Продуктовые сказки

Две философские сказки-притчи. Первая публикация.

АРБУЗНАЯ СКАЗКА

Жил на свете человек, который не любил арбузы. Вы скажете – такого не бывает. Много вы знаете! Мир полон чудаков, и среди них попадаются арбузофобы. Вообще арбузофобия – это особая сфера девиаций, исследуемая психотерапевтами, и о ней… М-да, впрочем, мы говорим не о ней. Мы говорим о чудаке, который недолюбливал всё зелёно-полосатое в силу необъяснимых особенностей души.

Так вот. Он, как и все люди, мечтал стать богатым и знаменитым (арбузы к этому его желанию, понятное дело, отношения не имеют). И явилась к нему фея. Она подстерегла его в летний зной, на базаре, – в тот момент, когда он проходил мимо ряда с бахчевыми культурами, с авоськой в руке. Фея вынырнула из дымки, образованной раскаленным, колышущимся воздухом, – видеть пришелицу, кстати, мог только наш герой, весь прочий базарный люд был на это неспособен, – и сообщила следующее:

– Я знаю о твоём желании разбогатеть, и, поскольку ты мне симпатичен, и к тому же приходишься дальним родственникам по линии троюродной тётки шурина жены, решила устроить тебе судьбу. Ты выиграешь сказочные деньги в лотерею, на скачках, в казино, на росте акций «Газпрома» (я кладу несколько штук тебе в авоську), тебе также оставит завещание незнакомый пастор из Айовы, и, кроме того, тебе проспорит бутылку коньяка сосед Василий – сегодня же вечером. Но, понимаешь, в мире существует такая вещь, как закон сохранения энергии. Ничто не берётся из ниоткуда и не уходит в никуда! За всё нужно платить, мой милый. Поэтому подумай и скажи – от чего ты хочешь отказаться в знак признания нашего договора действительным?

– Не понял?.. – промямлил счастливый будущий миллионер.

– Ну, что ты, право… – фея, казалось, была огорчена его недогадливостью. – Откажись от какого-то существенного элемента твоей жизни – от женщин, от спиртного, от курева или просто от чего-то из еды… И тогда твоё богатство найдёт тебя! – Фея лукаво засмеялась.

– А, это… – наш герой от счастья сам стал не свой, и речь его потекла плавно, торжественно, поэтично: – А это… Ну, это самое… Блин, как сказать… Ну, это, чего жрать-то нельзя?

– Выбери сам, – твёрдо заявила фея. – Главное не то, что выберешь, а то, как ты сдержишь слово. Помни, что при нарушении взятого на себя обязательства наш договор аннулируется. Твой выбор пожизненный.

– А, типа, арбузы – если я того?.. Ну, типа, я их есть не буду? Никогда? Никогда-никогда?! – при этом человек с надеждой посмотрел на расположенные рядом бахчевые ряды, переполненные толкущимися покупателями и оттого похожие на растревоженный улей.

– Твоё слово! – улыбнулась фея. – Помни: навсегда!..

И она взмахнула волшебной палочкой и тут же исчезла в мари горячего базарного воздуха. А человек стоял, как дурак, с авоськой, набитой акциями, и его толкали тут и там прохожие, спешащие по своим торговым делам.

Вечером того же дня сосед Василий проспорил ему бутылку коньяка.

А назавтра наш герой выиграл в лотерею, на скачках, в казино, на росте акций «Газпрома», и ему также оставил завещание незнакомый пастор из Айовы.

И началась новая жизнь!.. Ох, как было здорово!.. Деньги так и текли рекой в карманы везунчику, он приобрел несколько фирм, джип «Хаммер», виллу на Канарах и малогабаритную квартиру в Москве, и незнакомые красотки дрожали от желания с ним пообщаться. Он также стал завсегдатаем ночных баров, и, порой, приходил в офис на другой день поздно, с больной головой, и с едким сарказмом хамил своему, ни в чём не повинному персоналу. Служащие боялись босса, стояли перед ним по струнке, а он, обругав всех подряд, выпускал пар и улетал душой на пляжи в Ницце, думая, что весь мир наконец-то упал к его ногам.

Впрочем, было одно обстоятельство, сильно мешавшее ему в делах и в жизни. Ему по ночам снились арбузы.

Они являлись к нему из дымки, как в своё время фея, и манили его, и дразнили, сияя блестящими зелёными боками. Он то и дело чувствовал их вкус – такой, понятное дело, противный, но, вместе с тем, такой… м-м-м… такой забытый…

Он запретил в офисе любое упоминание об арбузах. Под запрет попали анекдоты и житейские истории, связанные с арбузами, их изображения, жвачка с арбузным вкусом, арбузный сок, игрушки, похожие на ненавистную ягоду. Однажды наш герой уволил секретаршу – из-за того, что в глянцевом журнале, который она читала, мелькнул какой-то рецепт с арбузными семечками. Секретарша плакала и оправдывалась, но шеф был неумолим.

И ещё ему досаждала овощная лавка напротив его дома, в которой летом – надо же! – продавались огромные тёмно-зелёные и полосатые шары с кроваво-красной, такой нежной, такой сочной, такой ароматной мякотью… Миллионер купил с досады эту лавку и тут же закрыл, рассчитав (со злобной мстительностью) продавцов.

И от жены он требовал забыть об арбузах. И от детей. И от тёщи. В его доме тема арбузов была строжайшим табу. Что не мешало всё-таки сталкиваться с «арбузной информацией» – хотя бы по телевизору, на том или ином канале; как на грех, никогда по телевидению не говорили так много об арбузах, как в эту пору. И наш герой рычал, бесился, иногда стрелял в экран, ломал аппаратуру – к ужасу родных, но почему-то назавтра на очередном канале ему опять доводилось слышать то, что слышать никак не хотелось.

В конце концов он начал собирать арбузы. Естественно, не настоящие, а сувенирные, игрушечные. Их с каждым годом становилось у него всё больше и больше – разных цветов и размеров, из разных материалов, были даже начинённые электроникой (японские). О своей коллекции миллионер никому не говорил – ни одной живой душе, он тщательно прятал её, запирал в сейф и доставал, чтобы полюбоваться, только в полном и тяжком одиночестве.

И потом он пел песни об арбузах – тексты находил в Интернете, выучивал, однако напевал тихонько, чтобы никто – слышите! абсолютно никто! – ничего не узнал.

Пару раз он наблюдал сквозь закрытые шторы – на модных курортах, – как дети каких-то туристов уплетали арбузные ломти прямо на улице, перед входом на пляж. И ещё он замечал, как арбузы кушают в парке. И в кино, и в ресторане, и в больнице. И в ночных клубах, и в сауне, и на стадионе. И в самолётах, и на яхтах, и в туристских кемпингах, и в барах, и в бассейнах, и в гондолах воздушных шаров. И… и… и…

Очень часто хотелось выть. Особенно по ночам. Это было невыносимо – закрывать глаза и видеть арбузы! Один арбуз, второй, третий, четвёртый… Приходилось считать их, пока не уснёшь. Иногда счёт доходил – под утро – до ста тысяч.

Самым ненавистным оказывался арбузный запах. Почему-то как раз тогда в моду входили дезодоранты с ароматом свежих фруктов, и среди них популярностью пользовался арбузный дезодорант. Он создавал ощущение свежести, лёгкости, летней прохлады, и при том так соблазнительно оживлял атмосферу… Ух…

Миллионы, миллионы раз наш герой ругал про себя фею, подарившую ему весь мир. Самое ужасное, что этот мир – земной шар – со временем начал у него ассоциироваться с большим, круглым… зелёным на поверхности… огненно-красным внутри… Нет! Нет!! Не-е-ет!!!

***

С тех пор прошло много лет, и я не встречал этого человека. Только один раз наши пути пересеклись – на днях. Я как раз ехал на своей машине, через район дешёвых муниципальных кварталов, серых, унылых и невыразительных, с их грязью и мусором. Задержался у светофора, на красный свет. В окно автомобиля я увидел свалку, окружавшую контейнеры с отходами, а рядом с ней… Да-да, ошибиться было невозможно! Это был он! Он! Он сидел прямо на земле, нечёсаный, в лохмотьях и какой-то драной обуви, глаза его горели безумным огнём, а в руках… Боже мой, в руках он держал обгрызенную арбузную корку!.. Я хотел было понаблюдать повнимательнее, но не успел. На светофоре зажёгся зелёный, и надо было ехать дальше. Сзади меня раздался нетерпеливый сигнал другого автомобиля.

Я тронулся с места.

Больше этого человека я не видел.

АПЕЛЬСИНОВАЯ СКАЗКА

Жил да был самый капризный мальчик на свете. Нет-нет, он не был несносным занудой, просто его отличало редкостное упорство в выполнении принятых самим для себя решений – подчас эмоциональных и не логичных, можно сказать, иррациональных, но, главное, продиктованных сердцем и потому не подлежащих сомнению.

Именно за такую странность его и считали капризным – хоть и не несносным занудой, – но мы-то с вами знаем, что за кажущимся капризом скрывалась твердость, без сомнения, творческой, неординарной души.

Например, мальчик сказал: я не буду есть апельсины! – ибо ему чем-то не понравился их цвет, и окружающим пришлось смириться с его волей, хоть ты тресни, и все знали, что апельсины он теперь в рот не возьмёт.

Уж как старались мама и папа – они всячески демонстрировали мальчику, что апельсины есть Прелесть Господня, кушать их является удовольствием, но наш герой был непреклонен, и его позицию волей-неволей приходилось уважать.

Нет – значит, нет! Это решение каждый раз огорошивало несчастных родственников, близких и знакомых нашего мальчугана. Нет – не буду! Никогда!! Нет, нет и нет!!! – только и слышалось целыми днями, и Бог знает, возможно, то был Великий Порыв, демонстрирующий окружающим Незаурядную Личность.

Впрочем, может быть, личности на самом деле и не было. Но уж больно хотелось родителям и иже с ними видеть в мальчике то, что им было удобно. Раз не ест апельсины – следовательно, велик и не повторим. Простим же им такую недальновидность, ибо проистекала она от любви.

Итак, апельсинам доставалось от мальчика больше всего. Ну, не нравились они ему, и всё, – хотя, по правде сказать, вкус апельсинов маленькому капризуле был совершенно неизвестен. Напрасно вы думаете, что от незнания своего он страдал. Человек незнающий страдать не может, ведь недаром все мудрецы говорят, что страдания наши суть плод просвещения; и чем больше мудрости, тем больше печали.

Не знал – и был счастлив. Не пробовал – и не было нужды.

Так прошла его жизнь – бурная и непоследовательная, окрашенная, впрочем, в цвета твёрдости, которая касалась, в первую очередь, апельсинов. Маленьких оранжевых шариков, ставших со временем для нашего героя символом его протеста против произвола мира, желающего непременно внушить каждому общепринятые вкусы. И ценности. И приоритеты. Мир был плох – и степень его несовершенства выражалась в апельсинах.

О, если бы вы видели этого, уже повзрослевшего человека в моменты, когда ему кто-либо предлагал по незнанию запретный фрукт! Посмотрели бы вы на этот, полный пренебрежения, гордый взор, на величавую надменность! Восхитились бы вы этой стойкостью! Упились бы достойным славословия упрямством!

Молодой мужчина – а в дальнейшем уже и зрелый муж, и почтенный старец – не принимал даже запах недостойных его плодов, он бежал от него, как звезда бежит от назойливых поклонниц, и не было силы, могущей заставить его изменить свое мнение. Не приветствовал он и оранжевые краски, хмурясь каждый раз при виде них, особенно в сочетании с изящными предметами округлой формы.

В немилость впала и мягкая, узорчатая фактура кожуры, навевавшая – почему-то – на нашего героя всякие нехорошие мысли.

Нет! Нi! Ne! No! Nein! – казалось, все грани мира были настроены решительно против апельсинов, во всяком случае, внутреннего мира упрямца, о котором мы здесь ведём речь. Он всегда готов был кричать «нет!» на любом из языков, полагая тем самым, что сохраняет лицо, и не ведая, что бесконечное отрицание таки противоречит жизни.

Ведь жизнь – это когда есть, это когда «да». Нет – ноль, весьма далекий от круглых апельсинов.

И вот наш гордец стал совсем древним, совсем дряхлым, и дети поместили его, немощного, в дом престарелых. Старик считал, что с честью прошел свой жизненный путь, и познал если не всё, то многое на белом свете.

Как-то раз стало ему плохо, слабость пришла в его члены, грудь не хотела дышать, и сердце билось грустно-грустно. Медсестра-сиделка, помогающая пожилым, ухаживающая за несчастными, решила его пожалеть, и из высших побуждений очистила апельсин, ничего не зная о предпочтениях и убеждениях старца.

Она аккуратно нарезала мякоть кусочками и вложила ее на ложечке в рот больного, думая тем самым привести его в чувство. Старик пошамкал, пососал нежную фруктовую плоть и, приоткрыв глаза, застыл на кровати в изумлении.

– Сестра!.. – слабым голосом окликнул он ее, но чувствовалось, что всё тело его пришло в возбуждение. – Сестричка, что вы мне дали? Что сей за фрукт неземной, что за божественный плод, видно, посланный мне с небес? Или я уже в раю?..

– Скажете тоже, – удивилась медсестра. – Апельсин это. Обычный апельсин.

– Боже мой! – воскликнул старец. – И я прожил столько лет, не ведая столь восхитительного вкуса! Сестра! Как же так! Почему вы так долго мне его не давали?! Почему так долго скрывали от меня?!..

Он разрыдался, как малое дитя, и плакал, бессильно разевая беззубый рот в надежде поймать хоть еще один раз этот сладкий, этот сочный, этот невероятно вкусный солнечный зайчик.

Он поплакал, поплакал – и умер.

…………………………………………………………………………………………………………………………………………

ЧАСТЬ ВТОРАЯ

Жил да был мальчик, который ни разу не прочел ни одной книжки…
    …………………………………………………………………………………………………………………………………………

(читатель может сам дописать до конца)

ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ

Жил да был мальчик, который из принципа не хотел слушать классическую музыку…
    …………………………………………………………………………………………………………………………………………

(читатель может сам дописать до конца)

© Бондаренко О.Я., 2010. Все права защищены 
    Произведения публикуются с разрешения автора