Ничего личного

Размышления художника о современном искусстве, в частности графическом «этноискусстве», написаны в сатирическом, может быть, даже игривом стиле. Высмеивается безвкусие и тяга некоторых коллег по кисти к нарочитому примитивизму, порой выходящая за рамки здравого смысла. Первая публикация статьи.

Осенний Варзоб удивил тишиной, чистотой красок и царящим покоем. После пыльного, душного бишкекского лета, тишина и роскошная палитра таджикской осени почти оглушили Отбалды уулу Ома. Небольшой санаторий, с советской поры пребывающий в состоянии перманентного ремонта, на две недели стал местом проведения международного семинара по печатной графике. Отбалды случайно оказался в составе группы. Приятель-график неожиданно получил интересное предложение поучаствовать в пленере на Байкале, и буквально всучил Ому поездку в Душанбе.

К печатной графике Отбалды имел косвенное отношение — офорт, литография, гравюра — в институтских мастерских познакомился и с тем и другим, но серьезным делом это не стало. Живопись оказалась той областью, местом, полем, а иногда и непроходимыми зарослями, где Ом ощущал себя и робким учеником, и мастеровитым ремесленником, и полновластным хозяином. По этой причине Ом держался настороженно и чувствовал себя недостаточно уверенно, беспокоясь о предстоящей работе. Вскоре выяснилось – тревоги были напрасны. Состав группы оказался настолько неоднороден, и разница в профессиональной подготовке была настолько очевидна, что Отбалды усмехнулся, вспомнив недавние страхи.

Хмурый бородач Йозеф Хюмер из Гамбурга, ювелир по профессии, в маленьких офортах, наглядно демонстрировал виртуозное владение штихелем. Высокая, полная, медлительная Ева Мёзенедер из Зальцбурга, преподаватель художественного института, ее обширные знания графических техник и приемов приводили в смятение местных художников. Позже она подарила Отбалды книжку подруги-писательницы со своими иллюстрациями, офорты ботанико-сюрреалистического жанра. Тоне Финк из Вены, известный австрийский художник, несмотря на возраст, активно работающий в самых разных областях искусства от традиционных рисунка и живописи до видео и перформанса. В Варзобе, кроме огромного числа эксцентричных рисунков, он сделал серию метафизических офортов в технике «сухая игла» под названием «маленькое черное пожирает большое белое». Руди Хёршлегер печатник, способен бесконечно улучшать каждый оттиск, всякий раз открывая новые особенности штриха. Анна Хёршлегер, график, жена Руди и фактический руководитель семинара. Благодаря ее менеджерским усилиям состоялось это мероприятие.

Представителей местного художественного сообщества отличала довольно низкая графическая культура и странная привязанность к этно-мифическим и пасторально-эллегическим сюжетам. Руди называл это «искусством воспоминаний». Марат Бикеев из Алматы и четверо душанбинских художников на протяжении двух недель старательно заштриховывали цинковые доски изображениями восточных красавиц, сидящими на фоне узорчатых ковров, лежащими на узорчатых коврах, стыдливо прикрывающихся узорчатыми коврами.

Отбалды снисходительно относился к этому увлечению, хорошо понимая истинную причину создания таких произведений. Сувенирную картинку неглубокого содержания легче продать. Все эти наблюдения и выводы были сделаны позже, а сейчас нужно было определиться с работой. Семинар не имел какого-либо девиза или темы. Полная свобода творчества. Но, как и любая свобода, эта тоже несла в себе неуютную амбивалентность. Было ясно, нацарапать три-четыре офорта не составит особой сложности. Но также ясно было, что только исполнение условий семинара не принесет удовлетворения.

Между тем осень тихо раскрывала новые и новые краски. Влажное, голубое утро. Желто-оранжевый, сверкающий под кобальтовым небом день. Темный лилово-зеленый вечер. Шум речки, сноровисто виляющей среди огромных валунов, связывал эти пестрые куски дня в цельную картину. Размер голубых камней поразил Отбалды еще в первый день. Композиционная доминанта пейзажа – привычно подумал Отбалды. И если бы не размер и количество камней в тесном русле быстрой горной речки, на этом можно было успокоиться. Тем более, что ни красок, ни холстов для этюдов с собой не было.

Но оставаясь в поле зрения, камни не отпускали внимание художника, утверждаясь в мысли потенциальным художественным объектом. Следующее утро разрешило все вопросы. На нескольких камнях у самой воды, были раскинуты, видимо для просушки, цветастые тряпицы. Были ли это кухонные тряпки или женские прокладки, обслуживающий персонал состоял из жительниц ближайшего кишлака, значения не имело. Идея, беспокоившая художника, явилась в полной своей ясности.

Цветок и камень, усмехнулся Отбалды, вспомнив название индийского фильма. Вот где пригодится коробка восковых мелков второпях прихваченная из мастерской. Несколько следующих дней были посвящены рисованию цветов на камнях. Увлеченность работой имело еще одну причину – изображения пышных роз и пионов в обрамлении буйной зелени в памяти художника ассоциировались с традиционной таджикской вышивкой, широко и прочно укоренившаяся в быту, как сельских жителей, так и горожан. К тому же, как не без оснований догадывался Отбалды, его цветочная тема онтологически являлась областью современного искусства. Он не был приверженцем этого постперестроечного явления, но выставки посещал и за периодикой по современному искусству следил регулярно. Парадоксальное и остроумное, а нередко абсурдное сочетание смысла и внешнего облика произведений, идеи и средств ее раскрывающих, не могло оставить равнодушным внимательного зрителя, каковым также не без оснований считал себя Отбалды.

Яркие рисунки на камнях, разбросанных по берегам и руслу речки, вызывали ощущение праздника. Молчавшие до сих пор, они заговорили о красоте солнечного осеннего дня, мерцая в сумерках, наполняли лиловый вечер таинственным светом.

Но в одно прекрасное утро к Отбалды подошел встревоженный Финк: «Твои цветы, они испорчены, ты сам это сделал?». Все рисунки были затёрты жидкой грязью. Вероломный вандализм потомков саманидов и согдийцев оказался своеобразной платой за вдохновенную работу художника. Философский вывод успокоил ненадолго. Вызов требовал ответного жеста. Решение пришло быстро. Это будут рисунки продуктов жизнедеятельности крупного рогатого скота на еще оставшихся чистых камнях.

В этой местности они были выразительной, скульптурной формы, некоторые кучки Отбалды снимал для фотоархива. Сказано – сделано. Отбалды трудился с не меньшим энтузиазмом, испытывая некое удовлетворение от внезапно открывшейся возможности такого диалога со зрителем. Теперь художник хорошо понимал, работа носит все признаки контемпорари-арт проекта. Рисунки навозных кучек получились даже более брутальными, эстетически выразительными и оставались в сохранности до окончания семинара.

А что, если побудительным мотивом для этого акта вандализма стало стремление к совершенству? Возможно, в генетической памяти потомков древнейшей цивилизации сохранилось это стремление. Возможно, акция по уничтожению «красивого» стала результатом своеобразной корреляции в области эстетических предпочтений. В таком случае изображения навозных кучек оказались более выигрышными с точки зрения актуального искусства. Произведение современного искусства — удачно, если оно тревожит и беспокоит, задевает интеллектуально или эмоционально, а не убаюкивает красотой и гармонией. Теперь Отбалды испытывал признательность к своим незримым оппонентам за столь провоцирующую, а в результате решившую серьезную художественную проблему, акцию.

В. Руппель. Варзоб, 2005 – Бишкек, 2010