Философ без гитары

Он посвятил жизнь семиструнной русской гитаре. Но на встречу с нами вдруг пришел один. Алексей Агибалов вообще человек-загадка. Кто он — музыкант, композитор, ювелир, а может, философ? На публике появляется редко, концертов не дает, однако имя его по-прежнему окутано ореолом почтительного трепета. Мы решили дать маэстро возможность предвосхитить наши вопросы и развеять мифы. Материал из газеты "Вечерний Бишкек".

Источник: газета "Вечерний Бишкек" за 9 апреля 2010 года.

Алексей Агибалов также является автором нашей библиотеки.

   Он посвятил жизнь семиструнной русской гитаре. Но на встречу с нами вдруг пришел один. Алексей Агибалов вообще человек–загадка. Кто он — музыкант, композитор, ювелир, а может, философ? На публике появляется редко, концертов не дает, однако имя его по–прежнему окутано ореолом почтительного трепета. Мы решили дать маэстро возможность предвосхитить наши вопросы и развеять мифы.

От гитары до ГУЛАГа. — Узнав двухсотлетнюю историю гитары, я понял, как она ущербна на сегодняшний день. Как мало профессионалов. Играть на ней не могут, потому что инструментом никто толком не занимался. Смотрите, XX век: 1905 год, 1917 год, гражданская война, финская, Великая Отечественная, восстановление хозяйства, пятилетки, кукуруза... Где место для гитары? Инструмент не политический, как, скажем, труба. Гитара — интимная часть человека, практически закрытая. У нее и репертуар такой, и голос. Звучит тихо, но слышно далеко. Когда я учился в Москве в музыкальном училище имени Гнесиных, рядом занимались мужчины старше нас лет на двадцать. Мы спрашивали: “Почему же вы раньше этого не делали?”. Оказывается, за гитару можно было угодить в ГУЛАГ. К русской гитаре еще как–то помягче относились. А вот шестиструнная, на которой играл Иванов–Крамской, была в опале. Его самого спасло лишь то, что дирижировал духовым оркестром Кремля и был художественным руководителем оркестра русских народных инструментов Всесоюзного радио. В конце 60–х картина начала меняться. Появился букет интересных гитаристов. Мой педагог говорил когда–то: “Ты одна из колонн, подпирающих храм, и права не имеешь уйти”. Вот и служу гитаре. Но это не значит, что знаю о ней все. Однако если ты профессионал, то как бы уже не на необитаемом острове. Легко можешь уплыть в мировое музыкальное пространство, тебя заметят, будешь востребован. Есть ради чего пятьдесят лет жизни по нескольку часов в день обниматься с инструментом.

Инопланетный рок с индийским уклоном. — Кое–какая популярная музыка меня все– таки задевает. В свое время интересовал Джо Дассен. Потом в какой–то мере Юрий Антонов. У него такие непритязательные песенки. “Песняры”. “Ялла” — потрясающая была группа. Рок–гитарист звезда Джон Маклафлин — просто инопланетянин. Но и его долго не будешь слушать. Музыка сродни литературе. Всю жизнь заниматься, допустим, анекдотами скучно. Или сказки Андерсена читать. Есть же еще Шекспир, Достоевский. Это совсем другой мир.

Вы обезумели, ребята? — С 1966 года я сотрудничал с Комитетом по телевидению и радиовещанию. Создал около двухсот передач, уроков. Был единственным гитаристом в СССР, имевшим доступ к симфоническому оркестру, поэтому записал шесть концертов для семиструнной гитары с оркестром. В 2008 году, за месяц до смерти Асанхана Джумахматова, с его благословения записал последний. Дирижировал тогда Рахат Осмоналиев. Начался 2009 год. Сменилось руководство. Что мы имеем? Оркестранты уволены, студии опечатаны. Что, Золотой фонд, который создавался последние пятьдесят лет, пополняться не будет? Вам не нужны записи спектаклей, молодых инструменталистов, высоких профессионалов? Вы обезумели, ребята? Вообще профессия музыканта становится непрестижной. В консерватории урок стоит десять сомов в час. Хотя частный — от пяти до десяти долларов. В Америке, например, такое правило. Сколько стоит на тебя билет, того ты и заслуживаешь. Выходит, я так отвратительно играю, что стою десять сомов? И что я должен втолковать ученику? Мол, полвека поиграешь и будешь получать так же, как я, в то время как можно купить товар в одном месте и перепродать в другом.

За руку с капитализмом. — Жизнь не остановилась. Я написал ряд интереснейших произведений. Перед Новым годом закончил “Фантазии для гитары с камерным оркестром”. Мечтаю их сыграть и записать. Подумал: “Почему не принять правила капитализма?”. Сделал первый маленький шаг. Пошел в студию звукозаписи центра “Жаштык”. Там отличная аппаратура. Спросил: “Можем записать материал для диска?”. — “Пожалуйста”. Как делает американский семиструнник Олег Тимофеев? В окрестностях Айова–сити на кукурузном поле стоит заброшенная церковь. Он идет к сторожу: “Можно в понедельник прийти на пять часов?”. Тот отвечает, сколько это будет стоить. Потом с другом–звукооператором привозят аппаратуру и за день пишут компакт. Затем Тимофеев едет на студию в Германию и предлагает готовый материал. Его покупают, печатают диск. Сейчас этот диск выдвигают на “Грэмми”. А если учесть, что я играю не хуже, чего ныть?

Ноты от истребителя. — В Америке живет интересный человек — Матани Офи. Родился в Израиле, предки его с Украины. Когда–то он обслуживал военные истребители, а игре на гитаре учился у лучших музыкантов мира. Потом решил открыть нотное издательство Editions Orphee. В нем выходят уникальные вещи. Этот человек безумно любит русскую гитару, издал пьесы для нее начиная с ХIХ века и до наших дней. У нас контракт. Уже вышел сборник моих сочинений. Продаются по всему миру. Внутри фотографии других моих работ, например чеканки. На ней колоритные кыргызские лица. К самой кыргызской музыке я не раз обращался, записывал ее, популяризировал. Да, мне уже давно пора бронзовый бюст поставить в 8–м микрорайоне, где живу. Но чувствую, что здесь никому не нужен. А на 10–й международный музыкальный фестиваль “Мир гитары” в Калуге пригласили в числе звезд. Когда услышал, что будет Пако де Лусия, честно говоря, думал отказаться. Кто я и кто он? Потом выяснилось, что заблуждаюсь. Он играет фламенко, я — классику. Чудовищно, когда люди сравнивают Репина с Леонардо да Винчи или Шагалом. Если ты сказал что–то свое, то останешься в истории.

Приглядываясь к Стравинскому. — С удовольствием приглядываюсь к дирижерам. Тщательно изучаю, как они работают. Мне не нравится Спиваков. Он не дирижер — случайный человек. Совсем не нравится Башмет. Это капельмейстер. Больно, когда вижу, как он дирижирует оркестром, исполняющим ни больше ни меньше Шестую симфонию Чайковского. Я ее ставлю выше всех симфонических произведений мира за последние двести лет. Нравится Стравинский. Влюбился в него, когда увидел и услышал музыку к балету “Пульчинелло”. Был изумлен. Как это ученик Римского–Корсакова пишет вдруг, как если бы он был Фрискабальди? Потом узнал, оказывается, “Пульчинелло” и был написан на темы Фрискабальди. Но чтобы обозначить свое присутствие в этой музыке, что он делает? Звучит менуэт, будто мы в веке XVIII. И вдруг тромбон берет дичайшую ноту. Орет как осел в обеденный перерыв в окрестностях Ташкента. Просто надо было сказать: “Вот он я! Не думайте, что это я украл”. А его “Весна священная”. Боже мой, какая музыка!

Что вперился, дедушка? — Интересуюсь красивыми женщинами, хоть мне и семьдесят. По весне видишь, как много вокруг красивых девочек, девушек–киргизочек. Какая удивительная, своеобразная красота! Нигде такой нет. Немного похожи на японок, но другие. Смотрю на них как на произведения искусства, природы. А поскольку много занимался чеканкой, пытался изобразить женщин на металле, то наблюдать за ними — большое наслаждение, иногда до неприличия. Смотрю на Нее, Она на меня. Думает, должно быть: “Что вперился, дедушка?!” Причем отбрасываю грязь и муть ночных клубов, стриптиза. Нужда заставляет женщину этим заниматься. Какой она будет матерью, если публично раздевалась? Говорят, из проституток самые лучшие жены получаются. Я в это не верю.

Где свиньи отдыхали. — В горах бываю регулярно. Иду в фисташковую рощу. Смотрю на распускающиеся бутоны. Сначала зеленые, затем бордово–красные. Вдруг сороки появляются. Я чужак, но все равно им говорю: “Привет, ребята!”. Мой друг искусствовед Женя Сорокин, видя этих птиц, всегда замечал: “Мои родственники”. Теперь, когда их встречаю, здороваюсь уже с Женей, мир его праху. В горах тишина, город где–то внизу, рядом ослепительно белые горы. Неторопливо бежит корсак. Облезлый как бомж. Видимо, линяет. Он меня не боится. Где–то кеклики кричат. Какое счастье, что природа жива, не все уничтожили. Возвращаешься нехотя, но какой–то просветленный. Говоришь себе: “Жизнь прекрасна и удивительна”. Но в последнее время много плохих людей в горах появилось. Сеткой ловят щеглов на продажу. Еще в Аламудунское ущелье езжу к целебному роднику. Слава богу, его пока не приватизировали. Так берег реки там чудовищно загажен. Пусть меня люди поймут правильно, но если есть с собой бумага, всегда оставляю записку: “Здесь отдыхали свиньи!”.

На сноуборде с Эвереста. — Волнует все, что происходит в мировом спорте. Поражают экстремалы. Я был раздавлен, когда услышал, как муж и жена поднялись на Эверест и спустились вниз на сноубордах. Я же знаю драматическую историю покорения этой вершины. Читал, как гибли люди, пока в 1953 году наконец гора не была взята. Эти книги — мои путеводители по жизни. А что теперь творят? Человеку ампутировали обмороженные на Эвересте ноги, так он вернулся туда на протезах. За двести метров до вершины погибает его коллега, и он, жертвуя восхождением, спускает его вниз.

Пятьдесят миллионов на груди. — Ювелирное дело не бросаю, иначе просто умру с голоду. Но это не ремеслуха, а эволюционный процесс. Двадцать лет назад я бы не сделал того, что умею сегодня. Беру металл: серебро, мельхиор — не важно. Мну его, будто простынь. Такого никто никогда не делал. Корпус браслета, внутреннюю сторону, касающуюся руки, делаю гладкой. Сверху кладу мятый слой. Смотришь, и создается впечатление, что из космоса видишь Кыргызстан. А если еще горячие эмали и камни применить, появляются озера, ледники. Знаете, что такое аммониты — окаменевшие образования? Они могут быть размером с яйцо или большую сковородку. Красивые невероятно. Недавно делал вещь одной американке. Эта дама захотела носить на груди “50 миллионов лет” и принесла два аммонита. Раньше они в Москве на Птичьем рынке свободно продавались. Разрезанные, отполированные. И ты понимаешь, что на месте Москвы когда–то было дно реликтового моря. Эти моллюски жили себе, питались, размножались. А сейчас их тебе в окаменелом виде предлагают — дух захватывает.

Суета сует и китайская мудрость. — Китайцы говорят: “Чем хуже, тем лучше”. Помните, у буддистов есть круг, мягкой извивающейся линией делящийся пополам. Половина белая, половина черная. На черном фоне маленький белый кружок, на белом — черный. Добро и зло все время рядом, перетекают друг в друга. Чем быстрее станет совсем темно, тем скорее из–за горизонта покажется солнце. Я православный, но с удовольствием изучаю буддизм. Знать — не грех. Лев Толстой тоже буддизмом увлекался. Мы с ним, кстати, в один день родились — 9 сентября. Понимаете, можно сидеть и ныть. По глупости думать, что черная полоса будет вечной. На самом деле все — суета сует. Утешает интересная жизнь.

Анастасия КАРЕЛИНА.
    Фото Владимира ПИРОГОВА.

Читать также книгу Алексея Агибалова "Плач гитары"