Происки астрологии

Яхта где-то на море, может быть, на Иссык-Куле… Так уж сложилось, что нужно срочно прибыть в один из пансионатов на том берегу. А команду на время отпустили. Капитан фактически в одиночку, если не считать юнги, должен выполнить поручение. И в самый последний момент на борт поднимается разношерстная компания пассажиров – отдыхающие, знакомые знакомых и даже… два жирных полковника-гаишника, чуть не лопающиеся от сознания собственной значимости. Только в море никакие чины не помогут спасти от шторма… Первая публикация.

«Орион», большая красивая двухмачтовая яхта под огромными белыми парусами, как невеста в подвенечном платье, торжественно, словно английская королева, выходила из бухты, совершенно закрытой от злых ветров и непогоды. Легкий ветерок, переваливая через каменную гряду, нежно касался верхушек мачт. Этого хватало, чтобы «Орион», абсолютно не нарушая покой водной глади, в которой отражались сосны на берегу и голубое небо над ними, белым призраком скользил по поверхности. Где-то там, за поворотом его уже ждало море со свежим дневным бризом.

Так уж получилось, что из-за штилевой погоды последний переход пришлось идти под двигателем, а не под парусами – сроки прибытия в конечный пункт были строго оговорены контрактом. Капитан предпочитал ходить под парусами, и как бы в отместку, двигатель через полтора часа хода вышел из строя. Неисправность была плёвая, но устранить её в походных условиях на борту яхты самим было невозможно.

Даже для такого опытного экипажа войти в бухту под парусами при едва ощутимом ветре было делом непростым. Но всё прошло без замечаний, и туристы, поблагодарив экипаж, покинули борт яхты. По рации были согласованы вопросы по доставке их в «Голубую волну» — конечный пункт путешествия. И на несколько дней Павел Борисович – капитан «Ориона» — отпустил экипаж в город, надеясь, что по возвращении они, установив отремонтированную деталь в двигатель, благополучно дойдут до пансионата «Голубая волна», где и была их база.

На борту оставался только сам капитан, да Лёшка — паренек лет тринадцати-четырнадцати, можно сказать, юнга. Ныне чуть ли ни у каждого имеется сотовый телефон. И благодаря такой оперативной связи, Лёшку разыскала мать и приехала проведать сына, а заодно и познакомиться с капитаном, про которого она уже была наслышана.

Капитан был, как говориться, уже в годах, но достаточно стройный, легкий в движениях, совершенно седой… Его суровая внешность не располагали к беседе с ним: он казался неразговорчивым и несколько мрачноватым. Но стоило заговорить — и собеседника охватывало такое чувство, как будто этот человек знаком тебе давным-давно, а его знания, эрудиция, осведомлённость в различных областях просто поражали, и беседовать с ним было большим удовольствием.

И через некоторое время Галина Степановна уже так была расположена к Павлу Борисовичу, что даже спросила про его день рождения.

— Я родился в последних числах августа, – капитан уклонился от прямого ответа.

— Значит, вы — Дева. Посмотрим, что вам уготовила судьба на этой неделе, – Галина Степановна раскрыла одну из газет, что привезла с собой.

— Я — дева? Что вы такое говорите? – с деланным возмущением воскликнул Павел Борисович. – Да вы что! Какая ж я «дева»? Я мужчина, а не дева! Родился, куда ж деваться, под знаком Девы! А в гороскопы ваши я не верю.

— И всё-таки: «Предстоящая неделя не сулит особых сюрпризов. Однако, если вы сдержите свой темперамент, возможны повышения по службе – хороший карьерный рост. По крайней мере, на повышение заработной платы можно смело рассчитывать».

— Галина Степановна, какой карьерный рост? Командовать каким-нибудь огромным круизным лайнером я не хочу, а моего заработка мне вполне хватает. Извините, время связи.

Он спустился в каюту, включил рацию.

Руководитель турфирмы, с которым у экипажа яхты был договор, настоятельно попросил капитана завтра утром прибыть в «Голубую волну». При этом он добавил, что в этом должен быть заинтересован и сам Павел Борисович.

— Да ты что! До неё без малого двадцать миль, а я экипаж отпустил, один юнга на борту! Я же тебе говорил, что придём через пару дней, когда отремонтируем двигатель — ребята должны привезти новую крыльчатку. А под парусами… Хорошо, если ветер будет попутный, а ну как придется идти против ветра в лавировку. Нет, это невозможно!

— Павел Борисович, всё понимаю, но очень прошу тебя завтра утром быть на месте!

Хорошо, что позвонил Слава и спросил, можно ли приехать. Славка работал токарем на заводе, а мог и на фрезерном станке и на расточном — руки у него были «золотые». И он часто, не являясь членом экипажа, помогал в ремонте яхты — многие детали оснастки изготовлены были его руками. Да и ходил иногда с Павлом Борисовичем на «Орионе». Конечно же, он не был бы лишним на борту в этом переходе.

— Только я не один буду.

Почему-то подумалось, что Славка приедет с подругой. Может, потому, что ему уже давно пора было обзавестись семьей, иметь детей…

И Славка приехал действительно не один. Вместе с ним приехало… ещё семь человек на двух машинах. К Павлу Борисовичу зачастую приезжали многочисленные знакомые. А иногда и знакомые знакомых и, нисколько не смущаясь, говорили: «Нам сказали, что вы можете нас разместить!». Это сильно портило настроение — ну что за беспардонность! Но что делать, отказывать, как любой добрый человек, он не умел. Вот и теперь…

Шумная компания разместилась на носу яхты, оттуда сразу же зазвучала громкая музыка, чего капитан не одобрял. Он вообще считал, что на парусных судах нужно больше молчать, чтобы слышать плеск волн, разбивающихся о борт судна, чтобы ощущать твоё единение с морем, с небом, с природой, давшей тебе возможность существовать!

Конечно же, Павел Борисович не запомнил имён тех, кто приехал со Славой. Даже имени автомеханика из компании не запомнил — тот на просьбу посмотреть двигатель, ответил, что приехал отдохнуть. Только одного парня он выделил и запомнил — Антона. Этот был явно чужим в компании, видимо попал в это общество случайно. Не то чтобы держался особняком, но чувствовалось, что он не в «своей тарелке». А одна из девиц по имени Люсанька всё пыталась как-то растормошить его, что, впрочем, ей мало удавалось.

Антон с интересом и, как сразу отметил капитан, со знанием дела рассматривал яхту, оснастку, лебедки, стопора… Может быть, именно этим, он и понравился Павлу Борисовичу. А когда ставили паруса, он вообще удивил капитана, так как правильно называл все элементы парусного оснащения яхты.

Но тут запищал мобильник Павла Борисовича. Директор дома отдыха, около которого они приютились, просил задержаться и взять на борт двух полковников ГАИ.

— Паша, у моего сына отобрали права: гоняет пацан слишком быстро. Я с этими полковниками договорился. Возьми их, хорошо? Они должны скоро подъехать.

Этих ГАИшников прождали два с лишним часа. И так-то задержались с выходом, а тут…

— Павел Борисович, вас спрашивают, – заглядывая через люк в каюту, позвал Лёшка капитана.

На берегу стояли два человека. Но смотреть на них без улыбки было невозможно: один был не просто полный, а очень толстый, какой-то даже оплывший: расплывшийся подбородок отвисал, жирные складки были и на шее, из-под ремня свешивался огромный живот, а брючный ремень располагался так низко… Ниже чем… Ниже… Ну совсем он не должен был там находиться! Толстые руки короткими сосисками торчали из рукавов «безразмерной» футболки. В том смысле, что таких размеров не бывает. Второй – полнейшая противоположность: худой, как… как супермодель с подиума. Чуть поодаль молодой парень – видимо, их шофер. Конечно, Павел Борисович понимал, кто перед ним, но никакого трепета не испытывал: подумаешь – полковники! Ну и пусть ГАИшники – все равно у него не было машины. За спиной капитан услышал, как кто-то из девиц тихонько сказал:

— Надо же так не любить себя, чтобы довести до такого свиноподобного состояния!

Павел Борисович обернулся, посмотрел на девушек и неодобрительно покачал головой.

— Ты, что ли, шкипер? – спросил худой, не здороваясь.

А вот такого обращения Павел Борисович не любил! И почему, как только некоторые занимают более-менее высокий пост, то позволяют себе свысока, а то и просто по хамски относиться к подчиненным, да и к другим людям, зачастую даже не знакомым, но которых они почему-то считают ниже себя.

— Я капитан «Ориона».

— Нам была обещана морская прогулка на яхте.

— Да, мне звонили. Хочу предупредить, что в «Голубую волну» мы в лучшем случае придем глубокой ночью, — Павел Борисович усмехнулся, — из-за различных задержек с выходом.

— Как ночью? Да здесь же по прямой километров тридцать! Мы думали, что переход займет час — полтора. – Полковники старались не показывать растерянность. – Ладно, давай прокати нас, а потом можешь быть свободным.

Павел Борисович отвел взгляд и начал считать про себя, досчитал до пятнадцати, понял, что смог взять себя в руки и твёрдо сказал:

— Сейчас мы отходим, и возвращаться не будем. Нас ждут.

— Ты что, не понял кто перед тобой?

— Глядя на вас, трудно не догадаться. – Павел Борисович позволил себе съязвить. Впрочем, полковники этого не поняли. – Решайтесь: или идете с нами, или мы уходим без вас.

Полковники и предположить не могли, что с ними кто-то может так разговаривать. Они о чем-то тихо переговорили. Как же их задело то, что какой-то капитанишка позволяет себе так с ними разговаривать! Но желание прокатиться по морю на яхте пересилило: их шофер бросился к сходням, поднялся на борт и подал руку худому полковнику.

Едва ступив на борт, он сразу, считая, что удачно шутит, подал команду:

— Отдать концы! Лево на борт! – это прозвучало так глупо, что многие засмеялись. Но полковник, преисполненный своей значительности, и не заметил, что смеялись-то над ним.

— Хочу, чтобы вы сразу уяснили себе, — Павел Борисович жестко посмотрел на худого полковника, — я капитан этой яхты, и только я буду командовать на борту этого судна. А все остальные: экипаж, гости, пассажиры — будут подчиняться моим командам. И, в зависимости от обстоятельств, выполнять их!

В этот момент на трап ступил второй полковник. Какая у такого может быть физическая подготовка? Какая координация движений? Опасливо сделав пару шагов, он потерял равновесие, пошатнулся… Интересно наблюдать, как от неожиданности у человека меняется мимика: от легкого «ах» до выражения страха перед тем, что сейчас произойдет и ужаса оттого, что уже ничего не изменишь! Он двумя руками ухватился за руку своего шофёра… Случилось то, что и должно было случиться: он рухнул в воду, подняв фонтан брызг. Заодно сдернул за собой и своего водителя! Мгновение — и оба скрылись под водой! Над поверхностью осталась только рука молодого человека с часами. Он спасал не полковника, а свои часы! Так спасают только очень дорогую вещь. Либо подарок от командования! Через секунду показались и оба «утопленника» — глубина в этом месте была чуть более полутора метров.

На борту хохотали все, кроме капитана, у которого ещё более испортилось настроение – мало того, что задержались с выходом, да ещё и этот казус… Навряд ли теперь сын директора получит права обратно.

«Орион» выходил в залив из бухты и ветер всё более овладевал парусами. Отзываясь, паруса натягивались, становились живыми, чуть-чуть кренили огромную яхту. Павел Борисович прикинул, что при таком ветре им не придется лавировать, а потом, когда обогнут мыс, ветер вообще будет попутным. И никто не заметил, что капитан начал улыбаться своей невидимой для окружающих улыбкой от какого-то восторга, который охватывал его всегда, как только паруса наполнялись ветром, а яхта набирала ход!

— Слава, стань к штурвалу. – Тот только и ждал этого.

Какое-то время капитан наблюдал, как Слава ведет яхту, а потом подсел к Галине Степановне – матери Лёшки — и продолжил начатый ранее разговор.

— Если верить вашим гороскопам, то наша жизнь предопределена взаимным расположением планет в момент рождения человека. Их движение и положение на орбитах подчинено законом небесной механики. Следовательно, и их воздействие на человека запрограммировано, предопределено! И что-либо изменить сам человек не в состоянии! Так что ли?

— Не так однозначно. Астрологи сообщают не о каких-то конкретных событиях, а лишь о каких-то возможных…

— Примерно так же, как при гадании на картах: ждет тебя дальняя дорога, пустые хлопоты…

— Вы зря иронизируете. Да, примерно так. А все конкретные события в жизни человека определяются провидением или богом, если вам угодно. Можете назвать это судьбой.

— И что же, всё-всё предрешено заранее: все разлуки, встречи и даже вот этот небольшой инцидент с полковниками, которые сейчас пьют водку в каюте, был запрограммирован моим гороскопом для меня и их гороскопами для них? Этот переход, приезд моих гостей, расположившихся сейчас на палубе, то, что вы находитесь здесь, – все предрешено? Гороскопам или провидением? Человек родился и хлоп, в его мозгу отпечаталось: в таком-то году, в такой-то день ты пойдешь на яхте, встретишься с таким-то людьми… И так у каждого! Это что же, как запись наследственности в генах и хромосомах?

Женщина засмеялась.

— Вы подали интересную мысль. Возможно, так оно и есть. Как, скажем, программа в компьютере. И сам мозг человека руководит нашими делами по этой программе. А может быть, какой-то высший разум…

— А вам не кажется, что от этого постулата веет какой-то безысходностью! Знаете, очень удобно: человек опустился донельзя и постепенно спивается, становится бомжем, а объясняет это тем, что все предопределено расположением планет или высшим разумом. И какие бы ошибки он не совершал – всё это происки провидения! И как он, этот высший разум, может контролировать поведение и взаимодействие всех людей планеты, а их более пяти миллиардов, а ещё сюда надо добавить животных, птиц, насекомых, рыб, растения, и взаимоотношения каждого человека со всем материальным миром в целом и каждым его элементом в отдельности. Потому что каждый поступок человека, каждое событие в его жизни можно рассматривать и как следствие ранее происшедших поступков и событий, и как причину будущих!

— Павел Борисович, мне трудно возражать вам. Вы убежденный материалист. Не верите вы во все это, ну и бог с вами! Да к этому и не нужно относиться так серьёзно. Вот и всё, – Галина Степановна улыбнулась, пытаясь их спор обратить в шутку.

Какое-то время они молчали, вглядываясь в разворачивающийся перед ними простор залива с приближающимся лесистым мысом.

— Я исповедую материалистическую теорию строения мира, но не проповедую её. Для этого мне не хватает знаний. А вот ваши астрологи, уверовав в абсолютность этой, простите, глупости и освоив некоторые приемы, не задумываясь глубоко, начинают активно строить свои прогнозы и морочить людям головы! — сердито закончил Павел Борисович. Помолчал, подумал…

— Знаете, мне кажется, ваша астрология – просто-напросто очередное модное увлечение! Как несколько лет назад – биоритмы. Хотя в них как раз больше смысла! Мне же человеческая жизнь представляется не диктатом провидения, а цепью его осознанных, целеустремленных или подсознательных, но взаимосвязанных поступков и действий, зависящих только от него самого и тех, с кем он сталкивается в жизни! Конечно, на его жизнь оказывают влияние и не связанные впрямую с ним люди. Но все события на этом фоне — совершенно случайны и абсолютно равновероятны. – Весь этот разговор, почти спор не мешал Павлу Борисовичу следить за тем, как идет «Орион». – Слава, видишь впереди мыс, а правее буруны? Там каменная гряда далеко выдается в море. Так что держи мористее. А за мысом повернешь градусов на тридцать влево. – И после того, как яхта немного изменила курс: — Лёша, подбери паруса, видишь, идем слишком круто. Ещё немного — и паруса заполощут.

Лёшка всё время был чем-то занят: то нырял в люк, через какое-то время опять появлялся на палубе, то укладывал концы, то подтягивал снасти… Павел Борисович, наблюдая за ним, думал про себя: «Хороший юнга у меня! Работящий, смелый… Не побоялся на грот-мачту залезть, когда там в блоке фал заело. Со страховкой, конечно. А это 15 метров! Со временем добрый боцман получится. А подрастёт, наберется опыта  — рулевым, капитаном станет».

За мысом волна стала выше, безоблачное утром небо сейчас, ближе к обеду было довольно плотно заполнено высокими кучевыми облаками, похожими на башни из взбитой белой-белой ваты. Снизу они были плотнее и слегка темнели. Такие облака капитан считал облаками хорошей погоды и поэтому был совершенно спокоен.

Но девушки, да и не только они, уже прислушивались к нехорошим ощущениям в себе и между собой обсуждали пути возращения на берег. Павел Борисович, слыша эти разговоры, лишь усмехался про себя. Потом посмотрел на часы и, как бы, между прочим, сказал:

— Пора бы и чай попить. А лучше – пообедать.

Галина Степановна, слегка замешкавшись, вслед за капитаном спустилась в каюту и услышала, как капитан сухо выговаривает полковникам:

— И, пожалуйста, не курите в каюте. Во-первых, замкнутое пространство плохо вентилируется, а во-вторых, на судне требуется строго выполнять правила пожарной безопасности!

Неохотно, но полковники все же загасили сигареты о тарелочку, на которой были какие-то объедки. Это ещё более испортило настроение капитана – тарелки, стаканы, вилки были без спроса взяты из посудного шкафчика. Увы, посты и звания зачастую не влияют на культуру. Полковники, не убрав за собой и неприязненно взглянув на Павла Борисовича, поднялись по трапу наверх, на палубу.

Капитан убрал со стола, и начал чистить картошку.

— Павел Борисович, у вас, наверное, своих дел много. Давайте я приготовлю обед, да и девчата помогут. Парней позовите, пусть консервы откроют. И ещё: на сколько человек готовить? – Галина Степановна зачем-то понизила голос. – Полковников считать?

— На всех готовьте.

Капитан показал, как пользоваться газовой плитой, как набрать пресной воды для супа и чая.

— Не перепутайте, а то из крана потечет забортная вода. И хоть она соленая, для супа, а тем более для чая все же не годится.

Поднявшись на палубу, он оглядел горизонт: далеко в стороне встречным курсом шел сухогруз, ему навстречу ещё какое-то судно, до берега было около полутора миль – в общем, всё было спокойно. Волна, правда, стала ещё выше, да небо впереди посерело. Это по-прежнему не тревожило капитана: при выходе из бухты он видел, что чайки сидят на воде, небо – без единого облачка. И он знал: в середине дня будут облака, даже плотные, как сейчас, а к вечеру, когда они придут к месту назначения, опять будет солнечно.

Павел Борисович не только по приметам, которых знал множество, а вообще, каким-то шестым чувством мог угадать погоду и, в случае грозящей опасности, вовремя уводил своё парусное судно под защиту берега, в какую-нибудь бухту или за остров и там пережидал шторм. И поэтому считался удачливым капитаном. Были, правда, такие, которые тишком поговаривали, что он не бывал в серьёзных переделках, не попадал в шторма. Нет, попадал, но никогда не распространялся об этом, да и экипаж, многое переняв у капитана, тоже помалкивал.

— Галина Степановна, приказывайте. Что нужно делать? – в каюту спустился только Антон.

— А где девушки?

— Да их укачало. Уже рыб кормят – тошнит их. А вы как себя чувствуете?

— Нормально, – Галина Степановна прислушалась к себе и с удивлением отметила, что ей эта качка даже приятна.

Через час, еще раз протерев стол, она поднялась на палубу, чтобы пригласить всех к столу. Порыв усилившегося ветра налетел на неё, и выбившаяся тут же прядка волос закрыла ей глаза. Хорошо, что свою широкополую шляпу она оставила в каюте, а то бы и она улетела в море, как улетели за борт панама и пара бейсболок молодых людей.

Капитан спокойно вёл яхту, а рядом расположились все его несчастные гости с мукой на лице. Время от времени то один, то другой из них бросался к борту, перегибался через поручни: морская болезнь — страшная штука. Совершенно укачавшийся толстый полковник безучастно сидел спиной ко всем у ограждения, свесив ноги за борт, с трудом сдерживая рвоту. Его товарищ наскакивал на капитана и кричал, едва не срывая голос, – привык видно:

— Ты что, кеп, ослеп? Не видишь — шторм начинается? Давай к берегу! Мы сойдем, а ты можешь катиться ко всем чертям!

Ему «подпевали» остальные – у всех были серые страдальческие лица, они требовали, чтобы Павел Борисович правил к берегу и высадил их.

— Павел Борисович, вы же видите, как нам плохо! Ради всего святого, пожалейте! Мы же не знали, что так качать будет!

Но капитан был твёрд:

— Я вам сочувствую, но, пока ветер попутный, нужно идти прежним курсом. Часам к семи дойдём до цели. Так что придется потерпеть. Займитесь чем-нибудь. Вот, например, брезент переложите, вещи свои переберите… Да хоть в карты поиграйте, отвлекитесь. Наверняка вам станет легче. – И, обернувшись к Галине Степановне: — Не хотят ваши звезды, чтобы мы шли в «Голубую волну».

— Или чтобы пристали к берегу именно в этом месте! – в тон ему заметила женщина.

К штурвалу вновь встал Славка, с его лица не сходила улыбка! Как же: вновь ощущает под ногами качающуюся палубу, которая то поднимает его, то вслед за волной уходит из-под ног. В каюту к Антону вслед за Галиной Степановной спустились только Павел Борисович и Лёшка. Остальным было так плохо, что ни о какой еде они и слышать не могли.

Но обед превратился в серьёзную проблему. Дело в том, что готовился он на плите, установленной на умном, качающимся в соответствии с волной, подвесе, а кастрюля и чайник находились в удобных углублениях. И поэтому из-под крышек ничего при качке не выплёскивалось. А на гладком полированном столе, который раскачивался так же сильно, как и сама яхта, чашки с горячим супом устоять не могли, и их приходилось держать двумя руками. Третьей же руки, чтобы держать ещё и ложку, как известно, у человека нет! Поэтому суп есть пришлось вприхлёбку. В общем, обед получился не обед, а сплошное мученье. С чаем было несколько проще – у кружек были ручки.

Погода между тем всё больше портилась, как будто сердилась, что капитан не испытывает никакого сострадания к расхворавшимся. Облака превратились в сплошные тучи, налитые угрюмой серостью, кое-где космы дождя, повисшие под тучами, цеплялись за мрачные волны, ветер всё крепчал. Вся поверхность моря покрылась белыми барашками, и не по себе становилось от их вида!

Но, несмотря на волны и ветер, капитан решил не уменьшать площадь парусов, и яхта летела, разбивая крутым форштевнем пену волн и отбрасывая от бортов пенные буруны! Ветер, негромко посвистывая в вантах, срывал с гребней водяную пыль, наполняя солёной влагой воздух.

Никто не знал, что капитан уже начал сомневаться: не ошибся ли с прогнозом? И всё же он, в конце концов, решил идти прежним курсом.

— Павел Борисович, нас какой-то катер догоняет. – Лёшка успевал разглядеть всё и на горизонте, и на берегу, и позади яхты.

Скоростной катер в пене и брызгах обгонял яхту с левого борта и буквально прыгал с волны на волну. Иногда катер бросало так, что он вставал почти вертикально, едва не опрокидываясь! И все же его стремительным движением не возможно было не любоваться! Катером управлял совсем молодой парень, рядом с ним, вцепившись в поручни, сидела девушка, и её волосы красиво развивались под ветром. Но если парень сидел несколько расслабленно и даже помахал рукой, когда поравнялся с яхтой, то девушка – это было совершенно ясно — была в напряжении от ужаса.

— И чего выпендриваться? – как бы про себя заметил Павел Борисович. – Зря, ох, зря он так рискует!

Когда между парусником и катером уже было около километра, он повернул и стал уходить дальше в море. Потом, сделав широкую дугу, опять пересекая на большом расстоянии курс «Ориона», направился к берегу. Лёшка, с восторгом следящий за его стремительным бегом в бинокль, внезапно закричал:

— Павел Борисович, Павел Борисович, они перевернулись! Перевернулись! – все кинулись отыскивать взглядом плохо заметный среди высоких волн перевернувшийся катер.

— Человек за бортом! – Павел Борисович переложил руль и направил яхту к тому месту, где прервал свой красивый бег катер.

Ветер ударил в паруса сбоку и круто наклонил яхту. Теперь её стало качать и с борта на борт, что ещё более усугубило самочувствие заболевших морской болезнью. Тем не мене взоры всех — одни с тревогой, другие с любопытством — обратились вперед, в угрюмое серое море, где пенный след, которым отмечал свой бег катер, оборвался точкой красного днища.

— Ты что, шкипер, решил спасать их? Мы вот-вот умрем от этой качки, а ты вообще убить хочешь нас! Давай к берегу! Давай, сволочь! – визжал худой полковник, рубашка его была выпачкана в том, что он съел, и что, не переварив, отторг его желудок.

Не обращая на его визг внимания, Павел Борисович, не скрывая беспокойства, попросил:

— Лёша, посмотри, как они там?

— Держатся. Держатся за катер. Павел Борисович, а он не утонет? — Лёшка не отрывался от бинокля.

— Не должен: во-первых, воздух в корпусе остался, а во-вторых, катер набит пенопластом. Слава, готовьте спасательные круги. К каждому привяжите конец. – И хотя на разговоры и эмоции не было времени, не выдержал, обернулся к полковнику: — Слушай, ты! Сейчас их жизнь гораздо дороже твоей, понял!

Быстрее, быстрее надо! Тем, кто там еле держится в холодной воде, каждая минута кажется вечностью, и с каждой секундой они, теряя силы, замерзают всё больше!

Как же жалел Павел Борисович, что на яхте не работает двигатель, а под парусами, идя по ветру, невозможно остановиться в нужном месте и подобрать пострадавших! И поэтому капитан сейчас продумывал манёвр: нужно пройти мимо катера, затем рассчитать поворот так, чтобы, выйдя против ветра, остановиться совсем рядом, вплотную с терпящими бедствие.

Всё ближе они, всё ближе! У борта, держась из-за качки за поручни, уже стояли со спасательными кругами Слава, Антон и, конечно же, Лёшка.

Вот уже осталось метров тридцать! Ещё немного и… «Орион» с разбегу, неожиданно и резко остановился, налетев на мель! Яхта повалилась на левый борт, злая холодная волна хлынула на палубу! Одновременно раздался ужасный душераздирающий скрежет стального киля по каменистому дну! Удар сбил с ног худого полковника, толстый бочонком завалился на бок, не удержались девицы и тоже покатились по палубе. Упал и автомеханик со своим другом! Упал Славка, его круг скатился за борт, и он, вскочив, стал вытаскивать его за веревку. На ногах остались только те, кто за что-нибудь держался: капитан — за штурвал, Антон, и Лёшка — за поручни: они были готовы к броску. Кто-то закричал дурным голосом:

— Тонем! Тонем!

— А-а-а-а!

— Ма-а-а-ма-а-а!

Эх, капитан, какую злую шутку с тобой и твоими помощниками сыграли мрачное, серое небо и такого же серого цвета поверхность моря! Из-за этой серости невозможно было определить: есть ли впереди мель! Тем более, что все внимание твоё сосредоточено было на терпящих бедствие. Это в хорошую погоду цвет воды говорит о глубинах: если вода становится зеленоватой – прочь отсюда, капитан! Мелко здесь!

А теперь ты и другим не помог и сам попал в беду!

И, как всегда в критических случаях, к Павлу Борисовичу пришло полное спокойствие. Нет, не показное спокойствие, а подлинное хладнокровие, и он непроизвольно, по привычке начал что-то насвистывать, при этом беспрестанно оценивая обстановку.

«Судя по тому, что яхту то поднимает, то опускает волной, сидим мы только на киле. Так что ничего нам не грозит! Как с этой мели теперь слезть? Попробовать шестами толкаться? Яхта весит несколько тонн – не столкнем! Якорь завести и подтянуться лебедкой? Пожалуй, можно попробовать. А как завести? Нет, не получится – резиновую лодку перевернет. Не получится! Не пойдет! Что же делать? Стоп! Так, ладно, это потом. Сейчас важнее спасти тех, с катера».

На эти размышления и принятие единственно верного решения ушло едва ли секунд пять.

— На катере! Держитесь! Ни в коем случае не пытайтесь плыть к нам! – крикнул Павел Борисович в рупор, а своим помощникам скомандовал: — Бросайте круги!

Здесь, на отмели, волны были ещё злее, ещё выше. И каждая поднимала яхту, и она выпрямлялась, на секунду её отрывало от дна, и в это короткое мгновение она пыталась рвануться вперед, к терпящим бедствие. В следующую секунду вздыбившаяся волна, прокатываясь дальше, бросала парусник вниз, и судно опять клало на борт, и опять киль скрежетал по камням, а сердце сжималось от страха! Все это сопровождалось грохотом и звоном разбивающейся посуды в каюте. Девицы продолжали истошно орать! А паника во время аварии – самое страшное дело!

Но разве можно было в данный момент обращать внимание на такие мелочи?! Важнее всего сейчас помочь тем, кто уже едва держался на воде, почти захлёбываясь солёной водой!

Волны и ветер отнесли круги в сторону! Да и катер волнами тащило к берегу, но всё дальше от яхты. Эй, Посейдон, что ж ты делаешь?

— Алексей, выброску.

Лёшка скатился по трапу в каюту. Там, по полу мотались осколки битой посуды, кастрюли, какие-то вещи... Открыв рундук по правому борту, Сашка взял в руки моток тонкой легкой и прочной веревки с привязанным к ней небольшим брезентовым мешочком, набитым дробью. Но тут яхту, поднявшуюся на очередной волне, неожиданно положило на другой, правый борт, и Лёшка, не удержавшись, упал прямо в открытый рундук, ударившись головой так, что от боли едва не потерял сознание. Кривясь, он протянул выброску Павлу Борисовичу, склонившемуся над люком.

Придерживаясь одной рукой за поручни и раскрутив над головой груз, Павел Борисович метнул его в сторону терпящих бедствие. Но в момент броска какая-то, не вовремя ударившая в борт волна качнула яхту, и выброска не долетела до катера совсем немного, ну, может быть, с полметра. Быстро выбрав из воды конец, капитан опять стал раскручивать «закидушку» над головой. В этот бросок он вложил все силы, но выброска опять не долетела чуть-чуть до днища катера, за которое уже с трудом держались парень и девушка!

— Помогите! Быстрее! Она уже еле держится! – раздался крик с воды.

Снова бечевка в руках у капитана, опять он готовится к броску, уже понимая, что не добросить ему спасительную веревку до катера.

— Павел Борисович, дайте я! – Антон на вид был самым крепким: даже под футболкой чувствовалось крепкое, мускулистое тело.

Антон, как и Павел Борисович, раскрутил выброску над головой. Мощный бросок — и груз по кривой траектории полетел в сторону перевёрнутого катера, захлёстываемого волнами. Выброска упала совсем рядом с девушкой, но она даже не попыталась схватить верёвку!

Яхту продолжало бить тяжёлым килем о камни. Катер ещё более отнесло в сторону берега, но дальше от парусника, и Антон, выбрав конец, со страхом понял, что теперь может и не докинуть выброску до терпящих бедствие. Тут он вспомнил, как его брат на рыбалке усиливал бросок. И вот теперь сам обмотал пару раз бечевку вокруг какой-то вовремя попавшейся под руки деревяшки и, закусив губу, вновь раскрутил груз над головой. Как же трудно это было делать на раскачивающейся палубе!

— Э-а-а-а! – в бросок Антон вложил всего себя!

Груз взлетел в воздух, бечевка, со свистом разматываясь из бухты, летела вслед за грузом! Глаза всех неотрывно следили за полетом спасительной выброски, и на этот раз она удачно легла как раз на днище катера!

— Быстро привязывайте спасательный круг! – распорядился капитан и, подняв рупор, крикнул: — На катере, выбирайте конец! И держитесь! – И, обращаясь ко всем: — Соберите тёплые вещи, у кого что есть. Полковники, у вас водка осталась?

— Пошел ты… — худой полковник грязно выругался. — Если мы потонем, я тебя, гад, посажу до конца дней твоих!

Тут не выдержала Галина Степановна и с язвительностью, на которую только была способна в этот момент, сказала:

— Слушайте, вы! Если так боитесь за свою жизнь, можете надеть спасательный жилет! Будет ещё смешнее: с одного будет спадать, а на другого не налезет!

Толстый полковник пытался одернуть своего товарища.

— Григорий Васильевич, прекрати! Слышишь? – И добавил: — Есть у нас водка. Сейчас попробую найти… Впрочем, поищите сами в наших вещах. Я не могу!

Парня и девушку, которые вцепились мертвой хваткой в спасательный круг, подтянули к корме — только здесь можно было выбраться на яхту.

Вдруг парень с ужасом закричал:

— Нина, Нина! Ты что? Что с тобой? Нина! Она потеряла сознание! Я не справлюсь! Я не смогу её поднять! – Он сам едва уклонялся от захлёстывающих волн и с трудом поддерживал голову девушки над водой.

Никто не успел ещё ничего сказать, как Антон прямо в одежде прыгнул за борт. Какая-то неосознанная сила бросила его в воду. Скорее всего, он ни о чём не успел подумать. Просто в этот момент нужно было действовать именно так и только так! Как же тяжело было поднимать безвольное, почти мертвое тело из воды, которое сразу же наливалось всеми земными тяжёлыми килограммами!

— Галина Степановна, переоденьте её. Девушки вам помогут, – попросил Павел Борисович, открывая дверь в свою «капитанскую» каюту. Оттуда посыпались книги, фонарь, какие-то вещи. Не обращая на это внимания, капитан быстро отыскал аптечку, покопался в ней и достал нашатырный спирт. – Постарайтесь как можно быстрее привести её в чувство: надеюсь, она потеряла сознание не от того, что хлебнула воды. Потом уложите её под одеяло, хорошенько укутайте и дайте горячего чая из термоса. И влейте в чай водки.

Яхту продолжало класть на борт, потом она выпрямлялась, чтобы через мгновение снова качнуться так, что паруса касались волн! Но что-то уже изменилось. Быть может, спало напряжение, ушло беспокойство за пострадавших?

Теперь можно было перевести дух и заняться другими делами. Павел Борисович достал из штурманского стола карту, внимательно рассмотрел её. Конечно, никто не слышал, как капитан ругает себя:

— Старый самонадеянный болван! Ведь знал же, что здесь каменная банка, которая во время отлива чуть ли ни на поверхность выступает! Взял бы чуть правее или на десяток метров левее – и всё бы было нормально! Повезло, ох, повезло, что во время прилива шли! Из-за тебя, дурака, могли люди погибнуть!

Павел Борисович был излишне строг к себе: разве у него было время на раздумья? Разве можно было действовать иначе?

А Галина Степановна, приведя в чувство девушку, немного поговорила с ней, а потом, когда девушка заснула, решила, несмотря на качку, хоть немного прибраться в каюте. Она подняла с пола папки, тетради, книги, выпавшие из капитанской каюты. В основном это была литература о кораблях, яхтах, справочники по судовождению. Были и другие — художественные, разных авторов, известных и незнакомых. Одна книга оказалась сборником стихов. Галина Степановна прочитала одно, другое… Стихи захватили её – столько в них было чувства, легкой грусти о несбывшемся, надежды на будущее… Обычные, казалось бы, слова, но от этих слов как-то сладко щемило сердце, а на глазах выступала непрошенная слеза. Она взглянула на обложку: «Павел Гривин. Шепот звезд. Стихи». Удивившись и всё ещё сомневаясь в своей догадке, она открыла первую страницу и увидела фотографию… Павла Борисовича.

«Боже мой! И это человек, который кажется таким черствым, сухим, сугубо прагматичным… А он… Вот он, оказывается, какой, капитан «Ориона», — подумала она. — Если ещё есть мужчины, умеющие так чувствовать, то стоит, наверное, жить и на что-то надеяться!».

На палубе спасённый парень, уже переодетый в чью-то сухую одежду, сидел на скамье, держал в руках кружку, из которой шел пар, и всё не мог сделать глотка: его била крупная дрожь, было слышно, как стучат его зубы.

— Павел Борисович, — позвал Лёшка, — посмотрите, мне кажется, что волнами нас перетащило через мель и до глубокой воды совсем немного осталось.

Все, кто был в состоянии, придерживаясь за ванты, за поручни по то и дело кренящейся палубе прошли на нос яхты. Но сколько ни вглядывались в серую, взбитую белыми пенными волнами воду, ничего не видели. Только Павел Борисович разглядел в пяти метрах конец каменистой мели. Вскоре яхта встала на ровный киль, и качать стало меньше: волны с разбегу налетая на мелководье, вскипали, в ярости теряя всю свою силу. Все как-то вздохнули с облегчением, а парусник рванулся вперед по направлению к берегу.

Но, подчиняясь твёрдой руке капитана и умелым действиям его помощников, парусник совершил поворот, остановился, выйдя против ветра и волн, около перевёрнутого катера. Зацепить его, завести буксир было не так уж и трудно.

— Всё, идем к берегу.

С полупритопленным катером на буксире другого варианта быть не могло.

А природа, как будто поняв тщетность своих каких-то мрачных намерений, позволила выглянуть из-за низких косматых туч одному робкому лучу солнца. А уж этот луч, развернувшись на просторе, стал разметать тучи, которые чуть ли ни на глазах таяли, очищая сине-голубое небо!

В седьмом часу вечера они подошли, увы, не к берегу у «Голубой волны», а к очень кстати подвернувшемуся пирсу популярного курорта.

Они уходили от него с разными чувствами: одни с ужасом вспоминали происшедшее, другие были в восторге от приключения…

— Павел Борисович, можно я останусь? – глаза Антона смотрели умоляюще. – Тем более что одежда моя не просохла.

Капитан, поняв хитрость молодого человека и усмехнувшись про себя, внимательно посмотрел на парня.

— Буду рад… Послушай, Антон, у меня сложилось такое впечатление, что ты не новичок в парусном деле. Это так?

— Знаете, Павел Борисович, когда я учился в школе… Как давно это уже было… Я занимался в судомодельном кружке — строил модели кораблей. Последней моей моделью была яхта. Я сам спроектировал и построил её. Мачта была выше моего роста. Теоретических познаний у меня не было, и, может быть, поэтому на курсах в полветра она сильно уваливала. Но какая красивая была! А потом нужно было готовиться к вступительным экзаменам, затем пять лет напряженной учебы, армия, завод… А два дня назад Люсанька позвонила мне… Да и она сама в общем-то тоже случайно оказалась у вас на яхте…

— Очевидно, у тебя не совпадали центр парусности и центр бокового сопротивления, – перебил его Павел Борисович. — Ну да ладно. Знаешь, Антон, я действительно буду рад видеть тебя на борту «Ориона». Место в кормовом кубрике тебя устроит?

Совершенно счастливый парень перескочил с пирса на борт яхты, чтобы в каюте разобрать свою сумку, уложенную было для возвращения домой. Он, конечно же, не упомянул о другой причине — после того, как он услышал от автомастера: «Тоже мне, капитан! На мель наскочил посреди моря, яхтсмен долбанный!» — ему совсем не хотелось быть рядом с этим человеком, слышать его голос, зависеть от него даже в качестве пассажира в его машине.

Вдруг вернулся толстый полковник.

— Павел Борисович… Я хотел бы извиниться! Понимаете, привыкаешь…. И… спасибо вам!

— За что? За то, что вы страха натерпелись? – без тени иронии, серьёзно спросил капитан.

Полковник, глядя себе под ноги, о чем-то думал. А потом, подняв глаза, не отвечая на риторический вопрос капитана, почему-то сказал:

— Знаете, мы все когда-то были простыми сержантами. Со временем одни доросли до полковников, другие… — он махнул рукой, повернулся и пошел, не оглядываясь.

— О чем это он, Павел Борисович? – Славка, который оставался ещё на один день, с недоумением посмотрел на своего старшего товарища.

— Можно как угодно додумать… — он некоторое время молчал. — А я, Слава, кажется, ошибся в нём. Пусть он меня простит.

Они сидели на пирсе на лавочке и обсуждали приключения дня. Потом Славка ушел на берег, а к Павлу Борисовичу присоединилась мать Лёшки.

— Галина Степановна, у меня складывается такое впечатление, что это ваше провидение достигло все же какой-то своей цели, загнав нас к берегу именно в этом месте! – было не понятно: шутит капитан или нет. – А вы как, сильно напугались, когда мы на мель сели?

Женщина улыбнулась.

— Да нет. Я на вас смотрела, а вы были спокойны. А знаете, Павел Борисович, та газета, где я читала астрологический прогноз для вас, оказалась за прошлую неделю. Так что на эту неделю были запрограммированы другие события. Может быть, и сегодняшние. – И вдруг, решившись, спросила: — Павел Борисович, а мы могли бы… плавать… втроём: вы, Лёшка и я?

Это было так неожиданно, что капитан долго не мог подобрать нужных слов. Он, конечно же, понял то, что хотела сказать ему Галина Степановна.

— Знаете, я могу управлять пока только мужским экипажем. Простите.

— Жаль! Очень жаль! – Было ясно, что имел ввиду капитан, и ей стало очень грустно.

Вечернее солнце уже касалось горизонта, и дорожка из живого, колышащегося золота разлилась до самого берега. Павел Борисович, оставшись один, бездумно следил за плавным погружением светила в море, не обращая внимания на разгуливающих по пирсу отдыхающих, которые, как и он любовались закатом. Иногда он бросал беглый взгляд на тех, кто проходил мимо или останавливался рядом с ним, облокотившись на ограждение. Шумная молодежь, степенные пожилые парочки, одинокие мужчины, женщины, дети… Постояв, они неспешно шли обратно…

Совершенно неосознанно, он отметил стоящую невдалеке женщину, которая разглядывала его яхту. Через минуту он снова случайно взглянул на неё — в это момент женщина повернула голову, и что-то знакомое почудилось Павлу Борисовичу в этом лице: «Как же она похожа… Как похожа!».

Но и эта мысль была мимолётной. Он ни о чём не думал, вернее, думал обо всём и ни о чём конкретном. Думал о том, что все вымотаны, и идти в ночь не хочется, думал, как быстрее завтра добраться до «Голубой волны»… Иногда всплывало какое-то четверостишье, и мелькала мысль, что нужно обязательно его записать…

Почувствовав на себе пристальный взгляд, хотел было встать и уйти на яхту, но неожиданно услышал, как кто-то тихо-тихо, почти шепотом назвал его имя.

А женщина, боясь ошибиться, неуверенно вновь тихо проговорила:

— Павлик? Павлик, это ты? Паша!

Павел вскочил.

— Наташа? Наташа! Наташа… — он ничего не мог сказать, протянул к ней руки…

— Паша! Надо же!

— Наташа!

Боже, как же долго они не виделись! Они держались за руки и молча с улыбкой смотрели друг на друга.

— Прошло столько лет! И надо же, как тесен мир: мы жили в одном городе, я уехала на Дальний Восток, ты, насколько я знаю, тоже куда-то перебрался, а встретились мы вот здесь, на берегу моря! Ты как здесь? Что тут делаешь?

Павел всё смотрел на любимое лицо, и как же хотелось ему сказать, что он сейчас чувствовал. Но как? Какими словами?

— Да вот… жду.

— Кого?

— Тебя!

В счастливых глазах Наташи мелькнула легкая тень иронии – она вдруг стала той насмешливой, а иногда и колючей, зачастую не щадящей самолюбия Павла, Наташкой, какой была много-много лет назад.

— И давно?

— Всю жизнь!

Наташа села рядом, грустно улыбнулась.

— Паша, ты тогда, не дослушав меня, ушел. Ушел и пропал. А я после института уехала на Камчатку. Работая с вулканологами, познакомилась с интересным человеком. Четыре года назад во время экспедиции произошёл несчастный случай, и мы живём пока вдвоём с сыном. Он уже совсем взрослый. С Камчатки мы уехали… Ну, а ты? Где ты? Кто ты?

— Я сейчас. — Павел бросился к яхте. Вынес свою книгу, успев написать в ней: «Как шёпот звезд: На-та-ша».

А Наташа широко раскрытыми глазами смотрела на него:

— Паша, я должна, должна была догадаться! Боже мой! – Не глядя, она взяла книгу и тут же забыла о ней. — Как был ты романтиком, так романтиком и остался! Седой уже, а всё такой же! Так это вы… Павлик, это у вас что-то случилось там, в море? Это опасно?

— Я не знаю, кто я – романтик или ещё кто-то… — не отвечая на последние вопросы, медленно проговорил Павел. — Просто я люблю ходить под парусом. Особенно в дальние многодневные походы.

Они бродили по берегу, по аллеям дома отдыха и ничего не замечали. И говорили, говорили, говорили…

Наташа спохватилась:

— Паша, уже поздно, а моя соседка очень пожилая женщина, и мне не хотелось бы её беспокоить. Давай прощаться.

— Если бы ты знала, как я не хочу расставаться! Мы увидимся завтра…

— Да, да, конечно, – уже торопясь, сказала Наташа, — пока...

Он всё смотрел вдоль аллеи, где в свете редких фонарей вдруг появлялась женская фигура, то пропадала в непроницаемой тени густой зелени.

«Завтра мы снова увидимся! Завтра! Как долго ждать! Завтра… Но завтра надо будет идти в «Голубую бухту»… Долго ли удастся побыть вместе?.. А я позову её с собой! Вот здорово будет! Часов до десяти дойдем, а потом привезу её обратно на автобусе… Подожди, подожди, да захочет ли она?.. Почему ты решил, что она пожелает пойти с нами под парусом?.. — Павел подобно «Ориону», налетевшему на мель, остановился в своих мечтаниях. – Да и нужна ли будет эта завтрашняя встреча? Увиделись, поговорили… Ну и слава богу. И ушла она так быстро… Ей дороже покой соседки! А завтра… Придёт до отхода – хорошо, не придёт – искать не буду».

Он никак не мог заснуть – всё мучался, не в силах ответить на свои же вопросы, на которые могла бы ответить только Наташа. И уже за полночь услышал голоса. Это было странно: ведь яхту он немного отвел от пирса, и просто так на неё перебраться было невозможно. Павел Борисович встал, стараясь не разбудить спящих в каюте, по крутому трапу поднялся на палубу…

— Как здесь хорошо! – голос раздавался с кормы.

Там, низко над водой была смонтирована специальная площадка — кринолин, куда сегодня днём поднимали пострадавших. А во время походов, когда яхта лежала в дрейфе, с этой площадки прыгали в воду, купались…

Тихонько пройдя мимо мачт, Павел Борисович увидел облитых колдовским лунным светом двух совершенно обнажённых женщин, выбравшихся на кринолин и принимавших там «лунные ванны». Картина достойная какого-нибудь художника-сказочника. Павел Борисович хмыкнул про себя: «Тоже мне, русалки!» — и, отступив несколько шагов назад, громко спросил:

— Кто там?

В ответ раздался визг и два тяжёлых всплеска.

Павел стоял у грот-мачты и смеялся. Потом поднял голову к усыпанному яркими звёздами небу, отыскал Венеру, Марс, Юпитер и негромко спросил:

— Что, перемигиваетесь? Добились своего?

А часа в два ночи за ними пришёл катер. Там, в «Голубой волне», получив сообщение по радио, отрядили катер. Но тоже с большими задержками: то не было кого-то из экипажа, то оказалось, что мало солярки в баках, да пока заправились…

На предложение капитана дождаться утра, было сказано, что утром в «Голубой бухте» его будет ждать губернатор края. И что губернатору хотелось бы прокатиться на «Орионе».

— Хорошо. Подождите немного. Я сейчас. – Павел Борисович быстрым шагом пошёл по пирсу к берегу.

Дойдя до конца дощатого настила, остановился.

«Куда это я? Я же не знаю, где её искать», — и он побрёл обратно.

«А администратор? Через администратора можно будет найти! — Павел снова бросился к берегу. – Разбужу, пусть ругается, проклинает меня, пусть милицию вызывает, но я уговорю его помочь разыскать Наташу… И скажу, что люблю её, как никто не любит!.. А как искать? Я же фамилии-то её не знаю… Фамилии по мужу… А может быть, и не надо искать... Быстрее забудется, заживёт… Но что она обо мне подумает? Она же обидится! Оставить для неё записку? Где? У кого?» — он медленно вернулся на пирс.

— Знаете что… Никуда мы не пойдём до утра. Все очень устали.

Но всё, что сказал Павел, должно было звучать совсем по-другому: «Я встретил любимую женщину и не хочу потерять её!».

Павел так и не уснул. Когда утро наполнилось колдовской прозрачностью, он поднялся на палубу. В небе уже не было затверделой ночной черноты, но оно и не успело ещё налиться дневной голубизной. Лёгкий ветерок слегка рябил воду на поверхности пологих волнах, набегающих на берег, а отсветы от облаков на юге окрашивали их в несовместимые цвета: мрачновато-серые — с той стороны, куда ушла ночь, и нежные утренне-розовые — с другой.

Боясь оглянуться, чтобы не пропустить мгновение, когда блеснёт первый луч, капитан, не отрываясь, вглядывался туда, где из-за горизонта вот-вот должно было показаться солнце…

Ещё мгновение, еще…

И вот вспышка самого первого луча Солнца пронзила его! И показалось Павлу, что он, этот самый первый лучик другого цвета. Не оранжево-золотистого, как все остальные солнечные лучи, а… а… Может быть, зелёного?! Он не был уверен, потому что длилось это чудо короткое мгновение, миг, даже меньше! Но так хотелось, чтобы этот луч был зелёным! Он знал, верил, что зелёный луч приносит удачу, приносит счастье!

И, как молящийся язычник, Павел в непроизвольном порыве вскинул руки навстречу солнцу!

© Труханов Н.И, 2009. Все права защищены
    Произведение публикуется с разрешения автора