Новая литература Кыргызстана

Кыргызстандын жаңы адабияты

Посвящается памяти Чынгыза Торекуловича Айтматова
Крупнейшая электронная библиотека произведений отечественных авторов
Представлены произведения, созданные за годы независимости

Главная / Публицистика / Документальная и биографическая литература, Биографии, мемуары; очерки, интервью о жизни и творчестве
© Мукашев К., 2010
© "Вечерний Бишкек", 2010

Кубанычбек МУКАШЕВ

Русская премия таджикского кыргызстанца

Кыргызстанский писатель Алишер Ниязов, который творит под псевдонимом Алексей Торк, стал одним из победителей престижного литературного конкурса “Русская премия”. За сборник рассказов “Фархад и Ширин” наш соотечественник признан лучшим автором по итогам 2009 года в номинации “Малая проза”. Сразу же по возвращении из Москвы он дал интервью корреспонденту “Вечернего Бишкека”.

Источник: газета "Вечерний Бишкек" за 30 апреля 2010 года.

Алексей Торк также является автором нашей библиотеки.

 

 

Торк и Йокнопатофа

— Алишер, во–первых, поздравляем вас. Как съездили?

— Туда ехал нормально. Оттуда — похуже. Было много лауреатских мероприятий. Подорвал здоровье. (Смеется.) Ну а если серьезно, то спасибо за поздравление. Внимание прессы, вообще говоря, удивляет. Удивляет тот факт, что в наше время, особенно в Кыргызстане, все еще существуют газеты, которые интересуются литературой.

— А то, что происходит сегодня в Кыргызстане, вас не удивляет?

— Нет. Все к этому даже не шло, а бежало вприпрыжку. С 2005 года в стране полностью развеяна сакральность власти. Уже считается, что управлять страной может любой. Кыргызы по своей ментальной натуре не любят бояться, во всяком случае, бояться долго. Начиная же с 2005 года в обществе опять появился страх, забытый когда–то жанр кухонных пересудов. Все это должно было как–то прорваться. Увы, прорвалось кровью. Очень многие в Москве меня спрашивали об этих событиях с потрясающим по искренности сочувствием. Ведь я был представлен как кыргызский писатель. Что не совсем, наверное, точно.

— Вот как? Тогда чей же вы писатель? Я знаю, что вы родились в Таджикистане.

— Да. Но уже давно российский гражданин. И с 1995 года с некоторыми перерывами живу в Бишкеке. У меня жена — кыргызка. Кыргызстан — моя вторая родина. Я очень люблю эту страну. Но моя писательская родина — это не Россия, даже не Таджикистан, а... условное географическое место, вроде фолкнеровской Йокнопатофы, которую я выдумал сам. Я выдумал язык этой страны, национальные обычаи, имена и так далее. Мне так удобнее.

 

Два мешка макарон в Иваново

— В ваших рассказах говорится о подлинной таджикской гражданской войне...

— О да. Извиняюсь за цинизм, но война в литературе часто необходима. Война — это те писательские подмостки, где ярче события, люди. На войне все выпуклее, чем в мирной жизни.

— А что означает ваш псевдоним — Алексей Торк?

— Алексей — это мое имя, полученное при крещении. Я наполовину русский. А торк — это название некоего тюркского племени, которое вместе с племенем берендеев появилось в Киевской Руси еще в дохристианскую эпоху и полностью растворилось в ней. Растворилось и этнически, и культурно.

— Ваши первые рассказы были опубликованы в 2006 году, когда вам было 36 лет. Возникает два вопроса: либо вы поздно начали, либо вас долго не публиковали?

— Я слишком организованно подошел к писательской карьере. Очень долго собирал материал, некий энергетический запас. Причем на всех поворотах своей биографии. Я всегда твердо и четко осознавал, что обязательно буду писателем. Уже лет с шести. Это тогда, когда мальчики поголовно желают стать пожарными и космонавтами. К 36 годам почувствовал, что мои творческие батареи уже заряжены. Тогда я оставил журналистику и уехал в российский город Иваново, чтобы быть подальше от ненужной суеты. Сказал жене: “Готовься, дорогая, мы будем жить плохо и голодно. Я становлюсь писателем. Нас ждет борьба с литературной Москвой. Мы падем или победим”. Жена вздохнула и согласилась. Мы купили два мешка макарон.

  Первый мой рассказ, который называется “Пенсия”, опубликовали в журнале “Дружба народов”, и его же вскоре взяли во МХАТ имени Чехова для постановки. Все произошло очень быстро. Макароны в таком количестве не пригодились и позеленели. Я хочу пояснить, что, когда говорю о слишком быстром вхождении в литературу, не имею в виду писательский успех. Его пока нет по большому счету. Я писатель широко известный в очень узких кругах. Речь о вхождении в литературную Москву в качестве прозаика. Но не более.

 

«Отунбаева производит на меня терапевтический эффект»

— Из Иваново вы все же вернулись в Бишкек.

— Вернулся. Нужно было зарабатывать, правда, особо зарабатывать не получилось и не получается до сих пор. Все последние годы я мечусь между литературой и журналистикой. Это две совершенно разные взаимоисключающие профессии. Сергей Довлатов как–то умудрялся их совмещать. Он говорил: “У меня за писательство и журналистику отвечают разные участки головного мозга. Когда я пишу для газеты, у меня даже изменяется почерк”. Увы, у меня все это находится в одном участке. Мне пришлось сделать выбор в пользу литературы. Со всеми вытекающими финансовыми последствиями. Но я счастлив. Правда, жена счастлива чуть меньше...

— Вы состоите в Союзе писателей Кыргызстана?

— Нет. И не вступлю даже в российский. Подобные творческие союзы производят сегодня удручающее впечатление. Это все–таки рудимент уходящей эпохи. Я считаю, что творческие люди должны быть волками–одиночками. Писателей не должно собираться более трех человек в одном месте, ей–богу, иначе это начинает выглядеть булгаковским домом Грибоедова. Вы представляете себе российский имперский союз писателей, в котором секретарь Достоевский, а его заместители Тургенев и Гаршин, которые занимаются квартирным распределением? Глупее и выдумать невозможно. Хотя, конечно, союзы писателей должны оставаться в эпоху переходного периода. Но молодым литераторам я бы все же не рекомендовал увлекаться творческими членствами. Хорошая литература возможна и без этого. Тем более в Кыргызстане, стране литературно одаренной. Не буду называть Чингиза Айтматова. Он сам по себе страна. Но в Кыргызстане имеется еще целая плеяда одареннейших авторов. Это, скажем, Талип Ибраимов, Турусбек Мадылбай. А в нынешнем году в long list (длинный список) “Русской премии” вошло сразу четверо кыргызстанских писателей. Это же о чем–то говорит!

— Ваши книги уже выходили?

— Пока нет. Есть много предложений, но я отказываюсь. Пока еще не вижу у самого себя той прозы, которой я был бы удовлетворен. Издание книги — чрезвычайно ответственный шаг. Пока я на него не решаюсь. Я очень требователен к самому себе.

— У кого из писателей вы учились?

— Идейно у Достоевского. Но ему невозможно подражать. Достоевской писательской школы не может быть в принципе в отличие от толстовской. Вообще я считаю, что все человечество делится не на белых или черных, не на мужчин и женщин, а на толстовцев и достоевцев. Между ними, я заметил, различия даже антропологического плана. Это два разных мироощущения. Я надрывно и пафосно трагичен, я достоевец. В профессиональном плане есть, конечно, писатели, которые на меня повлияли. Это прежде всего Андрей Платонов, куски из произведений которого я когда–то переписывал, чтобы понять технику его письма. Ну и назову еще Джона Стейнбека. Его роман “Гроздья гнева” некогда перепахал меня, так же как Чернышевский Ленина. Люблю Довлатова за его бесконечную грусть. Айтматова, в особенности его “Пегого пса, бегущего краем моря”. На днях, кстати, закончил пьесу. Жанрово назвал ее так: пьеса–реминисценция. Она написана с обильным использованием прямых и скрытых цитат из “Пегого пса...”. Вероятно, предложу ее одному из московских театров. А может быть, и бишкекскому. Не буду скрывать: хотел бы видеть ее на кыргызстанских подмостках. Если не помешает бурная кыргызстанская политика.

— Считаете, бури еще не скоро утихнут?

  — Увы–увы... В Кыргызстане не видно свежих политических лиц. Опять мелькают те, кто делал предыдущую революцию, то есть люди, которые вольно или невольно привели к власти ныне свергнутого президента. Сегодня они говорят, что это была их ошибка. Впрочем, не знаю, как на кого, но на меня появление Розы Отунбаевой в ее нынешнем качестве производит некий терапевтический эффект. В гендерном смысле. Женщина — стабилизатор по своей природе, она гармонизирует, успокаивает. Роза — человек с западной культурой мышления. После мужского кавардака очень важно появление именно женщины, которая всех утихомирит, помирит и все приведет в порядок...

 

Личное дело

Алишер Ниязов родился в 1970 году в Таджикистане. Работал там в местных СМИ. С 1996 по 1999 год был корреспондентом информационного агентства ИТАР– ТАСС в Кыргызстане. В 2000–м стал спецкором программы “Вместе” на бывшем канале ОРТ, потом корреспондентом информагентства РИА “Новости” в Кыргызстане и Казахстане. Освещал военные конфликты в Таджикистане и на юге Кыргызстана.

 

Сборник–победитель

“Русская премия” была учреждена в 2005–м фондом развития “Институт евразийских исследований” совместно с Кавказским институтом демократии и проводится ежегодно. Награда присуждается авторам, пишущим на русском языке и проживающим за пределами России. В конкурсе может участвовать представитель любой национальности вне зависимости от возрастных ограничений. Победителям полагается по 5 тысяч долларов и право заключить с учредителями договор на издание своей книги.

На сей раз в оргкомитет поступило 432 произведения. После отбора в длинный список претендентов вошли сочинения 39 писателей из 17 стран. Среди них оказались и кыргызстанские прозаики Эрнест Жанаев с повестью “Ветер”, Жапарали Осмонкулов, автор книги рассказов для детей “Подкова на счастье”, Турусбек Мадылбай, написавший повесть в рассказах “Одиночество”, и Алексей Торк, представивший на конкурс сборник рассказов “Фархад и Ширин”. Затем в короткий список прошел лишь Алексей, и в итоге он стал победителем в номинации “Малая проза”.

В “Крупной прозе” не нашлось равных писательнице из Армении Мариам Петросян, написавшей свой первый и единственный пока роман “Дом, в котором...”.

Лауреатом в номинации “Поэзия” жюри во главе с главным редактором журнала “Знамя” Сергеем Чуприниным назвало Марию Тиматкову (США) за книгу стихотворений “Настоящее имя”.

 

Отрывок из рассказа «Фархад и Ширин»

...Эту легенду во многих странах и в разные времена рассказывают по–всякому, но в каждой из стран, разделенные людской глупостью и подлостью, они отдаляются друг от друга. Юноша превращается в утес, а она — в речку, плещущуюся навсегда теперь у ног возлюбленного...

“Напиток горький пьет Ширин. О, горечь сладкая! А слаще нету вин...” — звучит в ресторане, и многие подпевают этому. И гвардеец Адыл подпевал в тот вечер, обнявши своего друга–милиционера за красную шею.

— Любил ли ты так, несчастный Сафар? — зло кричал гвардеец. — Мог ли, подобно Фархаду, ради женщины срубить гору, чтобы пустить воду в страждущую долину? — Слезами отвечал ему друг, ибо любил президента и парады, женщин же презирал.

— Но это легенда, — со смехом возразил сидевший с ними Али, замминистра таджикских искусств, — и, стало быть, подобная любовь есть легенда. Ерунда эти легенды.

— Легенда... легенда... — скрежетал гвардеец, озираясь по сторонам, и заметил посудомойщицу Ширин, безобидную старуху с красным лицом, поросшим волосами. Ее называли полоумной, но глупости это. Добрая она. С веселыми глазами навыкате, перебитым носом, трясущимся ртом, из–за чего не всегда могла улыбаться, но пыталась постоянно. Котлы, противни драит галькой. Потом сидит до рассвета на крыльце подсобки... О ней рассказывали, что Рустам–переводчик привез ее откуда–то с границы, сильно избивал. А когда умер, его родня выгнала старуху из дома. Та стала жить в подсобке. А директору все равно — ни дирама ей не платит. Многое с ней непонятно, да не любопытны душанбинцы.

И тогда — зачем вышла в зал? Никогда ж не выходила. Может, двери спутала?..

— Эй, иди сюда, — сказал гвардеец, грозно улыбаясь, за ним улыбнулись другие — остроумный он. Испугалась, отпрянула к двери, но буян вытянул пистолет, и подбежала к нему старуха.

Адыл сказал замминистру:

— Вот смотри, Али, она — Ширин. Тебе нравятся такие легенды?

И будто с ума сошел: стрелял вверх, валялся у карги в ногах, жарко целовал ей руки, стянул с ресторанных красавиц все золото, украсил им старуху. А замминистра придумал еще лучше:

— Но, Адылчик, где ее возлюбленный? Где, где ее Фархад?.. — вопил он.

— Сюда его! — отвечал взбешенный гвардеец. — Охрана, тащи!..

“О, Аллах! Верблюжонка”, — догадался замминистра под общий хохот. Гоготали все, даже измученные повара, даже ресторанные красавицы, что смеются редко или никогда. Улыбалась и пышно обряженная Ширин, дрожа челюстью и выпучивая глаза.

Верблюжонка, конечно, его! Кто еще так сходен с ней?

Побежали за стариком, а чтоб не упирался, отобрали дудку. Так и вошли — первым встревоженный горбун, за ним — охрана с дудкой.

  — Счастье, старик, — сказал гвардеец, стоя на коленях перед старухой спиной к старику. — Мы дарим тебе его, соединись с любимой и не бойся ничего...

 

Кубанычбек МУКАШЕВ.
    Фото Сергея МЕДВЕДЕВА.

 

Читать также рассказ Алексея Торка "Пенсия"

 


Количество просмотров: 3048