Высокогорный Манас

Рассказ из жизни – прошлой, советской жизни. Честный и работящий парень-кыргыз по имени Манас в студенческом стройотряде. Работает, как вол – просто потому, что не может не работать. Тянет весь стройотряд в передовики. Но не только вкалывает, но и спрашивает с организаторов работ. Где условия для работы студентов, где материал, где инвентарь?! И вот однажды объявили, что на стройку, к студентам должен приехать сам товарищ Усубалиев… Первая публикация.

...Это не тот, который аэропорт в Киргизии. Даже не тот, который знаменитый земляк – семерых махом – одним побивахом. Но тоже достойный, чтобы, пообщавшись с ним, о нем долго не забывать. Киргизский Илья Муромец...

...Шоколадные конфеты, при всем нынешнем изобилии, все-таки не являются предметом первой необходимости и тем более продуктом, который могли бы себе позволить студенты и студентки, хотя бы и нашего техникума, – не угощаться, а просто ЕСТЬ, как простую и вполне доступную еду. Однажды фантики, серебристые и с золотинкой, от дорогих шоколадных конфет вдруг обрушились, как снег на голову, на наш техникум. Они валялись, как кожура от семечек, мусором. Это было конечно, совсем неопрятно, но так шикарно! Ели конфеты все – учителям занесли почти половину коробки конфет «Кара-Кумы», и даже первокурсники растирали шоколад по своим губам. Девчонки стали враз капризными и недоступными. Конфеты, по большому счету, были доступны, скорее, как праздничное лакомство. При цене почти в четыре рубля за кило и стипендии в двадцать рублей за месяц – вряд ли это было посильным и возможным — кушать Кара-Кум ежедневно, даже для преподавателей.

...Неделю в техникуме все жили в счастливом будущем. То конфеты, то пряники, то печенье. Стали потихоньку привыкать – поднимаешься на второй этаж — на окне стоит очередная коробка с чем-то. Карманами, впрок или на правах старшекурсников, уже брать перестали. Таинственного героя тоже вроде бы не было, и таинственного незнакомца тоже не получалось. Это был наш студент, первокурсник, парень-киргиз, Манас. Имя это было у него такое, или по его делам его так называли — интересовало менее всего. Он иногда откалывал вещи и поинтереснее – на почве своей патологической честности и чувства справедливости, как он считал, – порушенного. Его и преподаватели – не сказать, чтобы побаивались, но остерегались. Сам он учился средне – но на высокие оценки или особое к себе отношение никогда не претендовал. Он был откуда-то из горных киргизов – как сам про себя добавлял, очень высокогорных киргизов. По-русски понимал больше, чем умел сказать, но у нас преподаватели могли получить ответ даже из камня, если камень не был пеньком. Незнание языка не освобождало от ответа по предмету. Когда появились первые конфеты, почти никто не удивился – Манас принес коробку конфет и угощал всех желающих – суюнчи, и все. Не просто коробку — а КОРОБКУ — килограммов на двадцать! Какие там нравы и обычаи, тем более у «высокогорных» киргизов — кто знает? Обижать отказом от подарка — тоже вроде не резон. Конфеты – вот они – лежат, угощайся... Спрашивать его, конечно, спрашивали – говорит, знакомый— шофер тут рядом дает. Он все равно к ним в горы едет, к папе зайдет, поговорят, чай выпьют...

...Через неделю или меньше — скандал, да не просто скандал – скандалище! Пришла милиция и прямо на уроке арестовала – задержала за кражу продуктов Манаса. Доказательства были на подоконнике, и свидетели жевали вещдоки, не прячась… Экстренный сбор преподавателей и актива, комсомол, партийных, местком и полный ВАЙДОД! Больше тысячи человек — и все соучастники!

...Дело было, по простому, сложное... Техникум находился, да может, и сейчас находится, в Оше, на улице Гульчинской. Возле техникума дорога делает поворот под углом девяносто градусов и, кроме поворота, в этом месте еще приличная ямища. Автобус ложится почти на бок, когда проползает над этой ямкой. Грузовые машины старались как-то это место объехать – кто справа, кто слева – с разным успехом, но все же... А были водилы, которым прыжок через ямку был просто, как выброс адреналина в кровь – необходим...

...В тот первый злополучный день, может, в мире и другие счастливые совпадения были, но здесь произошло то, что произошло. Манас шел на занятия – машина ехала себе, не сильно беспокоясь о грузе; шофер тоже не трус. И вот на этом уголочке они и встретились. Шофер, водитель Памирского автотреста, и Манас оказались знакомыми – водитель как-то на джайлоо завозил продукты, и вот теперь они встретились в городе. Почти родня. Одним «саламом» не обойдешься. Речь не о спиртном – если кто успел про это подумать. Одних пожеланий здоровья хватит, чтобы часами говорить. То, что это проезжая часть дороги – делу не помеха, лишь бы человек был хороший. А тут ДВА хороших человека встретились. Манас узнал, что его друг скоро собирается опять ехать в горы и стал прощаться, то есть теперь все «саламы» укладывать в обратном порядке, для родни в горах. Друг ему сказал, что примерно в это время несколько дней еще будет проезжать здесь, и если какие вопросы, то можно будет еще встретиться. Стали расходиться и, как истинный джигит, даванул по газам. Машина, как и положено скакуну истинного джигита — крутанулась на яме и умчалась по улице, на базу. Манас – не хилый парень — росту почти два метра и в плечах шире, чем некоторые в высоту, буквально на лету поймал коробку с машины. Так раньше бывало при социализме, что груз плохо уложен или слабо закреплен и даже сваливался иногда на рытвинах при прыжках машины. Грузовик уже укатил и Манас с этим грузом поплелся на учебу. Ну а дальше все, как и было сказано, — угощение – пир на весь мир. Водитель про этот случай успокоил Манаса – может груз по дороге потерялся, может, упал где, а может, на базе недогрузили. Одним словом – спишут, как усушка – утряска или на бой... Пусть так будет... И все бы нормально, на базе засомневались, что все время чего-то какая-то недостача — одна-две коробки каждый день. Про эту яму все знали. И даже вроде бы когда-нибудь собирались засыпать и, может быть, даже заасфальтировать, но, видно, все руки не доходили. И как-то кому-то в голову пришло – что этот участок дороги может быть использован для хищения или утраты. Как и положено – приехали с собакой, милиционером и представителем автотреста и по обилию фантиков догадались, что в этом техникуме явно живут не по средствам. Причем все. Голодная собака по запаху нашла Манаса и дальше – всеобщая паника и вселенский ВАЙДОД!

...Решение было мудрым и интернациональным – так как конфеты ели все, и был все-таки нанесен убыток социалистической собственности, умысла не было, то скинулись всем техникумом и внесли деньги в хозяйство. До суда дело решили не доводить и вообще не выносить мусор за пределы техникума. Накормили собаку и, наверное, милиционера. Собака-то точно была довольна.

...В конце шестидесятых – начале семидесятых годов в СССР началось студенческое движение ССО — строительные отряды. Докатилось это движение, в порядке и по разнарядке, и до Киргизии. В СССР можно было за рублем укатить от Черного до Белого морей, и страна была побольше, чем сегодняшняя Россия. Да и денег тоже было побольше. Качество работ во многом зависело от руководителей производства – мастеров и прорабов; студенты, конечно, полны энтузиазма, но опыт – нулевой – пахать готовы с утра до вечера, с нарушением всех норм и правил. Главное – сделать объем. А уж про свое здоровье вообще мало кто думал. Здоровья то было – ОГО-ГО. Да и куртки со штанами – фирменные!

...Раньше ведь как было – если партия сказала, комсомол ответил – есть! Может, иногда и подумать бы не мешало, а потом под козырек? Но... Приказы не обсуждаются – они выполняются. И, желательно, с минимальными вопросами по ходу выполнения. Зато с максимальной отдачей и энтузиазмом. Дошла эта волна и до нашего техникума. ЦК Партии сказал – надо бы и нам чего-нибудь тоже подхватить, а снизу уже подхватили и стали формировать ССО, штабы и прочие координационные центры. Республиканские, областные, региональные, городские и просто – местные. В первый стройотряд отбирали, как в космонавты, — и состояние здоровья, и политическая и моральная устойчивость, и отношению к партии и политике. Хотя по большому счету интересовал приток рабочей силы, по возможности высококвалифицированной и дешевой. Объекты доставались по большей мере спорные – для хозяйства, может быть, даже и невыгодные. Например, межколхозная откормочная станция. Уже одно это определение говорило – что эта станция не нужна как объект ни одному из этих хозяйств по отдельности. Кто в дальнейшем за нее будет отвечать — за скот, за эксплуатацию и многое другое?

...Привезли почти во чисто поле – два барака — два отряда, из Оша да с Кызыл-Кии, – будущих шахтеров. Отыграли литавры. Киношники отметили небывалый порыв энтузиазма и укатили пленку проявлять. Местное руководство нам вроде как бы тоже не очень обрадовалось. Пацанва. Без опыта. Зато энтузиазма как-то у нас было больше. Восемьдесят молодых, энергичных, пока еще здоровых и готовых к трудовым подвигам архаровцев сразу же узнали, минут через пять, что вода – это жизнь. Нет ее. Жизни, то есть, — нет без воды. Нет и бочки, в которую ее можно бы залить. Да и заливать нужно из речки. Все так делают, местные. Точнее, бочка где-то в складе вроде бы есть, но склад закрыт и нет кладовщика, а может, и не бочка, а фляга.

...Да и туалет – понятие весьма условное. Очень условное. Торчит голова над тряпочкой – значит, занято. Поэтому присаживаться нужно в позе орла, с высоко и гордо поднятой головой. Все местные тоже так делают...

...И тут Манас поступил, наверное, самым правильным образом. Он заметил, что руководство с нами готово попрощаться до завтрашних трудовых будней и успехов в работе и остальные глуповатые лица тоже, – и тут он выскочил из нашей толпы «штабистов», командиров и комиссаров и ухватил Самого главного в фетровой зеленой шляпе за фалды пиджака. Глаза – бешеные, слюна брызжет...

— Где? Где – спрошу? Люди – вот...

...От волнения он переходил то на русский, чтобы всем понятно было, то на киргизский, то вообще на интернациональный, понятный всем язык, даже руководству Очень большого уровня. Руководство тоже видать задумалось, может, и впервые в жизни, — сначала попыталось как-то разрядить обстановку – мол, завтра приедет прораб, и вопросы начнет тоже думать, а он всего лишь начальник и без подчиненных никак этот вопрос решить не может сейчас – некому дать указание. Манас даже побелел от этих слов. Мы даже за начальника стали переживать. Ведь он не знал, что если сейчас Манас тоже начнет думать, что начальник поступает неправильно, то и вспомнить потом, кто о чем начал думать, и кто первым начал, будет некому – все могут стать только свидетелями. Всего-то нужно было – выдать инструменты лопаты и кирки для строительства туалета да решить, где бочка под воду. Речка вроде неподалеку, бочка на колесах и прикатить ее не большая проблема для оравы довольно крепких парней семнадцати лет. Попутно уточнили, кто умеет шашлык готовить — барашков вокруг много и волки будут выть от голода и зависти. Если с питанием вопрос тоже отложить до завтра. Часам к двенадцати ночи решился временно вопрос по питанию. Даже электричество подключили. Оперативные ребятишки, из тех, кто может не очень подкованный был по другим наукам, но организовать свой быт как-то представлял – смотались в кишлак или аил – короче, в местный лабаз, за вином… Жизнь налаживалась...

...Утром появился начальник, рангом видать пожиже... Он переписал всю гоп – бригаду. Даже инструктаж или молитву произнес, и все чего-то подписали. Когда пришло время обговорить наши планы и задания, а также — что нам за это будет – в хорошем смысле этого слова, наряды, выполнение, премии и прочую несущественную мелочь, меркантильную мелочь. Мы поняли, что сильно огорчили своими вопросами начальника. Он готов ответить только на одну часть вопросов – сколько и когда нам нужно сделать, а про деньги – надо было у вчерашнего спрашивать – а может, мы все проедим, и получать нам будет нечего.

...У Манаса кулак размером с головку не очень крупного ребенка лет пяти, и когда он стукнул по лавочке и сломал ее, то, видно, и у этого начальника все встало быстро по местам – а может он вспомнил, что некоторые из нас уже через полгода станут работать мастерами и даже прорабами и смогут себе зеленую фетровую шляпу купить и стать Начальниками. Манас как-то быстро сумел убедить Начальника в его неправоте...

...На удивление всех, Манас не стал Начальником тут же, на месте. Он приехал – РАБОТАТЬ! А работать он умел. Да еще как! Нас поставили на крышу – делать стяжку и заливать щели между плит бетоном. Девчонки стали на штукатурку. Объект был МЕЖКОЛХОЗНЫЙ и делался прежними, местными строителями откровенно халтурно. Монтажные работы, на которых можно было заработать деньги, выполнены со слезою. Как этот «комплекс» не развалился раньше, до нас, – бог знает! «Клюшки» — опоры под кровлю выставлены каким-то невообразимым способом, будто у монтажников шел конкурс на приз журнала «Очевидное – невероятное». Лезть на крышу было не просто опасно, но и преступно. «Шалашик» из бетона мог попросту сложиться в любую минуту, а доказывать потом, что это был строительный брак, а не отсутствие опыта у молодых строителей, — все это будет слишком поздно. Порешили, что исправлять брак будем по мере обнаружения, вплоть до демонтажа конструкций. Оперативки проходили по взрослому, то есть взрослых было собственно двое – мастер и прораб. Так как с нашей стороны еще начальников не было и до шляп нам рановато было, то проходили они недолго и напоминали скорее перемирие между враждующими сторонами, чем оперативки. С нашей стороны – командир отряда, комиссар, член штаба, еще какой-то координатор – будущие чиновники и бюрократы. Решения принимались боевые – выполнить взятые обязательства любой ценой. Враг почему-то был в лице работодателей...

...Манас на «посиделках» — оперативках в основном сидел почти молча, иногда шептал про «синие носки» и, видать, так расстраивался, что шевелил своими кулаками. Его бронзовый чеканный профиль за какое-то короткое время становился почти белым, мраморным. Потом уточнялись детали – и в «бой»! В смысле, нам – работать, начальству – обеспечивать материалами и необходимыми дополнительными людьми: сварщиками, монтажниками.

...Работал Манас как зверь. Изготовил себе и под себя громадный полутерок, метра, наверное, в полтора в длину и шириной в лопату, и носилки под раствор, которые только вчетвером носить. Так мало ему этого – сбегал вниз к растворомешалке и помогал, а практически сам загружал песок и готовил раствор. Он бы и крутить ее попытался — да механика не позволяла. За этим процессом хорошо наблюдать; участвовать в нем – подсобником – смерти подобно. Манас не обижался, когда его называли слегка придурком – ведь не дураком же называли! А только полуумным...

...Скоро отряд не только догнал, но и перегнал всё и вся. Даже перспектива заработать не только деньги, но и грыжу — не пугала. Мы стали понимать – что и в концлагерях выживали, если работали... Вряд ли обезьяна захотела бы становиться человеком, если бы только могла себе представить, что ею займется Манас... В середине практики, в самый разгар «манасизма», вдруг нам сообщили, что завтра приедет САМ! Первый секретарь всей коммунистической партии всей Киргизии, начальник всего ЦК – товарищ УСУБАЛИЕВ! Это вам не президент, которого можно то выбрать, то наоборот – не выбрать… Здесь если доверили – то вся партия доверила, а не один какой-то народ в отдельно взятой республике. Это для нас было – как вечно живой Ильич для москвичей, который вроде бы теоретически вечно живой и где то лежал-лежал, а потом решил — хватит, встал да и прошелся по Кремлю – кости размять. Мы ж, конечно, знали, что нами кто-то руководит – как же без этого! И даже по телику его видели... Так мы и Ленина по телику видели – разницы большой нет. И вдруг – к нам, не в город, поруководить и назад. Видать, и ему что-то любопытно стало. Или интересно. Работу бросили с утра – не начиная. Наше Начальство пришло в белых глаженых рубашках и даже при одеколоне и побритыми. Инструктаж на тему «За детство счастливое наше спасибо, родная страна» и прочие благодарности «Наш труд – тебе, Отчизна». А что условия у нас санаторные и кормежка тоже слишком обильная – прямо мешает для более плодотворного труда – так на это нужно как-то повлиять, иначе безобразие какое-то! К обеду дозорный заорал, что видит – летят к нам, в нашу сторону две черных «Волги» и несколько простых машин... Волги были с одинаковыми номерами, и по серпантину было видно, как они обходили друг друга, менялись местами. Красиво. Машины были с занавесками – тогда еще не было тонированных стекол. Но все равно – кортеж впечатлял.

...Наш Первый сводный студенческий строительный отряд с естественным почтением и любопытством, полукругом обступил Очень Высокое Начальство. И мы сразу поняли – откуда эта любовь к Зеленой фетровой шляпе. У товарища УСУБАЛИЕВА она тоже была, и у всех других товарищей. Наверное, и Л.И.Брежнев тоже в такой ходил, а ведь он тоже не хуже Усубалиева, и может себе позволить носить не только зеленую, но и коричневую, и даже черную шляпы. Наверное, отсюда и поговорка: «Все дело – в шляпе...»

...Речь Первого секретаря была энергична и поэтому коротка. Он поздравил – мы зааплодировали. Он призвал – мы откликнулись. Он – коммунист и за дело родной партии, – мы надежный резерв и готовы на ваше место. Все как один. И не подведем. И не надейтесь, в смысле, не беспокойтесь. Потом обмен пожеланиями и вопросами – ответами. Мы пожелали товарищу УСУБАЛИЕВУ успехов в его нелегком труде на его тяжелом посту – он нам тоже – долгих лет жизни пожелал

...Так бы и разошлись во благости... Но тут стал продираться не по сценарию Манас. Усубалиев с нами говорил мягко, как Ленин с детками в Горках, привычно, как в телевизоре. А Манас – в своей манере – резко и сначала даже почему то по-киргизски, но потом стал междометия излагать по-русски, чтобы Усубалиев тоже понял.

— Где? – спрашивал Манас у Очень Высокого Начальника.

— Материал – где? Инструмент – где? Бетономешалка – где? Мыться – где? Танцы — где?

Очень Высокий Начальник, Первый секретарь всех коммунистов Киргизии даже засмущался. Он наверняка был не при чем и к таким вопросам был не готов. Свита за плечами Первого ожила блокнотами, закивали головами Как в табуне — коллективно. Даже наше местное Большое начальство. Не хватало только уздечек.

...Немного посовещавшись на месте, товарищ УСУБАЛИЕВ поблагодарил за критику, нашу встречу назвал конструктивной и плодотворной и отбыл по своим делам, даже не стал кушать с нами. Наше местное начальство приобрело естественный цвет лица и стало отличаться от белоснежных рубашек.

...Целую неделю или дней десять мы все жили воспоминаниями. Про нас даже в газетах писали, писали даже те, кто и не приезжал. Первыми засохли цветы. Их просто выбросили. Белые скатерти стали черными на седьмой день – их забрали в стирку откуда они больше уже никогда не вернулись. Потом вернулись макароны – зато исчезли фрукты.

...С материалами и инструментом проблем, благодаря Манасу, больше не было. И заработали – тоже прилично. Руки вытянулись так, что щиколотку можно было почесать не нагибаясь.

...Объект, как и было обещано, сделали досрочно. На будущий год – если опять стройотряд – только без Манаса. Хороший он парень – авторитетный и веселый, только работает как-то не по-советски. Много. И макароны варить умеет только одним комком на весь отряд.

...Времени прошло многовато. Не один тельпек, поди, протер о свою голову Манас и не одну фетровую шляпу износил.

АК ЖОЛ, МАНАС! АК ЖОЛ…

© Калауров А.В., 2010. Все права защищены
    Произведение публикуется с разрешения автора