Улыбка чеширского кота

Главная героиня рассказа – молодая женщина, в недавнем прошлом преподаватель вуза, оказавшаяся в одночасье одна с тремя детьми, без средств к существованию (в годы перестройки и развала СССР), вынуждена сделать свой выбор. И она идет торговать на базар. Мучительное осознание себя в новых условиях дает ей понимание жизни, и умение выжить. В один прекрасный день она скажет судьбе "спасибо"… Рассказ из сборника, готовящегося к публикации.

Мария, женщина пышных форм и тридцати двух лет от роду, раскладывая столик, чувствовала себя проституткой на панели. Ей казалось, что все вокруг смотрят на нее, тычут пальцами, шушукаются. Еще бы! Преподаватель ВУЗа и докатилась – торговка на рынке! Аспирантуру закончила для базара, а кандидатскую на носках защищать будет. Но… от мужа ушла, а дети есть хотят каждый день. Мама сказала: «Приходи, помогу», и вот Мария раскладывает на столике стопками мужские носки.

И столик, и носки дала мама в долг, со словами:

– Вернешь, когда сможешь. Прибыль твоя. Всю не трать – раскручивайся! Пойдут собирать за место, попроси, чтоб сегодня не брали, скажи, мол, первый день. Сегодня Андрей работает, он нормальный. Да, читай этикетки, а то рекламировать как будешь?

Мария прижала носки резинками, чтоб ветром не сдуло, да и от воров какая-никакая защита, и начала раскладывать ценники. И сразу же заблудилась в артикулах. Раньше она покупала носки себе и мужу, какие приглянулись или на какие хватало денег, интересовалась только размером и цветом, и никогда не задумывалась о том, что носки бывают такие разные…

Едва разложила, как подошел первый покупатель, мужчина лет пятидесяти с выражением бесконечной усталости и тупой исполнительности во всем облике.

– Девушка, а хлопчатобумажные, сорок первый размер есть? Только чистый хлопок, а то ноги сильно потеют.

Мария готова была привалиться от стыда, у нее тряслись руки, когда она показывала несколько пар, на ощупь хлопчатобумажных. Мужчина почитал этикетки, выбрал одну пару, отсчитал денег без сдачи и ушел.

Вот они, первые деньги. Марииных здесь только два рубля пятьдесят копеек, но это были настоящие деньги, и они были в руках. Не зарплата, которую постоянно задерживают или выдают ненужным товаром по космическим ценам, и не оскорбительное по размерам, пособие на детей, за которое нужно унижаться перед чиновниками. Два рубля пятьдесят копеек были у Марии, они у нее БЫЛИ!..

К концу рабочего дня Мария уже знала, какие носки чистый хлопок, какие с полиамидом, а какие со льном. Домой она пошла пешком, но зато купила булку хлеба, пакет молока, пшенки и сто грамм карамелек.

Дорога домой не близкая: на трамвае ехать минут сорок, но Мария любила пройтись. Шаг за шагом и мысли укладывались. Все наносное, не важное отставало как шелуха, а то, что оставалось, Мария основательно рассматривала с разных сторон. Она никогда не торопилась принимать решения, была уверена, что время все расставит по своим местам, и отдавала предпочтение тому, что выдержало эту проверку.

Так вышло и с мужем. Когда Мария застала его со своей сестрой в таком виде и позе, когда объяснения излишни, она решила не поднимать скандал, а спокойно обдумать и принять решение, руководствуясь разумом, а не эмоциями. Но выбор был трудным: на одной чаше трое детей, стабильность, уверенность в себе, социальное положение, на другой: предательство.

Предательство перевесило.

Мария чувствовала, что осталась одна во всем мире. Кому рассказать? С кем поделиться? С подругами? Ну, скажут они, что сестра сука, а муж сволочь, и что? Легче от этого все равно не станет. Маме рассказать? Это только в детстве кажется, что мама способна разрешить все проблемы. Да и как расскажешь об этом? Стыдно ведь! Как будто сама это делала…

Мария привычным усилием воли придавила воспоминания, но, словно улыбка Чеширского кота, зависла фраза, брошенная сестрой: «Ты меня еще благодарить будешь!».

Ну, что ж! Благодарностей полные штаны!

Мария глянула на часы, и прибавила шагу. Младшая дочка Валя была у няни, и ее уже давно пора забирать. Да, с няней повезло: столько не растраченной любви, которой она окружила годовалую Валю. Хотя, как повезло? Претендентов много было. И с каждым Мария разговаривала, но слушала больше ИХ вопросы и то, что проскальзывало между ответами. Предполагалось, что няня будет приходить домой к Марии и здесь уже играть, ухаживать за Валей. Поэтому вопросы типа: «А можно будут приходить мои братья и сестры?» (не дом, а проходной двор!), или «Мы с друзьями любим гулять. Можно брать Валю с собой?» (И где я потом вас буду искать?) настораживали, и Мария отказывала под благовидным предлогом. А после слов одной женщины: «Вы не бойтесь, я у вас ничего не украду», и вовсе пала духом.

Вечером постучала пожилая чета. Мария уже разуверилась, что сможет найти хорошую няню, которой можно доверить ребенка, и поэтому разговаривала, скорее, потому что нужно. Женщина сказала, что ей приходить к Марии неудобно. Пусть лучше она приводит Валю к ним домой, и добавила: «Вы не волнуйтесь, у нас чисто, тепло, пол застелен. Девочке будет хорошо. Я и покормлю ее, и погуляю…». Это первый и единственный человек из желающих получить работу, который говорил о ребенке, а не о своих интересах. И Мария с радостью согласилась. И надо сказать, потом ни разу не пожалела об этом. Дядя Леня и тетя Надя стали маленькой Вале как родные дедушка и бабушка.

На что надеялась Мария, нанимая няню, и сама не знала. Первый рабочий день принес не большие деньги. А к концу месяца нужно набрать приличную сумму, чтобы заплатить няне. Кроме того, каждый день покупать продукты, чтобы накормить старших дочку с сыном: десятилетнюю Настю и четырехлетнего Костю.

Денежные проблемы отвлекали от мыслей о муже, но действовали угнетающе, потому, как просвета Мария впереди не видела. Муж оскорбился, когда узнал, что она бросает его, и лишил всяческой материальной поддержки, мол, трудно будет, вернешься, куда рыпаться-то с тремя детьми?.. Но эффект получился обратный – Мария уверилась, что поступает правильно. А, даже если и не правильно, то все равно.

Дохода всего-то и было, что декретные да детские – такой мизер! Вот Мария и пошла к маме. А к кому ж еще? В самые черные минуты жизни вспоминаем Бога и маму.

У Бога Мария просила терпения, силы и мудрости, а у мамы – помочь деньгами. На что мама ответила:

– Хочешь накормить голодного, научи его ловить рыбу.

Рыба – не рыба, но дети сегодня лягут спать сытые.

Мария перехватила пакет с продуктами другой рукой, и снова погрузилась в воспоминания: ближе к обеду к ней подошла Наталья Петровна, заведующая кафедрой, на которой работала до декрета Мария. У Марии моментально пересохло во рту, когда она увидела Наталью Петровну, но та уже шла к ней, и Марии ничего не оставалось, как поздороваться. Оказалось, что шефиня живет недалеко от рынка, и частенько тут бывает. После дежурного вопроса:

– Как дела? – последовал ожидаемый:

– Каким ветром тебя сюда занесло? Выходила б на работу, на лекции некого ставить. Дети-то с кем?

– Настя в школе, Костя в садике, Валя с няней. А почему некого ставить?

– Оля уволилась, Катерина Владимировна в клинике неврозов лечит нервы.

– А я в законном декретном, – почему-то рассердилась Мария. – Тут пока подрабатываю. Пока декретный не закончится. А там видно будет. В нашей стране надолго загадывать нельзя.

– Это точно, то перестройка, то передел, короче, полный беспредел. Работаем как савраски. Зарплату задерживают постоянно. Гроши, и те не платят, как следует. – Наталья Петровна вздохнула. – Носки мужу надо бы, а то поизносился весь.

– Выбирайте, какие вам?

Наталья Петровна долго перебирала и, наконец, выбрала самые дешевые: голимая синтетика, к тому же с грубым швом по пальцам. Мария, отсчитывая сдачу, мысленно посочувствовала мужу начальницы. На прощание Наталья Петровна сказала:

– Молодец. А я бы не смогла пойти на базар торговать.

После ее ухода Мария сразу успокоилась. Какие комплексы? Да. Преподаватель ВУЗа – это престижно. На первый взгляд. Но голодный преподаватель ВУЗа, который не может купить мужу нормальные носки – это стыдно.

«Боже, о чем я только думаю?! Жена не заработала на носки мужу! А сам муж где? – и тут же одернула себя – а твой муж где? Не суди, да и судим не будешь. Мало ли что и как у людей сложилось».

Поворачивая к дому, Мария увидела машину мужа. Сердце рухнуло в пятки, и Мария сбавила шаг, глубоко вдохнула, выдохнула и сосчитала до десяти. Прежде чем открыть дверь, снова вдохнула, выдохнула и вошла уверенной в себе.

Настя и Костя наперебой рассказывали отцу новости и показывали ему свои рисунки, но, увидев мать, кинулись к пакету с продуктами.

– Тише, тише! Собьете! – сказала Мария и обняла детей, – вот вам по конфете, и идите пока. А я сейчас под душ, потом за Валей, и сварю кашу.

Александр поднялся и, не спеша, подошел к Марии:

– Привет.

– Привет, – ответила Мария. – Извини, я тороплюсь, хочешь, подожди.

Он вернулся на диван, а Мария рассердилась: хоть бы по яблоку детям принес!

Няня жила недалеко. Увидев дочку, Мария поняла, как сильно соскучилась. Девочка тоже соскучилась, и, не смотря на то, что была сыта, требовательно сунула руку в вырез материнского платья. Мария не стала томить ребенка ожиданием, дала грудь. Валя гладила маму, прижималась к ней, пыталась сосать и улыбаться одновременно, и тогда молоко текло по щеке. У матери к горлу подступали слезы, но дома ждали голодные дети, и наскоро расспросив, как днем вела себя Валя, Мария поспешила домой.

Александр ждал ее, но Мария не знала, о чем с ним говорить, и, сославшись на занятость, ушла на кухню и, как только каша сварилась, крикнула детей. Александр тоже пришел и сел за стол, и прежде чем Мария успела подумать, с ее языка сорвалось:

– А ты куда? У меня для тебя ничего нет.

Александр, проглотив обиду, поднялся и ушел на диван. Мария по-прежнему не знала о чем с ним говорить. Мириться? Она с мужем не ссорилась. Молча собрала вещи и ушла, благо было куда – квартиру купили перед самым обвалом рубля: летом оформили купчую, а осенью в стране наступил хаос. Планировали немного подшаманить квартиру, и продать дороже, но, как говорится, человек предполагает…

Да, планов было громадье! И все порушилось в момент с щелчком выключателя...

Сестра Катерина приехала с Украины, спасаясь от голода и мужа-алкоголика. Приближалась зима, а у Катерины ни дома, ни работы, ни прописки. Мария позвала ее к себе, пожить до весны, а там, глядишь, все образуется. Жили дружно. Катерина помогала по хозяйству, и у Марии было больше времени для детей.

Как-то среди ночи проснулся и заплакал Костя и разбудил Валю. Успокоить сразу двоих маленьких детей сложно, и Мария окликнула Александра, но ответом ей была тишина. Решив, что муж вышел в туалет, Мария кое-как уторкала малышей.

Муж все не возвращался.

Может, что случилось?

Пошла посмотреть...

Шорох в дальней комнате.

Щелчок выключателя.

И мир рухнул.

О чем говорить? Об этом? Об этом уже все сказано. Еще в те черные дни, когда Мария сначала ждала объяснений, потом выгнала сестру, а после и сама ушла. Ушла, потому что увидела, КАК Александр смотрит на фотографию Катерины.

И вот теперь предстоял разговор.

Мария взяла на руки Валю, и пошла к мужу:

– Слушаю.

Александр был спокоен и уверен в себе. Он покровительственным тоном спросил:

– Перебесилась? Может, хватит дурью маяться, возвращайся, я прощаю тебя.

Мария слушала, и ушам не верила: оказывается она мучилась дурью, и Александр великодушно ее прощает. Он прощает ее!

Его слова обожгли ее, и Мария ответила:

– Я не буду жить с тобой.

– Глупости. Ты и так уже до базара докатилась, скоро вообще по рукам пойдешь.

– Надо же какая забота! С чего это вдруг?! Голодные дети тебя не беспокоили, а вот бывшая жена по рукам пойдет, это беда…

– Почему бывшая?.. Ты и сейчас моя жена.

– Формально. Но это легко поправить. Понимаешь, Саш, я без тебя могу.

Александр потер щеку, словно получил пощечину, и уже мягче сказал:

– Давай помиримся.

Мария отрицательно покачала головой.

– Ну, хорошо, прости меня! – раздраженно произнес Александр.

– Не нужно делать мне одолжений.

– Я сейчас заберу Валю, и ты никуда не денешься, придешь.

Мария рассмеялась – ну вот, дожили и до шантажа. Она протянула ему дочку и сказала:

– Ты отец. Имеешь право. Забирай. Расти. Сам. А я к тебе не вернусь.

Александр встал, прошел в коридор мимо протянутой ему дочери, неловко обулся и вышел, хлопнув дверью. Мария облегченно вздохнула: она боялась разговора, боялась мужа, боялась себя и не хотела, чтобы дети видели скандал. Кто его знает, как сложится дальше, но скандалы детям видеть ни к чему.

Возвращаясь на кухню, Мария вспомнила одну покупательницу: серая невзрачная женщина с тяжеленной сумкой, полной продуктов, попросила белые носки. Для мужа. «Он у меня носит только белые…», – с гордостью сказала она.

Стирает носки, наверняка, не он. Хорошо устроился... Господи! Ну почему мы, бабы, дуры такие! Ведь и сама я, не так давно… И если бы не Катька!.. Страшно ведь не то, что жена покупает мужу белые носки, а то, что она про себя забыла, стала прислугой, перестала быть личностью. Она положила ему под ноги свою любовь, а он об нее просто вытер ноги. Неужели в мире не осталось любви, или любовь – это выдумка мужчин, чтобы покрепче привязать к себе женщину, запудрить ей мозги, а потом изгаляться на всю ивановскую. Ну не верю я, что муж той покупательницы боготворит свою жену, носит ее на руках, скорее всего, гуляет напропалую, а жена… печет пироги, стирает белые носки и ждет мужа…

Я становлюсь циничной – подумала Мария, укладывая детей спать. Не может быть, чтобы все было так плохо. В конце концов, покупательница не выглядела несчастной. Может, ей доставляет удовольствие ждать своего благоверного. И Мария усмехнулась – такой нелепой показалась ей пара: серая невзрачная женщина и мужчина в белых носках.

И дались мне эти носки! – рассердилась Мария, взяла с полки книгу, чтоб почитать перед сном, но, что называется, голова до подушки…

Во сне кружились этикетки орловские, смоленские. И нужно было успеть выхватить из круговерти чистый хлопок, но лен кидал лассо двадцать седьмого размера, и весь хлопок превращался в полиамид. Потом пришла бойкая женщина, взяла мужу пять пар одинаковых носков: «А я всегда беру одинаковые. Это очень практично: потеряется какой, или порвется, всегда можно заменить». И Мария от теплого голоса этой женщины провалилась в глубокий сон без сновидений.

2

С утра моросил дождь. Базарные жались в палатках, и грелись, кто чаем, кто кофе, кто кофе с коньяком, а кто и коньяком без кофе. Были и те, кто бодрился водкой, но водка с утра – плохая примета: торговли не будет. Базарные судачили, но никого не осуждали, признавая за каждым право самому решать свои проблемы. И если человек не делает долгов, или возвращает их вовремя, остальное никого не касается. Марии это нравилось. На кафедре, где она работала до декрета, покопаться в грязном белье сотрудников считалось вполне нормальным. Там кости и Марии, и Александра, и Катерины были бы перемыты до блеска. А здесь, на базаре, захотела – рассказала, не захотела – никто не полезет в душу. Поначалу Мария удивлялась: в ВУЗе люди работают интеллигентные, а внутренней культуры намного меньше, чем у базарных. А потом поняла, первыми на базар пошли действительно интеллигентные, высокообразованные люди, к тому же битые жизнью. Вокруг работали то бывший инженер, то бывший научный сотрудник, врач, преподаватель… и далеко не все из них – опустившиеся люди. Большинство просто выживает. Кроме того, работали и студенты, которые таким образом зарабатывали на свое обучение. Как, например, Андрей – грузчик Марии…

Мария довольно быстро поняла, что со столика большого дохода не будет. Чтоб была хорошая торговля, нужен ассортимент и приторгованное место, то есть постоянное, и тогда появятся постоянные покупатели. Собственно, они у Марии появились быстро. Она сразу же начала торговать по принципу: покупатель всегда прав. Даже если он показывает носки, на пятьдесят процентов состоящие из эластана, и говорит, что ему нужен именно ТАКОЙ хлопок, для него эти носки становились хлопковыми. Кроме того, Мария всегда выслушивала покупателей. И когда соседи, подсмеиваясь над ней, говорили: «Зачем тебе это нужно?», она отвечала, что многие идут на рынок от одиночества, им не с кем поговорить. Ее называли «Мамой-Терезой». До одного случая: как-то бабулька, рассказав про стерву-сноху, телка-сына и непутевых внуков, только за то, что Мария выслушала ее, купила двенадцать пар носков – всем родственникам по три пары.

Дразнить Марию перестали.

Палатку она купила через четыре месяца работы на базаре. И сейчас новенькая, в бело-голубую полоску, палатка была покрыта сверху полиэтиленовой пленкой, закрепленной резинками с крючками на концах. На стенках висели футболки, взятые под реализацию, а на столике Мария выкладывала носки – теперь их было намного больше.

К Марии подошел Женя с обуви, из соседней палатки:

– Вот погодка! Я думал, базар не встанет.

– Это что-то другое может не встать, а базар встанет всегда, – усмехнулась Мария.

Женя демонстративно заглянул в декольте Марии, и деланно вздохнув, сказал:

– Хорошая ты женщина, Маша.

– Маша, да не ваша! – засмеялась Мария.

Женя до базара работал в конструкторском бюро. Началась перестройка, и стало нечего конструировать. Бюро закрыли, людей сократили. Жене исполнилось сорок. Он всю жизнь проработал на одном месте: как попал в КБ по распределению после университета, так до самого сокращения. С горя запил, и жена поставила условие, или ищет любую работу, или пусть катится со своей пьянкой к чертовой матери. Устроился работать у своего одноклассника продавцом обуви. С женой все равно развелся и теперь время от времени напивается и тогда плачет.

Мария жалела его, но, что называется, на расстоянии, то есть дистанцию держала, и поэтому Женя уважал Марию, и в минуты грусти неизменно вздыхал: «Хорошая ты женщина, Маша!». Мария пробовала поговорить с ним, мол, ты б не пил, глядишь, с женой помиришься, и жить начнешь по-человечески. Женя доверчиво слушал, обещал бросить, и… напивался снова. В конце концов, Мария перестала лезть к нему с сочувствием и советами. А какой смысл?

Стол от дождя был задвинут в палатку так, чтобы покупатели тоже были под крышей – кто ж захочет подойти к прилавку, если при этом за шиворот будет капать?.. Казалось бы, мелочь, а срабатывает. Бывает, кто-то просто спрячется от дождя, постоит-постоит, приглядит что-нибудь, да купит.

Одежду себе Мария старалась выбирать яркую, чтоб было видно издалека, и, если учесть, что товар в основном мужской, кофточки выбирала облегающие с глубоким вырезом. Соседи посмеивались: «Ну, Маша опять свои пышные сети расставила!», на что Мария отвечала: «Это мои аргументы и факты»…

И если приплюсовать уверенный приятный голос и готовность выслушать, торговля у Марии шла хорошо. Один случай вспоминали часто: двое мужчин долго перебирали носки у Марииной мамы, потом со словами: «У той женщины хлопок лучше», – пришли к Марии и купили те же самые носки, что и у мамы, только дороже. Мария смело ставила цены чуть выше, чем у других, для того, чтобы, когда нужно, сбавить – тоже хороший прием, который приводил к ней покупателей во второй раз.

И еще, Мария не чуралась никаких покупателей, будь то бомж, занудная бабка или какой придурок: «Раз они несут мне свои деньги, значит, заслуживают внимания. А деньги – всего лишь деньги, они ни лица, ни характера не имеют».

Итак: носки разложены аккуратными стопками, футболки висят яркими коврами, пустые сумки убраны в сторону. Мария сидит в ожидании покупателей. И первый не заставил себя долго ждать: импозантный мужчина с легкой нарочитой небрежностью в одежде попросил самые дорогие носки. Мягкий баритон, легкое недоумение во взгляде, мол, ТАКАЯ женщина, и на базаре… как бы случайное прикосновение к руке в момент передачи денег, обещание, что непременно зайдет еще…

Он ушел, а Мария так и осталась стоять, словно вырванная из реальности.

– У меня аж дух захватило, когда он подошел к тебе, – протиснулась в палатку вездесущая Наташка с женского белья. – Поздравляю, подруга! Теперь ты смело можешь считать себя состоявшимся коммерсантом. Знаешь кто это?

– Нет. Но… Что-то у меня мозги соображать перестали.

– Во-во! Фенечка бьет без промаха и атакует только успешных женщин, стосковавшихся по надежному мужскому плечу. Маш, это альфонс. Он уже стольких опробовал на базаре…

Мария рассердилась на подругу, решила, что та завидует, что не на нее обратили внимание. И потому холодно спросила:

– А ты-то откуда знаешь? И почему Фенечка?

– Помнишь Таньку с джинсы в центральном ряду. Которая работала напротив крыльца. Его рук дело. А Фенечка – потому что Феничев Александр.

При имени Александр Мария поморщилась, как от оскомины, – чего хорошего можно ждать от мужчины с таким именем?.. А Танька? Так, пить начала, вот и обанкротилась. Но… чем черт не шутит?! А вдруг Наташка права? Хотя, мне-то что? Мне и одного Александра надолго хватит. Да и сил нет на всю эту любовь-морковь, детей поднимать надо!

Но память снова и снова подбрасывала, то прикосновение, то приятный голос, то взгляд с поволокой, то обещание непременно зайти еще…

И Александр зашел. На следующий день к концу рабочего дня он, проходя мимо, как бы неожиданно увидел Марию, обрадовался, поздоровался, словно с хорошей знакомой, отметил, что сегодня нет дождя, спросил о настроении. Был предельно вежлив, учтив, тепло попрощался и, сославшись на, огромную, к сожалению, занятость, ушел.

Не успел он отойти, как в палатку заглянул Женя:

– Что за хмырь?

– Просто покупатель.

– Просто покупатель? Маш, в твоих глазах я вижу опасный блеск. Если твой просто покупатель здесь еще раз появится, я его поколочу.

Мария усмехнулась:

– Женечка, радость моя, у тебя покупатели...

Женя отошел к своей палатке. Обувь он показывал без особого энтузиазма, но парень с девушкой все не уходили. Девушка капризничала, просила показать, то одну модель, то другую, то тот размер, то этот... И чем сильнее Женя злился, тем медленнее примеряла, пока, наконец, не перемерила все ботинки подходящего размера, и тогда пошла по второму кругу. Женя психанул, и со словами: "Здесь вам не салон!" отказался показывать очередной ботинок.

Молодой человек тут же встрепенулся:

– Вы зачем грубите даме?! Покажите ваше свидетельство на право торговли.

– С чего это я вам буду его показывать? – заерепенился Женя.

– Обещаю вам неприятности!

– Сам лучше по сторонам поглядывай, подкаблучник…

– Ты!..

Голоса становились все громче, и базарные потихоньку стягивались, окружая скандалящих плотным кольцом, но пока не вмешивались. Девушка поначалу поглядывала по сторонам с гордостью, теперь повисла на парне:

– Пойдем отсюда. Ну их!.. Связываться еще… Идем…

Потихоньку она увлекла молодого человека прочь. Толпа расступилась, выпуская чужаков, и едва они оказались за пределами кольца, рассосалась.

Мария подошла к Жене, который начал складывать коробки с обувью в большой фанерный ящик:

– И какая муха тебя укусила? – строго спросила она.

– Маш, не трави душу, без тебя тошно, – раздраженно ответил Женя. Руки его сильно дрожали, и он практически бросал коробки с обувью в ящик.

– Сейчас ведь пойдешь, напьешься опять…

Женя резко повернулся к Марии, помолчал, отвернулся и начал складывать коробки ровнее. Потом снова повернулся и зло сказал:

– Хорошая ты женщина, Маша.

Мария ушла в свою палатку. От цветущего настроения не осталось и следа.

Рабочий день подошел к концу. Мария быстро сложила товар. Грузчик Андрей почти сразу же подкатил свою телегу. Погрузил огромные сумки и начал снимать полог с палатки. Между делом, рассказывал о том, как сдавал зачет по маркетингу:

– Тетка толстая. Зад себе отрастила – на двух стульях с трудом умещается. Сидит веером обмахивается. Я ей говорю: «Давайте, я первый отвечать пойду, мне на работу надо». Она мне: «На сессию нужно оформлять отпуск». А я ей, мол, грузчиком на базаре работаю. Там ни отпусков, ни выходных. Ты бы видела, как она как курица закудахтала: «Да как же это! Ты же такой молодой! Здоровье загубишь!». Короче, берет мою зачетку и ставит зачет. В общем, я сегодня даже поспать перед работой успел.

Мария слушала Андрея, и думала о том, что вот кричат, будто молодежь растет никуда не годная. А взять Андрея… отец умер от рака, когда Андрею было одиннадцать. Мать одна тянула сына на нищенскую зарплату детсадовской нянечки. Хорошо хоть двухкомнатная хрущевка есть. Мальчишка умный с тонкой ранимой душой. Ему бы музыкой всерьез заниматься. Он так хорошо чувствует музыку, разбирается во всех современных течениях и направлениях. Часто рассказывает о музыкальных вечерах в их семье, это когда еще был жив отец, который прекрасно играл на рояле, а мать пела. Рояль продали, чтобы поставить отцу памятник.

Учиться в университет пошел, чтобы изменить судьбу, вырваться из нищеты. Рвет жилы, таская тяжеленные тюки и сумки. Постоянно наготове ингалятор – Андрей астматик. Это, если можно так сказать, осложнение после смерти отца.

Андрей мечтает, что купит крутую машину, оборудует ее еще более крутой акустикой. Сделает тюнинг, стайлинг и отправится на стритрейсинг. Там фигуристая блондинка в топе и кожаной мини даст отмашку. И вот огненный дракон на капоте, дверях и крыльях мигая неонами, с бешеным ревом, перебиваемым низами сабвуфера, несется по ночной трассе, оставляя позади соперников, а он, Андрей, в комфортном салоне, обитом кожей, оборудованном кондюком, слегка касается руля и давит, давит на газ. Все, что вокруг, сливается, и остается только белая полоса дороги. Машина послушно летит сквозь ночь. Город, с его меркантильными интересами теряется далеко позади.

В этом месте Андрей с блаженной улыбкой замирал. Словно стоит только пошевелиться, и машина, проскочив поворот, слетит с трассы.

Но даже если и слетит, вечно молодой Андрей будет все так же давить на газ.

Мария снисходительно улыбалась: молодость противоположна вечности. Но разочароваться Андрей еще успеет, а пока пусть мечтает, и, заплатив ему за работу положенную двадцатку, Мария пошла домой. Точнее, поехала на трамвае. Настя поступила в художественную школу, и, в те дни, когда у нее были занятия, Костю из садика забирала Мария.

Теперь она была спокойна и уверена в себе. Жизнь её и ребятишек стала размеренной, стабильной. Накопить на будущее не получалось, потому что все деньги Мария вкладывала в товар, но и дети не голодали, были одеты-обуты. Кроме того, она взяла за правило: один день в неделю выходной. В этот день вместе ходили в парк, в бассейн или просто гуляли по городу. Мария переживала, что недостаток отцовского внимания скажется на развитии детей, и поэтому старалась занять их творчеством, и всякий раз, когда не сильно уставала, читала детям на ночь книгу. Хотя бы немного.

Вечером, выбирая книгу, Мария задумалась: надо бы для сына про героев почитать. «Пятнадцатилетний капитан»? – рано еще. «Пеппи Длинныйчулок»? – это для девчонок. «Карлсон, который живёт на крыше» или «Приключения барона Мюнхгаузена»? или «Питер Пен»? Нет. Наверное, лучше «Винни Пух и Все-Все-Все» – там о дружбе, а для мальчика это очень важно. Да и главы небольшие – дети не устанут слушать, и если честно, не хочется читать.

Но надо. Дружба важна не только для мальчиков. Взять, к примеру, Наташку, подружку с базара. Миниатюрная, подвижная, про таких говорят: «Маленькая собачка до старости щенок». До базара Наташка работала воспитательницей в детском саду. И, видимо, профессия наложила свой отпечаток: непосредственная, как ребенок, сразу потянулась к Марии, словно к матери. Любила пошушукаться, посплетничать, и была в курсе практически всего, что происходило на базаре.

Наташка была замужем. Успешный муж и двое детей: сын и дочь. Дочка училась в школе, а сын ходил в садик. Казалось бы, благополучная семья, но первое впечатление обманчиво: муж был начальником, и вел довольно-таки свободную жизнь, денег практически не давал, мог не приехать ночевать. Он любил детей, особенно сына. Но это не мешало ему менять любовниц. Наташка знала обо всех, или почти обо всех любовницах, очень быстро вычисляла новую, узнавала телефон, где живет. Мария удивлялась, зачем это нужно? От того, что узнала новую пассию мужа, легче-то не становится.

На базар Наташка пошла, чтобы обрести хоть какую-то независимость, ведь при хорошей мужниной зарплате она с детьми жила более чем скромно, и за каждую копейку, которую давал ей муж, отчитывалась перед ним. Но любую палку можно гнуть только до определенного предела, а потом она или ломается, или щелкает по носу. Наташка, перестав подчиняться, щелкнула. По самолюбию мужа.

Улыбчивая, легкая в общении, она быстро нашла на базаре друзей. Мария училась у нее легкому отношению к отношению мужа к ней. В конце концов, радоваться жизни вопреки – это ли не лучшая месть?..

Хотя, в мести нет ничего хорошего. Если человек мечтает о мести, желает ее, он не свободен. Вот бы стать равнодушной. Ровной душой. Ровно дышать. Вот бы вообще перестать вспоминать о том злосчастном щелчке выключателя. Щелчке, который выключил уверенность в себе, спокойствие, беззаботность, доверие мужу и веру в мужчин. Щелчке, который включил осознание себя как личности. Мария словно спала в теплой уютной постели, защищенной толстыми стенами от всего внешнего, и вдруг оказалась в центре огромного мира, о существовании которого за толстыми стенами и не догадывалась. И мир этот оказался настолько разнообразным и бесконечным. Если бы не Катька, Мария об этом мире, возможно, никогда и не узнала бы…

«Господи, что за чушь! Еще немного, и я начну благодарить эту распутницу, за то, что она сломала мне жизнь!», – Мария аккуратно прикрыла одеялком раскинувшуюся во сне Валю, поправила подушку Кости, погладила Настю и пошла в свою комнату. Сон долго не шел. Мария лежала и смотрела в окно на холодное серое небо, затянутое тучами. Дожди шли теперь чаще, деревья начали облетать, скоро наступят холода. Как же зимой-то на базаре? Но работают же люди! Базар встает всегда. В любую погоду. Хоть проливной дождь, хоть лютый мороз. Даже в штормовой ветер несколько палаток обязательно стоят. Какая сила гонит базарный люд на работу в любую погоду? Ведь не умирают же с голоду?! Почему тогда? Мария вспомнила слова своей мамы: «Я уже не представляю себя без базара. Сгорит – приду на пепелище, поставлю столик, и буду торговать!».

Резкий порыв ветра раскрыл окно, подхватил Марию и понес ее на базар, который стоял. Мария летела над палатками по широкому кругу. А в центре круга сидел Базар, и затягивал всех, до кого мог дотянуться, связывал, подчинял. Еще чуть-чуть, и он увидит Марию, и тогда у нее не будет шансов на спасение… Но Базар громко засмеялся: «Глупышка, я и есть спасение! Иди ко мне, и ты станешь сильной. Тебе нипочем будут ни холод, ни ветер. Ты встанешь даже с пепелища». Но среди щупалец Базара к Марии тянулись другие – бледные щупальца злокачественной опухоли. И смех Базара перебивал плотоядный шепот: «Ах, какая женщина! Мне б такую!».

3
  
    Мария ушла пораньше – дети дома одни. Веселая компания, справляющая в прибазарном кафе день рождения Наташки, даже не заметила того, как поредели ряды.

На улице стемнело, и Марии было диковинно слышать стук своих каблуков по базарной площади. Пустая, ни палаток, ни людей, площадь вызывала странные ощущения: Марии казалось, будто за стуком каблуков она слышит отзвук голосов, словно теперь, ночью, спрятанная от дневного света, проявилась другая, настоящая жизнь Базара. Незримые покупатели и продавцы вели нескончаемый торг. Марии казалось, будто она слышит интонации, и вот-вот, разберет слова. Но слова ускользали, однако смысл был понятен: «А это есть? У меня лучшее! Сколько стоит? Купите! Уступите немного? Недорого!».

Временами Марии казалось, что она слышит и другой голос, знакомый и незнакомый одновременно. Голос звал ее, разговаривал с ней, лично с ней! И это было странно. Марии хотелось бежать, но она лишь замедлила шаг. Потому что было приятно слышать именно этот голос. В нем ощущалась сила. Казалось, за этим голосом будешь как за каменной стеной, и более надежного места нет во всем мире. Послушай голос, встань за ним, и ты сама станешь сильной, и ничто не сможет тебя сломить. Ты сможешь подняться даже с пепелища…

Мария вдруг поняла, что слышит голос Базара. А над площадью витает дух Базара. Но даже не это главное: Базар живой. Покупатели и продавцы органы, части Базара. А говор торга – кровоток.

Мария остановилась, потрясенная этой мыслью, и тогда, в наступившей тишине, она услышала:

– Ты имеешь право на любое желание. Желать можно! Позволь своим желаниям проявиться…

О! как это здорово, желать! Не ограничивать себя. Любые желания…

Стоп!

Дети ждут.

И Мария прибавила шагу. Но вслед ей доносилось:

– Не бойся. Все можно. Чего бы ты хотела?

– Я подумаю о своих желаниях, – пообещала Мария, ощущая, как над площадью витают души торговых людей. Души, отданные Базару. Может, люди, хозяева душ, сидят сейчас у телевизоров в своих квартирах, готовят еду или спят, но души их витают над Базаром, вокруг Базара, внутри Базара. Они питаются Базаром и питают Базар. Они могут купить понравившуюся вещь дешевле или даже в рассрочку у своих, базарных. Они могут вечером, после работы, зайти в кафе, они могут… Да, все, что угодно! Они – это базарное братство, ничто не в силах сломить их.

И Мария может вступить в это братство. Нужно только пожелать.

Это было заманчиво. Впервые после того, как Мария ушла от мужа, ей предложили защиту. И хотя предложение было скорее мистическое, чем реальное, но Мария поверила, что так и есть.

А, может, просто ей хотелось, чтобы кто-то помог, поддержал, позаботился о ней. Она устала быть одна. Хотя, почему одна? Есть Настя, Костя, Валя. Они, конечно, пока маленькие, но Мария часто ловила себя на мысли, что не будь их, она давно опустила бы руки. Но ради своих детей вновь и вновь вставала и, превозмогая усталость, и уныние, шла на работу. В любую погоду и в любом настроении. Причем, работала так, чтобы была максимальная отдача, максимальный заработок.

Что это? Материнский инстинкт?

Возможно.

В любом случае нет в мире никого сильнее женщины-матери, если только она не похерила материнство. А таких, Мария видела часто: женщины, жалуясь на трудности, бросают детей бабушкам и дедушкам или вообще, в интернаты, в детские дома. Мария удивлялась, неужели они не понимают, от чего отказываются? От какой силы? Желая стать сильными как мужчины, женщины отказываются от силы, которая мужчинам и не снилась.

А, может, мужчины кичатся своей силой, только потому, что слабее женщин?..

Господи, всякая чушь в голову лезет! Надо было из кафе раньше уйти. И последняя стопка точно была лишней.

Хотя, почему чушь? Ничего не чушь! Многодетная мать-одиночка – это вам не шутка. Она ведь ради детей все что угодно сделает. Почему она? Я! Я – многодетная мать-одиночка. И я могу сделать все что угодно!

Нет.

Не все.

Не украду. Не убью.

А, может, просто еще не испытывала отчаяние такой силы, чтобы украсть и убить?

Нет!.. Моя сила в том, чтобы не допустить такой ситуации ни для себя, ни для детей.

А пока, скорее домой и спать. Завтра снова на базар, на работу. Как я устала. Может, выходной взять? А за Валю чем платить? Конец месяца как ни как. Грудь болит. Пора Валю отнимать от груди. Это ж, сколько бессонных ночей, пока она привыкнет? Врач посоветовала сказать ребенку, что у мамы титя болит. Дочка любит маму и поэтому откажется сама. Надо попробовать. Вот сегодня и попробую.

Дома Валя, после слов Марии о том, что болит титя, прижалась к маме, нежно погладила грудь и, преданно заглядывая в глаза матери, спросила:

– Бона?

Мария кивнула. Валя нежно поцеловала мамину грудь, вздохнула, свернулась калачиком и уснула. Мария долго крепилась, а потом не выдержала, и потекли слезы. А вместе со слезами потекла боль. Не та, придуманная, а настоящая – когда отчаявшийся человек сталкивается с подлинной любовью. Что, как ни любовь, ни безоговорочную веру маме, увидела сейчас Мария? Вот она, дочка. Маленькая, но уже Человек, который ради того, чтобы не причинить боль любимому, отказался от, пожалуй, самого важного в своей жизни.

Вот она, подлинная сила. И куда до нее мужчинам или базару.

Ни благодаря базару я встаю в любую погоду – дети дают мне эту силу. Их любовь и вера в меня. И я клянусь перед Богом, перед маленьким Человеком, совершившим Поступок, что добьюсь уважения. Жизнь положу на то, чтобы дети гордились мной. Через голову перепрыгну, чтобы быть им интересной. Буду слушать современную музыку, научусь пользоваться компьютером и Интернетом. Научусь разбираться в том, что им интересно. Чтобы потом, когда вырастут, они не стеснялись меня перед своими друзьями, чтобы с гордостью говорили им: «Это моя мама!». Ради своих детей, я, буду, счастливой!

Мария спала без снов. Утром проснулась спокойной и уверенной в себе. Словно теперь все встало на свои места. Марии больше не нужно было ждать, что кто-то обратит внимание на нее, пожалеет, посочувствует. Теперь, она сама могла пожалеть или посочувствовать другим. Она решала с кем быть и какой быть. Вроде, и раньше так было и ничего не изменилось, но изменилось все.

Мир стал другим.

Хотя нет – другой стала Мария.

На базар пришла новая женщина.

Раскладывая носки, Мария подумала, что пора сменить ассортимент. Буду торговать игрушками. И по налогам скидки за детский товар, и ребятишкам можно будет на базе игрушки покупать. Денег надо бы…

– О чем задумалась? – прервал ее размышления бархатный голос Александра Фенечки.

– Да так, дела торговые, – улыбнулась Мария. Ей нравился Александр: такой обходительный, внимательный. Позавчера он приглашал ее в ресторан, а потом в гостиницу.

В ресторане Мария чувствовала себя неуютно, но только первое время. Александр держал себя так, словно она была, по меньшей мере, королевна в шелках и бриллиантах. А то, что официантки и служащие гостиницы разговаривали с Фенечкой как со старым знакомым, списывала на особое умение Александра общаться, ведь ей он помог преодолеть скованность.

Он предлагал Марии остаться в гостинице до утра. Но дети... И тогда Александр вызвал такси, и отвез ее домой.

Вчера она Александра не видела – на свой день рожденья Наташка его не позвала. И сейчас он стоял у палатки и, не обращая внимания на прохожих, широко улыбался. А на небе светило солнце. А на деревьях золотом отливала листва.

– Задумка есть одна, – сказала Мария, – хочу товар поменять.

По лицу Александра промелькнула тень. Но уже в следующий миг улыбка стала шире.

– Я могу для тебя товар закупать.

Все так же светило солнце.

Все так же отливала золотом листва.

Все так же улыбался Александр.

Звериным чутьем матери, охраняющей детенышей, Мария поняла, что стоит отдать Фенечке деньги, и она больше не увидит ни его, ни денег. Но отказать, значит оскорбить недоверием. Что же делать?

Мария продолжала улыбаться.

Он наверняка не сомневался бы…

Но Мария не Фенечка. Ее достоинство не позволяло оскорбить человека недоверием.

Но и дети не должны пострадать…

Ее взгляд стал холодным:

– Спасибо за предложение. Я подумаю, – сказала она и прямо посмотрела в глаза мужчине.

Александр стушевался и, пробормотав что-то извинительное, ушел.

Мария поразилась спокойствию, которое не оставило ее, но стало сильнее. Словно мужчина спросил белые носки, а она ответила, мол, закончились.

И вообще, сейчас важнее было другое: как наиболее безболезненно сменить ассортимент?.. Менять частями бессмысленно – слишком уж разный покупатель. Менять нужно все враз. Товар, который взяла под реализацию, можно вернуть. Носки допродаст мама. Но на закупку игрушек нужны деньги. Много и сразу. Где занять?

И снова размышления были прерваны – в палатку заглянула Наташка:

– Маш, колись, что у вас тут с Фенечкой произошло?

– А с чего ты решила, что что-то произошло?

– Такой кислой физиономии я давно не видела.

– Денег ему нужно.

– И ты не дала! Какой облом! Столько обхаживал и впустую.

– Понимаешь, Наташ, у меня словно пелена с глаз опала, словно выключатель какой сработал. Я вдруг увидела этого потаскуна во всей его неприкрытости. День-то какой хороший, так свободно дышится!

– То есть, ты хочешь сказать, что голова у тебя после вчерашнего не болит?

– Болит. Но по другому поводу: хочу сменить товар, деньги нужны.

– Та-ак! Похоже, я что-то пропустила. Ты двигаешь Фенечку и собираешься поменять товар. Кто ОН?

– Наташ, ты не поверишь, но ЕГО нет.

– Ты права, не верю.

– И тем не менее. Не все в этом мире крутится вокруг мужиков. Я черпаю из другого источника: дети.

– Фу, как скучно!

– Зато надежно.

– Дети вырастут, и ты им будешь не нужна.

– Ну, что ж? Постараюсь к тому времени найти себе достойное занятие. Не знаешь, где денег занять. Много.

– Знаю.

И действительно, Наташка свела Марию с неким Виктором Петровичем. На вид неказистый мужичок, торговал всякой шелупонью. И не подумаешь, что у него могут водиться деньги. Он без проблем занял Марии нужную сумму под проценты на месяц. Мария удивилась, что так легко получила кредит, на что Наташка усмехнулась:

– На базаре каждый на виду, и если ты не интересуешься другими, это не значит, что другие не интересуются тобой.

Вместе с товаром Мария сменила и одежду: теперь у нее была белая курточка и белые брюки. На замечание соседей: «Стирать замучишься!», Мария отвечала: «Меня должно быть видно издалека – я не хочу потеряться на фоне ярких игрушек».

Торговля пошла бойко, потому как, будучи многодетной мамой, Мария хорошо разбиралась и в потребностях детей, и возможностях родителей. Некоторые постоянные покупатели из носочных перекочевали в игрушечные. Та же бабулька, рассказав в очередной раз про стерву сноху, телка сына и непутевых внуков, купила внуку настольную игру с фигурками скелетонов, гоблинов и мутантов, а внучке мяукающую пушистую кошку. Но самым забавным было, что некоторые мужчины из постоянных покупателей вспомнили, что у них есть дети, и покупали теперь то машинку сыну, то куклу дочери.

4

Шепот базара о праве на желания постоянно звучал в голове. Он сулил, обещал… И Мария решила, что пришла пора…

Так получилось, что обручальное кольцо она продала в первые чёрные дни, и на вырученные деньги какое-то время выживала. И теперь у нее не осталось золота. Не сказать, чтобы оно ее привлекало, но тут захотелось приобрести золотое кольцо, как доказательство своей состоятельности. И не для других, для себя – что она способна не просто выжить, но и жить.

Едва Мария осознала свое желание, как голос зазвучал громче, четче… Мария все чаще начала задумываться о золотом кольце. Она представляла его: легкий желтый обруч украшенный белыми прозрачными камушками. Мария мысленно надевала его на безымянный палец правой руки…

Но выдернуть крупную сумму из товарооборота… Этого она позволить себе не могла.

Решение подсказала вездесущая Наташка: скоро у Марии день рождения. Нужно объявить всем, что Мария хочет купить себе кольцо, и поэтому подарки будет принимать деньгами.

В назначенный день, не смотря на промозглую слякоть, было жарко и весло. В глубине палатки Мария отгородила занавеской стол. Море горячительного и горячая, разогретая в магазине, закуска привлекали все новых и новых гостей. Кого-то Мария знала хорошо, кого-то – по именам, кого-то – только в лицо. Кто-то шел со своей закуской и выпивкой. И когда вечером она подсчитала подарки, оказалось, что на кольцо может хватить. И это было более чем удивительно! Потому что дарили по двадцать, тридцать, пятьдесят рублей. А набралось полторы тысячи! У Марии не было на базаре столько знакомых. Наташка, восхищенно глядя на подругу, прошептала:

– Мистика! Пойдем скорее в ювелирный магазин.

Возбужденные чудом женщины вошли в залитый светом зал. Ошеломленные блеском, многократно отраженным в зеркалах, они подошли к консультанту. Молодой человек, оценивающе оглядев подруг, выложил на стол бархатную планшетку с кольцами. Но Мария не обратила внимания на планшетку. За стеклом витрины лежало кольцо – легкий желтый обруч, украшенный белыми камушками. Именно тот, который она видела в своих фантазиях. И стоило это кольцо как раз полторы тысячи. Мария показала консультанту на него.

– Это не ваш размер. Оно вам будет мало, – снисходительно ответил молодой человек.

Мария разочарованно вздохнула и принялась примерять кольца. Но ни одно не лежало к душе. В конце концов, она снова показала на то. Консультант усмехнулся и достал планшетку из витрины. Протянул кольцо Марии. Она надела его и на безымянный палец, так как это делала не однократно в своих мыслях, и… оно подошло!

Консультант со слащавой невозмутимостью ответил:

– Видимо, оно ждало именно вас.

Весть по базару пронеслась молниеносно. Умер Миша с мягких игрушек. Он, как обычно, среди первых пришел на работу, развешал игрушки, взял стаканчик кофе, но не допил: посерел лицом и осел на землю. Соседи по палатке вызвали неотложку, но медики на базар не спешили. А когда приехали, констатировали смерть. До приезда милиции сказали ничего, и тело в том числе, не трогать. Поэтому Мишу прикрыли покрывалом, и так он, в окружении зайчиков, медвежат, собачек пролежал до самого вечера.

Торговля шла своим чередом, но вполголоса: Мишу уважали. Он был одним из ветеранов базара – одним из первых поставил палатку. Никому не завидовал, интриг не плел, дорогу никому не переходил, в чужой карман не заглядывал. Торговал себе потихоньку. Веселой, доброй души человек. Жизнерадостный. Мария удивлялась, почему он на базаре? Неужели для него лучшего места не нашлось, но Миша никогда не жаловался.

Мария познакомилась с Мишей когда стала торговать игрушками. Он давал ей своих пушистиков, она их хорошо продавала. Иной день продавала больше, чем Миша со всей своей палатки. Как-то заметила, что он прихрамывает. Естественно, спросила, что с ногой. Миша грустно усмехнулся и рассказал, как пошли вместе с друзьями на рыбалку. Нужно было перейти через железную дорогу. На путях стоял товарняк. Обходить было лень. Решили пролезть под вагоном. Миша был последним. Поезд неожиданно тронулся. Мишу зацепило и проволокло с километр. Ногу отрезало почти сразу. По щиколотку. А хромает?.. протез трёт. Раньше был спортсменом. Спасибо жене, Светлане, справился с этим. Потом дочка родилась. Надюшка. Умница. Учится на одни пятерки. Света медсестрой в больнице работает. Там и познакомились. Хочется еще сына, да что-то не получается.

Как это не справедливо, такой хороший человек и умер. Мало того, целый день пролежал в центре базара на всеобщем обозрении. Хоть и прикрытый, а все равно. Было в этом что-то бесстыдное, бесцеремонное. Нельзя так с умершими. Нельзя так со смертью. С ней нужно уважительно. Если дату рождения еще как-то можно предвидеть, то про смерть известно только одно: она будет непременно. А вот когда?..

В тот день все базарные говорили о смерти.

И о жизни.

Мария подумала: случись с ней что, и останутся дети одни.

Кому они нужны, кроме нее? И кому она нужна, кроме них?

И то, пока не выросли. А потом, свои заботы, свои проблемы, свои семьи. А, Мария останется одна.

Человек одинок. Любой человек. Каждый. Только не все об этом знают.

Говорят, кто предупрежден, тот защищен. А как защитит меня знание об одиночестве? Перестану от этого быть одинокой? Нет, конечно. А вот не рассчитывать на других, и тем самым избежать разочарований. Получается в моей жизни, будет только то, что смогу сделать сама. А счастье? Выходит, и счастье мое не зависит от других. А как же любовь? Или не важно, любят ли меня, важно, люблю ли я. А люблю ли я кого-нибудь? Кроме детей, конечно. Никого. Как же тогда могу стать счастливой? А ведь я в этом поклялась.

Мария автоматически рассказывала покупателям об игрушках, а мысли ее были далеко. Что в жизни пошло не так? Почему она осталась одна. Винить Катерину бессмысленно – ни она, так другая. Важно, что это, в принципе, стало возможным. Ведь жили же душа в душу. Куда все ушло? И когда? Когда перестали смотреть в глаза друг другу? Когда перестали интересоваться друг другом? Привыкли? Стали не интересны друг другу? А ведь было время…

Мария вздохнула: чего уж теперь. Наверное, и ее вина была в том, что Александр изменил. Закопалась в пеленках, кастрюлях, приборках, постирушках, и муж отодвинулся. Перестала рассказывать ему о себе и перестала его слушать. И Катерина тут как тут, какая же я была дура! Слепая. Растворилась в муже, в доме в детях. Когда в последний раз сделала что-то только потому, что хочу, а не потому, что надо. Когда в последний раз сходила в кино, почитала книгу для себя, а не детям?.. Воистину, мне нужна была встряска, чтобы вспомнить, что я – Человек, а не бытовая приставка. Дом домом, семья семьей, но нужно помнить и о себе. Человек, который перестал развиваться, становится не интересен другим. А что касается близких… оставаться интересным близким гораздо труднее. Потому что, привыкаем и перестаем замечать. И тогда хочется чего-то нового…

Работа не шла, и Мария сложила товар пораньше. К Мишиной палатке не пошла – не было сил видеть ботинок, торчащий из-под покрывала. А яркие игрушки висели укором: как оказалось, никто не знал домашнего телефона Миши, и где именно работала жена, тоже не знали. Вот она ждет его домой с продуктами, с деньгами. Да, при чем здесь деньги?! Она ЖДЕТ ЕГО. А он умер. ОН УМЕР! И этого нельзя изменить никак! Можно что-то сделать, пока жив. Как бы трудно не было, но можно! А когда умер?.. Что значит мое одиночество, рядом с одиночеством Светланы?..

Визг тормозов вырвал Марию из оцепенения:

– Дура!.. Куда прёшь!.. На тот свет захотела? Зальют глаза!..

Мария проглотила комок: она действительно не видела дороги – глаза заливали слезы. И поделиться не с кем.

Домой пошла пешком. Потому что не хотела нести детям свою боль. Она хотела, чтобы дети видели ее всегда радостной. Но сегодня радости не было. Да и чему радоваться? На небе позднеосенняя хмарь, временами принимался моросить дождь. Дома пустая холодная постель. Мария, конечно, справится, но, Господи, как же тяжело!

Сегодня она впервые увидела Наташкиного мужа. В дорогой куртке, в хороших джинсах. Но когда он зашел в Наташкину палатку и сел, закинув ногу на ногу, Мария увидела дешевые китайские носки. И первой мыслью было: скупердяй. Этот человек любит пускать пыль в глаза. Но жить с таким… А вот Наташка живет.

Интересно, а какие носки предпочитает мой муж?

Черные, с добавкой полиамида для прочности. Без рисунка или с минимальным: чтоб никакого выпендроза. Не самые дорогие, но и не самые дешевые. Практичные. Нормальный человек, трудяга. С чувством собственного достоинства и без огромных амбиций. Не самый худший представитель той половины человечества. Во всяком случае, лучше Мария не встречала.

Но все в прошлом.

Чего уж теперь. Что сделано, то сделано. И Мария не жалела об этом. Просто, сегодня было особенно одиноко.

Все! Хватит раскисать! Пора взять себя в руки. Скоро у Насти день рожденья. Надо бы подарить ей набор хороших красок и кистей – она давно просит. Зайду в художественный салон, он еще должен быть открыт.

Раньше (давно уже) Мария частенько заходила в художественный салон просто, как в музей. Картины, поделки умельцев, антикварные вещи – все пропитано творчеством. А запах! Мария закрывала глаза и дышала, дышала. Праздник души, да и только. Столько тепла, столько любви в картинах, поделках, вещах. Это не ширпотреб. Все эксклюзивное. В каждой мелочи индивидуальность. В каждой вещи любовь.

Марии не хотелось уходить из салона. Она окунулась в свою юность. И продавщица, словно чувствовала это, не торопилась подойти к ней. Но время не растянешь до бесконечности, и Мария с двумя коробочками: красок и набором кистей, вышла за дверь. Дождь закончился, и, не смотря на то, что небо оставалось хмурым, воздух просветлел.

И на душе тоже просветлело. Потому как прикосновение к тому, что сделано с любовью, дарит душевное тепло. «А я ведь в юности мечтала рисовать, – подумала Мария, – приду домой, порисуем с Настёной».

Всю дорогу Мария гладила коробочки, словно пыталась на ощупь определить краски будущей картины: солнце, небо, горы в цветах, девушка на вершине, ветер вырвал из ее рук шарф и понес его в долину, а там бежит прозрачная речка, и на берегу дом. Тонкая ниточка дыма тянется вверх, а у порога стоит белый конь.

Мария увидела у дома машину мужа.

Шум был слышен на лестничной площадке, а когда открыла дверь, от визга заложило уши. Посреди комнаты была куча-мала. Дети наседали на отца, а он подкидывал их, ловил, щекотал, бодался. Раскрасневшиеся, с горящими глазами дети прыгали, визжали, и, если бы существовал измеритель детского счастья, то он бы, сейчас, зашкалил.

Увидев Марию, дети замерли. Александр с извиняющимся видом поставил Костю на пол, но уже в следующий миг подхватил разогнавшуюся Валюшу. На столе в вазе стоял букет хризантем. Яблоки, груши, апельсины, конфеты лежали на столе и были разбросаны по полу.

– Вот, мы тут немного намусорили. Сейчас уберем, – извиняющимся тоном сказал Александр.

Мария молчала. Не потому, что сердилась – она просто не знала, что сказать. Ведь если бы Александр пришел вчера, она выгнала бы его, а сегодня… Наверное, жизнь дает нам людей тогда, когда мы готовы их принять.

Александр подошел к Марии:

– Ты меня простишь?.. Я не могу без вас.

Ребятишки обступили Марию. Они дергали ее за руки, теребили одежду, снова и снова повторяли:

– Мам, ну, прости папу, ну, прости, а?..

Александр стоял сдержанный, подтянутый, и смиренно ждал ее решения. А ей хотелось выглядеть строгой и неприступной, но в душе она была счастлива. Увидев сейчас Александра, она поняла, что любит его, и всегда любила. И чтобы понять это, нужна была встряска. Спасибо Катерине.

© Самойлова А.А., 2009. Все права защищены
    Произведение публикуется с разрешения автора