Об истоках культуры уйгуров

Из цикла лекции по культурологии для студентов факультета уйгурской филологии КНУ.

Попытки некоторых историков из тюркоязычных стран искать корни истории своих этносов в глубокой, доновоэрной древности похвальны и понятны, но вместе с тем ясно и другое: отсутствие достоверных источников делают такого рода предприятия заранее обреченными, а вывод авторов порою безапелляционно-утвердительные на самом деле в лучшем случае сомнительными. Стремление выдать желаемое за действительное, основываясь на обрывочных, постфактумных (нередко высказанных вскользь) или же заданно вычисленных из контекста, еще более усложняют путь к поиску истины. Именно с этим связаны серьезные разночтения у тюркоязычных авторов, стремление «тянуть под себя во чтобы-то ни стало одеяло» в трактовке вопросов, касающихся генезиса своего народа – и тогда, к примеру, гунны (хунны) оказываются предками и уйгуров, и кыргызов, и узбеков и др., потому что этого каждый из них желает. В работе уйгурского историка Тургуна Алмаса не вполне убеждает мысль о глубокой древности туров, история которых восходит к началу I тыс. до н. э., бывшими якобы предками уйгуров. К тому же крайне беден банк аргументов.

Об истоках истории уйгуров известно следующее.

В III в. до н. э. народность динлины была оттеснена из района Байкала на территорию Монголии и Тувы, в первые века н. э. динлинов китайские летописи уже именовали гаогюй (из-за особенностей перекочевки тех на высоких повозках – гао-го (као-ко).

Наряду с гаогюями в этих же летописях упоминалось название теле (чилэ). Здесь же много информации о «тюкю», «тюркютах», т.е. о древних тюрках.

После образования Тюркского каганата (30 г. VI в.) телесские племена (уйгуры, сеяньто, пугу, тунло и др.) оказались в подчинении, но уже в самом начале VII в. (605 г.) они образовали свой каганат, который в свою очередь был покорен спустя четыре года восточными тюкю.

В 627 г. – снова победа телесских племен (уйгуры, сеяньто) над тюрками, а в 629 -630 гг. признание их Китаем как самостоятельной политической силы.

В 627-649 гг. (в период основания Танской империи) – усиление 10 уйгурских племен во главе с племенем Яглакар. Тогда же уйгурский эльтебир Кутлуг Тумиду, принявший титул кагана в 641 г., наносит поражение танской династии.

В 657-658 гг. уйгуры вместе с Китаем отвоевали у западных тюрков г. Бешбалык, в 655 г. участвовали в войне в Корее.

В 662 г. (после смерти уйгурского вождя Пожуна) – победа над китайцами у реки Селенги, после чего Китай утрачивает власть над северными степными районами, в том числе уйгурскими.

В 742-746 гг. хану Пэйло удалось объединить 9 родов: яглакар, турламвюр, бекасыр, авучаг, хогорсур, ябуткар, аявир и др.; в 744 г. они нанесли поражение восточным тюркам, а в 745 г. создали свое государство со столицей Орду-Балык в долине реки Орхон (от Алтая до большого Хингана).

После смерти Пэйло (746 г.) главой уйгурского каганата стал его сын Моюнчур (747-759).

В середине VIII в. (757 г.) уйгуры помогли танским властям подавить мятеж губернатора Бильге Тархан (в китайских источниках Идигянь Мэуюй – Кэхань, 759-779 гг.). При нем уйгуры достигли вершины своего могущества – своими военными действиями, завершавшимися грабежами, они наводили ужас на Китай. Отныне китайцы (пригласившие уйгуров для подавления мятежа Ань Лушаня) были озабочены о выдворении их за пределы Китая. В 763 г. уйгуры ушли из Китая. Во времена правления Идигянь Мэуюя по инициативе кагана началось распространения среди уйгуров манихейской религии – сделано это было, по мнению Исакова Г., скорее всего из-за политических соображений, с целью привлечения на свою сторону согдийцев и тем самым уйгурского каганата Китаю.

В 779 г. в междоусобной борьбе был убит Мэуюй и каганом провозглашен министр, двоюродный брат Мэуюя Тун Мохо Таркан, получивший тронное имя Кутлук Бильгя-каган. В VIII в. обострились отношения между Тибетом и Китаем. Уйгуры дважды в это время становились союзниками китайцев. Сложные отношения образовались в этот период у уйгуров с другими уйгурскими племенами (шато, карлуки, «тюрки в белых одеждах» и др.), а в 789 г. шато, карлуки и другие тюркские племена поднялись против уйгуров вблизи крепости Бейтин. Бейтин перешел к карлукам, но вскоре был отвоеван снова уйгурами.

После смерти Кутлуга Бильге-кагана правителем был избран его министр Кутлуг Сангун (795-805 гг.) из племени адизов, а после него (смерти) – Кюлюг Бильге-каган, а затем – предводитель племени яглакар Баон-Каган (805-808 гг.). При нем Уйгурский каганат стал утрачивать свое могущество – тому способствовала сложная политическая обстановка и стихийные и др. бедствия (падеж скота, голод и т.п.).

Все это привело к гражданской войне между сторонниками трех групп – манихейской, буддийской и традиционной (шаманской). Одной из групп на помощь были призваны кыргызы; в 840 г. стотысячное кыргызско-уйгурское войско во главе с уйгурским военачальником Гюйлу-Мохе вторгся на территорию каганата, что усугубило положение и в итоге привело к исходу уйгуров – распаду каганата. Часть уйгуров ушла на юг, другая на северо-запад (Семиречье, Фергана), где позже приняла участие в формировании государства Караханидов и Запад, где, по мнению многих исследователей, образовала уйгурское княжество Ганьчжоу и рядом с ним – Турфанское Идикутство (Ыдык Кут – святое блаженство или Гаочан), которое с небольшими перерывами сохраняло свою независимость более 500 лет, ведя активную внутреннюю и внешнюю политику, наполненную коллизиями во взаимодействиях с соседями (с Тибетом, но в первую очередь с Китаем), третья группа – на север, гдерастворилась среди кочевников. Переселение уйгуров из Орхона в Восточный Туркестан являло собою процесс присоединения уйгуров из Орхона к уйгурам, жившим на территории будущего идикутства с давних пор, о чем сообщали в своих трудах Махмуд Кашгари, Рашид ад дин, Абулгази, Н.Я. Бичурин, В.В. Радлов, В.В. Бартольд, А.М. Щербак, Л.Р. Кызласов, М.Н. Кабиров и др. Позже уйгуры Восточного Туркестана были в вассальной зависимости от монголов: в 1251 г. Западная Джунгария и Кашгария вошли в состав Чагатаевого Улуса; в 1368 г. после свержения монгольской Юаньской династии экономически ослабленное Турфанское Идикутство не сумело защититься от Чагатаида Хызроходжи, который в 1369 г. присоединил Турфанское Идикутство, положив тем самым конец его самостоятельности. Еще меньше просуществовало другое уйгурское государство – Ганьчжоуское – 200 лет (847-1036 гг.)

Конечно, все это наложило глубокий отпечаток на культуру уйгуров на этом отрезке времени, да и на их культуру в целом. Более того, культура уйгуров является отражением истории, своеобразным горизонтом, очертившим границы периода бытия одного из древнейших тюркоязычных народов.

Но, говоря об истории и культуре, об их взаимовлиянии, следует назвать один из важнейших составляющих ее – речь идет о Великом Шелковом Пути, явившейся подлинной ареной борьбы народов Центральной Азии. И это естественно: Великий Шелковый Путь (из Китая в Европу) колоссальную роль играл в развитии экономики, контроль над ним означал и контроль над механизмом экономического развития в регионе. Вместе с тем Великий Шелковый Путь являл собою важную культурную артерию, осуществлявшую экспорт и импорт знаний во всех сферах бытия, искусства, идеологий, влиявших на формирование общественного сознания, менталитета. Именно по этой «артерии» происходило движение с запада на восток буддийских воззрений, ислама, христианства, манихейства: именно в пространстве этой «артерии» произошло столкновение двух великих монтеистских религий (соответственно культур) – буддизма и ислама, а на границе Турфанского Идикутства – буддизма и манихейства. Столкновений, переходивших в затяжные (порою длившиеся столетиями) конфликты, которые в свою очередь приводили к кардинальным преобразованиям в демографии, изменениям границ государств, вплоть до полного их уничтожения или вытеснения.

Рассматриваемое время характеризуется сложными противостояниями народов, что не могло сказаться на их идеологии.

Есть свидетельства, что какая-то часть уйгуров в III в. приняло христианство. К такому выводу, например, пришел Л.Н. Гумилев на основании даты столкновения кыргызов и уйгуров – наиболее древних тюркоязычных народов, приведенной в «Селенгинском камне» («Камень Моюнчура»). Однако судить о содержании христианства, о степени популярности христианских идей до 1У в. среди уйгуров затруднительно; несколько раньше в Восточный Туркестан проникает буддизм. Так еще в III – IV вв. Куча и Хотан являлись цитаделью буддистского вероисповедания в этом крае, при этом г. Куча – хинаянского («малая колесница»), а г. Хотан – махаянского («большая колесница») толков. В незримой борьбе махаяны (спасение большого числа человеческих душ) и хинаяны, постепенно верх одерживает первая – хинаяна вытесняется, впрочем, как и всюду в западной, юго-западной, Центральной Азии и главное из Индостана, найдя убежище в Тибете, Юго-Восточной Азии.

В конце VI – VII вв. до середины VIII в. буддизм проникает и в уйгурскую среду, а Яглакара Яоши, одного из уйгурских вождей (628-629 гг.) китайцы именовали Пуса («Бодхисаттва»). Но еще были сильны у уйгуров шаманистские представления. Более того, когда мы говорили о смене в середине VIII в. (766-767 гг.) веры у уйгуров, о принятии ими манихейского вероисповедания, правильнее, на наш взгляд, считать в качестве веры не буддизм, не христианство, а шаманизм, реликты которого сохранились и до нашего времени. Об этом свидетельствует ряд исследований.

В статье историка-уйгуроведа Д.А.Исиева дана краткая интерпретация взглядов известного русского уйгуроведа С.Е.Малова. Так, по С.Е. Малову, шаманство у уйгуров – это нечто, родившееся в пору неолита как продукт первобытного сознания, впоследствии адаптированное и обращенное (трансформированное) в сверхчувственное религиозное сознание. Шаманство своеобразно объединило у уйгуров языческие действа, в числе их магию, колдовство, приемы с некоторыми составляющими монтеистских религий, принятых уйгурами в древности и средневековье – буддизма, манихейства, христианства, ислама. С.Е. Малов выделил в сложном клубке шаманизма реликты. Это – поклонение к доброму «Тенгри» — божествам Земли, Неба, Солнца, Луны, Гор: упоминание 30 высших божеств с ленточками… 9 божеств на левой стороне… 9 сидящих… и др., помогающие шаману-колдуну… Главной целью туркестанских шаманов была белая магия: переведение болезни в животных или в какие-либо предметы: голубя, овцу, курицу, куриное яйцо и т.д. С.Е. Малов красочно описывает действо шамана во время шаманских игр («оюна») его обращение к огню, нашептывание молитвы, окуривание огнем из тмина, сандала, а в Кульджинском районе – из отрубей или адрасмана (дикая рута). «А шаманка, — пишет С.Е. Малов, — во время танцев делает 2-3 поклона по направлению к горящему светильнику, после танца зажигает со светильника куклы… шепчет молитву, а затем, подержав у лица больного, бросает (куклы) их в печь…» Или вот еще: «…Шаман наступает голой ступней не на принадлежности «оюна» — дап (бубен), туг (знамя), веревка, натянутая с потолка и закрепленная на колышке» и т.д.

Схожие поверья существуют у тюркоязычных народов Центральной Азии. Так, от сглаза на запястье детей в сельских местах надевают ожерелье из особых бусинок, нанизанных на нить. Дабы избавить от хвори кто-то из старших с заклинаниями «изгоняет» болезнь с помощью курящего пучка арчи…

А вот как описано обращение «уйгуров в манихейство» в «Селенгинском камне». Идигянь попросил манихейского учителя выступить с проповедью перед своими чиновниками и после того, как «рассуждения его (манихейца) лились как спущенная река, потому мог он открыть истинное учение у уйгуров», уйгурские вельможи, «раскаиваясь в своих заблуждениях… приказали обнародовать это учение, чужие нравы, превратить в страну пропитания… убийства переменить на царство увещевания к добру». Потом манихейский патриарх в Вавилоне одобрил обращение и «велел всем духовным и монахиням войти в государство и проповедовать».

Джувейни описал диспут между «камами» (шаманисты-уйгуры) и момистами (манихеи). «…Когда они прочли немного «Нома» (манихейская догматика), камы оказались на мели…»

«…Уже в 768 г., – пишет Л.Н. Гумилев, – уйгуры просили китайцев поставить манихейские кумирни в 4-х областях, что последние выполнили с крайней неохотой. Китайцев манихейство шокировало больше всех прочих религий тем, что, запрещая семью для избранных, разрешало изнурение плоти путем коллективного разврата…»

Только ли это раздражало китайцев – попробуем разобраться. Но с начала о манихейской доктрине.

Мани – лицо историческое – родился 14 апреля 216 г. н. э. в Вавилоне. Отец – Патик, мать Мариам иранского происхождения (возможно армянка). Первое божественное откровение Мани получил на 13 году, в 24 года он выступил впервые как религиозный реформатор, за что был изгнан из элхасанской общины и вместе со своими первыми единоверцами начал миссионерское путешествие (240 – 242 гг.) в Мадию, Армению, Северную Индию, Персию. Шапур I – шахиншах Персии приблизил ко двору Мани. К этому времени относится написание одной из главных книг манихейского канона – «Шапуракан». После смерти Шапура I, а затем и его приемника Хормизду I, при Бахраме I возрастает роль в идеологии зороастризма – Мани и его дотрина становятся неудобными, его заточают в тюрьму, где он после 26 дневного заключения (274 г. н.э.) умирает. Есть версия, что умер он насильственной смертью (живьем содрали кожу). После смерти Мани воцарилось относительное спокойствие, но при Хормизду II возобновились преследования – манихеи бежали в Трансокеанию.

Манихеи считали извечным существование двух начал – добра и зла, Света и Мрака, располагавшихся в пространстве дифференцировано: добро – Свет наверху, зло – Мрак внизу, хотя по некоторым представлениям (вавилонские традиции): Свет – на севере, востоке, Мрак – на юге. Свет находится в безмятежном покое и персонификацией его является Отец Света или Первородитель. Отец Света со своими ангелами-эманациями и 12 сыновьями-эонами составляют царство Света – благоухающий рай, в отличие от Царства Мрака, которое представляется в виде ада, а начало Мрака персонифицируется с Материей Грехом. Существует 5 миров Мрака, соответствующие 5 стихиям – Дыма, Огня, Ветра, Воды и Тьмы, из которых Материя взращивает 5 деревьев, из которых, в свою очередь, происходят соответственно 5 видов демонов: двуногие (дыма), четвероногие (огня), крылатые (ветра), плавающие (воды), пресмыкающие (тьмы). У последних 4 миров цари имеют облик животных: льва, орла, рыбы, дракона. Демоны затевают междоусобные войны, в которых одерживает верх царь мира Дыма – пятиликий колдун (львиная голова, орлиные крылья, драконье туловище, двуногий с рыбьим хвостом) – Царь Мрака или Князь Тьмы.

Князь тьмы вторгается в царство Света, захватывает некоторую его часть – Отец Света принимает вызов и на битву с силами Мрака посылает 2 «вызванные» из себя эманации – Великого духа и Первочеловека. Последний, в свою очередь, «вызывает» 5 светлых стихий-эманаций (сыновей: воздух, ветер, свет, воду, огонь), с помощью которых удалось остановить силы Мрака, хотя и не без жертв: в ходе битвы были отданы все 5 сынов, которые смешались со своими антиподами – силами Мрака. Таким образом образовался хаос – основа материального мира. Светлые силы оказались связанными силами Мрака, лишившись возможностей возвращения в свое царство. Первочеловек с помощью Зова и Слуха (Ответа) обратился к богам Света, после чего Живой Дух (еще одно создание Отца Света) вынес Первочеловека из битвы – с этого момента, по представлениям манихеев, начинается космогония – история создания материального мира – космоса из смешения хаоса, ибо суть мира – разделение (дифференциация) хаоса на светлое и темное. Друг Великий строитель, Дух Живой, Великий Дух (Мать Жизни) творят материальный мир: сверху – десять небес. Пять царей Мрака становятся пятью планетами, 12 вождей – 12 созвездиями; Луна – два божественных светила или Корабли света.

Но как вызволить Свет из Мрака?

Отец Света посылает туда еще одно свое божество – Третьего посланца, который с помощью своих эманаций 12 дев заставляет демонов исторгнуть из себя светоносное семя («выкидыши»), позже произошли животные и деревья. Вождь «выкидышей» Сакла и его подруга создают первых людей – Адама и Еву, влагая в них частицы Света. Таким образом тела людей принадлежат Материи, души же их светоносны, хотя отчасти смешаны с «темной душой». Далее еще один посланец Отца Света – Иисус-Сияние, воплощается в Еву и открывает тайну божественного происхождения его души и возможности его спасения.

Таким образом, материальный мир являет собою нечто похожее на сепаратор, отсеивающий разные силы – силы Света, составляющие суть Мировой Души или Души Живой, собирающиеся вверху, и силы Мрака (внизу). Процесс дифференциации осуществляют божества, обитающие в материальном мире, конкретно – на Солнце и Луне.

Ну, а человек – как с ним?

Цель человека – освобождение светлого начала своей души, содействие освобождению Живой Души (Мировой Души) из теней материального мира (Материи) или, по меньшей мере, не нанесение ей ущерба. На этом основаны правила и законы манихеев, выделяющих в своей иерархии 5 рангов: на низшем уровне – рядовые ведущие (“послушники, слушатели”), которые не в состоянии вести безупречно праведную жизнь, не способные служить в качестве очистителей светлого начала материального мира, призванные очищать собственную душу – с 3 обязанностями: молитва, пост, милостыня – любое подношение общине. Послушник не мог убивать животных, хотя ел мясо, купленное им или подаренное; он мог вступать в брак, но обязан был воздержаться от деторождения. На следующей ступени манихейской иерархии стояли “избранники”, деятельность которых могла осуществляться в рамках “трех печатей” ограничения: “печать руки” – запрет на пролитие крови и причинения вреда Мировой Душе – (есть только “чистую” пищу, не убивать животных, не рвать и даже не топтать растения и т.д.); “печать уст” – запрет на животную пищу и вино; “печать лона” – безбрачие.

На более высокой ступени – пресвитеры, епископы и учителя (в манихейской церкви было 360 пресвитеров, 72 епископа, 12 учителей), а на вершине пирамиды – приемник Мани, резиденция которого находилась сначала в Вавилоне, а затем в Самарканде.

Окончательная дифференциация (разделение) смешанной стихии означает конец света. Свет пойдет в свое царство, Мрак – в преисподнюю.

Таково вкратце содержание манихейской доктрины, принятой народами Центральной Азии в большинстве враждебно. Ее либо принимали, но с оговорками и ненадолго – из-за политических соображений, или как дань моде, не вникая глубоко в ее суть. Она закрепилась – и притом надолго – лишь в государстве уйгуров, обретя статус государственной религии и став тем самым мощным раздражающим фактором для соседей (например, для Китая) на одном из отрезков истории. И это естественно. Вряд ли нормальное общественное сознание могло принять начисто перечеркивающие сложившиеся веками человеческие потребности “три печати” манихеев, особенно последнюю – “печать лона” – запрет на деторождение, являвшегося приговором общине, этносу, народу, человечеству.

Принятие манихейства уйгурами восстановило против них соседние народы. “Торжество манихейства, — пишет Л.Н. Гумилев, поссорило уйгуров со всеми соседями: мусульмане Средней Азии, буддисты в Тибете, конфуцианцы в Китае, шаманисты в Кыргызском царстве – все воспринимали новое учение как дикую извращенность. Вряд ли принимали доктрину о борьбе с собственным телом путем изнурительного воздержания и столь же изнурительного распутства и самые низкие слои в самом Уйгурском Ханстве”.

Но, что же послужило причиной столь резкой смены веры уйгурами? А значит и идеология? Выглядит достаточно корректной на этот счет мнение о намерении уйгуров таким образом обрести в союзники согдийцев в противостояние с Тибетом и Китаем. Прямые доказательства тому отсутствуют, что порождает по этому поводу немало версий. Не отрицая вариант с “согдийцами”,рассмотрим психологическую подоплеку проблемы. Решение об обращении в новую веру пришлось на период расцвета уйгурского каганата – думается, поэтому оно было вызвано не в последнюю очередь соображениями самоутверждения в глазах соседей: то было подобно заявлению о желании каганата принимать судьбоносные решения самостоятельно на правах сильного. И не только желание , но и о возможностях реализовать эти права. В такого рода акциях всегда содержится изрядная порция амбициозного вызова, как правило, неприемлемого для противостоящей стороны. Отсюда – раздражения, неприятия соседями манихейства, как доктрины бесспорно непривлекательного, но в немалой степени еще и потому, что она, по нашему мнению, стала своеобразным знаменем набирающего силу “честолюбивого варвара”. Причиной ссоры между соседями было не только решение(и реализация его) о принятии новой веры, но и факт принятия решения, настоящей в котором были ощутимы раскаты опасности для китайцев. То есть, в недрах объективных реалий бытия центральноазиатских народов, полных борьбой за выживание, хороши были любые средства. То есть, уйгурские манихеи, думается, раздражали своим стремлением таким образом следовать “против течения” – идти своим путем.

И еще. В принятии решения о переходе в новую веру, придания ей статуса государственного, асоциальные импульсы, очевидно, возобладали над трезвым расчетом. Именно этим объясняется тот факт, что – и это верно замечено Л.Н. Гумилевым, — основное население, простые труженики не приняли (и не могли принять), в силу своего экономического положения, новую религию и она, по существу, стала религией для властвующих.

Манихейство, положившее в основу своей доктрины борьбу Добра и Зла, по сути содержало в себе больше зла, нежели добра и этот факт стал определяющим в судьбах людей и народов его исповедующих. И вместе с тем нельзя не сказать и о позитивном в манихействе. В частности, благодаря обращению в новую веру уйгуры обрели свою письменность, заимствовав ее у согдийцев и впоследствии получившей известность как уйгурская. С помощью ее на уйгурский язык был переведен ряд манихейской литературы. Табу на животную пищу, думается, стал своеобразным стимулом в развитии земледелия, а необходимость строительства манихейских храмов – в зодчестве и искусстве.

Следует остановиться еще на одном позитивном моменте. В манихейской доктрине угадываются (смутно, в метаморфическом виде) некоторые физические законы.

Вот некоторые параллели манихейской и материалистической космогонии (на примере гипотез о происхождении Солнечной системы):

Во второй половине IХ в. манихейство постепенно вытесняется христианством и буддизмом, особенно последним. Христианство продержалось у уйгуров до середины XIII в. – монгольского завоевания. О христианах между Кучой и Аксу упоминает Абу Дулеф; Плано Карпини и Г де Рубрук приводят сведения об уйгурах-несторианцах; монголы в XIII – XII вв. называют уйгуров “тарса” (“христиане”) и т.д.

К сведению, сирийская церковь в 451 г. на IV Вселенском соборе разделилась в толковании природы Христа на диофизитов – две природы Христа (божественная и человеческая) – и монофизитов (единая божественная природа Христа). Первые по имени констатинопольского патриарха Нестория были названы несторианами, вторые – по имени видного церковного деятеля VI в. – яковитами. Миссионерская деятельность несторианцев после изгнания их из Ближнего Востока распространялась главным образом в Индии, Юго-Восточной Азии, Средней Азии, Восточном Туркестане, Китае.

Считается, что проникновение несториан в Восточный Туркестан способствовало образованию в VI в. Тюркского каганата.

Но это было и время фронтального наступления буддизма. Таким образом, рассматриваемый период истории Центральной Азии, особенно, Восточного Туркестана представлял собою конгломерат идеологий-вероисповеданий, что, в свою очередь, является отражением реалий бытия народов этого региона, чрезвычайно неустойчивого, наполненного внутренними и внешними коллизиями, в основе которых лежали экономические, политические и др. мотивы. В таких условиях нестабильности у народов, в частности, уйгуров, по существу не было права выбора. Возможно, за исключением случая обращения в манихейство. Хотя и здесь смена веры произошла не волею народа, а по решению власть имущих – не народы выбирали, а завоевывали народы идеологические (религиозные) доктрины – вторые первых. Отсюда – и неустойчивость в миропонимании народов, населявших Центральную Азию, сосуществование, порою не вполне коммуникабельное, в народе нескольких вероисповеданий. У уйгуров, к примеру, как сказано выше, на протяжении нескольких веков одновременно функционировали шаманизм, христианство, манихейство, буддизм и несколько позже ислам. Реликты шаманизма сохранились до сих пор, манихейство просуществовало до Х в., христианство – до XIII века, буддизм – несколько дольше (сохранился у сары-уйгуров – ганьсуйцев). И не только неустойчивость – но, как видим, и отсутствие цельности в миропонимании, а значит в идеологии – условий идеальных для абсорбции нового. Нового, наделенного мощным организующим началом. Таким, каким являл собою в Азии тогда буддизм – главная ветвь индо-буддийского типа культуры.

Для уйгуров в буддизме (впрочем, не только для них) очевидно, привлекла суть его – спасения душ (в меньшей степени идеи хинаяны – “малой колесницы” – индивидуального спасения, в большей – махаяны – “большой колесницы” – коллективного, общинного спасения).Сыграл свою роль, думается, и “закон следования”, возможности плыть “по”, а не “против” течения, стремление не выглядеть “гадким утенком в стае лебедей”. То есть сыграл – не мог не сыграть – роль инстинкт самосохранения: буддизм не вызывал, как манихейская доктрина, раздражения соседей, не преследовался – он в целом объективно был намного человечнее манихейства; обряды его были не менее (если не более) красочными, привлекательными; он не отрицал главной составной части культуры народа – его языка (не в пример пришедшему позже на смену ему исламу), рабочим языком (чтение, проповеди и т.п.) мог быть не обязательно санскрит и т.д. и еще “…в идеологическом плане нигде а данном регионе буддизм не встретил соперника, претендовавшего на монопольное заполнение всей религиозно-идеологической сферы, сакральный статус которого в обществе был бы достаточно высок, чтобы исключить всякого рода соперничество. Поэтому буддийские идеи и верования сравнительно легко нашли свое местов духовной культуре. Дело в том, что религиозную жизнь обслуживала не одна какая-нибудь религиозная система, а сложный комплекс верований с сильно выраженными синкретическими тенденциями. Такая обстановка оказалась весьма подходящей для буддизма”. (Мартынов А.С., 1982 г.)

С Х в. буддизм (по крайней мере, в Турфанском княжестве) у уйгуров становится господствующей(но не единственной опять же!) религией. Можно сказать, что почти весь священный канон буддийской письменности был переведен – писал Малов С.Е. – уйгурами на свой язык. Переводы делались с санскрита, тохарского, тибетского, китайского, согдийского языков. Среди них –“Саддхармапундари-касутра”, “Абхидхармакошасутра”,“Амитаюсутры”,“Дишаствустиксутры”, и др. сочинения. Особое место среди переведенной литературы занимает “Суварнапрабсасутра” (“Алтун ярук” – “Золотой блеск”). О значении буддийских представлений в бытие уйгуров можно судить по содержанию нижеследующего фрагмента уйгурского стихотворения:

Учителя по имени Будда,
    В его чистую (священную сухость),
    В общину драгоценную
    Всем своим существом я верую.
    (Тугушева, 1937 г.)

Внедрение буддизма в Центральной Азии в целом происходило мирным путем, чего нельзя сказать об исламе, который без преувеличения прокладывал себе путь “мечом и огнем”. Исламизация региона осуществлялась под эгидой возвышения государства Караханидов (позже, с 1032 г., — двух государств Караханидов) – восточного со столицей в Кашгаре, западного – Мавераннахр со столицей в Бухаре, с 1089 г. попавшего в зависимость от сельджукидов, а двумя десятилетиями позже (за исключением некоторых уделов) – от каракитаев и киданей.

Современными исследователями истории уйгурской культуры (с сожалением, переходящим в отчаяние) высказывается мысль: ислам, уничтожив буддизм уйгуров (9-11вв.), тем самым уничтожил богатую средневековую культуру, настоянную на буддизме. Да, это так. Однако же – не все однозначно! – правомерно утверждение и другое: исламизация уйгуров, ужесточив духовные границы с конфуцианско-буддийским миром великого южного соседа, тем самымдала действенный шанс для выживания уйгурского этноса. Это – то редкое в истории событие, когда, казалось бы очевидная утрата (поистине: нет худа без добра) при внимательном рассмотрении оказывается благом. На мой взгляд, приняв ислам – и притом далеко не добровольно! – уйгурский этнос обрел жизненно важное антиассимиляционное оружие, которое дало ему возможность не раствориться (не ассимилироваться!) в океане чуждой культуры, то есть благодаря принятию ислама уйгурский этнос смог выжить и сохранить свой генофонд до сегодняшнего дня, и в этом уникальное значение ислама в истории уйгуров.

Таким образом, смена буддизма исламом, означавшей тем самым смену индо-буддийского типа культуры мусульманским сыграла положительную роль в судьбе уйгурского народа. Этим был положен конец процессу аккультурации между культурами китайцев и уйгуров, чреватый для уйгуров полной потерей самостоятельной культуры, попросту говоря, ассимиляцией – китаизацией.

Сложности бытия со времени Уйгурского каганата до возникновения государства Караханидов на обширной территории Средней Азии и Восточного Туркестана сказались, как сказано выше, на развитии культуры народов (этносов) – идеологии, не в последнюю (если не в первую ) очередь кыргызов и уйгуров – двух без преувеличения братских народов, идущих почти два тысячелетия вместе непростой дорогой, продираясь сквозь завалы противоречий, а подчас и противостояний, столь естественных для кочевников – народов, стоявших у истоков тюркоязычной культуры.

К сожалению, некоторые историки (то ли из желания прослыть большим патриотом, то ли из боязни показаться “манкуртом”) настойчиво и безоглядно педалируют на страницах истории взаимоотношений братских народов – на факты противостояния, побед одних и поражения других, при этом забывая (или не желая помнить) о длившемся столетиями между ними мирном сосуществовании.

Выдающиеся памятники тюркоязычной культуры X-XII вв.

Приведенные выше особенности истории, конечно же, сказались на развитии культуры, определив ее особенности: преимущественно буддийского толка – в пределах уйгурского идикутства: исламского – западнее идикутства (караханидское государство, газневиды и др.). существенный фактор – явная (или подспудная) борьба религий, в которой буддистам на протяжении долгого времени пришлось (без особых шансов на успех) сдерживать натиск ислама. В борьбе этой уничтожалась буддийская культура: караханиды “сокрушались на них как лавина, захватывая их города, уничтожала те места, где не молились, поднимались даже на верх скульптурного изображения Будды. …Когда захватывалось население “неверных”, чтобы поиздеваться над ними, они оправлялись на изображение Будды” (Махмуд Кашгари). Но самое удивительное заключается в том, что именно в это время, в этом регионе были созданы великие произведения в науке и литературе. Речь идет о “Диван лугат ат турк” Махмуда Кашгари, “Благодатном Знании” Юсуфа хас Хаджиба. Удивительно, на первый взгляд, и другое: названных выше шедевров-памятников исламской культуры значение с веками не только не убывает, а, напротив, возрастает.

Названные памятники имеют богатые биографии, охватывающие различные аспекты особенностей языка, содержания, история создания и др. этих произведений.

Что это за произведения?

Кем были эти создатели?

Кашгари Махмуд (Махмуд Кашгарский).

О месте рождения великого ученого историки двоякого мнения. Караев О.,Чороев Т.К., считают местом его рождения г.Борисхан (ныне с. Барскон, на южном побережье озера Иссык-Куль, Тонского района). Основание: на одной из страниц своего знаменитого словаря автор пишет, говоря о Борисхане: “Это город моего отца”. Иного мнения уйгурские исследователи, которые называют местом рождения Кашгари с. Азиг, Опальского района (близ Кашгара, в 45 км ЮЗ от него) и приводя при этом слова Махмуда Кашгари о том, что “Азиг и Опал” – это названия нашей деревни, родины”. Нельзя не согласиться с логической цепью рассуждений Нарынбаева А.И. по этому поводу: на Востоке известные деятели культуры прибавляли к своему имени как псевдоним название местности, где они родились; Абу Наср Фараби (из Фараба), Мухамед ибн Муса Хорезми (из Хорезми), Юсуф Баласагуни (из Баласагуна) и т.д.Немало разночтений и по поводу национальной принадлежности ученого, писавшего, что он из главного племени тюрков. Достоверно известно, что он выходец из семьи каганов Караханидского государства, о династийной принадлежности которых достаточно подробно было сказано в предыдущей теме. Значит, Кашгари принадлежал к одному из племен карлукско-уйгурского субстрата, из которого произошло формирование уйгурского народа. Родился ученый где-то между 1029 и 1030 гг., умер в возрасте 97 лет. Кашгари был человеком всесторонне образованным: помимо основного рода занятий – тюркологии и литературы, он владел основами философии, правоведения, богословия, истории, этнографии, географии и математики, астрономии, медицины и др. наук; знал, кроме родного арабский и персидский языки. Его словарь тюркских наречий – яркое и бесспорное свидетельство не только знания родного языка, но и всего комплекса тюркских языков (наречий), что подвластно человеку действительно выдающегося ума и интеллекта. Кашгари долгие годы жил и работал (муддаристом-доцентом) в Багдаде, который во время господства там сельджукидов турок, являл собою своеобразную культурную “мекку” для караханидов. Есть предложение, что именно здесь, в Багдаде, был написан “словарь”, по мнению других исследователей, местом написания могли быть Кашгар, Бухара, Самарканд, Нишапур и др., но это не столь важно: важно не где, а с какой целью написан труд. Кашгари, создавая словарь (3 тома, 8 глав, каждая из которых состоит из 2 частей – имя и глагол; содержит по мнению Кононова А.А множество фонетических, морфологических, синтаксических наблюдений, преподносимых, как правило, в сравнительном плане), ставит перед собою цель ознакомить арабский мир с поистине богатой языковой палитрой тюркоязычных народов. Итоги же превзошли ожидания: словарь в первую очередь имеет значение для самих тюркоязычных народов как основа для языковой их консолидации. Для современных языковедов-тюркологов “Диван лугат тюрк” – благодатный материал, дающий возможность определить начальные этапы развития отдельно каждого языка в историческом плане. Язык, как говорилось неоднократно, один из основных, едва ли не главный транслятор культуры. Отсюда – значение труда Кашгари для истории культуры. В нем нашли свое выражение: миропонимание тюркоязычных народов, впитавших и флюиды доисламских и исламской идеологии и вместе с тем вбиравших (пока не столь уверенно) в себя частицы светской культуры, понимание и использование которых возможно лишь с помощью знаний, науки. “Диван лугатат тюрк” и есть образец подлинной науки. Большую ценность представляет классификация Кашгари тюркских языков с разделением их на восточную (язык чигилей, огузов, хаканский (уйгурский) и западный (язык еймаков, кыпчаков, печенегов, булгаров и др.), на – “чистые” и “нечистые” (неправильные), из которых носителями первых являются сельские жители, вторых – городские;

— представления тюркоязычных народов о природе: астрономии, географии (ландшафтоведение, климатология, демография, медицина и др.);

— проблемы общественного развития тюркских народов. По мнению Нарынбаева А.И., “Диван лугат ат тюрк” содержит богатый материал об общественном разделении труда, способе производства, безусловно феодальном (с пережитками рабства); вопросы истории тюркских народов: войны с Александром Македонским, Турана с Ираном, уйгуров с тангутами, караханидов с буддистами, Хотана с “неверными”, о насильственной исламизации уйгуров-буддистов. “Стало известно, что победоносное войско (султана), основательно вооружившись, вступило в сражение (с неверными).Сражение длилось далеко за полдень… кровь покрывала оси телеги… — по земле протекала кровавая река…В тот день милостью и помощью пророка мусульмане победили, а неверные потерпели поражение…После этого 20 тыс. из них приняли ислам”. Кашгари – истинное дитя своего времени: его чувства патриотизма во многом (наверное, как и у многих деятелей культуры) определились господствующей в караханидском государстве идеологией, насквозь пропитанной верностью к исламу и слова Нарынбаева А.И. о его стремлении “воспитать молодежь в духе патриотизма, преданности своей родины народу” требуют, очевидно, некоторого разъяснения: токуз-огузы (карлуки, уйгуры), о чем говорилось выше, составляли основную часть населения и караханидского государства, и государства уйгурских идикутов в Восточном Туркестане, их объединяла общность языка, истории, многих других аспектов бытия, разделялись же они по конфециальной принадлежности. Но именно это разделение сказалось на понимании автора “лугата” понятий “родина”, “народ”: буддисты, “неверные”, враги; можно предположить, что разделение такого рода массива токуз-огузов, позже сказалось на формировании, в конце концов двух народностей в Центральной Азии-уйгуров и узбеков;

— представления о тюркских племенах во второй половине Х1 века; даны сведения о 20 племенах, даны понятия племя (кабили), род (уруг), народность (халик);

— этические воззрения средневековых тюрков. По мнению Нарынбаева А.И., в “лугате” отражены “общечеловеческие моральные нормы ценности и идеалы, выработанные трудящимися в течение истории… К таким гуманистическим принципам относятся идеи добра, милосердия, справедливости, равенства, братства, уважения и любви к человеку… В центре социально-этической мысли автора “Словаря” находится человек, его предназначение и место в мире, его потребности, интересы и мысли, его прошлое, настоящее и будущее… Осуждая жестокость в морально-этических взаимоотношениях между людьми, Кашгари призывает их быть гуманными друг к другу… Кашгари считал, что смысл жизни человека – в труде, добрых делах и высоконравственных поступках…”

Добавим от себя: Кашгари не всегда был последовательным в своих убеждениях. Такое впечатление, что высокие морально-этические принципы определяют в немалой мере идеологическими пристрастиями автора “Лугата” и предназначены прежде всего мусульманам, тем более мусульманам-караханидам; буддисты-уйгуры для него – кафиры, неверные и уже одно это перечеркивает идею равенства, братства и справедливости между людьми.

Юсуф хас хаджиб Баласагуни – “Благодатное знание”

К сожалению, о Юсуфе хас Хаджибе, как и о Кашгари Махмуде, нет точных биографических сведений. “Необъяснимой загадкой , — писал по этому поводу Кононов А.Н., — в культурной истории Кашгарии и Средней Азии является отсутствие , как и у современников, так и у позднейших биографов и библиографов, сведений об этих двух выдающихся деятелей культуры. Это тем более странно, что многие их современники и земляки-поэты, не оставившие никакого следа в истории тюркской поэзии, упоминаются в различных библиографических справочниках. Даже такой биограф, как Саиани Абу Санд… не нашел нужным хоть несколькими словами обмолвиться о “Диване” и его авторе, равно, как об авторе “Кутадгу билик”.

Из прозаического предисловия к “Кутадгу билиг” известно: Юсуф родился в – Баласагуне, который также известен под именем Кузорду, о местоположении которого нет точных сведений. Предполагается, что город этот находился в Чуйской долине, неподалеку от Токмака; по Бартольду В.В., им мог быть комплекс развалин Бураны и Ак-Бешима. Известно, что Баласагун служил “в качестве резиденции первого завоевателя Мавераннахра Богра – хана Харун ибн Мусы, позже принадлежал тому же правителю, что и Кашгар – один из культурных центров Восточного Туркестана. По словам автора, свою поэму он сочинил за 18 месяцев в 1069-1070 гг. уже в немолодые годы. Об этом говорится в одном из бейтов:

Чьи годы за сорок прошли чередою.
    Уж тот распростился с порой молодою
    А мне пятьдесят, и немолод я телом,
    Был вороном черным, стал лебедем белым.
    И кличет шестой мой десяток: “Иди!” –
    Пройду, если нет западни впереди!
    Когда шестьдесят уже минуло мужу,
    Сменил летний зной он на зимнюю стужу
    Был прям, как стрела, я – как лук окривел,
    А в сердце, как лук трепетавшем, — прострел.
    Без пут и оков заплетаются ноги,
    Померкли глаза мои, стали убоги”.

Существует три списка рукописи поэмы: венская, каирская, наманганская (ферганская).

Венская (или гератская по месту переписки) написана уйгурскими буквами с арабского списка. Рукопись из Герата попала в г.Токат (Турция), оттуда, в 1474г. – в Стамбул, оттуда, в 1790г. в Венскую Королевскую библиотеку (передал австрийский ученый Иосиф фон Хаммир, купивший ее у букиниста).

Каирская, исполненная арабским письмом, найдена была в 1896г. в Хивдийской библиотеке в Каире немецким ученым Б. Морицем.

Наманганская (ферганская) рукопись, исполненная арабским письмом, считается самой полной и совершенной. Обнаружил ее в 1913 г. А.З. Валидов в г.Наманган в частной библиотеке Мухаммада-Ходти ишан Лоларита. Рукопись была утеряна и заново обнаружена в 1925 г.

Неоднозначно мнение о том, каким алфавитом пользовался Юсуф хас Хаджиб первоначально. Приведем ниже одно из них – мнение В.В.Радлова, который писал: как уроженец города Баласагуна (Семиречье), автор первоначально написал свою поэму арабскими буквами, вне влияния уйгурского письменного языка, но поэма подверглась этому влиянию в Кашгаре, где была закончена и поднесена хану, который велел переписать ее для распространения в народе уйгурским алфавитом.

Рукописи изучались многими исследователями из разных стран мира.Это французский тюрколог А.П. Жобер, русские исследователи В.В. Радлов, С.Е. Малов, Д.И. Насилов, турки Р.Р. Арат, А. Дильачар и др.“Кутадгу билиг” фрагментарно и полностью переведен на немецкий язык (В.В. Радлов), турецкий (Рашид Рахмет, Арат), русский (С.Н. Иванов), узбекский (К. Карипов), киргизский, азербайджанский (Ф.Р. Зейнагов). Великий шедевр Юсуфа хас Хаджиба приведен в соответствие с современным языком и издан в СУАР.Издание это интересно еще и тем, что в нем параллельно дан текст оригинала и у читателя есть возможность произвести собственный сравнительный анализ.

“Кутадгу билик” содержит 6520 бейтов (двустиший), 85 глав, 3 приложения (3 главы, 124 байта),основная часть написана в форме двустиший месневи, арузом, размером “сокращенный мутакариб”, хотя первое приложение исполнено полным мутакарибом.

Нет единого мнения о языке “Кутадгу билик”.С.Е. Малов считал язык поэмы древнеуйгурским или уйгурским, к памятникам уйгурского языка “Кутадгу билик” относил Н.А. Баскаков.Э.Р. Тенишев – к караханидско-уйгурскому (хаканский, буграхановский, бограхановский),В.В. Радлов – к уйгурскому. Благоза Г.Ф. к карлукско-кыпчакскому, А.А. Валитова – к караханидскому. Вот что писал по этому поводу в послесловии к русскому изданию “Кутадгу билиг” А.Н. Кононов: “…язык поэмы Юсуфа Баласагунского можно было бы называть по признаку его высоких достоинств хакано-тюркским, по династийному признаку – караханидско-уйгурским, судя по племенной принадлежности – карлукским, а по культурно-историческому признаку – кыргызско-уйгурским. Сказанное дает основание присоединиться к мнению Э.Р. Тенишева, назвавшего язык поэмы Юсуфа Баласагунского караханидско-уйгурским. Первая часть этого определения караханидский – четко дает хронологию языка, вторая – уйгурский – уточняет историко-культурные связи в истории развития тюркских письменно-литературных языков…”

“Кутадгу билик” – этико-дидактическое произведение; его цель указать путь к познанию мудрости правления, контакта между людьми и в первую очередь между людьми, стоящими на разных ступеньках иерархической лестницы, в частности, между каганом (эликом) и подчиненными. Такого рода сочинений у некоторых цивилизованных народов было немало – они были широко известны, надо полагать, и в караханидском государстве. “У арабов, таджиков книг добрых немало, — так и пишет Юсуф хас Хаджиб в своей поэме, — а на нашем наречьи сия лишь начало”. То есть, “Кутадгу билик” есть первое сочинение этико-дидактического плана среди тюркских народов – “первым, старейшим и пока единственным сочинением на одном из тюркских языков, основанным на мусульманской идеологии и пропагандирующим эту идеологию” (Кононов А.Н.).Действительно, поэма основана на мусульманской идеологии: она так и начинается – хвалою аллаху. “Хвалою творцу начинаю я слово – во славу творца моего всеблагого. Несчетны хвалы ему и величанье – творец всемогущий не знает скончанья. Он землю и небо, и солнце с луною, и тварей всех создал, и время земное” и т.д. и т.п. Однако суть “Кутадгу билик” гораздо глубже; она – в человечности содержащихся в ней идей, максимально (в условиях того времени) приближенных и вполне земным потребностям “духовной пищи” человека.

Это примерно то, что было для русичей искусство иконописцев Рублева, Феофана Грека.

Чем была для простых людей знаменитая “Троица”?

Разумеется, иконой— предметом поклонения. Но вместе с тем “Троица” – прекрасный образец-шедевр древнерусского искусства живописи, гениально воплотившего внутренний мир человека, древнерусская икона, на наш взгляд, есть “шинель”, из которой позже вышли искусства выдающихся русских портретистов Рокотова, Тропинина, Кипренского и др.

“Кутадгу билик” – первая (фиксированная документально) попытка вырваться (возможно вопреки истинному намерению автора) из религиозных пут в мир чувственной (светской) культуры. Он общечеловечен, что угадывается и в прозаическом вступлении автора: “Книга сия величественна в славе своей. Читающий книгу сию, созданную по изречениям мудрецов Чина и украшенную стихами мудрецов Мачина* и возвещающий стихи ее сам возвеличен ею. Ученые и мудрые мужи Мачина согласны в том, что в восточных владениях, в государствах Туркестана никто не составил лучше этой книги, сочиненной на языке Бограхановском и тюркской речью. К какому бы властителю и в какой бы предел нее доходила эта книга, за великие совершенства и беспредельные красоты ее премудрые и ученые мужи тех держав одобряли ее и давали ей различные названия. Мужи Чина называли ее “Сводом благочиний”, сподвижники государей Мачина звали ее “родителем держав”, повелители стран Востока именовали ее “Украшением Властителей”, иранцы – тюркской “Книгой шахов”, а некоторые – “Книгой наставлений властителям”, туранцы же зовут ее “Благодатное знание”.

(*Чин и Мачин – Северный (Чин), Южный (Мачин) Китай. Нижний Чин-Кашгария)

Кстати, о предисловии.

Кононов А.Н. (1983г.) считает, что в нем, по-видимому, “идет речь не столько о популярности поэмы, сколько о широкомраспространении сочинений подобного рода”. На наш взгляд, более вероятно первое: предисловие написано позже, после того, как “Кутадгу билиг” получил положительный резонанс в культурной сфере караханидского государства (а возможно и за его пределами) – речь идет явно о популярности поэмы (ее прочли и высоко оценили в Чине, Мачине, Иране, Сирии и др.).Важно и другое. Нет свидетельств о дате кончины Юсуфа хас Хаджиба. Содержание предисловия – косвенное свидетельство того, что автору посчастливилось увидеть плоды своего труда (на наш взгляд, в условиях того времени для того, чтобы рукопись получила широкую международную известность, нужно было не менее 10-15 лет– значит, предисловие к “Кутадгу билиг” могло быть написано Юсуфом скорее всего в 70-75 –летнем возрасте); что автор жил достаточно длительное время после написания “Кутадгу билик”, что это является в некотором роде и косвенным ответом на вопрос: были ли знакомы авторы “Кутадгу билига” и “Дивана лугат ат тюрка”? Мог ли пройти “Кутадгу билиг”, получивший широкую популярность, мимо внимания такого высокообразованного человека, каким был Махмуд Кашгари? Разумеется, человеком “при дворе”? Отсутствие документальных справок, подтверждающих знакомство двух выдающихся деятелей культуры, не бесспорное тому доказательство.

И все-таки, самое важное для критика культуры в содержании прозаического предисловия в другом: оно – свидетельство об аккультурационно-культурных связях тюркоязычных народов, на формирование культур которых влияние (в разной степени) оказали культуры народов, названных в предисловии особенно Ирана (многие данные, в том числе и в “Кутадгу билиг” говорят об огромной популярности в Средней Азии и Восточном Туркестане “Шах Наме” великого Фирдоуси), арабских странах Ближнего Востока и др.

В предисловии автор представляет героев поэмы, по сути, раскрывая (декларируя) ее идею:

1. Элик Кюнтогды (означает “Солнце взошло”), аллегорически олицетворяет Справедливость (Правду).По Кононову А.А., выражает один из четырех принципов – твердый, правильный закон (Konitoru).Его олицетворяет правитель.

2. Айтолды (“Полнолуние”, “Луна стала полной”) олицетворяет Счастье – предоставляет везир.

3. Огдюльмиш (“Достохвальный”) – разум, его олицетворяет сын везира Огульмиш.

4. Одгурмыш – будущее – загробная жизнь – его представляет отшельник, брат везиря Одгурмыша.

Поэма построена в виде беседы главных героев: Кюнтогды с Айтолды, Айтолды с Огдюльмишем, Кюнтогды с Огдюльмишем, Огдюльмиш с Одгурмышем, Кюнтогды с Одгурмышем; кроме того, в поэме дано письмо Айтолды Кюнтогды, два письма Кюнтогды к Одгурмышу, письмо Одгурмыша к Кюнтогды. В них, по мнению переводчика “Кутадгу билиг” Иванова С. Н., затронуты 3 основные темы:

— о неотвратимости смерти и необходимости помышлений о грядущей вечнойжизни (“не будь беспечным, твори добро, оставь себе доброе имя”)

— о тщете мирских соблазнов и необходимости помышлений служения богу

— о непостоянстве суетных благ и необходимости ценить непреходящее;

В поэме немало слов посвящено “вечным истинам” и вневременных нравственных ценностях (об идеальном государе, каковым является Кюнтогды, о покорных слугах, пользе добра и т.д. и т.п.)

Поэма ратует действительно за доброе к людям, однако, отношение героев поэмы (значит и автора) далеко не равное.

Разного подхода требуют люди, несущие службу при дворе, потому что “где белые лебеди, черным нет места: у белых своя высь, у черных иная”.

Особого почтения заслуживают люди благородного происхождения, ибо “средь этих людей есть потомки пророка, блажен, кто сумеет почтить их высоко”!

Пожалуй, не меньшего почтения заслуживают ученые люди – “Их знанья дают свет всем людям нести (где свет, там и ночью не сбиться с пути)”, лекари (“врачей уважай, с ними дружбу веди, нужны они людям – права их блюди”), поэты (“всей сутью их ум с морем разума дружен, они добывают в нем много жемчужин”), земледельцы (“отраду от них видит весь сущий люд; они и питье и питанье дают”), торговцы (“нужны они миру, о том не забудет, они доставляют все лучшее людям”) и др.

Но вместе с тем герой поэмы Огдюльмыш (значит, и автор) не скрывает своего пренебрежительного отношения к простолюдинам (“простого звания”):

“Черны-пречерны все поступки у черни,
    Себя не черни – не запачкайся в скверне!
    У всех у них нрав и повадки дурны,
    Дела их, замашки – с их сутью равны…”

Отнюдь не восторженно отзывается герой поэмы и о скотоводах (кочевниках):

“неведом закон им, она не мудры, 
    Но вольною ширью поступков щедры.
    Но к ним и приглядка должна быть востра,
    Бывают они далеки от добра.
    Будь с ними правдив, но дружить – и не мни:
    Забитые люди, невежды они…
    Сходиться с невеждой усилья не трать,
    Он то совершит, что негоже свершать!..
    Подальше от неучей будь, берегись,
    Слова и дела у невежды дурны!..”

То есть, миропонимание Юсуфа Баласагунского представляет собою своеобразный идеологический конгломерат, в котором сосуществуют вера во всемогущего аллаха и трезвое осознание бытия; любовь к своему народу, но любовь, вобравшая в себя противоречивые чувства, в которых проглядывают истоки классового мировоззрения (хорошо то, что в первую очередь отвечает интересам элиты); религия и гимн знанию, науке – познанию.

О последнем, к примеру, сказано буквально следующее:

Познаньям учись – познаешь почет.
    Познанья – твердыни и силы оплот!
    Без знаний бесплодны и разум, и речь.
    А знанья – что влага живительных вод.
    И сколько б ни знал ты – учись, и учись.
    Познанье все, что желанно дает.
    Учись и познаньем себя возвышай
    Иначе ты чужд будешь людям, ты – скот!

По мнению Нарынбаева А.И., во взглядах автора “Благодатного знания” (как и Кашгари Махмуда, Ахмеда Югнаки) ощутимо проступают пантеистские (концепция вечного вневременного порождения природы безличным Богом) и материалистические идеи. Второе нашло свое выражение в космогонических представлениях Юсуфа хас Хаджиба (геоцентрическая система, наличие 7 планет – Меркурий, Марс, Земля, Юпитер, Сатурн, Луна, Солнце и 12 знаков зодиака – Овен, Телец, Близнецы, Рак, Лев, Колосья (Дева), Бесы, Лук, Скорпион, Козерог, Водолей, Рыба; шарообразность Земли и факт вращения ее вокруг своей оси; фазы движения Луны и т.д.), а также во взглядах на природу (состоит из 4 элементов – земли, воды, воздуха и огня), что соответствует в целом идеям древних философов-материалистов; последнее согласуется с его стихийно-диалектическими воззрениями (коллизии в рамках понятия связи “новое-старое”, “жизнь-смерть” и т.д.).в своеобразном разделении людей угадывается, на мой взгляд, влияние конфуцианских убеждений о благородных и неблагородных людях. То есть, представления Юсуфа в этом плане крайне противоречивы и наивны, если на них взглянуть с высоты современных реалий общественного сознания и для того, чтобы осознать их подлинную ценность, необходимо вникнуть в суть эпохи, в которую творили выдающиеся уйгурские просветители эпохи фронтального наступления ислама, исламской культуры, но даже в этих условиях – и об этом можно говорить с большой уверенностью – мировоззрения Юсуфа, Махмуда, а позже и Ахмада Югнаки, по всей прогрессивности, глубине и широте вполне соответствуют мировым стандартам того времени.

“Хибатул-хакаир” Ахмада Югнаки. Между “Кутадгу билиг” и “Хибатул-хакаиром”, по А.И. Нарынбаеву, немало общего.И то, и другое произведения назидательно-дидактического характера, в которых авторы излагают свое мировоззрение в художественно-образной стихотворной (поэтической) форме: и у того, и у другого в основе миропонимания – всесильный бог-творец.Отсюда безудержная хвала Аллаху. Но вместе с тем,“Хибатул-хакаир” Ахмада Югнаки (в настоящее время известны 3 варианта этой поэмы, хранящиеся в различных библиотеках Стамбула) существенно отличаются между собой и главным образом в плане социально-политическом. И в том, и в другом произведении – современного автором общества – ? Но если в “Благодатном знании” критика реализуется в скрытой форме, то в “Хибатул-хакаир” она явная, прямая, безоглядная, памфлетичная (о сравнении окружающего мира, надо полагать, в первую очередь караханидского общества, с ядовитой змеей – чего стоит!). Нарынбаев А.И. справедливо видит причину такого рода различия в творчествах Юсуфа и Ахмада в разрыве времени: первый творил во время расцвета караханидского государства, взлета общества, второй – в годы упадка, “загниения ” общества. Но на наш взгляд, нельзя не учитывать и психологический фактор. Ахмад Югнаки с рождения был слепым, и уж одно это не могло не отразиться на ходе его размышлений и привело к обостренному неприятию несправедливости в наши дни; автор дает высокую оценку таким человеческим качествам, как великодушие, благородство, обходительность, терпимость, добросовестность, дружелюбие и др., осуждая вместе с тем качества, противоположные названным выше – и в этом проявляется гуманизм Югнаки.

Таким образом, на примере творчеств Махмуда Кашгари, Юсуфа хас Хаджиба мы можем сделать важный для историка культуры – культуролога вывод: в 1Х-Х1 вв. в Центральной Азии, в частности в пределах Караханидского государства обозначились (пока еще смутно) контуры в соответствии с представлениями П. Сорокина идеоциональной культуры. Говорит о полном исчезновении идеалистического типа культуры, о полном прорыве идеоционального типа культуры, в это время еще нет основания, ибо влияние религий (на западе, на территории Караханидского государства – ислама, на востоке — уйгурские княжества – буддизма) было велико. Более того, влияние это имело возрастающую тенденцию и появление таких произведений, как “Лугат” Махмуда Кашгари, “Благодатное знание” Юсуфа хас Хаджиба и “Хибатул-хакаир” Ахмада Югнаки явилось первым добрым предзнаменованием новых явлений, шедших с Запада. Разумеется, названные выше работы могли родиться только и только в недрах оседлой культуры, а их создатели – деятели с ясной принадлежностью (и ментальностью) к этой культуре. Таковым бесспорно могут быть отнесены и уйгуры задолго до того перешедшие на оседлый образ жизни.

Литература:

1. Восточный Туркестан в древности и раннем средневековье (очерки истории). Москва, “Наука”, 1988 г.
    2. Восточный Туркестан в древности и раннем средневековье (этнос, языки, религия).Москва, “Наука”, 1992 г.
    3. Восточный Туркестан в древности и раннем средневековье (хозяйство, материальная культура), Москва, изд-во “Восточная литература” РАН, 1995 г.
    4. Гумилев Л.Н. Древние тюрки. Москва, “Наука”, 1967 г.
    5. Маловские чтения (материалы конференции). Алма-Ата, “Пен”, 1990 г.
    6. Юсуф хас Хаджиб. Благодатное знание, (русский язык). Москва.
    7. Нарынбаев А.И. из общественной древней и средневековой истории уйгуров. Бишкек, 1994 г.

© Ибрагимов И.М.