Ева

(поэма)

Авторская версия истории искушения Евы змием в райском саду и вкушения плода с древа познания. Написано с соблюдением изящной формы из четырнадцати строф

Из книги: Кененсаринов А.А. Ева. Поэма. — Б.: 2001. — 42 с.

ББК 84 Ки 7 — 5
К — 35
К 4702300200 — 01
ISBN 9967 — 20 — 740 — Х

"И заповедал Господь Бог человеку, говоря:

от всякого дерева в саду ты будешь есть;

А от дерева познания добра и зла, не ешь от него;

ибо в день, в который ты вкусишь от него, смертью умрешь".

Бытие, гл. 2., ст. 16-17.

"Адам прельщен женою, а жена змеёю". Пословица.

"Частица черта в нас

Заключена подчас".

Слова из оперетты.

Вкусила женщина запретный плод,

За что в глазах Творца так низко пала;

Но был он милостив: она познала

Прекрасный, праведный любовный пот.

Решил однажды Боже пошутить;

Но в этот раз особенно был рьян:

Ребро Адама взял — и стал мудрить:

Вот — лик божественный, вот — чудный

                                                                        стан...

Прекрасна Ева — что и говорить! -

И как такую деву не любить?

И даже дьявол страстью обуян,

Был вечно тих и трезв, а нынче пьян,

Спешит колено, бедный, преклонить

Пред той, чей легкий дьявольский изъян -

Отсутствие изъянов иль обман,

Но не ее: ей не дано творить;

Она сама — коль справедливым быть -

Игра Ума; смешно — ее винить.

Всего шесть дней — немного, к сожаленью, -

Изволил в спешке Бог употребить,

Творя сей чудный мир, но вдохновенье,

А с ним и пыл, бесовский, может быть

(Здесь бес — всего лишь средство измеренья),

В нем проявились вдруг при сотворенье,

Без них прекрасного не сотворить,

А он же сотворил — и удивить

Себя сумел и черта, вне сомнений, -

Того, кто даром обладал ценить

Прекрасное, его превозносить,

Ведь вкуса тонкого он воплощенье,

Пусть склонен он к лукавству и хитрить

Не прочь, и в искушенье нас вводить.

Но мы не можем черта изменить,

Однако к черту фальшь и сожаленье,

Ведь беса, к счастью, тоже, может быть

(Вот вкралось и лукавое сужденье),

Угодно было Богу сотворить;

Он, верно, расположен был шутить,

И бес — лишь шутка, Бога развлеченье,

Пусть внешне и обратно впечатленье;

Но сатана иным не может слыть,

Чем он слывет, — порока воплощенье;

Смешны в его глазах добро, смиренье,

К тому же долг его святой — вносить

В сердца людей смущенье и смятенье,

В нас пробуждая страсти, вожделенье.

Ну вот, опять как будто черта мненье

Мелькнуло только что, но как нам быть?

Ведь было бы ума лишь униженьем

Людская неспособность оценить

Ту легкость, остроумье и уменье,

С которыми раздумья и сомненья

Сумел в тела и души воплотить

Бог, — страсти дав нам, не забыв вселить

В нас беса, нам и бесу в утешенье,

Но допустимо ль Бога оскорбить?

Едва ль, но если только допустить,

Что глупость — лишь не Богу оскорбленье,

Но бес умен — зачем душой кривить? -

А ум способен Бога возносить,

Ему и не желая вознесенья,

Служить, как может только ум служить,

Хотя и глупость тоже в услуженье

У Бога же, как можем мы судить,

И все ж, наверно, черту предпочтенье -

А это ль не лукавого сужденье? -

Бог отдает, изволя так шутить,

И сатана с ленцой и, может быть,

С глубоким, глупым чувством отвращенья,

Желая непременно учудить,

Свершает то, что должен он свершить,

Вселяя страсти в нас и устремленья;

А мы решаем — быть или не быть,

Грешить иль, может, лучше не грешить? -

При этом помним: грех есть преступленье

И беса было б лучше победить

В себе (но часто нас берет сомненье:

А может, честно бесу уступить?

Не лучше ли бороться с искушеньем,

Ему легко поддавшись с убежденьем,

Что было б скучно без соблазнов жить);

Но также помним — что греха таить? -

Что черт, толкнув людей к грехопаденью,

Причиной стал, невольно, может быть, -

Однако нам причину должно чтить -

Всех нас на свет чудесный появленья:

Да, можно и подробней изложить:

Как Бог изволил с бесом пошутить.

Себя отдав во власть воображенья,

Хотя оно и может подшутить,

Позвольте с шуткой легкой к изложенью -

И с миною смущенья — приступить.

Но в шутке этой нет ведь преступленья

И уж, конечно, нет в ней оскорбленья,

Ведь Боже нам изволил подарить

Фантазию; ее употребить -

Не грех; но грех — убить ее сомненьем.

А посему, чтоб больше не грешить,

Себе позволю мило поблажить,

Уж не прося у Бога позволенья.

И в самом деле — незачем мудрить.

Не буду впредь внимания томить

Пространным, глупо-мудрым рассужденьем

И стану, может, ересь говорить,

Но говорить легко и с вдохновеньем,

Чтоб вдохновеньем ересь, глупость скрыть.

Итак, начну, друзья, с того мгновенья,

Как Бог, развлечь желая населенье

В раю, решил Адама сотворить;

Он глину взял и стал его лепить -

И вышло неудачное творенье,

А, впрочем, не могло иначе быть,

Таким твореньем черта лишь смешить;

Но Бог был равнодушен к беса мненью;

Но черту предстояло оценить,

Как дьявольски божественно шутить:

Ну вот, вновь слов игра, соединенье,

Способное ум набожный смутить;

Но это, право, лишнее смущенье:

Коль строго и спокойно рассудить,

То женщина — живое воплощенье

Двух этих слов. Смешны, глупы сомненья.

Но Бог ее изволил сотворить.

Иначе думать — только черту льстить.

Когда б она была его твореньем,

То о себе он мог бы он возомнить

Черт знает что; но руку приложить,

А вместе с ней и душу, в дополненье,

И дьяволу пришлось, чтоб завершить

Игру: Ну вот, опять теряю нить

Чуть путанного, может, изложенья.

Увы. И я прошу меня простить,

Но, чтобы не наскучить извиненьем,

Прошу за то к тому же извинить,

Что я не буду впредь просить прощенья.

Итак, себе позволю продолженье

В манере прежней, странной, изложить -

Когда приходится вокруг кружить,

Но ведь предмет таков, что преступленье -

Его пытаться как-то упростить.

Я понимаю: ясно говорить -

Мой долг почти, почти что к сожаленью,

И я не знаю, право, как мне быть,

Ведь я хочу созвучья сохранить.

Но не смешно ли это затрудненье? -

Так хочется себе же возразить;

Но гибнет от упрямства возраженье

И не страшит опасность рассмешить

Забавным чувств, желания сплетеньем,

Когда осла упрямство с вдохновеньем

Приходится в себе соединить.

Но ведь нельзя придумать, сотворить

Прекрасное без должного терпенья,

Которым нас изволил наградить

Сам Бог, к тому ж однажды, может быть,

Он, обнаружив страсть и сверхтерпенье,

Ничто желая в нечто обратить,

Ребро Адама взял и стал мудрить:

Движенье легкое, еще движенье.

<О, черт, как тут легко перемудрить!

Еще чуть-чуть. Еще. Ну! Мановенье.

Да! Есть! Осталось душу лишь вложить

В великолепное — весьма! — творенье>.

Но вдруг Создателя берет сомненье.

<А сможет ли душа простая жить

В прекрасном, дивном теле? Нет, спешить

Не следует, поскольку преступленье -

Пытаться чудо с простотой соединить.

И пусть возможно Богу преступить

Законы естества, но оскорбленье

Бог чудному не хочет наносить>, -

Подумал Бог и дело довершить

Дал дьяволу без долгих размышлений;

Но не забыв красавицу снабдить

Душой, способной к легким измененьям,

Чтоб сущность можно было изменить,

Верней, найти ту связь, соотношенье,

Когда как будто тела продолженьем

Была б душа. Хотя — ну что мудрить! -

Прекрасное в прекрасное вселить -

И вот вам идеальное решенье;

Но Бог решил иначе поступить,

Не из желанья Еву обделить;

Но о прекрасном Бог свое сужденье

Имел; а каково оно — судить

И нам, но не затем, чтоб осудить

Его порыв, и вкус, и вдохновенье,

Занятное уменье разрешить

Посредством дьявола те затрудненья,

В которых чуть лукавым нужно быть:

Движенье легкое, еще движенье.

<Еще чуть-чуть! Еще. Ну! Мановенье!

Да! Есть! Осталось душу лишь вложить.

Но — черт! — как здесь легко перемудрить -

И не найти отменное решенье.

А хочется ужасно! Как же быть?

Не дать ли дело черту завершить?

А если глупым будет завершенье?

Тогда придется Еву отменить

И вновь ребро Адама в ход пустить,

А их штук двадцать у него, не менье.

Ну а пока — возможно сохранить

Красавицу, и к черту сожаленья.

О Ева, встань скорей, пора ожить,

Исполнить долг, свое предназначенье

И, может, стать венцом моих свершений,

И дьявол в помощь. Да, он послужить

Обязан истине и, может быть,

Любви, познав ее и с ней мученья, -

И как такую деву не любить? -

Иначе может дьявол оскорбить

Меня; но он не глуп и оскорбленья

Ему уж не придется наносить.

Обязан он чертовку возлюбить>.

Очнулась Ева; взгляд недоуменья

В ее глазах застыл, и вдруг закрыть

Ей захотелось их, но на мгновенье,

Затем, чуть-чуть помедлив, вновь открыть,

Вздохнуть с глубоким чувством упоенья,

На все взглянуть с наивным восхищеньем,

Промолвить тихо, нежно, сладко: <Жить!

О Господи! Ах, как приятно — быть!

И как прекрасно, Боже, пробужденье.

Не знаю, как тебя благодарить>.

<О Ева, — кто-то прошептал, — любить -

Вот жизни смысл и верх всех наслаждений,

Его нельзя, поверь, ни с чем сравнить.

Душой проснись и телом, может быть>.

<Любить? — сказала Ева с удивленьем. -

Я, кажется, одна и говорить

Такое не умею: к сожаленью.

О, черт, да кто же это может быть?

Иль я сказала это в предвкушенье

Грядущей жизни, сильных впечатлений?

Но не знакомо слово мне "любить",

Оно во мне не может пробудить

Каких-то чувств. Но почему волненье

Коснулось сердца? Нет, определить

Я не могу. Но если рассудить,

К чему вопросы лишние, сомненья?

Не лучше ль без вопросов странных жить,

Вздыхать, верней, вдыхать и воздух пить?>

Опустим без ущерба изложенью

Подробности: их скучно говорить.

Опустим то, как Ева с огорченьем

Узнала: Бог изволил сотворить

Ее из кости, словно в развлеченье:

Она лишь плод игры воображенья,

Ума, решившего вдруг пошутить

С ребром. <Ну что забавней может быть?> -

Подумала однажды с сожаленьем

Красотка: Но не следует спешить.

Подумаем, что можно опустить

Еще. Возможно — дьявола смятенье?

Коль скоро можно смело допустить,

Что дьявол первым был, кому любить

Пришлось в раю, в аду и во вселенной,

Ведь это так легко вообразить,

Пусть и смешно такое допущенье,

И первый он, кому соединить

Пришлось в одно то, что соединенью

Не подлежит — нелепы ухищренья!

Но Бог ведь дьявольски умен — и слить

В одно (как он изволил поступить)

Он может ад и рай без затруднений,

На то и дал он чудный дар — любить:

И мы вполне способны оценить

И ад, и рай в душе, и те мученья,

Что "повезло" и черту пережить,

Когда имел он глупость возлюбить:

А Ева, страсть не зная и смущенье

И не способная желать, любить,

Не замечала черта восхищенья

И не хотела муки оценить

И быть предметом глупым поклоненья,

И дьявол, пьяный, бедный, утешенье

Мог разве только в том и находить,

Что страстно женщину боготворить

В ущерб Творцу — ему же в возвышенье:

Ведь Еву Бог изволил сотворить,

Чтоб и восторги с чертом разделить,

Но лишь с таким ролей распределеньем,

Когда один обязан был любить,

Другой — в себе талант творца ценить,

И тем сильней, чем явнее мученья

У беса, не способного внушить

Любовь. Да что любовь! Лишь увлеченье

Красавице, которая влюбить

Могла в себя легко, в одно в мгновенье.

Но хватит, право, глупых повторений,

Довольно рядом и вокруг кружить,

Давно пора о том поговорить,

Как черт решил исправить положенье

И чувства, разум в Еве пробудить,

Те чувства, что позволят ей любить.

<Ведь красота без чувств есть

                                                              преступленье.

Проснись в ней, бес, чтоб холодность убить, -

И Бог тогда в ней тоже сможет жить>, -

Подумал сатана и преступленье

Решил, почти не медля, совершить.

<Зачем же мне бороться с искушеньем,

Не лучше ль искушение вселить

В ту, что во мне рождает вожделенье?> -

Черт предварил деянье рассужденьем,

Горя желаньем Еву совратить,

Вернее, научить ее любить.

<Пусть будет мне, о Боже, искупленьем, -

Взмолился он пред тем, как согрешить, -

Любовь, с которой только должно жить

И без которой жизнь — ничто, глумленье

Над смыслом и над Богом, может быть,

И в этом смысле, Боже, не грешить -

Не грех ли это, а? Грех, к сожаленью,

Ведь мне запрет придется преступить,

Чтобы грехом большим без промедленья

Гораздо больший, право, устранить.

Но почему меня берет сомненье?

Не страх ли стать козлом, что упущенья

Чужие должен будет замолить?

Но кто такой козел? К чему кознить?

И что за чушь — козел, и отпущенья?

Но ближе к делу — к телу, может быть?

О Боже, если б мог я отделить

От первого второе? Затрудненье

В том состоит, что тело полюбить

Посмел я; дело ж — тело получить,

Изведать боль, любовь и упоенье.

Ну вот, сказал такое, что смутить

Способно Еву. Это — заблужденье.

Я бес — мне незачем с собой хитрить,

Изображать ненужное смущенье;

Но Ева — чудо и венец творений,

Однако не способная любить.

В ней нет души, ведь душу оценить

Возможно только по страстям, влеченьям,

А их как раз и нет, не может быть.

Увы, обязан я перехитрить:

Кого? Не все ль равно, когда значенье

Имеет только то, что полюбить

Она должна меня и пережить

Затем любви прекрасные мгновенья,

Которые захочет повторить

Она, как только чувство пресыщенья

Оставит и желание любить

Воскреснет в ней, и с прежним пылом,

                                                             рвеньем:

О Господи! Какие предвкушенья!

Мой разум их не может победить.

Готов я, дьявол, душу заложить,

Пойти на грех любой, грех во спасенье,

Чтоб Еву в обладанье получить.

И все ж, Господь, меня нельзя винить:

Она — источник к жизни и паденью;

Она меня успела совратить,

И мне лишь надо дело завершить,

Как не печально было б завершенье.

Мой долг святой — душе своей служить,

Которая у Бога в услуженье.

Я должен пасть, чтоб Еву заслужить,

Себя не утруждая размышленьем.

В конце концов, в свое распоряженье

И Ева сможет тело получить,

Что ей Артист изволил подарить,

В усмешку мне и мне же в утешенье.

Я прав или не прав — ни мне судить,

Но знаю точно я: меня корить

Возможно и за трусость, и сомненья.

Довольно страх свой в праведность рядить

И слов, пора и к делу приступить!> -

Воскликнул дьявол тоном убежденья

И Ева стал искать, чтоб соблазнить

Ее; горячим словом, вдохновеньем

И Еву к страсти, к жизни вдохновить.

Нашел. Она с улыбкою смущенья

Сказала тихо: <Чудное виденье:>

<Неужто чудный, милая? Шутить

Изволишь ты?> — ей дьявол возразить

Едва лишь захотел, как возраженье

Застряло в горле вдруг, и говорить

Он стал другое, чтоб скорее скрыть

Его вдруг охватившее волненье:

<Я мало думал — что греха таить -

Пред тем, как нечто странное спросить,

И пусть любовь мне будет извиненьем.

Ты знаешь слово дивное "любить"?>

<Едва ль, — сказала Ева с огорченьем,

Его умея вдруг изобразить. -

Но все же, знаешь, странное явленье, -

Продолжила она, и со смущеньем, -

Оно, надеюсь, сможет пробудить

И даже пробудило, может быть,

Во мне — мне непонятное томленье

(А не хочу ль я черту угодить? -

Подумала она), но объяснить

Я не могу: Но нужно ль объясненье?

Не лучше ль, дорогой, нам просто — жить

И сердце грустью странной не томить?>

<Что? Грусть? Но не прекрасно ли томленье?

Оно, к тому ж, способно заменить

Пустое вечно времяпровожденье.

Да полно, Ева, можно ли грустить,

Когда прорваться к жизни, упоенью

Возможно без особых затруднений:

Поступок легкий нужно совершить -

Сорвать запретный плод, его вкусить!> -

Воскликнул бес, теряя вдруг терпенье.

<Но, милый друг, зачем же Бога злить?

Ему ведь нужно было запретить

Вкушать плоды добра и искушенья,

Вернее, зла: как я могу судить>, -

Посмела Ева черту возразить.

Но мимо пролетело возраженье.

Стараясь силу страсти в слог вложить,

Сильнее подчиняясь возбужденью,

Черт стал лукаво-страстно говорить:

<Да это просто глупость, заблужденье -

Как будто есть такое запрещенье -

Плод сочный с древа странного вкусить.

Зачем же древо было то садить?

Какого черта: Что за выраженье!

Прошу меня, красавица, простить.

Но, видит Бог, стараюсь угодить:

Ведь это долг, мое предназначенье,

Когда тебя хочу я: убедить,

Что грех большой — стараться не грешить,

Вернее, жить с нелепым убежденьем,

Что грех большой — малейший грех

свершить.

А если это сердце повеленье,

Души святой призыв, то как же быть?

В себе убить прекрасное влеченье,

Назвав его трусливо преступленьем,

Стараясь лишь препятствие чинить

Тому, что позволяет жизнь сносить

В надежде на любовь и избавленье

От скуки адской. Милая, ведь жить -

Не значит лгать: по раю лишь бродить.

Наполним слово истинным значеньем;

Его серьезно нужно обновить.

Пора, пора любовь в себя впустить>

.

<Тебя не понимаю, к сожаленью, -

Сказала Ева, — и теряю нить

И слов, и чувств, подобных изверженью.

Ты мог бы, милый, тише говорить?>

<Я — милый?.. О, с каким же наслажденьем

Я обниму прекрасное виденье -

Не может плоть такой прекрасной быть.

Но есть — изволил Боже пошутить,

Пустив улыбку в ход, воображенье>, -

Бес прошептал, привыкнув мысль таить,

И не желая Еву торопить

К ее величью, к своему паденью.

<Не знаю, Ева, можно ль объяснить

Любовь, — сказал погромче черт, — любить -

Знать истину, впадая в заблужденье;

Чертовски умным быть и глупым слыть

В своих глазах; страдать без сожаленья,

Боясь любовь с страданием забыть;

Покой ценя, отдать вдруг предпочтенье

Тому, что боль приносит и смятенье;

Кто мучает тебя, боготворить;

Создателя, кляня, благодарить

За муки, за любовь, за восхищенье;

Себя на жизнь в аду приговорить;

Из ада тщетно рай себе творить,

В нем находя прибежище, спасенье;

Хотеть всю душу пылкую излить -

Все это вместе — есть любовь, любить>.

<И все? Не велико приобретенье.

Взамен покоя вечного. Сглупить? -

Спросила Ева с грустным удивленьем. -

Вкусить запретный плод иль не вкусить,

Вот в чем вопрос. Ответ: нет, к сожаленью.

За что прошу у: друга я прощенье.

Нам щедрость Божью следует ценить -

И будем, друг любезный, вечно жить,

Пусть не ценя поспешные мгновенья>.

<Но жить — и есть — мгновения ценить,

Не только счастья ждать — его ловить! -

Воскликнул бес. — Возможно ль упоенье,

Когда нельзя любить, с ума сходить,

Когда в мгновения нельзя вложить

Всю душу, волю, пыл и восхищенье!

О Ева дивная, ответ: вкусить!

Отбрось, не медля, страх и все сомненья,

Скажи восторженно и гордо: быть.

Забудь запрет, хотя бы на мгновенье,

Поддайся чувству, страсти, искушенью:

Ведь пошло, глупо — лишь рассудком жить:

Рассудок не способен вдохновить

К безумию, любви и к преступленью -

И глупые запреты преступить

Нельзя, живя умом, и совершить

Прекрасные деянья, к сожаленью.

Но можно ум влеченью подчинить,

Заставить сердцу глупому служить:>

<А если это — грешное влеченье? -

Тут поспешила Ева перебить. -

И не умно ль — отдать все ж предпочтенье

Разумному — и этим оградить

Себя от бед и, может, искушенья?>

<Вполне разумно — внешне — возраженье, -

Ответил сатана, — но возразить

Легко и на него: изволь вкусить

Прекрасный плод, затем свое сужденье

Сказать о том, что стоило грешить

И глупость дивной глупостью убить -

И этим страсть и жажду наслаждений

В душе лениво-глупой разбудить.

Ах, милая, позволь себе сглупить,

Однажды отнестись с пренебреженьем

К уму, ведь глупо — лишь рассудком жить:>

<Постой, — сказала Ева с удивленьем. -

Признаться, трудно мысль мне уловить.

Она скользит: но странное скольженье.

Впадает в душу мысль — и в ней волненье

Вдруг начинает властвовать, царить.

Не мог бы ты яснее говорить?

Иль лучше прекратил бы объясненье

Лукавое: Прошу меня простить.

Не надо лгать, а надо лишь молить

Творца, чтоб он не ввел нас в искушенье>.

<О, если, Ева, так могло бы быть! -

Бес прошептал. — Когда б мог не любить,

Когда не ты была бы искушеньем,

Легко б я мог не думать и забыть,

Что в сердце боль рождало и томленье.

Тебя прекрасней нет, не может быть,

И у меня другие есть моленья:

Дай, Боже, остроумья и уменья,

Чтобы красотку мог я убедить

Румяный, сочный, райский плод вкусить,

Тогда на поводу у вожделенья

Она восторженно захочет жить,

Тогда смогу ее я получить.

О Боже, это — сути оскорбленье

Когда не может Ева оценить

Прекрасный дар в себе, употребить

Его с великой пользой, наслажденьем>.

<О Ева, — черт вздохнул, — зачем хитрить?

Ты верить не склонна: и в откровенье

Мне незачем играть, но говорить

Я буду только правду, тем не менье.

(Какую? — бес шепнул. — Ту, что в сплетенье

С желаньем беса может побудить

К такому!.. Если б мог я не любить?

Но не могу. Отдам я предпочтенье

Любви. Но мог ли Мудрый запретить

Любовь? Ведь и глупца могло б взбесить

Столь вздорное, о Боже, запрещенье.

Зачем же было красоту дарить?

Зачем же было пошло так шутить

Над ней? Но хватит глупых рассуждений.

Кого и в чем хочу я убедить?

Ведь пренебречь любовью — преступленье.

К чему же вновь и вновь себе твердить

Все то, чему не нужно пояснений?

Да я же трус. Достоин я презренья

Той, чьей любви хочу так заслужить:

Но глупо как!.. Любить — и есть — глупить,

Отринув дух трусливый и сомненья.

Смелей. Пора и к делу приступить

И, телом дело увенчав, хвалить

Себя за волю, смелость и терпенье.

Пора глаза любимой приоткрыть

И новой стороной любви прельстить>.

<Итак, любовь — не только огорченье.

Она, — сказал бес, — дивной может быть.

Не только смесью глупости с мученьем,

Как ты, насколько я могу судить,

Сочла ее; но это — заблужденье,

Верней сказать, неполное сужденье.

Позволь любви картину завершить,

Во всех тонах ее изобразить>.

<Не будет ли двойным изображенье? -

Спросила Ева черта. — Оценить

Смогу ли я любовь, точней — ценить?

Не думаю. Не нужно объяснений>.

<Не знаю, Ева, можно ль объяснить

Любовь, — сказал упрямо черт, — любить -

Знать истину в плену у заблуждений;

Чертовски глупым быть, но умным слыть

В своих глазах; грешить без сожаленья,

Боясь с грехом любовь греха забыть;

Покой ценя, отдать все ж предпочтенье

Тому, что радость дарит и смятенье;

Кто будит страсть в тебе, боготворить;

Творца от всей души благодарить

За счастье, за любовь, за восхищенье;

Себя на жизнь в раю приговорить;

Из просто рая рай любви творить,

Найдя приют для счастья и спасенье;

Бояться душу лишь в словах излить -

Все это вместе — есть любовь, любить:

Но что за чушь? Да это повторенье, -

Подумал бес. — Довольно говорить.

Да, повторенье, также подтвержденье,

Что быть влюбленным — странным, глупым

быть)>.

<И все? — спросила Ева с огорченьем. -

И это те штрихи, что в довершенье

Картины обещал ты положить?

Поверь, мне очень жаль, но убедить

Не смог ты, что любовь и упоенье

Способны нам бессмертье возместить.

Когда бы можно было совместить

Любовь и жизнь, мой друг. Но, к сожаленью,

Нельзя. А посему прошу простить

И тайну чувств своих в себе хранить>.

<Да: — бес сказал, — пусть вздорно

утвержденье,

Что без любви нет, Ева, смысла жить:

Ведь жизнь в себе содержит устремленье

Любой ценой себя саму продлить.

И все же жить без страсти, упоенья,

Не зная цену резвого мгновенья, -

Смешно, да и преступно, может быть,

Когда возможность есть обогатить

Любовью жизнь и, как по мановенью,

Всю вечность в миг безумно чудный слить.

Смешно и глупо — это говорить

Красавице, не знающей: смущенья>.

<Как так? — смутилась Ева вдруг. — Смутить

Изволил ты. Но мог бы объяснить,

Что в самом деле может быть смущеньем,

Когда не ты ль меня посмел смутить?>

<Могу, — промолвил черт, — но объясненье

Едва ль способно что-то прояснить>.

<Я так глупа?> — спросила Ева с удивленьем.

<О нет, — подумал дьявол с огорченьем. -

Но есть надежда, к счастью, глупой быть,

Лишь дай себя умно перехитрить -

И жизнь сполна (с одним ограниченьем)

Ты сможешь, несомненно, получить,

Тогда услугу черта оценить

Ты сможешь, Ева, с диким восхищеньем:

Ну, разве жизнь не может восхитить,

Когда таит возможность возлюбить:

Кого? Меня. Не может быть сомнений.

Ну, право, не Адама ж ей любить?

О Боже, нет глупей предположенья.

Хотя, увы, любить — и есть — глупить.

Но, может быть, напрасны опасенья:

Отдать из нас Адаму предпочтенье,

Ведь больше, чем безумье совершить!

Адам — не муж, и им не может быть:>

<Глупа>, — сказала Ева с огорченьем.

<Нет, — бес изрек, — и, значит, убедить

Тебя возможно зрелый плод вкусить.

(Чуть больше остроумья и терпенья, -

Шепнул влюбленный черт, — чтоб искусить

Ее и брешь в ее душе пробить -

Тогда душа, доступная влеченьям,

В себя захочет дьявола впустить,

А за душой и телу позволенье

Даст Ева в свой предел легко вступить;

И там найду я рай свой, утешенье.

Пусть будет это трижды преступленьем,

Не в силах я в раю мой ад сносить.

Убей, мой Бог, иль дай мне страсть излить.

Из двух лишь зол отдам я предпочтенье -

Мне можно ли желанье изъявить? -

Тому, что может беса погубить:

Ведь в гибели моей есть избавленье

От мук; готов я ими заплатить

За смысл, и не боюсь продешевить).

Так мы, — продолжил дьявол, — о смущенье?

Но можно в слово разный смысл вложить,

Не так ли? — черт спросил. — И здесь значенье

Имеют тон, желанье, может быть,

А также глаз и лика выраженье

И слов других (у слова) окруженье;

Но глупо — это Еве говорить;

Тебя, казалось бы, должно смутить

Иль вызвать у тебя недоуменье,

Что ты обнажена, иль возмутить:>

<Я так дурна, и тело мне покрыть?> -

Красавица спросила с возмущеньем.

<О нет! — черт поспешил ей возразить. -

Ведь глупость, грех — пытаться прелесть

                                                                  скрыть;

Она лишь вызывает восхищенье.

Я просто попытался объяснить,

Что в самом деле, Ева, есть смущенье,

Но не сумел, однако смог смутить -

Вот результат смешного объясненья.

И я прошу, красавица, прощенья.

О, если б ты решилась плод вкусить,

Он смог бы восприятье освежить,

В тебе произошли бы измененья,

Какие невозможно оценить,

И невозможно их вообразить.

Бессильно, Ева, здесь воображенье!>

<Так я дурна? Ты хочешь это скрыть?> -

Не удержалась женщина спросить.

<Нет. Не имеет для тебя значенья, -

Ответил бес, — дурна ль ты: оценить

Себя не можешь ты; мое же мненье

Смешно, хотя могу я допустить,

Что: друга бескорыстного сужденье

О красоте твоей и восхищенье

Тебя способны как-то оживить,

В том смысле, что: Да что душой кривить! -

Замялся черт, — (Не нужно откровений -

Шепнул, — они мне могут повредить

И ей: Не буду правду говорить,

Когда имею ложь в распоряженье.

Но можно правду так употребить,

Что лжи придется взор свой потупить

Пред ней, в знак почитанья, преклоненья;

А можно их так виртуозно слить,

Что черт сломает ногу в исступленье

И все ж не сможет правду отличить:

Вот разве Бог: Ведь мы — его творенье:

И Ева тоже: тонкое сплетенье,

Хотя не может это оценить:>

<Что за манера часть лишь говорить? -

Воскликнула красотка с раздраженьем. -

Ты мог бы досказать, договорить

Одну хотя бы мысль?> — <Ту, что польстить

Могла б?> — нашел бес мысли завершенье

И захотел язык свой откусить.

<Зачем же Еве, друг любезный, льстить? -

Сказала Ева с краскою смущенья. -

Я позволяю правду мне открыть

С одной лишь оговоркой, исключеньем,

Что не должна она: лишь пошлой быть,

Поскольку взор твой, полный: удивленья

И вместе с ним желанья: восхищенья,

Которые ты: не способен скрыть,

Как я: наивная, могу судить,

Не может быть чувств пошлых

                                                              порожденьем>.

<Что слышу я! — подумал черт. — Учить

Взялась, что должен дьявол говорить?

Ну, слава Богу! Что за ухищренья!

Бог женщину изволил сотворить!

Благодарю, красотка, буду льстить,

Лесть превратив в искусство обольщенья!>

<Красавица, — промолвил дьявол, — скрыть

Я не могу восторг свой: уваженье,

Хотя вполне готов я допустить -

Смешно, однако, это допущенье -

Что можно — о наивность! — восхищенье

С трудом большим, нелепым утаить>.

<А ты меня желаешь: обольстить?> -

Спросила Ева как бы с возмущеньем.

<Я льщу! — воскликнул бес. — И буду льстить -

О, как приятно правду говорить! -

А ты смутись, не ведая смущенья,

Поскольку лестью трудно оскорбить.

Лесть не услышать — лесть не заслужить,

А лишь природы — тонкое глумленье,

Которое трудней всего сносить,

Поскольку трудно согласиться с мненьем,

Что нет в тебе достоинств, что прельстить

Могли б кого-нибудь; нет утешенья

Ни в чем, а есть лишь глупое смиренье,

Что с диким рвеньем нужно проявить,

Чтоб скромностью свою бездарность скрыть,

И самолюбья боль и угрызенья,

Которые — ну что греха таить! -

Желательно быстрей похоронить

С не меньшей скромностью и с большим

                                                               рвеньем

(Господь, — подумал черт, — теряю нить

И там темню, где нет нужды темнить)>.

<Но можно, — встряла Ева, — тем не менье,

Слух лестью безыскусной оскорбить, -

Прибавила с улыбкой снисхожденья:

Но мне ты можешь, друг бесценный, льстить.

Даю тебе на это позволенье

И отметаю прочь все подозренья.

Не бессердечна я, чтоб запретить -

Что так тебе приятно — говорить, -

Затем спросила с деланным смущеньем:

Надеюсь, шутку сможешь оценить?>

<Надеюсь, да! — воскликнул черт. — Шутить

Изволишь ты. Не может быть сомнений.

Но Бог изволил раньше пошутить,

Решив тебя однажды сотворить, -

И сотворил прекрасное виденье

И женщину почти. Прошу простить,

Хотя не я, по правде, Бог прощенье

У Евы дивной должен попросить

За то, что он не завершил творенья.

Да, это шутка: или упущенье?>

<Я, кажется, позволила лишь льстить? -

Сказала Ева. — Льстить и огорчить

Имеют у тебя одно значенье.

Я запрещаю лесть мне говорить.

Я — женщина почти! Так оскорбить!

И лгать, что это Бога оскорбленье!>

<Позволь, — воскликнул бес, — мне объяснить,

Что я имел в виду. Зачем спешить?

Не нужно слишком скорых заключений.

Ведь можно шутку Бога дошутить,

В угоду естеству исправив положенье>.

<А ты берешься, друг, о нем судить?> -

Спросила Ева с деланным презреньем.

<Я знаю, — бес сказал, — смешно стремленье -

Тебя желать: понять, определить.

Ведь Бог не стал бы женщину творить,

Коль простоты была б ты воплощеньем.

Мне мысль такую страшно допустить.

Его возможно было б осудить,

Но Боже не достоин осужденья:

Он женщину изволил сотворить.

Но нет в тебе потребности любить,

Однако это только впечатленье

И женщину возможно пробудить

(Но как невыносимо промедленье, -

Подумал черт. — Способен оценить

Лишь Бог мои ужасные мученья

И всю нелепость, дикость положенья,

Когда я, дьявол, должен убедить

Запретный — разве? — райский плод вкусить,

Чтобы вину наивным в утешенье

На черта можно было б возложить.

Зачем же, Боже, надо так шутить?

Ведь бес, а не козел я отпущенья.

Вновь — страх! Не нужно Бога мне гневить,

Настал и дьявола черед творить.

Что ж до вины, то умным уваженье,

А глупым и наивным страх внушить

Удастся мне, а нет — мое почтенье.

Я тело Евы жажду получить,

А прочее — Творцу в распоряженье.

За что ему — почет, мне ж — снисхожденье.

Нельзя меня черт знает в чем винить,

Ведь должен я своей душе служить,

Которая у Бога в услуженье.

Я лишь хочу в согласье с сутью жить,

А какова она — ни мне судить;

Но приношу Творцу благодаренья:

Ведь я такой, каким хочу я быть;

И Еву постараюсь убедить

Исполнить долг, свое предназначенье

И душу с телом воедино слить.

Когда не знает тело наслаждений,

Душе какой же смысл, о Боже, жить?

И смысл какой назвать грехом, паденьем

К величью путь и к смыслу восхожденье...

Однако вновь теряю мыслей нить

И вновь себя хочу я убедить,

Что не любить — все ж больше преступленье,

Чем грех любой. Смешно сказать "грешить",

Когда любовь способна искупить

Великий грех, любое прегрешенье).

Ты не желаешь, — черт сказал, — любить,

А значит, женщиной не хочешь быть!..

О! Этот милый взгляд недоуменья.

Кокетством Бог изволил наградить;

Оно ж найти не может примененья.

Таким кокетством можно лишь смешить.

Зачем тебе мое расположенье?

Нельзя найти ему употребленья,

Нельзя его достойно оценить.

Восторг капризу может послужить,

Но глупо — чудное души волненье

Бездарно, пошло так употребить.

Каприз, возможно, трудно ублажить,

Неведомо капризу пресыщенье,

Но ты должна любви все подчинить -

И станешь женщиной, ведь ею быть:

Ты не сочти излишним объясненье! -

Воскликнул бес, затем стал говорить,

Мешая шепот с громким откровеньем. -

Другую душу к жизни пробудить,

В нее вселив восторг и вдохновенье

(И, между прочим, страсть и вожделенье);

Своей красой легко с ума сводить

(Иль просто головы слегка кружить);

Любви служить, познав самозабвенье

(В себе самой всегда себя любить);

В душе своей все страсти подчинить

(Чужое тело ранив искушеньем);

Желать в любовь себя до дна вложить -

Все это — женщиной по сути быть>.

<Мне слов твоих таинственно значенье, -

Призналась Ева. — Женщиной я быть

Хочу, когда с таким вот увлеченьем

Мне: добрый друг старается внушить,

Что ею быть — и честь, и наслажденье.

И все же страх меня берет, сомненье:

За все, увы, придется заплатить!>

<Да, — бес сказал, — но можно допустить,

Что жизнь, наполнив болью, упоеньем,

Удастся наслаждением купить

У вечности, которой дорожить

Смешно>. <Слова не могут убедить, -

Сказала Ева. — Голос, взгляд, движенья

Способны, тем не менье, побудить

Запрет забавный, право, преступить.

И в самом деле, что за униженье

Быть частью; но возможно целым быть.

Итак, поддавшись взгляду, увереньям,

Решаюсь я запретный плод вкусить

И одолеть нелепое томленье,

А коль умру, то Бог без сожаленья

Ребро Адама сможет в ход пустить,

Изъяном недостаток устранить;

А нет, красивым будет продолженье.

О Боже, стоит шутку дошутить

И Еве милой, чудной дать пожить.

Каким занятным будет представленье!

Себя такого зрелища лишить -

Да это, Боже, больше, чем сглупить.

Но может Бог, в порядке исключенья,

Себе позволить мило поглупить.

Он мог бы Еве подарить прощенье,

Ведь глупо, Боже, — глупость не простить

И глупости не дать благословенья:

Она так жаждет действий и свершений -

И невозможно умное свершить,

Не дав себе свободы наглупить.

Но хватит слов, забавных изъяснений.

Я глупостью пытаюсь защитить

Себя и жизнь, и глупость, может быть, -

Сказала Ева с искренним смущеньем. -

И на вопрос — мне быть или не быть? -

Я отвечаю честно: да, вкусить!>

И Ева полным грации движеньем

Взяла тот плод, решилась надкусить,

Задумалась слегка — еще мгновенье! -
Изволила кусочек проглотить,

Затем, почувствовав вдруг страх, смятенье,

Но не желая изменять решенье -

Стать женщиной иль вовсе уж не быть:

Но полно, право, глупость говорить,

Пора смирить свое воображенье;

Но трудно, Боже, бестию смирить,

И я рискую чушь нагородить

И потерять легко расположенье,

Которое я, может, заслужить

Успел: иль нет? Так надо поспешить -

И я, главу минуя, к продолженью

Вновь приступаю. Незачем томить.

Очнулась Ева, взгляд недоуменья

В ее глазах застыл, и вдруг закрыть

Ей захотелось их, но на мгновенье,

Затем вздохнуть с глубоким упоеньем,

Промолвить тихо, нежно, сладко: <Жить!

О Господи! Ах, как приятно — быть

И как прекрасно, Боже, пробужденье.

Не знаю, как тебя благодарить>.

<О Ева, — кто-то прошептал, — любить -

Вот жизни смысл и верх всех наслаждений,

Его, поверь, нельзя ни с чем сравнить,

Душой проснись и телом, может быть>.

<Ах, черт, — сказала Ева с удивленьем, -

Я слов не нахожу и говорить

Подобных слов нельзя здесь, к сожаленью.

О Господи, ведь не должно так быть -

Неужто ложным было предвкушенье

Грядущей жизни, полной впечатлений?

Не знаю смысла слова я "любить".

Оно во мне не может пробудить

Каких-то чувств: И все ж слегка волненье

Коснулось сердца; но определить

Я не способна — почему, и жить

Теперь мне с глупым предстоит сомненьем:

Не лучше ль было тихо, просто жить?

Теперь осталось горе мне испить:

Остановись, капризное мгновенье,

Тебя отныне я должна ценить,

Ты не имело смысла и значенья,

Теперь я понимаю слово "жить".

Ему не нужно глупых украшений.

И все ж невелико приобретенье.

Вот разве что: Ах, стыдно говорить:

Но как смешно, печально — голой быть,

Когда Адам — прошу, Господь, прощенья -

Не может прелесть Евы оценить;

Но сам во мне способен пробудить

Мне чувство непонятное, волненье;

Но чувством этим дьявола смешить:

Адам мужчиной может только слыть,

Не знает он, наивный, искушенья;

Но стать собой и Еву оценить

Он может, изменив смешное зренье,

Увидеть женщину и отличить

Меня от той: Не может быть сравнений!

Но как нелепо, Боже, положенье,

Когда и я, вкусив, могу лишь слыть:

Адам мужчиной может: должен быть,

Ведь мы — одно, друг друга продолженье;

Но он бессмертен; Ева ж — жаждет жить,

Она должна мгновения ловить,

Которые вдруг обрели значенье.

Спешить мне нужно душу всю излить;

Адам ребром лишь может дорожить,

Ему ребро лишь портит настроенье;

Но я его могла бы сохранить,

Оно иное не нашло бы воплощенье,

Когда он жизни — что душой кривить! -

Отдал бы пред бессмертьем предпочтенье.

К тому ж он мог бы сделать одолженье -

Готова ж я душой всей услужить.

Да что душой! Ах, стыдно говорить.

Прошу, Господь всеслышащий, прощенья,

Я не хотела слух твой оскорбить,

Но бес меня изволил накормить

Черт знает чем, за что — благодаренья;

Ведь мог легко ты дьявола смутить,

Не дать и мне проступок совершить.

Теперь же, Боже, сделай одолженье,

Ведь женщине ты мог бы уступить:

Дай мне склонить Адама к преступленью,

Запрет пустой он должен преступить,

Исполнить долг свой и предназначенье.

Он чувствам должен, разуму, влеченьям,

Природе (мне, конечно) послужить.

Иначе б Еву Бог не стал творить.

Так дай мне прелести, Господь, уменья,

Чтоб я могла Адама совратить:

Верней сказать... Ну что греха таить!

Когда Адам — ничто, то совращенье -

Мой долг, иначе и не может быть.

Готова я Адаму услужить,

Быть может, и к его недоуменью;

Но, черт возьми, и к счастью, может быть.

Разумно и такое допущенье.

Но можно и другое допустить:

О Господи, смешно предположенье,

Пусть даже ждут Адама лишь лишенья;

Но я смогу их с мужем разделить;

Он, кстати, мог бы это оценить,

Пусть не меня, но жертвоприношенье...

Но в чем, кого хочу я убедить?

Я лишь себя пытаюсь защитить, -

Подумала красотка с огорченьем. -

За счастье можно большим заплатить.

Бог женщине обязан уступить.

Зачем себя мне мучить размышленьем?

К тому же, если строго рассудить,

Давно уж мною принято решенье,

И не могу его я изменить.

Пусть это даже трижды преступленье,

Напрасны, неуместны обвиненья:

Хочу я мужу истину внушить

И глупостью прекрасной пошлую убить.

Я даже не прошу о поощренье.

Адама Ева может изменить;

Но он обязан яблоко вкусить.

А если вдруг не будет изменений,

Он так и будет глуп. К чему таить?

Грешно такой порядок сохранить,

Оставить рай глупцу на усмотренье,

Хотя не мне, о Господи, судить.

Увы! Смешны красавицы сужденья.

Я стала чаще глупость говорить

И ложь. Страх вызывает ослепленье.

Но пусть. Пусть это страх и заблужденье;

Они содержат смысл, дух слова "жить".

Я, кстати, не могу себе простить

Проступок и прошу о снисхожденье.

Поверь, не стану большего просить:

Мне дай лишь жизнь, как я хочу, прожить,

Ее наполнив смыслом, восхищеньем,

Пусть и чужой ценой — зачем хитрить? -

Адам ведь тоже должен заплатить!> -

Воскликнула красавица в смятенье.

Затем пошла искать, чтоб соблазнить,

Адама, — и лукавством, вдохновеньем

Его к безумью, жизни вдохновить.

Нашла. А он, как будто со смущеньем,

Сказал жене: <Прекрасное виденье!>

<Я хороша, дружок, и все ж шутить

Изволишь ты!> — красотка возразить

Ему вдруг захотела; возраженье

Застряло у нее, и говорить

Она другое стала, чтобы скрыть

Ее вдруг охватившее волненье:

<Я долго думала — зачем таить? -

Пред тем, как нечто странное спросить,

И не сочти вопрос мой оскорбленьем,

Ты знаешь слово странное "любить"?>

<Слегка, — сказал Адам без сожаленья. -

Ты хочешь что-нибудь еще спросить?>

<Хочу, — сказала Ева с огорченьем, -

Хотя, Адам, невелико хотенье,

Ведь голос, тон твой могут загубить...

(Здесь Ева предпочла не говорить -

Додумать только странное сужденье:

"Но остальное может возбудить

Или, вернее, к жизни пробудить.

О, как желанно это пробужденье.

Как трудно мне его вообразить.

И прав был бес. Зачем надеждой льстить?

Бессильно здесь мое воображенье")>.

<О милая, мне больно огорчить

Тебя>, — сказал Адам без огорченья.

<Да, милый, я могла бы попросить

Тебя о пустяковом одолженье, -

Сказала Ева, — мог бы ты слова, значенья

Которых неясны, не говорить?>

<Я рад прекрасной Еве услужить, -

Адам ответил как бы с удивленьем. -

Но ты мне постарайся объяснить...>

<Нет, — Ева не дала договорить. -

Поверь, смешны, нелепы объясненья.

Ответь, Адам, зачем красотке льстить,

Когда ее не можешь полюбить?

К чему тебе мое расположенье?>

<Как так? — сказал Адам. — Мне говорить

Приятное — из чувства уваженья...>

<О да, — прервала грешница, — любить

Нет сил, Адам. Не нужно снисхожденья,

Которое, лишь по недоуменью,

Удобно в уважение рядить.

Нет всей душой красотку возлюбить.

Такое уваженье — лишь глумленье,

Невольное, готова допустить,

Его таким еще трудней сносить.

Мой милый друг — друг, милый, к сожаленью,

Ведь мог бы ты по сути мужем быть,

Когда б решился зрелый плод вкусить>.

<Отважился? — муж вскрикнул с удивленьем. -

На что? Я, право, не пойму. Сглупить?

Чтобы затем, к тебе забыв почтенье,

Тебя душой всей глупой возлюбить?>

<И телом, как не странно, в дополненье, -

Сказала Ева с легким умиленьем. -

Мой дорогой, позволь мне объяснить.

Коль можно было б душу разбудить,

Не прикоснувшись к телу с восхищеньем,

То тело можно было не творить;

Когда возможно было б пощадить,

Ее не тронув болью, упоеньем,

Тогда, поверь, не стал бы Бог мудрить,

Хотя, о Господи, не мне судить...>

<Ну да, — сказал Адам. — Нелепо мненье...

Не властны мы... но можем утаить...>

<Права иль нет, но таково сужденье.

Однако, милый мой, позволь спросить, -

Сказала Ева с явным возмущеньем, -

Нелепость в чем? Нелепо поученье,

Ведь невозможно мысль от Бога скрыть,

А коль дурна она — меня ль винить?

Я такова — напрасны осужденья -

Какой изволил Боже сотворить,

А хороша иль нет — тебе судить.

Но, не сочти насмешкой, оскорбленьем,

Ты можешь мненье мне не говорить:

Оно, пожалуй, может насмешить

И вызвать лишь смешное умиленье>.

<Ну что ж, — сказал Адам, — я угодить

Хотел тебе — из чувства уваженья,

Но им тебя лишь можно насмешить.

Но почему? Я весь в недоуменье.

Другому отдаешь ты предпочтенье.

Но я готов тебя всегда любить:

Люблю, иначе ведь не может быть>.

<О да, — сказала Ева, — вне сомнений,

И все ж позволь, Адам, мне поучить:

Любя вот так, ты можешь умалить

Любовь; она ж не терпит умаленья.

Ее легко почтеньем оскорбить,

Да что там оскорбить — ее убить!

И сделать это с чувством уваженья>.

<Ну вот, ты стала странно говорить, -

Промолвил муж с почти что огорченьем, -

И чем сильнее хочешь объяснить,

Хотя едва ли это — объясненье,

Тем больше я теряю представленье,

Что именно ты хочешь мне внушить.

Я глуп, когда стараюсь не глупить,

И глуп, питая к женщине почтенье...>

<Да, очень глуп, и незачем твердить, -

Прервала Ева мужа. — И острить

Не надо, дорогой, ведь расхожденье,

Верней сказать... Ах, черт, ну что мудрить!

Меня так просто плотью возлюбить,

Природе сделав этим одолженье!>

<А как на счет души, позволь спросить? -

Сказал Адам с почти что удивленьем. -

Душа должна ведь телу уступить,

Верней, его пристрастьям, увлеченьям?>

<Адам, — сказала Ева, — заблужденье:

Нельзя от тела душу отделить;

Смешно, пожалуй, тело обвинить

В том, что у тела есть свои влеченья;

Но только с ним, как я могу судить,

Душа себя способна ощутить.

Да, тело есть условье ощущенья.

(Но кто успел мне эту чушь внушить?

Как глупо — это мужу говорить, -

Подумала красотка со смущеньем. -

О Господи, мне все трудней хитрить.

Молю тебя, о Боже, о прощенье.

Хочу любви. Умею ли любить?

Муж путает почтенье с преклоненьем.

И все ж к былому — странно! — возвращенья

Я не хочу: не может предложить

Оно, чем я могла бы дорожить,

А это значит: скуке предпочтенье

Я не отдам. Готова допустить,

Что я глупа; но глупую любить

Муж сможет, не глумясь лишь "уваженьем",

Которое не может слабость скрыть.

Меня могло бы это рассмешить,

Когда бы не ввергало лишь в смущенье...)>.

<Но глупо — душу плоти подчинить>, -

Прервал Адам супруги размышленье.

<Но может тело душу ублажить, -

Нашла мгновенно Ева возраженье, -

Быть у души в приятном подчиненье.

Душа могла бы тело полюбить

И так, как должно, тело оценить,

Затем Творцу воздать благодаренья!>

<Вот блажь! Не нужно, милая, блажить! -

Воскликнул муж. — Не надо говорить.

Меня возьмет иначе подозренье,

Что ты уже успела согрешить -

Сорвать запретный плод, его вкусить;

Теперь меня толкаешь к преступленью;

Запрет же не решусь я преступить>.

<Ну вот, — смутилась Ева, — откровенье.

Боится он, а мог бы утаить,

Но не сумел, дав повод к заключенью,

Что свят лишь страх его, не запрещенье,

А если так, то можно заключить,

Что муж не может Бога возлюбить.

Возможно, Боже, страх есть уваженье;

Но я решилась страх свой победить -

Готова всей душой тебя любить;

Отдай любви — ни страху — предпочтенье.

Я, может, не права, склонна хитрить,

Но мог бы ты и хитрость оценить,

К ней проявить свое благоволенье,

Ни к простоте, хотя не мне судить.

И все ж, о Боже, я в недоуменье:

Ну можно ль так бессмысленно глупить?

О, черт! Прошу, о Господи, прощенья.

Но легкомыслия я воплощенье,

Красотка; ей приятно извинить...

Ну вот, вновь стала глупость городить,

Поскольку это — самообольщенье,

Ведь муж меня не может оценить,

Вот сатана... Ах, стыдно говорить...

Но хватит, право, глупых откровений,

Пора Адама в веру обратить,

Любви любовью должен он служить.

А почему бы нет? Смешны сомненья!

Такую мелочь надо совершить -

И мы любви узнаем смысл, значенье,

Ее мы сможем, Боже, разделить,

Но без ущерба ей и умаленья,

Ведь мы — одно, друг друга продолженье;

Но как же в этом мужа убедить?

С чего б начать? "Осмелюсь", может быть?

"Мой муж"? Ну нет. Смешное допущенье,

Еще решит, что я склонна шутить,

Иль склонен будет шутку оценить

Как слишком смелое предположенье.

Ну вот, я стала пошлость говорить;

Она ж меня способна лишь взбесить:

Ведь пошлости Адам мой воплощенье,

Чего ему я не смогу простить,

Ведь в нем свое я вижу отраженье;

Оно ж пока не может Еве льстить:

В его глазах желанья, восхищенья

Нельзя увидеть, — только уваженьем

Он может обласкать и одарить.

Бог мой, ну что пошлее может быть?

И сколько надо глупости, терпенья,

Чтоб продолжать все это вот сносить?

Но я терплю, что можно оценить.

Но хватит слов пустых и изъяснений,

Способна я и беса убедить.

Пора, Всевышний, Еве пошутить

И доиграть игру — иль отделенье?

Часть первую, как я могу судить,

Каким же, Боже, будет продолженье?

Пока же дай начало пережить>.

<Мой муж, — сказала Ева с выраженьем, -

Скажу тебе я с женским откровеньем,

Что я имела мудрость глупость совершить -

Запретный вкусный, сочный плод вкусить,

И нет во мне и тени сожаленья,

Но есть безумное желанье жить.

Поверь, Адам, мне незачем хитрить.

Прими к любви и к жизни приглашенье,

Решись поступок Евы повторить,

Имей же смелость суть во мне любить,

А не ребро, свое лишь повторенье;

А я ж смогу мужчину оценить>.

<Нет, — муж сказал, впадая в раздраженье. -

Довольно, Ева, вздор мне говорить...

Я — муж почти, а ты — лишь продолженье,

Иль как там? Ах, нелепы уточненья

Того, кто есть и кем должны мы быть.

Ты, женщина, изволила забыть

Запрет Творца, его предупрежденье:

Он обещал всезнайку устранить>.

<А ты боишься, друг, продешевить? -

Спросила Ева с искренним презреньем, -

А лгал, что можешь женщину любить,

Но доказал, что можешь лишь шутить.

Я понимаю: это — возмещенье

Твоей способности почти любить>.

<Довольно, мне не нужно откровений, -

Сказал Адам. — К чему же говорить?

К себе теряю только уваженье.

Пусть даже я достоин осужденья,

Меня легко понять: хочу пожить.

Я не посмею глупость совершить,

Рискуя заслужить твое презренье;

Но лучше все ж, прошу меня простить,

Твое презренье, Ева, заслужить,

Чем вдруг лишиться Бога снисхожденья.

Его не будем, чудная, мы злить -

И будем очень долго — вечно — жить!

Из двух нелепостей я предпочтенье

Отдам той, что полегче совершить,

Той, что не требует и совершенья,

Вот разве что легко глаза закрыть:

Закрыл — и нет соблазнов, искушенья...>

<А только — ложь, смешное убежденье, -

Тут стала Ева едко говорить, -

Что ради скуки вечной стоит жить,

Сбежав от мысли, чувства и волнений.

Не может Бог такое допустить!>

<Но смог, — сказал Адам. — К чему мудрить?

Лишить себя всех райских наслаждений

Затем, чтоб любопытство ублажить, -

Скажи, ну что глупее может быть?>

<Одно, — сказала Ева с снисхожденьем, -

В раю, Адам, как прежде жили, жить,

Смешно боясь малейших изменений,

И верить: рай возможно сохранить.

Поверь, Бог не затеял бы свершений,

Коль не имел разумных устремлений>.

<Но, чудная, не нам о них судить, -

Промолвил строго муж почти. — Но чтить

Должны мы остроумье и уменье...>

<Ну да! — сказала Ева. — Нужно доострить,

Чтоб удовольствие и нам продлить;

Ему едва ли чуждо наслажденье.

Зачем-то нужно было нас творить?

Уж не затем, чтоб рай лишь подарить>.

<А у тебя, — спросил Адам, — сомненья?

Но я их не способен разрешить.

Пусть истинны твои предположенья;

Предпочитаю — продолжать глупить,

Себя лишив страстей и наслаждений,

А вместе с ними страха и волнений,

Хотя, конечно, жалко упустить...>

<Да ты как будто, милый, стал острить? -

Прервала Ева мужа рассужденья. -

Такое трудно мимо пропустить,

Еще трудней — остроту оценить,

Ведь тот острит, увы, кто, к сожаленью,

Понять никак не может, что сострить

Изволил Бог, вернее, пошутить:

Он сотворил в твое лице виденье -

Почти мужчину... Ах, прошу простить.

Хотя не я, Адам, а Бог прощенье

У мужа Евы должен попросить

За то, что сотворил почти — творенье.

Да, это шутка, чудный, упущенье>.

<Не думал я, что ты мне будешь льстить, -

Сказал Адам. — Но льстить и огорчить

Имеют у тебя одно значенье.

Я позволяю лесть мне говорить.

Я — муж почти. Смешно — так оскорбить.

И лгать, что это Бога оскорбленье>.

<Позволь, — сказала Ева, — объяснить,

Что я в виду имела, друг. Спешить

Не надо и не нужно заключений.

Возможно, ты захочешь дошутить,

В угоду естеству исправив положенье>.

<А ты, жена, рискнешь о нем судить?> -

Спросил Адам с улыбкой снисхожденья.

<Да, — Ева молвила, — смешно стремленье -

Тебя желать... понять, определить.

Да Бог не стал бы мужа мне творить,

Коль простоты он был бы воплощеньем.

Смешно мне мысль такую допустить.

Его возможно было б осудить,

Но Боже не достоин осужденья:

Он мужа мне изволил сотворить;

Но нет в тебе потребности любить:

О черт! Но это — только впечатленье,

И суть в тебе возможно пробудить

(Но как невыносимо промедленье, -

Подумала жена. — Кто б оценить

Сумел отнюдь не райские мученья

И всю нелепость, странность положенья,

Когда должна красотка убедить

Запретный — ой ли! — райский плод вкусить,

Чтобы вину наивным в утешенье

На Еву можно было б возложить.

Зачем же, Боже, нужно так шутить?

Ведь женщина — не черт я отпущенья.

Едва ль смогу тебя я огорчить.

Настал и мой черед, Господь, творить.

Что ж до вины, то умным уваженье,

А глупым — безразлично что, внушить

Удастся мне, а нет — мои почтенья.

Свое хочу я, Боже, получить.

Все ж прочее — тебе в распоряженье,

За что тебе — хвала, мне — снисхожденье.

Нельзя же женщину во всем винить,

Ведь я должна своей душе служить,

Которая у тела в услуженье.

Хочу в согласии с природой жить,

А какова она — ни мне судить,

Но приношу Творцу благодаренья:

Такая я, какой хочу я быть,

И мужа постараюсь убедить

Исполнить долг, свое предназначенье

И душу с телом воедино слить.

Когда не знает тело наслаждений,

Душе какой же смысл, о Боже, жить?

И смысл какой назвать грехом, паденьем

К блаженству путь и к смыслу восхожденье.

Но я теряю чувств и мыслей нить,

Себя хочу, не мужа, убедить,

Что не любить — все ж больше преступленье,

Чем грех любой. Смешно сказать "грешить",

Когда любовь способна искупить

Приятный грех, любое прегрешенье).

О муж, — сказала Ева, — полюбить

Не можешь ты, а мужем можешь быть?

О, этот чудный взгляд недоуменья!

Подобьем Бог изволил наградить;

Оно ж найти не может примененья.

Таким подобьем черта лишь смешить.

Зачем тебе, святой, расположенье?

Оно найти не может примененья.

Нельзя его достойно оценить.

Восторг капризу может послужить,

Но нет в твоей душе любви, волненья.

Так не разумно ль — плод употребить?

Каприз тебе мой нужно ублажить...

Неведомо восторгу пресыщенье,

И глупо — чувство мысли подчинить.

Ты, милый, муж почти, ведь мужем быть...

Ах, не сочти излишним объясненье! -

Воскликнула жена и стала говорить,

Мешая шепот с легким откровеньем. -

В своей душе страсть смело пробудить,

В нее вселив восторг и вдохновенье

(И кстати — и не кстати — вожделенье);

Умом и силой рук с ума сводить

(Или хотя бы голову кружить);

Любви (и мне) служить с самозабвеньем

(В себе себя отчасти лишь любить);

В душе все страсти (Еве) подчинить

(Чужую плоть питая искушеньем);

Желать, уметь себя в любовь вложить -

Все это — значит Евы мужем быть!>

<Мне, Ева, слов твоих темно значенье, -

Признался муж. — Хочу мужчиной быть,

Когда с таким лукавством, увлеченьем

Мне женщина старается внушить,

Что мужем быть — и честь, и наслажденье.

И все ж берет, красавица, сомненье:

За это все придется заплатить>.

<Да, — Ева согласилась, — может быть;

Но жизнь, ее наполнив упоеньем,

Возможно наслаждением купить

У вечности, которой дорожить

Смешно>. <Слова не могут убедить, -

Сказал Адам, — но голос, взгляд, движенья

Способны, к сожаленью, побудить

Запрет строжайший, право, преступить.

Но глупо, Ева, глупо, тем не менье,

Считать, что я сумею наглупить.

Ни взгляд, ни обещанье упоенья -

О если можно было б не платить! -

Не убедят — быть может, к сожаленью, -

Безумье совершить для наслаждений,

Которых, Ева, может и не быть>.

<Зачем, — спросила Ева, — говорить

О тех причинах трусости, сомнений,

Что так легко в разумность нарядить?

Не нужно больше слов, ведь убедить

Тебя нельзя: бессильны уверенья,

Когда лишь страх со скукой разделить

Хотят всю власть в душе и в ней царить.

Да здравствует союз, что искушенье

Великой скукой может победить.

Да здравствует и то, что, к сожаленью,

Живет и вместе с тем мешает жить>.

<Не нужно, Ева, странных пояснений, -

Сказал Адам, — иль, может, поучений.

Они одно лишь могут мне внушить:

Что глуп Адам. Бог даст и пережить

Удастся глупость мне. Чуть-чуть терпенья,

Не нужно только, умная, спешить,

Каких-то триста лет и, может быть...>

<Но ведь ума возможно оскуденье, -

Сказала Ева. — Нужно поспешить

И мудрость глупость все же совершить>.

<Ну вот, опять слов странное сплетенье, -

Сказал Адам. — Мне их не оценить.

Пусть скудоумья это проявленье,

Но не могу ль тебя я попросить

Мне сделать небольшое одолженье:

Яснее говорить иль объясненье -

Поверь, так лучше будет — прекратить.

Ты, может быть, решила пошутить,

И шутка удалась. Да, вне сомнений.

И все ж здесь так легко перешутить>.

<А может, стоит шутку дошутить? -

Спросила Ева. — Глупы уверенья.

Мной выбор сделан, твой черед глупить:

Изволь и ты запретный плод вкусить.

В душе твоей наступит просветленье,

И ты поймешь, поверь, что значит — жить>.

<Нет, — муж сказал. — Не нужно заверений.

Они, поверь, успели утомить,

Хотя в раю возможно ль утомленье?>

<Ты прав, — сказала Ева, — к сожаленью,

Мне очень трудно, милый, возразить:

Устала я, однако брешь пробить

В твоей душе почти и убежденьях

Я не смогла, за что прошу простить>.

<О чудная, изволишь вновь шутить, -

Промолвил муж. — Дарю тебе прощенье>.

Вздохнула Ева: <Глупо — говорить.

Я яблоко изволила вкусить.

Не верь, ища в неверье утешенье,

Но прошлое нельзя уж изменить,

К тому же не хочу я изменений.

Я поглупела, можно допустить,

Но глупость — это тоже достиженье,

Когда нет выбора и предложенья.

Ну что нам Боже может предложить,

Когда Адам боится взять — и жить?

Но хватит скучных, глупых повторений>.

(Шепнула Ева: <Хочется любить,

Но что мне делать? Ревность возбудить,

Коль прочее не знает возбужденья?>)

<Адам, — сказала Ева, — полюбить

Не можешь ты; я ж не могу лишить

Тех благ, в которых предан смысл забвенью.

Хотя могла бы счастье подарить,

Но счастье — роскошь, глупость и волненье>.

<Но счастье — с частью, Ева, быть и жить,

Пусть и нелепо это утвержденье!>

<И я прошу, Адам, благословенья

На блажь. Ее я рада совершить;

А черт меня сумеет оценить;

Найду в его объятьях утешенье>.

<Я, — муж промолвил, — рад благословить,

Хотя, пожалуй, мог бы запретить:

Но, знаю, Бог исправит положенье,

Хотя ребро он мог бы пощадить,

Но черт с ребром, я рад вновь одолжить:>

<О да, — сказала Ева с снисхожденьем. -

И черт со мной, готова услужить,

Когда мой муж питает отвращенье:

Не надо возражать и говорить,

Что это — вздор, нелепость, заблужденье.

Я знаю, дивный: это — уваженье

К ребру, которым нужно дорожить;

Его я не сумею сохранить,

Испортив этим мужу настроенье,

А что, ответь, печальней может быть?

Поверь, Адам, хочу безумно жить;

Но "жить" имеет разное значенье.

Спешить мне нужно душу всю излить;

Ты ж не способен душу оценить,

Решившуюся вечность сжать в мгновенье>.

<Но полно, полно, дивная, хитрить! -

Адам воскликнул с явным раздраженьем. -

Ведь ты жива и будешь вечно жить,

Оставь лишь блажь свою или сомненья.

Здесь не хватило б дьявола терпенье!>

<Но не тебе о нем, дружок, судить, -

Сказала Ева. — Хватит говорить.

Увы, подобно смерти промедленье.

Пойду-ка к черту. Жажду я любить.

Надеюсь, Боже, даст мне пережить,

Пусть миг, но счастья и любви мгновенье>.

<Ну нет! — ей возразил Адам. — Любить?

Давай свой плод, готов и я сглупить>.

И муж неловким, трепетным движеньем

Взял сочный плод, решился надкусить, -

Задумался, потупив взор, — мгновенье! -

Отважился кусочек проглотить

Затем поняв: пути нет к отступленью;

И возжелав вдруг изменить решенье -

Стать мужем Евы и — затем — не быть:

Но хватит, право, глупость городить,

Пора слегка смирить воображенье,

Но все же трудно бестию смирить,

И я рискую вздор наговорить

И потерять смешно расположенье,

Которое, надеюсь, заслужить

Я смог. А если нет, зачем спешить?

И все ж, главу минуя, к продолженью

Я приступаю вновь. Зачем томить?

Очнулся муж, и взгляд недоуменья

В его глазах застыл, и вдруг закрыть

Ему их захотелось на мгновенье,

Затем вздохнуть с глубоким упоеньем,

Промолвить пылко, громко, бодро: <Жить!

О Боже, до чего ж прекрасно — быть!

И как приятно, Боже, пробужденье.

Не знаю, как тебя благодарить>.

<Мой муж, — сказала женщина, — любить -

Вот жизни смысл и верх всех наслаждений,

С которым даже райских не сравнить,

Душой проснись и телом, может быть!>

<О да, — сказал Адам. — Нет возражений.

Что остается нам теперь? Любить.

Чему отдать мы можем предпочтенье?

Не дай нам, Бог, друг друга разлюбить!

Напрасны ожидания прощенья>.

<Как так? — спросила Ева. — Сожаленья?

Ты не успел красотку возлюбить,

Меня ж в себя давно успел влюбить.

Влюбись теперь и сам с самозабвеньем,

Затем меня ты сможешь залюбить

Хоть до смерти, а там и отлюбить -

Не грех — души и тела утомленье,

Но прежде, к счастью, нужно залюбить,

Любить и пролюбить, перелюбить -

И так, Адам, до умопомраченья.

Мой дорогой, вот это значит жить!

Не нужно страхом портить настроенье.

Мы потеряли вечность и спешить

Должны ловить капризные мгновенья.

Прими к любви и к жизни приглашенье.

Мне так приятно это повторить.

Вкушен наш плод, пора любовь вкусить.

И хватит хитрых, пышных слов, вступлений;

Их, кстати, ты мне должен говорить:

Мужчина женщине обязан льстить,

Искать ее любви, расположенья,

Но не сейчас, чуть позже, может быть,

Пока ж — желаю первой пригласить>.

<И к черту, — муж воскликнул, — сожаленья!

Пора и души, Ева, обнажить.

Остановись, прекрасное мгновенье.

Я так хочу любить, любимым быть.

И пусть любовь нам будет извиненьем

За это, остальные прегрешенья.

Бесчувствия, Господь, нельзя простить,

А мы желаем, жаждем жить, любить.

Ну можно ль этим вызвать возмущенье.

Довольно слов. Смогу ли убедить?

Пора, жена, и к жизни приступить:>

А дальше? Дальше — душ и тел сплетенье

И жизнь: Нет смысла больше говорить:

Решил однажды Боже пошутить:

ПРИМЕЧАНИЯ

Решил однажды Боже пошутить. — Некогда это четырнадцатистишие не было вступлением, а — вполне самостоятельным произведением; но оно тем более любопытно — как пример того, во что может перерасти одна (или почти одна) мысль, идея.

Ребро Адама взял и стал мудрить. — В книге "Бытие" на этот счет сказано следующее: "Бог взял одно из ребер его и закрыл то место плотью. И создал Господь Бог из ребра, взятого у человека, жену, и присел к человеку".

И даже дьявол страстью обуян. — В "Бытие" сказано: "Змей был хитрее всех зверей полевых, которых создал Господь Бог. И сказал змей жене: подлинно ли сказал Бог: "не ешьте ни от какого дерева в раю"?

И сказала жена змею: плоды с дерев мы можем есть,

Только плодов дерева, которое среди рая, сказал Бог, не ешь их и не прикасайтесь к ним, чтобы вам не умереть.

И сказал змей жене: нет, не умрешь!

Но знает Бог, что в день, в который вы вкусите их, откроются глаза ваши, и вы будете, как боги, знающие добро и зло.

И увидела жена, что дерево хорошо для пищи, и что оно приятно для глаз и вожделенно, потому что дает знание и взяла плодов его, и ела; и дала также мужу своему, и он ел".

Всего шесть дней — немного, к сожаленью. — Во 2 главе "Бытия" сказано: "И совершил Бог к седьмому дню дела свои, которые он делал, и почил в день седьмой от всех дел своих, которые делал".

Вот вкралось и лукавое сужденье. — "Лукавый" — одно из определений дьявола.

И сатана с ленцой и, может быть, / С глубоким, глупым чувством отвращенья, / Желая непременно учудить, / Свершает то, что должен он свершить. — В "Фаусте" Мефистофель на вопрос: "Кто ты?" — отвечает: "Часть силы той, что без числа / Творит добро, всему желая зла".

А мы решаем — быть или не быть, / Грешить иль, может, лучше не грешить? — У Шекспира в знаменитом монологе Гамлета несколько иначе: "Быть или не быть, вот в чем вопрос".

Не лучше ли бороться с искушеньем, / Ему легко поддавшись с убежденьем. — Английский писатель, мастер парадоксов Оскар Уайльд, обронит как-то мысль, а вернее, двусмысленность: "Лучший способ бороться с искушеньем — это поддаться ему".

Причиной стал: / Всех нас на свет чудесный появленья. — Если следовать логике, то вполне можно выстроить следующую незамысловатую логическую цепочку: если бы дьявол не соблазнил Еву, то Ева не стала бы убеждать Адама вкусить запретный плод; если бы Адам остался глух к доводам жены своей, она не стала бы женщиной в привычном и понятном для нас, грешных, смысле слова; если бы Ева осталась тем, кем она была до грехопадения, то она, по всей видимости, не родила бы или родила бы не тех, кого надо, или по крайней мере не тех, кто породил бы когда-нибудь нас: ну, и так далее — до наших дней и, разумеется, после:

: и слить / В одно: Он может ад и рай без затруднений.

— У Хайяма в одном из его четверостиший сказано:

<"Ад и рай — в небесах", — утверждают ханжи. / Я, в себя заглянув, убедился во лжи: / Ад и рай — не круги во дворце мирозданья, / Ад и рай — это две половинки души>.

А Ева, страсть не зная и смущенье / И не способная желать, любить. — Если Ева и любила Адама, то, очевидно, несколько иначе, чем после грехопадения.

Не страх ли стать козлом, что упущенья / Чужие должен будет замолить? — Явный анахронизм; но он, как представляется, вполне оправдан, если иметь в виду, что дьявол наилучшим образом исполняет возложенные на него обязанности козла отпущения. "Бес попутал!" — как это нам хорошо известно и с какой легкостью и легкомыслием мы валим все на черта. К тому же, если продолжать иметь в виду анахронизм, очень легко представить себе, что дьявол обладал некоторым даром провидения.

И в этом смысле, Боже, не грешить — Не грех ли это, а? Грех, к сожаленью. — Дьяволу, как кажется, совершенно необязательно было есть, чтобы узнать, что есть добро и зло, и что есть добродетель и грех.

Она с улыбкою смущенья Сказала тихо: <Чудное виденье:> <Неужто чудный, милая?.. — Черт — по вполне понятным причинам — несколько поторопился, отнеся слова Евы на свой счет.

Что? Грусть? Но не прекрасно ли томленье? — Игра слов за счет того, что слово "томленье" имеет множество значений, среди которых: ощущение душевной тревоги, тоски, грусти; и состояние неги, истомы.

Зачем же древо было то садить? Какого черта: Что за выраженье! — "Черт" в данном случае не более чем крепкое словцо, ни к чему, в сущности, не обязывающее.

И слов, и чувств, подобных изверженью. — Еще один — вполне простительный — анахронизм.

Рассудок не способен вдохновить / К безумию, любви и к преступленью / — И глупые запреты преступить Нельзя: — "Преступленье" в данном контексте следует понимать менее всего в криминальном смысле; гораздо уместнее вывести его значение из глагола "преступить", то есть перейти, нарушить (в данном случае запрет).

Но что за чушь? Да это повторенье. — Это — не повторение тридцать второй главы, а нечто противоположное по смыслу и своеобразное подтвержденье мысли французского философа и острослова де Шамфора, сказавшего как-то: "Любовь — единственное чувство, в котором все истинно и все лживо; скажи о ней любую нелепость — она окажется правдой".

И жизнь сполна (с одним ограниченьем) / Ты сможешь, несомненно, получить. — Дьявол имеет в виду ограничение в продолжительности — несущественное для него, разумеется.

Адам — не муж, и им не может быть: — "Муж" в значении — мужчина.

Затем меня ты сможешь залюбить / Хоть до смерти: — "Залюбить" в значении — любить чрезмерно, причинить любовью вред. Данная глава интересна в первую очередь тем, все глагольные рифмы в ней образуются от корня слова "любить".

Но прежде, к счастью, нужно залюбить. — "Залюбить" в значении — начать любить.

Остановись, прекрасное мгновенье. — В "Фаусте" Гете главный герой восклицает: "Остановись, мгновенье! Ты прекрасно".

© Кененсаринов А.А., 2001. Все права защищены
Произведение публикуется с письменного разрешения автора