизия». Музыкальный форум завершился большим концертом, сбор от которого был передан в фонд обороны страны. В отчете дирекции музыкальных коллективов СССР отмечалось высокое исполнительское мастерство кыргызских артистов и их коллег из других республик: «Замечательными, творчески-развивающимися певицами проявили себя заслуженная артистка Киргизской ССР Сайра Киизбаева, Марьям Махмутова (Киргизия), Сарра Самандарова (Узбекистан)...».
Закончилась декада. Отшумел праздник. И вскоре Махмутова получила страшную весть: в бою под Старой Руссой погиб ее муж Шавкат Акрамов (дядя ныне известного в республике хирурга Эрнста Акрамова). Невыносимость положения и горечь утраты усугублялись тем, что Марьям готовилась стать матерью. В августе 1942 года в нее родилась дочь, которой уже не суждено было увидеть своего отца. Девочке дали имя Наринэ...
В это же время произошли и два других события: правительство Кыргызстана присвоило Марьям Махмутовой почетное звание заслуженной артистки республики, а Музыкальный театр был преобразован в Государственный театр оперы и балета.
Летом 1942 года в Киргизии было сформировано семь фронтовых бригад, задачей которых была организация концертов для бойцов Красной Армии, сражавшихся на переднем крае. Во вторую бригаду, возглавляемую композитором В. Власовым и поэтом B. Винниковым, вошли солисты оперы М. Махмутова, C. Киизбаева, X. Темирбеков, М. Зюванов, солисты балета Г. Худайбергенова и Р. Ибраимова, артисты филармонии М. Баетов, С. Бекмуратов (кыяк), Дж. Муслимов (танцы народов Кавказа), артисты Русской драмы В. Халатов, Н. Тайц, В. Арбенин, аккордеонист А. Мурыгин, баянисты А. и В. Аваровы.
17 сентября бригада отправилась в дальний и нелегкий путь. До места назначения добирались более двух недель. Пассажирские поезда тогда подолгу стояли на станциях и разъездах, пропуская военные эшелоны. Однако артисты времени в пути не теряли даром — готовились к встречам с фронтовыми зрителями. Всех волновал один вопрос: как примут бойцы их выступления? Было решено дать пробный концерт для солдат и офицеров, возвращавшихся из тыла в свои части. Бойцов пригласили в вагон-ресторан, который быстро переоборудовали в своеобразный театр на колесах. Артисты расположились на кухне, а маленькая площадка перед ней стала «эстрадой». Зал ресторана до отказа заполнили военные. Концерт прошел отлично, а после его окончания артисты долго расспрашивали зрителей — воспримут ли их выступление фронтовики. Ответ был однозначным.
Чем ближе подъезжали к фронту, тем больше попадалось следов войны — обгоревшие остовы вагонов, разрушенные здания, эшелоны с ранеными... В начале октября прибыли в штаб Брянского фронта. И вот — первый концерт. Предоставим слово его участнику — В. Власову: «Наш театр — поляна на командном пункте, кулисы — кусты, артистические уборные — автобус. Зрители сидят на земле, камнях, пнях, окружая кольцом «эстраду». Командование и Политуправление фронта принимают программу. Все мы очень волнуемся. Однако программа прошла слаженно. Начальник Политуправления дал высокую оценку репертуару и приказал как можно полнее использовать пребывание нашей бригады на этом фронте. Нас рассматривали не только как деятелей искусств, но и как представителей народов Киргизии. Это было очень почетно и очень ответственно».
На следующий день состоялось уже три концерта: для медсестер, едущих на фронт, — в 16 часов, для старшего и высшего комсостава — в 21 час и для корреспондентов фронтовых газет — в 23 часа. Работа бригады началась. Сотни километров трудных фронтовых дорог преодолели кыргызские артисты, спеша на встречи со своим зрителем. Три — четыре концерта в день было обычным явлением. Зачастую выступления артистов прерывались обстрелом или бомбежкой, нередко от одной до другой части добирались пешком, увязая чуть ли не по колено в раскисшей грязи осенних дорог. И, конечно, нещадно мерзли — ведь большинство концертов проходило под открытым небом или в неотапливаемых, неприспособленных помещениях. Но никто из членов бригады не роптал на трудности, выпадавшие на их долю, а, наоборот, все артисты держались стойко и как только можно старались поднимать дух и настроение бойцов.
«От одной воинской части к другой, порой по пять — шесть километров, в пургу, в мороз наша бригада спешила на концерт, — вспоминала М. Пахмутова. — Как ждали нас солдаты! Как рады были они песне, танцу, музыке! Сколько тепла, нежности, чуткости чувствовалось в их отношении к нам. Это проявлялось и в лучшей землянке, которую отдавали артистам, и в горячем крепко заваренном чае, в теплом полушубке, накинутом на плечи, — в каждой мелочи, не говоря уже о самом главном: когда начинался обстрел, нас охраняли как драгоценность. Конечно, им, обстрелянным в тяжелых боях, пропахших пороховым дымом солдатам, как воздух нужны были наши концерты, эти маленькие отголоски мирной жизни.
Когда я выходила на импровизированную эстраду, которую окружали три тысячи бойцов, готовых тут же, если понадобится, ринуться в бой, и запевала трогательную душевную песню «Ой тобо», у бойцов теплели глаза. Кыргызы, узбеки, казахи, татары понимали слова песни и тихонько переводили их на русский язык соседям. А мне казалось, что «Ой тобо» на мгновенье возвращает их всех к родному дому, и я старалась вложить в исполнение песни всю нежность, какая только была у меня».
Подобным настроением были проникнуты и воспоминания Сайры Киизбаевой о тех незабываемых днях: «Слушатели окружали нас кольцом, садились на корточки, восторженными выкриками подбадривали исполнителей, и тогда казалось, что мы находимся не возле брянских лесов, а где-нибудь в Чуйской долине или в казахских степях. Такое же чувство испытывали наши слушатели и горячо благодарили нас и за песни, и за то, что мы принесли им с собой кусочек родного аила».
Концерты кыргызских артистов проходили в самых необычных местах — в оврагах и железнодорожных туннелях, на лесных полянах и в полуразрушенных зданиях. Но где бы они не состоялись, прием везде был одинаковым — самым теплым и искренним. Одно из первых выступлений состоялось в большой колхозной конюшне. Артисты расположились за «кулисами» — развешанными плащ-палатками — и с нетерпением ждали появления зрителей, которые должны были прийти к назначенному часу прямо из окопов. «И вот они появились, — делилась своими впечатлениями после возвращения с фронта артистка драмы Н. Тайц. — Мгновенно все огромное помещение было заполнено буквально до краев: люди сидели на земле, стояли у стен, выглядывали из окон, пристраивались на стропилах. Сидели, стояли в неудобных позах, опираясь на винтовки и автоматы, в полной тишине, впиваясь жадными глазами в каждого исполнителя». Они слушали задушевное пение Мусы Баетова, аккомпанировавшего себе на комузе, чутко внимали голосам мастеров художественного слова — В. Арбенина и Н. Тайц, оживлялись, глядя на темпераментную, зажигательную лезгинку, которую танцевал Джамал Муслимов, восторгались зычным басом Михаила Зюванова...
Наконец, ведущий объявил выступление Марьям Махмутовой. На сцену вышла молодая красивая женщина в легком концертном платье. Певице было зябко, но она держалась так, как будто находилась не в холодном и сыром помещении, а в уютном концертном зале. Марьям запела свою любимую «Ой тобо» — песню о любви, о желанной встрече, о счастье. И тут произошло чудо: хмурые, усталые лица бойцов, каждый день встречающихся лицом к лицу со смертью, просветлели, ожили. Чувства, наполнявшие солистку, передались слушателям и они на миг забыли о том, что они на фронте, где идет страшная кровопролитная война... А певица продолжала свое выступление. В репертуаре у нее было немало песен — кыргызских, узбекских, русских, которые были близки и понятны ее фронтовым слушателям.
В одной из воинских частей артисты познакомились с летчиками, бомбившими противника на легких фанерных самолетах «У-2», которые бойцы любовно прозвали «огородниками». Узнав о подвигах отважных пилотов, члены бригады решили подарить им привезенный из Киргизии арбуз. После концерта летчики были приглашены на «эстраду», где поэт В. Винников прочел им только что сочиненное стихотворение, которое закончил такими строками:
По всей стране теперь плывет молва
О грозных и карающих машинах,
О наших удивительных «У-2»,
О смелых «огородниках-старшинах»...
Героев прославляет весь Союз,
И вот мы от кыргызского народа
Вам «огородники», вручаем наш арбуз
С советского родного огорода!»
И исполинский крававец-азбуз торжественно был вручен летчикам.
В первый месяц пребывания на фронте погода как бы «сочувствовала» артистам. Несмотря на позднюю осень, днем было относительно тепло. Как-то одно из выступлений состоялось в полковом «доме отдыха». После оврагов и туннелей это был настоящий рай: здесь же, на фронте, в сосновом бору было несколько заботливо убранных землянок, в которых было все необходимое для кратковременного отдыха — кровати, заправленные белоснежным бельем, настольные игры, газеты, журналы и даже... патефон. Но и тут не обошлось без «сюрпризов»: не доезжая до дома отдыха, автобус, в котором ехали артисты, сломался и остаток пути пришлось преодолевать пешком. После концерта и отдыха в сосновом бору артисты тронулись в путь — их ждали уже в других частях.
Руководитель группы В. Власов вел тогда фронтовой дневник. Приведем некоторые строки из него: «В овраге выступали у артиллеристов. Добирались к ним пешком часа полтора. В благодарность за концерт нас повели на гаубичную батарею. От артиллеристов перешли к пехотинцам. От пехотинцев поехали на командный пункт дивизии... Обслужили за этот день полностью целый полк. Три концерта для трех групп бойцов, поочередно подменявших друг друга на переднем крае. Прошли концерты отлично. Как всегда — митинги. Два последних концерта чуть было не нарушили «мессершмидты» и орудийный обстрел. Но все обошлось благополучно. После концерта просили организовать танцы... Ехали мы от истребителей к артиллеристам. Ехали, как говорят, по систематически простреливаемой дороге. Немцы заметили нашу «Коломбину». Вблизи упало несколько мин. К артиллеристам все же мы приехали в срок...».
6 ноября выпал снег. Сразу наступили зимние холода — мороз, вьюга. Работать стало намного трудней. Однажды собралось столько бойцов, что все не могли поместиться в полуразрушенном сарае, выделенном для концерта. Тогда члены бригады решили выступить под открытым небом. Было холодно, но артистов согревал энтузиазм зрителей, плотным кольцом окруживших «сцену» и бурными аплодисментами награждавших каждого выступающего. Такое трудно было забыть. Как потом стало известно на этом концерте присутствовали бойцы 46 национальностей. «Трудно... рассказать о том, что мы видели на фронте, — вспоминал Муса Баетов. — Об этом надо слагать стихи и петь песни... Самое замечательное, что мы видели на фронте — это дружба народов. Как родные братья, идут в бой люди, говорящие на разных языках, потому что у всех этих людей одна общая родина, которую они любят... Великое счастье — петь песни таким людям перед битвой и знать, что твоя песня идет с ними в бой».
Во второй половине ноября кыргызские артисты давали концерты на Калининском фронте. И здесь были те же зрители — мужественные и самоотверженные защитники своей родины, и тот же успех артистов. Последние два выступления — всего их было 125 — состоялись в Москве — перед бойцами одного из полков Московского гарнизона и на радио.
В середине декабря бригада возвратилась в Киргизию. Но на этом выступления артистов фронтовой бригады не закончились. Они продолжались в госпиталях, военкоматах, воинских частях тыла. Примерно в это же время во Фрунзе, в адрес кыргызского правительства пришло письмо от Политуправления фронта, в котором были такие строки: «Несмотря на исключительные трудности обслуживания фронтовиков, особенно в осенне-зимних условиях, участники бригады не только выполнили, но и перевыполнили задания командования, сохранив высокое художественное качество концертов. Наряду с концертными выступлениями участники бригады проявили хорошую инициативу, складывая стихи и песни о героях нашего фронта, оказывая помощь красноармейской художественной самодеятельности, проводя беседы с бойцами разных национальностей».
Артисты фронтовой бригады были награждены Почетными грамотами Верховного Совета республики и ценными подарками. А год спустя М. Махмутовой была вручена еще одна грамота, теперь уже от Комитета по делам искусств при Совнаркоме СССР — «за отличную работу по культурно-шефскому обслуживанию частей Красной Армии и Военно-Морского Флота».
За то время, что кыргызские артисты были с концертами на фронте, в театре произошло немало событий: в ноябре состоялась премьера оперы М. Раухвергера «Кокуль», балетная труппа готовила к сдаче два новых спектакля — «Селькинчек» и «Волшебная флейта», а вокалисты приступили к разучиванию партий музыкальной драмы Е. Брусиловского «Кыз-Жибек», премьера которой намечалась на весну следующего года. Поэтому сразу же пришлось включиться в работу — выступать в спектаклях и концертах, готовить новые партии.
Наступил 1943 год. Шли тяжелые бои с фашистами и исход войны еще не был ясен. И хотя Киргизия была глубоким тылом, здесь тоже было нелегко. Республика, как и вся огромная страна, трудилась под девизом «Все для фронта!». Промышленные предприятия, среди которых были заводы и фабрики, эвакуированные из России и с Украины, работали в три смены и выдавали сверхплановую продукцию. Сельские труженики отдавали все силы, чтобы обеспечить страну продовольствием и сырьем. Тысячи кыргызстанцев приняли в свои дома семьи беженцев и эвакуированных. Свой посильный вклад в общее дело вносили и артисты оперного театра — сборы от многих концертов были полностью переведены в фонд обороны.
В крайне сложных условиях работал театр. Почти половина мужчин: солисты, хористы, оркестранты, рабочие сцены были на фронте. В театре не хватало топлива, на сцене и в артистических помещениях было очень холодно. Постоянно отключали электроэнергию, нередко приходилось работать при свете керосиновых ламп. Из-за нехватки рабочих сцены антракты длились порой до часа. И тем не менее в театре постоянно были зрители, которые, как и артисты, терпеливо переносили невзгоды военного времени.
«Почти каждый день, то в девять, то в десять часов вечера во всем городе выключали свет, — вспоминал композитор В. Власов. — Театр погружался в темноту. Зрители (как и актеры) сидели, лежали в фойе, спали, не уходя из театра, и ждали продолжения спектакля. Спектакли кончались в час, а порой и в два часа ночи. Но никто не уходил». Приведем конкретный пример: спектакль, состоявшийся 31 марта 1943 года, начался в 9.30 вечера, а закончился в 2.15 ночи. Из-за холода артисты часто болели, нередко выходили на сцену с температурой. В январе в театре произошел пожар. К счастью, его удалось погасить, но сгорела значительная часть перекрытия зрительного зала. Однако даже тогда, когда велись ремонтные работы, театр своей деятельности не прекращал.
В это время Марьям Махмутова начала готовиться к вводу в оперу «Кокуль», написанную на сюжет одной из кыргызских народных легенд. Ей предстояло исполнить роль Бурул — матери златокудрого юноши Кокуля. Этот персонаж фигурировал только в прологе оперы.
Вот краткое содержание пролога. У бедного охотника Тобургула и его жены Бурул родился необыкновенный сын — мальчик с золотой прядью волос. Родители назвали его Кокуль. Природа и люди радуются этому событию, так как, по старинному преданию, о котором поведал мудрый пастух Таз, мальчик с золотыми волосами в день своего 17-летия принесет своему народу избавление от тирании и счастье. Торжество прерывается появлением приближенных жестокого Джакыпхана. Они по велению своего властелина забирают ребенка у родителей, оставляя им только прядь волос с его головы. Потрясенные люди проклинают хана и его приспешников.
Партия Бурул содержит два музыкальных номера — колыбельную песню и сцену с приспешниками злого хана. Вскоре Марьям выступила в спектакле. Это была одна из ее творческих удач. Тепло, нежно, с глубоким искренним чувством исполняла она песню над колыбелью сына. Совсем иной по характеру была другая сцена — полная экспрессии и драматизма. Махмутова сумела передать в ней бессилие, отчаяние и неподдельное горе молодой матери. Артистка использовала самые различные средства выразительности — пение, речитацию, плач, которые дополнялись столь же глубокой драматической игрой. Ее партнерами по сцене были А. Малдыбаев (Кокуль), М. Мустаева и С. Киизбаева (Куляим), А. Боталиев (Таз), К. Чодронов (Тобургул), М. Кыштобаев (Аламан), Дж. Садыков (Джартыбаш) и другие. Опера пользовалась успехом у слушателей и шла на сцене театра в течение долгого времени.
Следующей работой Махмутовой стала партия Дурий в музыкальной драме Е. Брусиловского «Кыз-Жибек». Это произведение впервые было поставлено в 1934 году на сцене Казахского театра оперы и балета им. Абая, а через два года показано во время Декады казахского искусства в Москве. Во Фрунзе премьера «Кыз-Жибек» прошла в мае 1943 года. Небольшая партия озорной смешливой Дурий — подруги Кыз-Жибек — не представляла особых сложностей для исполнения и была лишь эпизодом в творческой биографии Марьям. В спектакле блеснула своим дарованием Майнур Мустаева, создавшая яркий образ главной героини.
Летом 1943 года Махмутова в составе группы ведущих солистов оперы (в нее входили М. Баетов, А. Боталиев, М. Еркимбаева, С. Киизбаева, А. Куттубаева, X. Темирбеков, а также солисты филармонии — С. Каралаев, А. Усенбаев и др.) выехала в Москву для участия в «Вечерах кыргызского искусства». «Вечера» проходили в одном из самых престижных залов страны — Колонном зале Дома Союзов. Как и во время декады, выступления кыргызских артистов прошли с большим успехом.
В концерте Марьям пела арию Матери из оперы «Патриоты». Ее исполнение было столь проникновенным и выразительным, что в зале установилась необыкновенная тишина. Это безмолвие, продолжавшееся какие-то мгновенья и после окончания номера, смутило молодую солистку. Она испуганно смотрела в большой, залитый морем огней нарядный зал, не зная, что делать. И тогда она застенчиво улыбнулась. Зал тотчас ожил, пришел в движение и обрушился настоящим шквалом аплодисментов. После концерта один из зрителей сказал Марьям: «Вы своей улыбкой ослепили зал!».
Наступил новый театральный сезон. Его главным событием стала постановка оперы Дж. Пуччини «Мадам Баттерфляй» (в Кыргызском театре она шла под названием «Чио-Чио-сан»). Обращение молодой труппы к признанному шедевру мировой оперной литературы было, несомненно, весьма смелым шагом. Как известно, партитура оперы представляет немалые сложности для ее исполнения. К ним можно отнести наличие сложных вокальных форм, необычность музыкального языка, внутренний психологический подтекст и т. п. Кроме того, впервые в истории кыргызского театра опера ставилась на русском языке, что, естественно, создавало дополнительные трудности для кыргызских певцов. Однако накопленный опыт (особенно, после постановки «Евгения Онегина») и пополнение труппы профессиональными вокалистами, приехавшими в Киргизию в первые годы войны, позволили театру справиться с поставленной задачей.
Коллектив трудился напряженно и самозабвенно. Личная драма молодой японки неожиданно оказалась близкой и понятной многим артистам труппы, особенно, женщинам. Премьеркый спектакль состоялся в начале октября и был хорошо принят зрителем.
Первое время Марьям Махмутова в спектакле не выступала (партию Сузуки — служанки Чио-Чио-сан, написанную в тесситуре меццо-сопрано, исполняли К. Иманкулова, Л. Раевская и др.). Однако при всем мастерстве этих солисток голоса их не сливались в ансамбле с голосом исполнительницы заглавной партии. Поэтому С. Киизбаева обратилась к своей коллеге с просьбой подготовить партию Сузуки. Махмутова ответила согласием и приступила к ее разучиванию.
С музыкальной точки зрения, партия Сузуки несложна — она ровная, удобная для исполнения, однако наполнена большим внутренним содержанием. Сузуки не только любящая и преданная служанка, но в чем-то даже подруга Чио-Чио-сан. Она более трезво смотрит на вещи и старается по мере сил защитить и оберечь свою госпожу от суровой действительности. Как и партия Баттерфляй, сольные номера и ансамбли, в которых участвует служанка, несут яркий колорит японской музыки. Например, «Молитва» из второго акта основана на теме, заимствованной из японского религиозного ритуала.
Марьям весьма ответственно подошла к новой роли. Она освоила своеобразные экпрессивные интонации вокальной партии, активно участвовала в подборе грима и костюма, тщательно отработала жесты, мимику и походку. Когда же певица впервые появилась на сцене, многие были поражены ее внешним сходством со старинными японскими гравюрами. Махмутова и Киизбаева составили прекрасный дуэт — их голоса сливались в ансамбле, гармонично дополняя друг друга. С тех пор опера прочно утвердилась в репертуаре театра.
В 1952 году М. Махмутова и С. Киизбаева с большим успехом выступили в спектакле Казахского академического театра оперы и балета им. Абая, где их партнерами были народные артисты Казахской ССР А. Уметбаев (Пинкертон) и Р. Абдуллин (Шарплес). В рецензии на спектакль известная казахская певица Куляш Байсеитова, отмечая блестящее выступление кыргызских солисток писала: «Марьям Махмутова в партии Сузуки показала незаурядные вокальные данные. Ее голос обладает чистотой звучания, свежестью и силой».
Весной 1944 года Марьям приняла участие во второй Декаде республик Средней Азии, которая прошла в Ташкенте. Она по сравнению с первой декадой была более масштабной и представительной — на ней выступило более тысячи человек. Узбекистан радушно встретил посланцев соседних республик. И хотя весна еще только началась, южное солнце светило ярко, было тепло, и многие концерты прошли на открытых площадках при большом стечении зрителей.
Выступления кыргызских артистов привлекли заслуженное внимание слушателей. Особым успехом пользовались сольные номера Марьям Махмутовой и Сайры Киизбаевой, песни Мусы Баетова, выступления акына Осмонкула Болеболаева, оркестра кыргызских народных инструментов и вокального ансамбля филармонии.
Одно из выступлений Махмутовой прошло в рамках концерта симфонической музыки, в программу которого вошли и такие значительные произведения, как симфония В. Фере «Кыргызстан», а также фрагменты из балетов «Селькинчек» и «Чолпон». В сопровождении оркестра под управлением В. Целиковского Марьям исполнила несколько песен молодых кыргызских композиторов. Присутствовавший на концерте доцент Ленинградской консерватории В. Музалевский отметил творческий рост певицы: «Заметные успехи сделала заслуженная артистка Киргизской ССР Марьям Махмутова, сильный оперного типа голос которой сочетался со зрелой исполнительской культурой».
За активное участие в декаде М. Махмутова была награждена Почетной грамотой Верховного Совета Киргизской ССР. Ее репутация как талантливой певицы и одной из ведущих солисток оперного театра заметно упрочилась. Артистке поручают ответственные партии в оперных спектаклях, неизменно включают в число исполнителей самых престижных, так называемых «правительственных», концертов. Вместе с другими видными деятелями культуры республики она вводится в состав Художественного совета Управления по делам искусств при Совнаркоме республики.
Наряду с официальными мероприятиями М. Махмутова постоянно выступает в концертах, адресованных самой различной аудитории — воинам, рабочим промышленных предприятий, строителям, спортсменам, сельским труженикам. Так, только в период с 1942 по 1944 год она пела для строителей Большого Чуйского канала, в Авиаклубе, в госпиталях, на призывных пунктах, в колхозах и совхозах, на радио. Летом 1944 года певица выступила в большом концерте, посвященном открытию Летнего театра филармонии. В этом концерте были заняты ведущие солисты театра и филармонии — С. Киизбаева, М. Омурканова, Р. Берикова, М. Еркимбаева, К. Чодронов, Н. Орленин и другие.
Частые выступления в концертах требовали расширения репертуара. И Марьям постоянно обновляет его, обращаясь как к произведениям мировой классики, так и к вокальным сочинениям кыргызских композиторов, старинным русским романсам, народным песням. Ее имя становится известным во всех уголках республики, чему во многом способствовало ее участие в выездных спектаклях театра.
С первых лет существования театра его дирекция постоянно организовывала концерты и спектакли для жителей сел и аилов. Для этих целей было сконструировано специальное разборное оборудование, позволявшее установить сцену и декорации практически в любом месте — будь то лесная поляна, поле или площадка перед склоном горы. Спектакли под открытым небом привлекали, как правило, большое число зрителей. Для жителей сельских районов, лишенных в то время самых элементарных благ цивилизации, для которых единственной «культурной отдушиной» был приезд примитивной кинопередвижки либо выступления самодеятельных коллективов, показ творчества артистов профессионального театра был настоящим праздником. Люди съезжались отовсюду, добирались всеми возможными видами транспорта — на лошадях, ишаках, подводах, машинах, а то и просто пешком. Приходили целыми семьями — от матерей с грудными детьми на руках до почтенного возраста аксакалов.
И самое удивительное, что эти чистые душой, доверчивые зрители нередко принимали вымышленных персонажей спектаклей за реальных живых людей. Особенно «повезло» в этом отношении опере «Айчурек», эпические герои которой — доблестный Семетей и нежная Айчурек, мудрый Бакай и вероломный Чин-коджо, были знакомы каждому кыргызу с детства. Об одном из таких случаев поведал в своих воспоминаниях народный артист республики Кадырбек Чод-ронов: «Как-то в Сокулукском районе, в поле мы ставили «Айчурек». Как обычно, спектакль прошел с большим успехом. Народ разошелся, а мы, переодевшись, сняв грим и парики, собрались уезжать. Вдруг на лошади подъехал степенный аксакал и спросил: «Где Бакай, да будет вечно свят дух его, хочу позвать его домой, пусть отведает моего хлеба-соли». Кто-то из нас показал ему на артиста Бабаджанова, который играл роль Бакая. Аксакал очень разгневался: «За что вы издеваетесь надо мной, дети. Я от всей души приехал пригласить его!». Я понял, что аксакал искренне поверил в существование истинного Бакая и решил преклониться перед святостью его, и тут же успокоил старика: «Отец, аксакал Бакай почувствовал усталость, сел на своего коня и удалился в западном направлении», после чего старик помялся в нерешительности и, промолвив: «Видимо, и впрямь устал святой человек. Прощайте, дети», — удалился сам».
Более драматичный случай произошел во время показа спектакля «Отелло» в Кыргызском академическом театре драмы. Один из зрителей, возмущенный до глубины души коварством Яго, запустил в артиста каким-то тяжелым предметом. К счастью, рана оказалась несерьезной. Разыгрался скандал. «Яго» хотел подать на виновного в суд, однако дело закончилось миром. Коллеги убедили актера, что главный виновник случившегося — он сам: не нужно было создавать столь реалистический образ!
Последний театральный сезон военного времени был отмечен двумя важными событиями: был показан зрителям один из самых ярких национальных хореографических спектаклей — балет М. Раухвергера «Чолпон», а композиторы В. Власов, А. Малдыбаев и B. Фере завершили работу по написанию оперы «Манас». После «Айчурек» это было второе сочинение, в основе которого лежал фрагмент знаменитого кыргызского эпоса. В этом эпизоде, известном под названием «Поминки Кокетая», рассказывалось о борьбе легендарного героя с напавшими на землю кыргызов полчищами иноземных захватчиков. Сюжет был выбран не случайно — его героико-патриотическая направленность отвечала духу времени.
После прослушивания оперы в клавире и обсуждения была сформирована постановочная группа и распределены партии. М. Махмутовои предстояло выступить в роли китайской ханши Оронгу. Партию Манаса предстояло петь Дж. Садыкову, Каныкей — C.Киизбаевой, Бакая — Н. Черных, Алмамбета и Чубака — М. Бейшенбаеву и К. Чодронову, Сыргака — А. Малдыбаеву, Кыргыл-Чала — К. Эшимбекову, Бокмуруна — А. Боталиеву, Конурбая — Н. Орленину и т. д.
Труппа приступила к разучиванию партий. Новый спектакль рождался в напряженном труде, работа над ним изрядно затянулась. Наступил новый год, но до сдачи спектакля было еще далеко. Все с нетерпением ждали окончания войны. И вот долгожданный день настал. Это был самый большой праздник — радости людей не было предела. В честь Великой Победы в Кыргызском театре оперы и балета был дан большой праздничный концерт. Одной из его участниц была молодая, но признанная солистка оперы — Марьям Махмутова.
КАРМЕН
Несмотря на тяжелые испытания военных лет, этот период был отмечен рядом крупных достижений: театр осуществил постановку двух классических опер — «Евгений Онегин» П. Чайковского и «Чио-Чио-сан» Дж. Пуччини, репертуар его пополнился новыми яркими национальными спектаклями — балетом «Чолпон» и оперой «Кокуль» М. Раухвергера. Успешной была и концертная деятельность артистов, участвовавших в сотнях выступлений, как в тылу, так и на фронте. Их самоотверженный труд был отмечен высокими правительственными наградами. В частности, Марьям Махмутова была награждена орденом Трудового Красного Знамени и медалью «За доблестный труд в Великой Отечественной войне 1941—1945 гг.».
С началом нового сезона театр продолжил работу над спектаклем «Манас». Опера была впервые показана зрителю в феврале 1946 года, но такого успеха, какой выпал в свое время на долю оперы «Айчурек», она не имела. Причины этого крылись в недостатках либретто, а также в музыкальном материале, бывшем полностью авторским (без цитирования фольклорных источников) и выдержанном преимущественно в героико-монументальных тонах. Имелись просчеты в постановочной работе. Тем не менее, опера вошла в репертуар театра и шла на его сцене в течение двух сезонов.
Марьям успешно исполняла небольшую партию ханши Оронгу, создав рельефный и запоминающийся образ хитрой, изворотливой спутницы жестокого Конурбая.
В 1947 году Марьям Махмутовой исполнилось 27 лет. Она была молода, хороша собой, пользовалась заслуженной любовью зрителя. Многие мужчины были без ума от певицы и отчаянно добивались ее руки. Но молодая вдова никому не отвечала взаимностью и самостоятельно воспитывала пятилетнюю дочь... И вот в один из весенних дней она познакомилась со своим суженым — молодым инженером-строителем Юрием Хохряковым, приехавшим вместе с родителями из России в Киргизию в годы войны. Юрий был строен, красив, хорошо воспитан (его мать принадлежала к старинному дворянскому роду)... и безумно влюблен в певицу. Марьям ответила взаимностью и спустя некоторое время молодые люди поженились. В январе 1948 года в семье произошло радостное событие — родилась дочь Светлана.
Марьям и Юрий жили дружно, но счастье семьи омрачала безудержная ревность супруга. Он ревновал жену чуть ли не ко всем окружающим ее мужчинам — художественным руководителям театра, артистам, просто знакомым. Конечно, Марьям была красива, привлекательна и в силу своей профессии всегда была в центре внимания сотен людей. Но она была верна мужу. Особенно болезненно воспринимались им возвращения жены после вечерних спектаклей. Малейшая задержка была поводом для сцен ревности и бурных объяснений. Подливала масла в огонь и свекровь, бесцеремонно вмешивавшаяся в жизнь супругов.
Постепенно обстановка в доме накалилась до такой степени, что от нервного перенапряжения у Марьям пропал голос. Это случилось в момент завершения работы над партией Любаши из оперы Н. Римского-Корсакова «Царская невеста», которую театр ставил специально для своей солистки. Однако в коллективе никто не подозревал об истинной причине болезни, считая, что голос пропал от усиленных занятий. К счастью, отношения супругов вскоре нормализовались, и голос постепенно стал восстанавливаться. Но все же от постановки «Царской невесты» театру пришлось отказаться.
К этому времени родители Юрия переехали жить в Подмосковье — купили там небольшой деревянный дом. Поэтому, когда Марьям получила направление на учебу в Московскую консерваторию, вместе с ней выехали муж и дети. Марьям с семьей поселилась у родителей мужа в Клязьме. Днем она посещала лекции и занятия в консерватории, а вечером спешила на электричку и ехала к семье. Здесь она энергично принималась за нескончаемые домашние дела: готовила, стирала, ухаясивала за детьми. Особенно тяжелы были поездки за водой на речку. В мороз и ветер молодая женщина брала санки, ставила на них бочку, ведро и шла по воду. Муж не раз пытался ей помочь, но властный окрик свекрови: «Куда ты? Простудишься!» — пресекал его «благородные» порывы.
Время от времени Марьям посещала спектакли Большого театра. Радость, переполнявшая ее сердце, когда она слушала выдающихся певцов, меркла уже в электричке, которая несла ее к «семейному очагу». В один из январских дней 1950 года в семье разыгралась драматическая сцена. Снедаемый ревностью супруг, схватил охотничье ружье и направил его на «неверную» жену. Никаких доводов и объяснений он не хотел слышать. Развязка могла наступить в любой момент. Тогда семилетняя Наринэ выскочила из дома и побежала босиком по снегу к соседям, где в то время был ее дедушка — отец Юрия, который очень любил свою сноху и детей. Старый юрист поспел вовремя и предотвратил трагедию.
Наступила пора отчуждения: оскорбленный муж в течение месяца не разговарил с женой. Поняв, что дальнейшая совместная жизнь невозможна, Марьям собрала вещи и с двумя дочерьми уехала в Москву. Там она сняла комнату в «коммуналке» и до конца учебного года жила в ней. Семья распалась окончательно.
Завершая эту страницу жизни артистки, скажем, что ревнивец тяжело переживал разрыв с любимой Супругой; чувство к ней он сохранил до конца своей жизни, так и не заведя новой семьи. Лет 11—12 спустя, купаясь в реке, он утонул. За год до смерти Юрия его навестила дочь Светлана. «Передай маме, — сказал он, — что я ее любил, люблю и никогда больше не женюсь»...
(ВНИМАНИЕ! Выше приведено начало книги)
Скачать полный текст с фотографиями
© Кузнецов А.Г., 1996. Все права защищены
Произведение публикуется с разрешения автора
Книга оцифрована в 2009 году совместно Государственной патентно-технической библиотекой Кыргызской Республики (ГПТБ) и редакцией электронной библиотеки "Новая литература Кыргызстана"
Количество просмотров: 9471 |