Две родины

Две родины есть у поэта: одна, в которой он родился и вырос, другая, о которой он видит сны. Одна – Киргизия, с ее грустными песнями, горами и свободой. Другая – Россия, с ее золотыми полями, степями и солнечными лучами. «Я вольный пахарь, я орел в степи. Люблю я обе Родины мои», — пишет Тимофей Черкас, поэт-песенник, выросший в Киргизии и недавно уехавший на землю своих предков – на Дон. Первая публикация стихов Тимофея Черкаса.

Интервью с синей птицей

— Где ты летаешь, синяя птица?
По небу какому? На какой высоте?
Что видела ты? Что тебе снится?
Носишь ли счастье на синем хвосте?

— Там я летаю, где черные скалы
Пиком уходят за облака.
Видела много! Снов не видала.
Счастье умчалось, но не навсегда!

— Слышали мы, что потепленье,
Будто скоро забудем, что есть зима?
И будто природное это явленье
Ты нам накаркала нынче сама?!

— Каркала много, каркала часто,
Вы не судите меня, господа!
Но только меня обвиняют напрасно,
В пакости этой моего нет следа!

— Слышали мы, что синяя птица
Счастье приносит, кто-то сказал?!
Будто осталась лишь единица?
Он даже дом и чердак указал!

— Ну, насчет дома не обманул он,
И про чердак соизволил не врать.
Но насчет счастья — он вам придумал!
Может, в соседних чердаках поискать?

— То в Барнаул ты летаешь, то в Ригу,
Тебе по плечу любая страна!
Слышали мы, что в Красную Книгу
Как единица ты занесена?!

— Даже не знаю, что вам ответить? -
Птица сказала, тихо смеясь. -
Кто говорит вам гадости эти?
Кто на ворон вылил всю эту грязь?

— Так вы ворона? Что за издевки?
Кто вам позволил здесь сочинять?
Кто голубою кровью вас метил?
Кто вам позволил синею стать?

— Ну, начинается! — Птица сказала. -
Разве виновна я в том, что вчера
Жертвой художника глупого стала,
Вырваться только насилу смогла!

P.S.
Так интервью мое не состоялось.
В редакции нашей был жуткий скандал.
Веры в людях почти не осталось,
И интервью я брать перестал.

***

Азиатская полулуна
Мутно-желтая, будто дыня,
Над мечетью висишь, как святыня,
И всю ночь отрываешь от сна.

Я ни вижу, ни снов, ни видений…
И луны поднакушенной свет
В мою душу врывается трелью,
И не спится мне тысячу лет.

***

В доме у нас прохудилась крыша,
И капает дождь в медный таз на полу,
И в щель потолковую ясно я вижу,
Как туча огромная съела луну.

Как звезды, горохом осыпались в небо
На черном ковре, не собрать их в кулак,
И небо в горох – булка черного хлеба
Которого мне не осилить никак.

***

Мне тебя иногда видеть хочется птицей,
и летишь ты, как птица, высоко-высоко,
и несешь мне весну с журавлиной станицей,
я глаза закрываю, на сердце тепло и легко!

Мне тебя иногда видеть хочется ливнем,
пусть так холодно, и без зонта нелегко устоять,
но закрою глаза и представлю, что я в пальто зимнем.
и тебя, словно ливень, сильнее охота обнять!

Мне тебя иногда видеть хочется небом,
к постоянному взору ты привыкла давно,
я гляжу на тебя, с облаков ветер лепит узоры,
и ревную я жутко, и ветер сильнее на зло.

Мне тебя иногда видеть хочется всюду,
в магазине, на улице, на опушке лесной,
в ресторане десертом к любимому блюду,
но всего больше дома, и рядом со мной!

Мне тебя иногда видеть хочется чаще,
весной, осенью, летом, зимой,
потихоньку, чуть слышно о любви говорящей,
и когда снегопад, и когда пылкий зной!

Мне тебя навсегда видеть хочется рядом,
утром, вечером, ночью иль днем,
ты одна на всю жизнь и другой мне не надо,
ты одна помещаешься в сердце моем!!!

***

Каждый день, когда проходишь мимо,
Сердце скрыв, свинцовою броней,
Ты и я – мы жизни пилигримы
Нас несут муссоны и гольфстримы,
Мое сердце сыпется золой!

Ни дождя, ни снега не пугаюсь,
Но ржавеет сердце день за днем,
Если я с тобой не повстречаюсь.
Если ж встречу, то в любви покаюсь,
Вспыхнет сердце ласковым огнем!

Но уносит пыльными ветрами
Наши души, выше в синеву,
В сердце реже разжигаем пламя,
Растеряли пылкое желанье,
Ты не ждешь, и я не позову…

***

В профиль фея, в анфас богиня,
для чего ж вы явились на свет?
И влюбляюсь я в милое имя,
и несу при вас всяческий бред...

Рассказал бы, дождливою ночью,
что стоял я под вашим окном,
и увидеть вас думалось очень,
но вы бредили снившимся сном.

Мне упавшею с неба казались,
мое сердце задевшей звездой,
да любовь, но не больше чем шалость,
и не меньше, чем шар наш земной!

Я гляжу в небо, полное синя,
и не знаю, где эта звезда?
В профиль фея, в анфас богиня,
навсегда это все, навсегда!

***

Ее глаза уставшие бездонны,
в них океан весь мировой,
и боль в груди в час роковой,
как на Голгофе, у Мадонны.

Бывало так, что сотни глаз
без толку проливали слезы,
а у нее лишь брови-грозы,
но слез, не видел я не раз.

Такая жизнь проблем не счесть,
сменил рубаху я на китель,
и чтоб спасти ее обитель,
отдам я собственную честь.

Когда уставшие за день
глаза смыкаются сонливо,
в них вижу я морей приливы,
и набегающую тень.

В них вижу мир я в суете,
закаты вижу и рассветы,
вопросы вижу, и ответы,
и в счастье вижу, и в беде.

***

Там, где ночь седая пала,
Спать ложилась под забором,
Ты в избушке ночевала,
Не задергивая шторы.

Я ревнивым не считался,
Но теперь ревную жутко.
Ночью месяц любовался,
И влюблен в тебя он будто…

На твое нагое тело,
Сарафан, накинув ночи,
И смотрел в твои он смело
Серо-угольные очи.

А мне снились небылицы,
Жемчуга да изумруды,
Только месяцу не спится,
Он твои целует губы!

***

Все белым замело сегодня снегом,
пушистым словно вата, словно пух,
а жизнь моя, не хвастая разбегом,
устала и работает до двух.

И падает душа моя на белый-белый пол,
и тело поостыть в снегу, не минув,
ложится добровольно на операционный стол,
на белую, пушистую перину.

Я отдаю все органы, вот почки, вот глаза,
вот печень, селезенка, вот желудок,
но только в вашем теле не поместится душа,
упрямая и гордая зануда!

Мне трудно отдавать того, что не мое,
мне жаль того безумного калеку,
но сердце не берите, оно уже давно,
принадлежит другому человеку!!!

***

Если в ночи будет холодно,
Ты позови!
Если в степи будет голодно,
Ты позови!
Если душа разрывается,
Ты позови!
Если мечты не сбываются,
Ты позови!
Видишь на небе, яркие звезды зажглись?
То торжествует планета с названием – Жизнь!

Если весна стала осенью, 
Ты позови!
Если стихи стали прозою,
Ты позови!
Если отрезана реками,
Ты позови!
Если согреть тебя не кому,
Ты позови!
Сердце печалью томимое, ну-ка уймись,
Ведь торжествует планета с названием – Жизнь!

Если тоска тебя мучает,
Ты позови!
Сердце болит и не слушает,
Ты позови!
Если желаешь покаяться,
Ты позови!
В одиночестве устала маяться,
Ты позови!
Взгляд устремился в сине – зеленую высь.
Вновь торжествует планета с названием – Жизнь!

Где снегопады обрушились,
Ты позови!
Где камнепады дороги порушили,
Ты позови!
Если ливни тропы размыли,
Ты позови!
Если друзья к тебе путь позабыли,
Ты позови!
Зимнее солнце в небо ввысь поднимись,
В сердце людском торжествует планета – Жизнь!

Если дом твой разрушен,
Ты позови!
Если покой твой нарушен, 
Ты позови!
Если все песни печальные,
Ты позови!
Если не спится ночами,
Ты позови!
Мы на планете, сильнее за руки держись!
Слева и справа планеты с названием – Жизнь!

Если болезни ослабили, 
Ты позови!
Если ласки желаемы,
Ты позови!
Там где метели с морозами,
Ты позови!
Там где весенние грозы,
Ты позови!
Птицей сентябрьской в мое окно постучись!
Ты и я, планеты с названием – Жизнь!

Пусть не весна уж, а лето,
Ты позови!
Песня моя пусть допета, Ты позови!
Пусть меня нет уж на свете,
Ты позови!
Если хочешь, будем вместе?
Ты позови!
Камнем гранитным в душу мою ворвись
Все мы осколки планеты по имени – Жизнь!

Там где листва осыпается,
Ты позови!
Там где река разливается,
Ты позови!
Звезды с небес если падают,
Ты позови!
Хрупкое счастье не радует,
Ты позови!
Звездные реки неоном растеклись,
Пусть торжествует планета с названием – Жизнь!

***

На опушке леса в маленькой избушке
Ведьма колдовала,
Приворотным зельем, хлебом — пирогами
Гостя потчевала.
Гость красив и складен, с черными бровями,
С черными усами.
Говорит он ведьме: — Та счастлива будет,
Что моею станет!

Ведьма ворожила, пепел ворошила,
О любви гадала.
Гостя спать ложила — колдовская сила,
Да всю ночь ласкала.
Спали в стогах сена, васильки да травы,
Губы слаще меда.
Волосы у ведьмы — пахнут пряной мятой,
А в глазах – болото.

Пришла, околдовала, колом вбила в сердце
Свое имя – ВАРЯ.
Губы целовала майскою ночью,
И в избушке варит
Меды колдовские, косы распустила
И до пят разделась,
И венок по речке вербовый пустила
В мою душу въелась

— Буду я твоею верною женою, 
Вечно буду рядом.
А если обманешь, стану тишиною,
Буду твоим адом…
Конопляным маслом смазывала сердце,
Крестик целовала.
Красотой манила, душей завладела,
А к утру пропала.

Стонет, изнывает душа – ежевика
Сладостною болью.
На опушке леса – ни стона, ни крика,
Притаилась молью.
Соль и кровь – часть жизни,
Продолженье света.
Колдовским настоем в мою душу прысни
Ласковое лето.

***

Как сказать тебе, что люблю?
Не спугнув притом, не обидев,
Красоту не земную твою,
Величайшее из открытий!

Я рисую порой ночной,
На бумажном листке округлом.
Нежным контуром образ твой,
Вместо лампы, огарок обуглый.

Закрывая на миг глаза
Тебя вижу при лунном свете,
Ты по полю бежишь на рассвете,
И звенит под ногами роса.

Ты небесная, вне земли!
Не достигнуть тебя мне, если
Все надежды о счастье ушли,
И отпелись о счастье песни.

Каждый день за правило взяв,
Улыбнувшись, проходишь мимо,
И лишь я, как вкопанный встав,
Повторяю любимое имя.

В нем и осень мне и весна,
И зима в нем моя, и лето!
В нем едва мне хватает сна,
В нем так много лилового цвета!

Песню лунную звонче пой,
под дождя монотонные ноты!
Попрошу я: останься со мной?!
А в ответ тихо скажет: Кто ты?

***

Если б знать что ты где-то есть,
В этом городе, иль в этом мире,
Как же мы друг без друга жили?
Я бы смог в твоем сердце прочесть.

Если б встретить тебя успеть,
Пока молод, пока я в силе,
Как же мы друг без друга жили?
Я б в глазах твоих смог разглядеть.

Ну, а если друг друга сыскать,
Не судьба нам в сегодняшнем мире,
Мы себя бы заочно простили,
Лишь бы в следующей жизни сыскать!

***

Я устал быть твоею собакою,
С поводком за тобою ходить
По аллеям осеннего сада,
И за кость с миской супа любить.

Не достиг я высот предназначенных,
И приходится жалобно выть,
Стала жизнь моя жизнью собачею,
И не хочется более жить.

***

На седмицу от крещения,
В окончанье января
У тебя прошу прощения
Не любимая моя.

Не могу тебе быть другом я,
И любимым не могу,
И крещенской синей вьюгою
Подалече убегу.

Ты не жди меня на улице,
Я к тебе уж не приду,
И не надо в лица щуриться
Я и мимо не пройду.

Не ищи меня разлюбая,
От тебя на сердце муть,
Покатился в яму кубарем
Мне к тебе уж не свернуть.

Обитаю на Кузнечке я,
Там где церковь за рекой,
И не надо ставить свечки
За мой скорый упокой.

Я прошу, не надо гадости
По столице разносить,
И моей нелепой страсти
Все попытки позабыть.

Ты кусок собачьей радости,
Миска с барского стола.
Ты чужая, не родная ты,
И любимой не была.

***

C тобой быть рядом наслажденье,
Блаженство, нега, словом сласть.
Твое не долгое явленье, 
Твоя не видимая власть.

О, Муза, правь, господствуй, властвуй,
Тебе я в руки отдаю
Мою судьбу и жизнь мою,
В которой ты царица, царствуй!

Я только одного прошу,
К твоим коленям опускаясь,
Мне Музой будь, почаще вдохновляя,
И я на славу послужу!

***

Ты уйдешь, на пороге оглянешься,
Как когда-то. Уставшая ночь
Растворится, и ты не оглянешься
Без прощаний, без сутолок, – прочь.

Mon Amour, мой немного терпения,
Я не вечен, немного еще.
Ты уйдешь, и я к отступлению
Буду сердце готовить свое.

Ты уйдешь предрассветною дымкою
Мы расстанемся снова навек,
В небеса отлетит паутинкою
Наше чувство, растаявший снег.

***

Не люблю я тебя, наверное
Просто хочется очень любить,
На душе отпечаталось скверное,
Сердце стонет, но хочет выть.

Не ругай ты меня за прошлое,
То, что мы не успели забыть.
Отпечаталось и хорошее,
Так зачем его хоронить.

Не забудь моего участия – 
В твоей жизни оставил я след,
Сердце стонет и просит счастья,
Ведь любимей тебя мне, нет.

Я уйду, что останется в памяти,
Ты, пожалуйста, не забудь,
У реки, на болотистой заводи,
Я закончу земной свой путь.

***

Сонет Дону

Я как кирпич огнеупорный,
Я, стиснув зубы, не боюсь огня
Готов погибнуть за тебя,
Народ мой маленький и гордый.

Зажги, козаче, каганец
Пред Богородицей печальной,
За мой народ многострадальный
Что был убит, что вновь воскрес.

Мы не дадим тебя убить.
Станицей вольною прославим
Тебя в беде мы не оставим,

Мы клятву Вольнице дадим,
Дон сбережем и сохраним,
Мы сдюжим, стерпим, победим!

***

Еще не день, уже не ночь,
Еще в порывах бьется сердце.
В твоих объятьях изнемочь
И в стонах ласковых согреться.

Уже рассветной пеленой
Ночи отвергнута прохлада,
И тишина ночного сада
На пенье птиц, сменив покой,

Поёт. И струнами ветров
веселье отгоняет снов,
мне на земном моем пути
будь спутницей, не уходи!!!

***

Под солнцем знойным среди скал,
Я счастье тихое искал.
Я знал любовь и знал ее кончину
Я жизнь прожил и смерти знал причину,
Но не совсем, по-видимому, знал.
Я жил под знаком Скорпиона
Чертополоха и пиона
Осенне-зимнего костра,
Под небом серым из капрона.
Мне вьюга кровная сестра,
Мне ветер друг, такая штука,
а пыль в глазах – моя родная мать.
Буран мой брат, метель подруга.
В ночи скрепит седла подпруга,
И путь далек в небесный край.
Врата раскрыты, каравай
Апостол Петр поднесет мне,
И улыбнется невзначай.
И я скажу: «Гостей встречай!»
И скрипки заиграют фугу.
«Да неужели это Рай?»
«Не зря ж я ехал?! Так впускай!»

***

Всегда я знал, что жизнь моя пуста,
И лишь стихи порой спасают душу,
А новый стих с тетрадного листа
Мой новый сын, что вырвался наружу.

Он не боится дерзким быть в словах,
И, как никто, его я понимаю.
Как плод его носил, болела голова,
Сто раз его читал, еще сто раз читаю.

О, эти муки родов знаю я,
Их не понять газетному писаке.
Лишь с болью в сердце, холоде и мраке
Находит муза гордая меня.

Еще когда подвергнута любовь
Моя сомнению, завистники не дремлют.
И злые языки не спят, а вновь
Находят силы, и друг другу внемлют.

В такие времена рожден мой сын,
Когда и злость, и зависть, и упреки,
Когда его отец совсем один,
А те, кто рядом, – дерзки и жестоки.

Вот сын мой стих рожден, ему даю я имя.
«Всегда я знал, что жизнь моя пуста». –
Ну, так живи, ты Господом хранимый,
мой новый стих с тетрадного листа!

***

Кавказ, ты улей беспокойный,
Жужжишь, иль так заведено,
Что горцам посылают войны –
Не боги, горское вино.

«Не воевавшему позор!» –
Я это знал и до Кавказа,
И я не раз стрелял в упор
В лицо грузинскому спецназу.

Я их растяжек тетиву
Познал погибшими друзьями,
Пусть их не вижу наяву,
Но снятся мне они ночами.

И вот опять хочу туда,
Хоть много лет с тех пор минуло,
И направлять стальное дуло
В них не составит вновь труда.

Мы свои чувства не уняли,
Скакать, как барсы, по горам
Мы год от года подсобляли
Своим абхазским кунакам.

И вот однажды в гости к другу
Вернусь в абхазское село,
Взглянуть в глаза, пожать мне руку
Все соберутся за столом.

Я тост скажу своим абхазам:
«Коль жить решили, будем жить!»
И осушу бокал свой разом:
«Коль пить решили, будем пить!»

Как наши прадеды братались,
Так нам брататься суждено.
Коль в роге капельки остались –
Допью волшебное вино.

Покуда плещется Кодори
Из ножен каменных клинком,
Я провожать Кавказа зори
Вновь еду к берегу верхом.

***

Прощенье я в который раз прошу,
Коль виноват, покуда солнце светит.
Свои ошибки все я оглашу
Пред самою любимой на планете.

Прости, что днем осенним на беду,
Ты мне в глаза ища любовь, взглянула,
И я искал и думал, что найду,
Но что в тот день, конечно же, не думал.

Прости, что песни многим посвящал,
А о тебе всего лишь пару строчек,
Но я тебе ни разу не солгал –
Да потому что врать тебе нет мочи.

Прости, что далеко мы друг от друга,
И если вдруг в хмелю и согрешу,
Я врать не стану, что виной разлука,
Прощенье на коленях попрошу.

Я виновато взор потупив,
Себя простить прошу опять,
Ведь лишь любовь помирит и остудит
«Прости» скажу, коль в чем-то виноват.

***

Где б я не жил, в какие времена,
В кого б душа моя отныне не вселилась,
Какого б я не пробовал вина,
Ты мне одна любимая лишь снилась.

В каких бы реках не купал коней,
В каких бы селах не оставил след свой –
Я постоянно думал о моей 
Красивой девочке с фамилиею редкой.

В какой степи мне спать бы не пришлось,
Чужие звезды слезно заклинаю – 
Так не светить; мне долго не спалось – 
Я о своей любимой вспоминаю.

Куда б глаза и ноги не несли,
Я не по звездам путь ищу обратный,
По зову сердца путь мой расстели,
Своей душею выкрась, Натали,
И я вернусь однажды в час закатный.

***

Скажи ему: он победил,
Что я сдаюсь, я ранен был в бою.
Тот долгим бой был, я боюсь,
Что, исстрадавшись, разлюбил.

Вот поле боя конница сдала.
Умчалась, бросив коневодов.
Штандарты полетели со стола
За все мои великие походы.

А офицеры, груди обнажив,
Задрав свои исподние рубахи,
Все как один расстреляны – я жив.
Но ваш король, увы, не минет плахи.

Моя пехота полегла,
Все как один убиты,
лежат, уткнувшись лицами в песок.
Увы, окончена игра
На поле битвы.
Я только пешку одолеть не смог.

Тебя он в плен теперь возьмет…
И ты ему отдашь свои все силы,
Так мне ты отдавалась целый год,
Ему теперь прошепчешь утром: «Милый».

Чего-чего, а жизнь моя была,
Как в шахматах, доскою черно-белой.
Он победил, ты этого ждала,
Наедине оставшись с королевой.

***

Нас крутит жизни колесо,
И расстояние калечит.
Во снах смотрю в твое лицо,
Твои я обнимаю плечи.

Мы близко, пусть и далеко.
Я знаю, ты за мной скучаешь,
И за любовь мою легко
Занудство глупое прощаешь.

Ты рядом; ссоримся подчас,
Когда надолго уезжаю.
Любовь старается за нас, –
И ревность я твою прощаю.

Но коль единственной назвал,
Я не шучу и не играю,
Коль для тебя любимым стал –
Любить до гроба обещаю!

***

В клочья разорваны ноги и плечи.
Шьют пятый день доктора.
Душу мою до конца искалечит
Эта степная жара.

Здесь, под Майкопом, госпиталь старый.
Видел без ног и без рук
Всяких. И я здесь, конечно, не первый
Изнемогаю от мук.

В ранах открытых роятся мухи,
Слетевшие со стола.
Хочется видеть глаза этой суки,
Что нас под Грозным сдала.

Серые стены, серые лица,
Серый на улице дождь.
Снится ночами родная станица.
И на душе бьет в виски “удавиться”,
Продали нас не за грош.

В душной палате, пахнущей мелом,
Скальпелями грешат.
Видит себя на кушетке белой
Откуда-то сверху душа.

Месиво крови, бинтов и ваты,
Мне бы устроить скандал.
Но на носилках уносят солдаты
Все, что осталось, в подвал.

***

Любить клянусь! Идет присяга
Любви прекраснейшего стяга.
Целую белоснежный шелк.
Я на одно встаю колено – 
Так пусть пред Богом непременно
Я в сей присяге превзошел.

Куда девалась вся отвага,
Любить боюсь, хмельная брага – 
Мне и она ничем помочь
Не может. Силою хвалиться,
Коль до полуночи приснится,
Не может, Диониса дочь.

С тех пор, как слово дал любить,
Не рядом ты – хочу я выть.
Едва ль покой ко мне вернется.
Едва коснусь твоих предплечий,
Так сердце теплый взгляд излечит,
Любви душа моя напьется.

Люблю – в глаза твои вглядевшись.
Люблю – в разлуке натерпевшись.
Люблю – бессонною порой
Ни днем, ни ночью неустанно
Тебе твердить не перестану:
Ты вся моя, а я весь твой.

Люблю – в окно дожди стучатся.
Люблю – на юг грачи умчатся.
Люблю – как в омут головой.
Люблю – с утра протру лишь веки.
Люблю – уснувши на скамейке,
Люблю! Люблю! Навеки твой!!!

***

В окно открытое смотрю
И вижу в нем твои вершины,
Цхинвал, – мы душами едины,
Коль ты горишь, то я горю.

Коль ты обстрелян и избит – 
То я в душе своей обстрелян,
Коль на тебя прицел нацелен,
И город выживший горит.

Горю и я своей душою
Всей, под разрывами гранат.
Горит душа аланов болью.
Такой же болью я объят

Пусть я отныне далеко,
Но всей душей с тобою рядом.
Не примирим с грузинским стадом
На веки вечные веков.

***

Пахнет ночь заплеснелою старостью,
Одиночеством и тоской.
Переполнено сердце усталостью,
не со мною ты, не со мной.

Устают люди жить в одиночестве,
и стреляются от тоски,
и в петлю лезут, коли захочется,
от родной не отвыкнув руки.

Что же делать, когда закончится
рифм загадка и выдумка тем?
Мне сказать на бумаге захочется:
"Виноват, что устал в двадцать семь"

***

Три черных всадника в темную ночь
из степи полынной примчатся
на вороных конях. Отмстить иль помочь – 
который уж год мне снятся.

Кто руку поднял на меня – ждет беда,
исчезнет на веки, иль сгинет,
повешен он будет, иль у пруда
зимой на морозе застынет.

Кто ненависть вызвал в сердце моем,
и если обида скопилась – 
они мчат галопом в спящий твой дом,
я их отозвать уж не в силах.

Три черных всадника ждут за спиной – 
их взгляды, клинки ледяные,
они по следам идут за тобой,
и сон твой нарушен отныне.

Покуда я волен гнев сердца унять,
покуда пыльца на растеньях,
и коли на гордость тебе наплевать, – 
прощенье проси на коленях.

***

Под ноты минорные ночью дождя 
Мне сердце больное открылось.
Все в мире предсказано, кроме тебя.
А ты мне сегодня приснилась.

Мне дождь полуночную гамму играл,
Фальшивя не звонкие ноты.
Я всюду искал, постоянно искал – 
И все знать хотелось, кто ты.

Где горы укрытые белой фатой
Стоят, устремленные, в небо,
Мне виделся образ встревоженный твой
В полях золотистого хлеба.

Я брел пилигримом, и виделось мне,
Что ждешь меня в доме у сада,
Что в дом этот осенью иль по весне
Добраться когда-нибудь надо.

За горы большие не раз я ходил,
И тропы все козьи знаю.
Не раз в путь-дороге я падал без сил,
И поискам не было края.

Бродил по Земле, погрузившейся в сон.
В попутчиках ветер да звезды.
Я ел пыль дорог, почитая закон,
И пил предрассветные росы.

Искал я тебя под неполной луной
Под солнцем палящим в пустынях.
И теплой весной, и холодной зимой
Искал на бульварах пустынных.

Где не был я, там ты, наверно, была,
А, может быть, часто встречаясь,
Ты глаз, не подняв, молча мимо прошла,
В гудящей толпе растворяясь.

Я видел тебя в полудреме зимы,
В ночи у костра согреваясь.
И знал, для того оба созданы мы – 
Любить, никогда не прощаясь.

Во снах тебя доброй и кроткой познал.
Ты горским платком покрываясь, 
Мне пела в тиши заколдованных скал
О чем-то родимом, смущаясь.

Во снах мне тебя приходилось искать.
В них редко себя ты являла.
Ты пела мне песню, которую мать
В бессонной ночи напевала.

Искал – и казалась гигантской Земля,
Галактикой или Вселенной.
В какой-то момент осознал, будто я – 
Иголку ищу в стоге сена.

Но коли тебя отыскать не дано,
Я песен твоих не забуду.
Я буду искать всем прогнозам назло.
Любить тебя меньше не буду!

Россия

Мне целый век жить без тебя,
моя надежда и отрада,
какая может быть награда?
Нет, не кресты, не жемчуга,
твоя лишь нежная рука!

Так если б звали злые города,
в свои чужие улицы и скверы,
где счастье ложь, ни Господа, ни веры,
и жизнь, сплошная горькая беда,
года бегут – на то они года.

А мне уж отоснились навсегда
глаза твои вишневые, как бусы,
и только незабвенная мечта,
туманных взоров нежные укусы,
и снова дней сплошная суета!

А на поля упал уж белый снег,
он был людьми затоптанный отныне,
дай мне прижаться краешком к России,
Господь мой, белоснежный, как зима.

Я так молю, чтоб ты ее сберег,
мою мечту, ведь звать ее мечтою.
И не одна из тысячи дорог,
к ней не ведет, обходит стороною.

Моя Россия – грязь и нищета,
но где есть рай, так звать его тобою!

Сонет Весны

Весны блаженственная нега,
проснулась в городе и вновь,
как будто первая любовь,
цветок-малютка из-под снега,

Свои объятия раскрыв,
пылает нежностью к капели.
Признанье соловьиной трели,
прохладу марта позабыв,

От вьюг февральских отдохнуть,
набравшись сил, набравшись света,
и в нестареющую грудь

Жужжаньем пчел сразить поэта.
И вдохновить осколком света,
и к солнцу свой продолжить путь!

***

Разбита хрустальная клетка сердца,
душа выпорхнула птицей свободной,
летит высоко, относит ее по инерции,
и плачет по связи международной.

Так хочется иногда крикнуть: суки! –
и матом трехэтажным всех вымочить,
но я стою, танцую буги-вуги,
еще успеваю кого-то выручить.

Дайте мне быть самим собою,
всех вас послать в ж..у поглубже,
так надоело за деньги пользоваться любовью,
вот оно счастье, мордою в луже.

Ну сколько можно без мяса жрать щи.
Уж на застройку Марса составлена смета,
А ну вас всех на х.й, товарищи,
я ждал целый век, чтоб сказать это.

***

Исчезла юность за поворотами,
стерлась в памяти навечно,
хлопнув железными воротами,
взмыла птицей беспечной.

Поминаю отрочество,
как давно это было,
годы, ваше высочество,
и печально и мило.

Детство пронеслось, как состав паровозный,
туда, где кто-то другой будет ребенком,
оставив в памяти запах навозный,
да корову с теленком.

Старость, что несешь ты мне,
жалкую пенсию – за любовь к Родине?
беззубый рот да ивовую клюку!
Да с безмятежной юностью разлуку!

***

Когда последний в жизни снег
на землю грешную осядет,
представлен буду я к награде,
за то, что просто человек.

За то, что заповедь Христа,
мне, как попутная дорога,
и небо, лист для эпилога,
мол, жизнь безгрешная пуста.

А вместо снега будет дождь
лизать ручьями наши раны,
души и сердца океаны,
и человечья жизнь за грош.

И будет где-то в небесах
моя душа искать приюта,
а на земле забытой – чудо,
мой грешный закопают прах!

***

Вновь мне снится Сергей Александрович,
диалог еле слышно ведем,
в кабаке задымленном, с гитарами,
веселятся цыгане, гуртом.

В покер нудный играем,
заливая вином,
и танцовщиц ласкаем
за пустынным столом.

— Та брюнетка, что с краю,
я с ней близко знаком.
Пьем портвейн и болтаем,
разхмельным языком.

— Погубили Россию,
растуды вашу мать!
— Ну не надо, Серега,
ляг – за сценой кровать.

Он, уставший и загнанный,
злой паскудной игрой,
бил посуду и с дракою
лез за столик чужой.

На салфетках сырых,
что-то Снегиной Анне,
а в глазах голубых
отражалось все небо Рязани!

Взгляд в глаза голубые,
лбом уткнувшись, в холод стекла,
в них все небо России,
за окном, беспросветная мгла...

На закрашенном небе ни луны нет, ни месяца...
Ну, убили тебя, или сам ты повесился???

***

Да, пусть меняются снаружи,
одеждой, кожей и лицом,
но не забуду их я дом,
их навсегда родные души!

Пусть десять минет лет,
они богаче иль беднее станут,
разъедутся в чужие страны,
но этих душ мне ближе нет!

Делились мы и горем, и весельем,
делились хлебом и вином,
и радость мы делили за столом,
и шли к одной, далекой цели!

Их рядом нынче нет
и я томлюсь в печали,
и годы между нами встали,
как горы, и потерян след...

Друзья мои, мне более не надо,
лишь с вами за одним сидеть столом,
и пить вино, что горечь и услада,
пред тем, как навсегда забудусь сном!!!

***

Если в беге лет устанешь ждать,
ты тепла обещанного мною,
попытайся темною порою,
в небе черном путь мой отыскать.

И тогда увидишь звезд салют,
в высоте, над желтым спящим садом,
далеко так, но дождаться надо,
и тогда поймешь, что вечно ждут!

Если вдруг наскучит тишина,
бой часов наскучит, крик кукушки,
все такие скучные подружки,
и все ближе скучная зима.

Не ложись ты рано ночью спать,
ведь теперь звезда я, там, где звезды,
на твои безумные вопросы
буду звездопадом отвечать!

Если ты полуночной звездой,
промелькнешь, потухнешь в дымке света,
то в лучах холодного рассвета
стану я звездою неживой.

И тогда на небе среди звезд
я оставлю облачные нити,
люди в слухах – только лишь всмотритесь,
значит даже там, он не всерьез!

Если в жизни главные слова,
для тебя обычными вдруг станут,
для меня цветения завянут,
книги вечной, кончится глава.

И тогда погаснувший огонь,
и искринки тощей не оставит,
и любить и биться перестанет,
Мое сердце, влюбленное в боль.

***

Тебя, я знаю, дикою горянкой
С презреньем называет местный люд,
И, затаившись злобною изнанкой,
Туда, где все, обычно не зовут.

Привыкла ты одна быть, и часами
Глядеть на звезд расписанный узор,
И я с твоими карими глазами
Веду непринужденный разговор.

В твоих глазах Куры высокий берег,
Поросший мхом на скалах вековых,
В твоей душе несется буйный Терек,
В крови же мудрость стариков седых.

А что в моих, скажи, моя горянка,
Не Иссык-Куля ль берег золотой?
Не лошадей ли выпас на полянке?
Не ночь ли вся измазана золой?

А, может быть, в глазах моих усталых
твои глаза, и видится мне в них,
седая щетина на щеках впалых, 
моя печаль, что я не твой жених.

***

Уймись, уймись душа поэта,
проказой отзвенело лето,
листвой усыпаны дворы,
осенней сказочной поры.

Так он любил, так я люблю,
и нет мне жалости, горю.
Лишь только желтые ветра
смеются в городе Петра.

Лишь небом пропиталась просинь,
дождями слезы плачет осень,
И для чего нам эта жизнь?
Закрыть глаза, увидеть синь.

Так наливай, подруга, чарку,
помянем нашего Петрарку,
и до осенней до поры,
помянем юности дворы!

Анна

На еврейском Анна – благодать,
с синих гор ниспосланная богом,
змейкой вниз спускается дорога,
чтобы волю божью передать.

С синих гор щебечут валуны,
ты стоишь, укрытая туманом,
и сверкают солнечным обманом,
на моей черкеске галуны.

Терек бьется в каменных тисках,
черных гор, одевших шапки снега,
мудрости секрет — у жизни бега, 
в рано серебреющих висках.

Отчего в тебе такая стать?
Может, кровь гордыней обливает?
И твой нрав на волю отпускает,
горской птицей в небо полетать!

С гор в долину узкая дорога,
ты вернешься корни отыскать.
На еврейском Анна – благодать,
с синих гор, ниспосланная богом!

***

Ты привыкла к своей молитве,
Православную не понимая,
И глядишь иногда в улыбке,
Как рассвет я в молитве встречаю.

«Трисвятое» шепчу с поклоном,
улыбаюсь тебе и вижу – 
в отраженье зеркальным звоном
ты «Аллах Акбар» шепчешь трижды.

***

Знаю я, жизнь одна, больше жизней не будет.
Человеку Бог дал только шанс.
Так хочу я, чтоб вы призадумались, люди,
И войну позабыли, ведь столько еще есть на свете прикрас!

Шар зеленый, шар синий, и шар голубой – 
Взгляд с небес на земные просторы.
Так хочу я, чтоб вы позабыли про боль,
Чтобы в прошлом остались все ваши раздоры.

Лучше вспомните братство в минуты беды,
В час обвалов и землетрясений, 
Вы последние делите крохи еды,
Без запасов оставшись, и без селений.

Вы о детях подумайте, о матерях,
Вы о будущем думайте ежеминутно,
Вы старайтесь любить, вы забудьте про страх,
Вы старайтесь прощать, как бы не было трудно!

***

Детство – странная штука,
Иногда его очень мало.
У кого-то детство бывает,
У кого-то нынче не стало.

Ночью этой изморозь пала,
Нынче с детством пора проститься…
Мне на сердце горянка запала,
Молодая, хочу жениться.

Но тот, кто знает горцев законы,
Тот, конечно, скажет: не стоит.
От таких мыслей лишь стоны,
Да под сердцем душа заноет.

Я смотрел в глаза ее утром,
Когда воду она носила,
И любовь в мое сердце обуглое
Своим взглядом кинжальным вонзила.

На два дня я ушел с разведкой,
Был лазутчик, в ущелье банда.
И воюем-то вроде редко,
Но я вернулся из этого ада.

Голова только ей забита…
А что творилось в ауле ночью?
Изнасилована и убита!
Кто-то скажет, смущаясь позже…

Вот и все, вот и кончилось детство.
Вот и кончилось счастье, наверное.
Оно снилось с мечтой, посредством.
Так убита любовь моя первая.

***

Басни

***

Так повелось, что жил медведь в краю,
где ворон королем был, там он правил,
но вот скандал, ведь не законов нет, не правил!

Любил медведь воронье вино,
был падок на него, вернее, жаден,
во всех сосудах пенилось оно!

И, окромя медведя, то никто
в животном мире влагой не считает,
медведь привык, его он почитает!

На именинах у него собрались звери пить вино,
и откупорили бутылку.
Поднес медведю ворон рог, и тост сказал: За именины!

А дальше что, известно в целом мире!

Медведь, он право чуть не захлебнулся,
на именинах чтоб и так,
загнали идолы впросак!

— О, ворон, милый, так ведь не годится,
я думал, мы с тобой друзья,
вино размешивать водицей,
о, ворон, милый, так нельзя!

— Медведь, какой же ты дремучий,
ведь нынче прелесть вся в деньгах,
а дружбы нет на горной круче,
у нас с койотом бизнес, – вах!

Медведь от возмущенья голос,
на две минуты потерял,
а после всем известно, был скандал!

Итог вы знаете: измена, медведя ворон выгнал за врата,
а мне орлу жаль бизнесмена, законов горских он не знал, беда!
Вина товарищу налил, успехов пожелал, а сам того вина, и капли пить не стал!

А гостя выгнать – велика заслуга?
Какая честь из дома выгнать друга?
Всему мораль: идешь к вороне в гости, с собою мяса захвати,
не то придется есть одни лишь кости!

***

В лесу дремучем, близ опушки,
медведю встретился койот,
он шел к лисе, своей подружке...

Медведя увидав, от страха
защекотало близ пупка,
он должен был ему медка,
с деревца векового, что в Айдахо!

— Тебя я вспоминал всю ночку,
еще недельку проживешь,
покуда мед не принесешь,
а нет, так заспиртую в бочку!
— Медведь, родной, не сепети,
вот дай мне срок,
чего тебе один часок?
— Я слышал ты себе квартирку
близ Тегерана присмотрел? – 
Койот на лапы задние присел,
и белым стал, точнее, стал как мел!

— Ну что ты, так барачный тип,
ни телефона нет, ни газа,
куда милее Крымский Казантип!
— Еще чего? Свинья дает добро?
— Ой, Миша милый, что Свинья,
Свинье я денежку послал,
Свинья довольна, я б сказал!

— Каков прохвост, владения скупает,
обманом где, а где войной возьмет,
а меда принести мне, не желает!
— Ну что ты, Миша, будет тебе мед!
и удалился с тем, ушел за медом...

Медведь умен был, кушать мед не стал,
койота жадность грызла понемногу,
он яда в мед медведю намешал,
всю жизнь, мечтая влезть к нему в берлогу!

Колонизаторским успехам,
я не завидую его, больно уж до слез,
куда еще койот не сунул нос, так это Того,
и думаю, там лучше без него!!!

***

Слетелись как-то ворон и орел,
на спор сошлись, в степи угрюмой летом,
на куст сухой взлетели за ответом.

Сказал орел: — Ты триста лет живешь,
а что мне есть, как молодым остаться?
Я десять лет прожил, осталось двадцать!

И ворон так орлу держал ответ:
— Орлик милый, я живу уж третий век,
но лучше падали в питанье нашем нет!

А от куста совсем недалеко,
лежали воины, и день который прели,
Орел и ворон к трупам подлетели.

Глядел орел на те остатки тел,
и, оглянувшись, тихо рассмеялся,
а насмеявшись, вовсе улетел.

Он был приучен к мерзкому насилью,
но был ответ, на том кусточке вновь:
— Чем триста лет питаться гнилью,
я тридцать лет попью живую кровь!

***

В обычный день на пыльном тротуаре
Дог королевский шавку повстречал.
— Как жизнь, соседка? Вижу я, не очень?
Опять в лохмотьях и в отрепьях хвост,
И, видно, что вчерашней ночью,
Ты не в кустах держала ль пост?

— Я в будке сплю, уж коли, ты не знаешь,
Охраняя дом, вся задача в том.
А ты я знаю, даже и не лаешь!?

— Так что завидовать соседка?
Не караульной я породы пес!
Ты ж за сухарь и кость готова грызться,
А я без мяса к миске подойду ль?

— Давай меняться, я схожу помыться,
Ты в будке ляг и дом покарауль!?

Дог понял, вряд — ли отвертеться,
Но попытался шавку обмануть.
— Я рад с тобой, конечно, спеться,
Но, может, завтра заглянуть?

— Нет, дог родной, поумничать ты в силе,
Но если шавкой хоть на время стать,
Из шкуры из твоей бы шапки шили,
Твоей бы спесью дыры затыкать.

Спустя мгновенье в пыльной, тесной будке
Дог королевский долю проклинал,
Что, не поверь он этой баламутке,
Так на подушках мягких возлежал.

Так иногда менять местами надо
Поэтов на министров и послов,
Врачей на умников из НАТО,
Милиционеров на ослов.

Пусть все почувствуют, узнают,
Что всякий труд почетен и весом.
И всякий раз об этом вспоминают,
Но я добавлю ко всему:
— Да по одежке может и встречают,
Но провожают все – же по уму!

***

В саду тенистом есть беседка,
Там ране часто я бывал,
А ныне там бываю редко.
Спустя года мне заглянуть туда случилось,
Там сие действие свершилось.

***

В какой уж раз назойливая муха
Решила человеку надоедать,
А он в тот час решил поспать,
И не учла – мушиного что он не терпит духа.

Присела на живот и вздумала гулять.
Ходила взад, вперед, была безумно рада,
Что человека покорить смогла.

Задумалась на миг, сравнений не нашла,
Ну, разве что с Эдемским садом.
И в тот же миг прихлопнута была!

Мораль одна — мол, так тебе и надо!!!

***

А нынче сон я видел:
убит я был во сне,
нашла меня погибель
на вороном коне.

Я шашкою булатной
успел срубить врага,
и выстрелить с обреза 
не дрогнула рука.

Упал с седла на землю,
а кровь землица пьет,
слетелися вороны 
на тело на мое.

Так хочется водицы
до сухости в груди,
кровавые зарницы
да гибель впереди.

Вернется конь в станицу,
заиржет у ворот,
и с плачем на землицу
маманя упадет.

Придет же похоронка,
что сокол ваш убит,
и где-то на чужбине
в холодной яме спит.

А нынче сон я видел,
убит я был во сне,
нашла меня погибель
на вороном коне.

***

Подарок деда... Старенький кинжал,
потерты ножны, сталь уж потускнела,
и в сундуке лежит окаменело,
но он острее тысяч острых жал.

Его ковали персы, и в Дамаске
заблудший турок сыну покупал,
привык он к ножнам бархатистой ласке,
в бою с османами мой прадед его взял.

Кинжал он вынес с поля боя,
седло – с убитого коня,
прострелянное знамя полковое
и горечь, на исходе дня.

Господь, даруй мне искупленье
былого, искренняя жаль. 
Из поколенья в поколенье
его, любя, точили сталь.

Вот мой кинжал, он друг мне и товарищ,
он сквозь века, испытанный судьбой
в плену боев и ярости пожарищ,
пусть для врага останется судьей

***

Я Родиной считаю две страны:
Одна, в которой родился и вырос,
Другая, о которой вижу сны.

России буду вечно верен,
В ее степях найти бы мне покой.
Я сын ее, из озимых я зерен,
Созревших над казачьей целиной.

Она так далеко, лишь в снах
Могу я рядом быть, и боль, и страх,
Глаза, закрыв лишь, забываюсь.

В ее купаться б солнечных лучах,
Но я в других тоскую и купаюсь.

Киргизию я матерью зову,
Ее мне не понять тоскливых песен.
И пусть дальнейший шаг ее безвестен,
Но лишь пред ней склоняю я главу.

Ее считаю Родиной своей,
Из рек ее я воду пью,
И хлебом золотым ее питаюсь.

И если в чем не прав пред ней,
То, на коленях стоя, я покаюсь.

Россию я без ветра, что в степи,
Себя не представляю. На распятье
Свободной птицей, раненной в пыли,
В твои лечу горячие объятья.

Твои границы, кровь и жизнь казачья,
Нас миллионы полегло голов.
Но есть одиннадцать казачьих форпостов – 
От Семиречья до Дуная.

Киргизия, люблю тебя и знаю,
Твоей землей питалась наша спесь.
Придет минута – я, ступивши с края,
Однажды похоронен буду здесь.

Я вольный пахарь, я орел в степи.
Люблю я обе Родины мои.

***

Снова ночь, и мне снова не спится.
Вновь гляжу я на звезд кутерьму.
Далеко за горами зарницы
Освящают полуночную тьму.

Слышно речки бурлящей пороги,
Белой пеной бегут в камыши.
Кабаржиной кривая дорога
Шляхом гетманским вдаль убежит.

Петухи закричат по станице,
В дрему свалит меня тишина.
Я усну, и к утру мне приснится,
Как в колодец упала луна.

Я достал ее, выкинул в небо,
Покатилась она стороной
Над полями созревшего хлеба,
И исчезла за лысой горой.

***

Снова в бой поутру.
Только в этом бою
Пулей-сукою ранен,
На снегу я умру.

Пойдет сотня в атаку,
Высвистом взвыв,
И холодная пуля
Мое тело пронзит.

Упаду я с коня,
Уроню себя в снег,
И увижу на небе
Отражения рек.

Заметет мое тело
Порошей едва.
Прошепчу я молитвы 
заветной слова.

Огради меня, Боже,
От пули дурной.
Огради меня, Боже,
От шашки лихой.

То мороз бьет по коже,
То бьет меня зной.
Огради меня, Боже,
От смерти такой.

Слезы мамки моей
Растопят снега.
И уйдет с поля боя
Седая пурга.

Солнце птицею взмоет
С рождением дня.
И холодной весной
Похоронят меня.

***

Мне казачка молодая вывела коня,
Молоком меня поила, чернобровая.
— Я тебе женою стану, век не разлюблю.
Казака мне ждать не надо, он убит в бою.

Над Кубанью, над рекою я простился с ней.
И, свободный, пел мне песни, южный соловей.
Поднесла мне стремянную горского вина,
Лишь губами приложился, уж душа пьяна.

Все смотрела осторожно, голову склонив,
Да гармони рвал мне сердце жалобный мотив.
За садами у криницы оседлал коня.
— Жив останусь, возвернуся, только жди меня.

***

Степь ниткой серою тянется
и небо в угольной мгле
свет серебристый останется
вышивкой на ковре

Будто папахи донышко
вышили серебром
Месяц — казачье солнышко
смотрит в окошко мое

***

Схороните меня у дороги
в одеянии грешном
и укутайте белые ноги
саваном белоснежным

Гроб из досок тесовых
Из сосновых срубите
В лепестках васильковых
Меня в гроб положите

Пальцы прочно скрепите
На груди что застыли
На глаза положите
Две монеты скупые

У реки бы у тихой
Вербы ветви склоняли
Соловья бы напевы
Мой покой охраняли

Пусть мне песни играют
Кучерявые ивы
Мой покой охраняют
Пусть дубы вековые

Пусть курган мой клубятся
Заметают метели
И во сне пусть мне снятся
Синеглазые ели

Схороните меня у сада
Вкусом яблонь напиться
И кудрявые вишни
Будут вечно мне снится

© Тимофей Черкас, 2009. Все праава защищены 
Произведения публикуются с разрешения автора