Суйменкул Чокморов: Жизнь и творчество

В этой художественно-документальной книге о жизни и творчестве великого кыргызского киноактера и художника Суйменкула Чокморова впервые вместе обобщено все его творческое наследие – богатый и яркий кинематографический материал, а также не менее значительное, но до сих пор в какой-то мере оставшееся в тени кино его самобытное изобразительное искусство. Книга рассчитана на массового читателя. Кроме того, книга может представлять интерес всем тем читателям, кто интересуется историей создания и становления национальной кинематографии, а также изобразительного искусства.

Библиотека «Жизнь замечательных людей Кыргызстана»

    Публикуется по изданию: Мамасалы Апышев. Суйменкул Чокморов. Жизнь и творчество. – Б.: ЖЗЛК, 2014. – 208 с. (Жизнь замечательных людей Кыргызстана)
    ББК 66 Ки 6-5
    Т-84
    ISBN 9967-063-546-8
    N 4702300100-04

Книга издана по инициативе и при поддержке Общественного Фонда «Канат и Зарина».

Выражаю свою глубокую благодарность Общественному Фонду «Канат и Зарина» и его президенту Кыдыршаевой Кларе Досматовне за их благородную инициативу и бескорыстное содействие при написании и издании этой книги. Уважаемая Клара Досматовна! Без вашей идеи написать эту книгу и без вашей финансовой поддержки этой книги не было бы. Поэтому я вас от всей души искренне благодарю от себя лично и от имени многочисленных поклонников творчества великого художника и киноактера Суйменкула Чокморова.

Автор

ЖИВАЯ ПАМЯТЬ

Вместо предисловия

«Река времен в своем стремленьи,
    Уносит все дела людей.
    И топит в пропасти забвенья
    Народы, царства и царей...
 
    А если что и останется,
    Чрез звуки лиры и трубы.
    Жерлом вечности пожрется,
    И общей не уйдет судьбы.»

Так написал около трехсот столетий тому назад великий русский поэт. Хотя и трудно оспорить правдивость и неумолимость этих поэтических строк гениального русского поэта Гавриила Державина, мы все – последующие поколения, – склонны увидеть сквозь эти поэтические строки и приятные исключения. И про себя делаем утешительные выводы: да, время неумолимо и беспощадно, поэтому со временем м н о г о е из прошлых эпох вовсе исчезает, забывается или устаревает, но все же, есть в жизни человечества ценности и величины иного масштаба, которые выходят далеко за рамки подобных представлений и неподвластны времени.

В нашей повседневной жизни всегда и везде постоянно незримо присутствуют высшие ценности и величины, которые как бы навсегда нерасторжимо срослись с нашим национальным самосознанием. И немудрено, что вспоминая о тех или иных аспектах своей истории, общественной жизни, мы всегда невольно в обязательном порядке мысленно возвращаемся к этим устоявшимся в нашем сознании образам.

Безусловно, таковы для нас эти тождественные понятия, как кыргызский гениальный эпос «Манас» и сказитель-манасчи Саякбай Каралаев, кыргызская национальная литература и Чингиз Айтматов, кыргызская национальная кинематография и Суйменкул Чокморов...

Но, в то же время, во всем мире люди, – представители других народов, – жители разных стран и континентов по этим вершинным именам судят об уровне кыргызской фольклорной и современной литературы и киноискусства. По этим именам другие народы знают нас – кыргызов как самобытную, древнюю нацию. Таким образом, эти великие имена сыновей кыргызского народа, составившие гордость кыргызской нации, давно уже стали общечеловеческим достоянием.

О Суйменкуле Чокморове написано достаточно много. При том, помимо многочисленных газетных и журнальных публикаций, еще при его жизни вышли в свет две книги о его творчестве.

Первая из них – книга московского искусствоведа-кинокритика Эльги Лындиной, – вышла в московском издательстве «Искусство» под названием «Суйменкул Чокморов».

А вторая – небольшая книга – очерк-эссе известного кыргызского писателя и журналиста Абдиламита Матисакова «Кыргыз өңү Чокморовдун өңүндөй...” (кстати, эта книга позже была переведена лично мною на русский язык и издана в том же издательстве – М.А.) вначале полностью была напечатана в газете «Советтик Кыргызстан», – в одной из самых многотиражных газет того времени, – с продолжениями из номера в номер, а затем полностью издана в книжном виде во фрунзенском (ныне – Бишкек) издательстве.

Следует также особо отметить заслугу Намырбека Чокморова – старшего брата Суйменкула, – который после смерти своего знаменитого брата предпринял беспримерную попытку по увековечению памяти Суйменкула Чокморова. Им была написана прекрасная биографическая книга, посвященная Суйменкулу. О Намырбеке Чокморове и об его книге подробнее поговорим позднее…

Вот уже почти четверть века минуло с тех пор, как Суйменкул Чокморов покинул сей мир. А его творческое наследие уже прочно внедрилось в сознание наших современников, как нечто само собой разумеющееся явление. Явление, которое как будто всегда было и будет. Явление, без которого мир как бы уже не полон…

Книга, которую вы держите в руках, – художественно-документальная книга о жизни и деятельности выдающегося кыргызского киноактера и художника Суйменкула Чокморова, написанная на основе биографических, архивных и уникальных устных источников. Хотя и издание этой книги было приурочено к 75-летнемую юбилею этой великой личности, по своему содержанию она охватывает весьма широкий диапазон, и в ней затрагиваются все или почти все общественно-политические события и проблемы Киргизии, начиная с середины ХIХ века, вплоть до наших дней.

В начальной главе книги прослежено генеалогическое древо Суйменкула Чокморова до седьмого колена. Затем сюжет плавно перетекает к повествованию о его детских и юношеских годах. На фоне жизни главного героя показаны жизнь его родителей, братьев и сестер, обстановка в семье, быт и морально-нравственные установки, которые так или иначе повлияли в формировании Суйменкула Чокморова как личность. Показано также ближайшее окружение главного героя по работе в кино и в изобразительном искусстве, а также общественно-политическая ситуация тех лет с присущими им неизменными атрибутами. Извлечены из глубины памяти современников главного героя не обнародованные до сих пор факты. Были также обобщены малоизвестные, разрозненные доселе факты, связанные с созданием широко известных киношедевров, в которых в качестве главного героя снимался Суйменкул Чокморов.

Конечно, подробно, с любовью и достоверно описаны также знакомство и взаимоотношения Суйменкула Чокморова с такими знаковыми личностями своей эпохи, как великий сказитель-манасчи Саякбай Каралаев, великий писатель Чингиз Айтматов, японский великий кинорежиссер с мировым именем Акира Куросава, кыргызские выдающиеся кинорежиссеры Болотбек Шамшиев, Толомуш Океев и многие другие.

Но все же, следует особо отметить, что какие бы важные и значительные события в этой книге ни описывались, в центре внимания автора всегда находится жизнь самого Суйменкула Чокморова, а также его творчество.

Книга состоит из специальных разделов, которые составлены в хронологическом порядке, и каждый из них несет в себе особую художественную нагрузку, повествуя не только об определенном важном периоде в истории кыргызского искусства и кино, но и о судьбоносных моментах в жизни и деятельности главного героя.

В книге собран обширный материал, представляющий интерес не только для поклонников и любителей творчества Суйменкула Чокморова, но и для широкого круга читателей. Бесспорно то, что развитие кыргызской кинематографии, получившей название «кыргызское чудо», развитие национального изобразительного искусства, их признание на мировой арене неразрывно связаны с творчеством Суйменкула Чокморова.

В книге прослежены глубинные истоки творческих исканий Суйменкула Чокморова, начиная с его генеалогического древа. Вся жизнь великого актера и художника подробно изложена в неразрывной связке с окружающим его миром и людьми, что позволяет увидеть читателю Суйменкула Чокморова – человека.

Суйменкула Чокморова – человека с большой буквы – с его вдохновенными свершениями и будничными заботами.

Книга позволяет наглядно окунуться в творческий мир и будни Суйменкула Чокморова, в которых подчас в неимоверных и трудных условиях совершались великие дела. Будни, которые подчас были преисполнены неимоверными испытаниями на прочность и стойкость.

Глава первая

ДЕТСТВО

Пожелтевшие фотографии…

Несмотря на великое множество и обилие всевозможных фотографий знакомого всем нам, хотя бы по кинофильмам, знаменитого Суйменкула Чокморова, в семейных архивах остались всего лишь несколько детских фотографий маленького Суйменкула: в одной из них, сфотографированной в 1942 году, трехлетний мальчик сидит на коленях своего старшего брата Намырбека. Слева старший брат Эсенжан, справа – старший брат Бакыя. И по этой старой черно-белой фотографии при всем желании невозможно узнать Суйменкула Чокморова...

Во второй фотографии уже заметно повзрослевший, семилетний Суйменкул серьезно-сосредоточенный стоит рядом со своей матерью, справа тот же старший брат Бакыя, а перед Суйменкулом стоит во весь рост его младшая сестренка Насикат... Кстати, здесь ей почти пять лет, и, судя по задумчивому ее взгляду, никто и не подумает, что она родилась глухонемой и осталась таковой на всю жизнь…

И по этой фотографии почти невозможно узнать Суйменкула. Дело не только в плохом качестве тех старых, пожелтевших фотографий. Наоборот, по меркам и по техническим возможностям тех лет фотографии выполнены на высоком качественном уровне. Это заметно по лицам взрослых. Без ретуширования, без помощи увеличительного микроскопа и без всяких технических ухищрений в этих блеклых, пожелтевших фотографиях легко узнаваемы не только лица людей, но и невыразимые черты той эпохи, той навсегда ушедшей в небытие прошлой жизни, наложившей свой неизгладимый отпечаток на лицах запечатленных в них людей.

И на этом неожиданно и резко прерываются кадры детских лет, и, судя по уцелевшим и сохранившимся фотографиям, сразу же начинается подростковый период нашего героя. В них можно увидеть юного Суйменкула то в кругу своих одноклассников и сверстников, то в кругу своих родственников, где он предстает уже заметно повзрослевший. И если повнимательнее приглядеться, то в этих фотографиях без особого труда можно увидеть черты взрослого, знакомого всем нам Суйменкула. Тот же задумчиво сосредоточенный, серьезный, чуть-чуть грустный взгляд. Да, именно – только по глазам в этом незнакомом подростке можно узнать будущего знаменитого киноактера Суйменкула Чокморова.

Но и по остальным запечатленным крохотным «приметам времени» из тех скудных фотографий можно увидеть и узнать очень многое о детских и юношеских годах Суйменкула. К примеру, хотя бы о том, что он родился, воспитывался и вырос в многодетной, бедной, но трудолюбивой семье. Что его детские и юношеские годы совпали с суровыми годами военного лихолетья… Словом, можно сказать, что это была самая обыкновенная, типичная для того времени, для тех лет жизнь и детство.

Старые семейные фотографии подчас дают намного больше информации, чем долгие устные смутные рассказы о давно прошедшей и полузабытой, а потому трудно представляемой жизни. По ним можно судить не только о душевном состоянии запечатленного в снимке человека на тот момент, но и постепенно восстановить в восприятии социальные условия и черты жизни того времени и особенности того круга людей.

Нужно отметить, что Суйменкул Чокморов родился и вырос в самой, что ни на есть обычной, патриархальной кыргызской семье, коих в те предвоенные, военные и послевоенные годы в многочисленных кыргызских селениях среди гор было великое множество. Естественно, во всех этих семьях были свои раз и навсегда устоявшиеся нормы и взгляды на жизнь, свои установки и четко очерченные рамки, за которые никому и никогда позволялось выходить...

Так почему же именно в семье Чокморовых было суждено родиться будущему великому художнику и актеру? Иль, все же, говоря словами Александра Солженицына о Сергее Есенине, Всевышний все-таки «метнул слиток таланта» именно в этот низенький глиняный, маленький саманный домик, в сердце обычного скромного кыргызского пацана?..

Но все-таки, даже судя по тем немногочисленным архивным фотографиям, можно прийти к выводу о том, что семья Чокморовых была по-своему необыкновенной. Несмотря на то, что в мыслях неотступно вертится фраза бессмертного классика о том, что все счастливые семьи похожи друг на друга, глядя на эти пожелтевшие фотографии, я никак не мог отделаться от мысли о том, что от них веет какой-то особой теплотой. Веет явственно, проступая через сменившиеся с тех пор эпохи.

Хотя с тех пор прошло уже без малого почти век, по тем редким фотографиям и запискам, устным рассказам по крупицам попытаюсь восстановить атмосферу тех лет, дабы читателю дать возможность почувствовать дыхание того времени, – времени, в котором пришлось сформироваться будущему Суйменкулу как личность...

Начало начал

Суйменкул был десятым ребенком в семье пятидесятидевятилетнего Чокмора. Говоря точнее, – он стал седьмым по счету ребенком, родившимся от второй жены Чокмора – Какин. Поскольку ребенок родился в тяжелейшие годы лихолетья, хотя и людям начало казаться, что вроде уже позади остались страшный голод 30-х годов, массовые политические репрессии, ему было дано говорящее имя – Суйменкул, то есть, в буквальном смысле «обаятельный раб», в надежде на то, что впереди людей ждут добрые перемены, улучшение жизненных условий.

У кузнеца, колхозного умельца-мастера на все руки Чокмора в селе Чон-Таш (ныне оно переименовано в село Чон-Таш имени Суйменкула Чокморова) всего было одиннадцать детей. Суйменкул был самым младшим среди сыновей. После него родилась лишь младшая сестра Насикат…

От первой жены у Чокмора родились сыновья Султан, Чолпонкул и дочь Кулжан. Еще в их раннем возрасте, когда старшему ребенку едва исполнилось семь лет, в его дом нагрянула беда. Умерла жена. Маленькие дети, мал мала меньше – остались сиротами.

В 1918 году Чокмор второй раз женился на Какин Молдаалы кызы – то есть на матери Суйменкула…

…Чокмор на себе испытал все мытарства сиротства, нищеты, несправедливости жизни. Когда ему было чуть больше года, умерла его мама. Начиная с тех пор, он со своим старшим братом Сулайманом, держась за руки, ходили со двора на двор и жили у разных людей. Выполняя самые разные дела по домашнему хозяйству, они зарабатывали себе на кусок хлеба. Они пасли скот, приучились нехитрым ремеслам по хозяйству. Как говорится, жизнь сама заставила.

Когда Чокмор уже заметно подрос, умер его отец Ормокой и был похоронен на кладбище в селе Джал. Бывало, позже Чокмор в кругу близких родственников, детей иной раз, вспоминая о своей прошлой жизни, рассказывал о том, как он сам собственноручно рыл могилу отца на месте старого кладбища и нашел там зарытое в землю золотое кольцо…

После смерти отца Чокмор так и продолжал жить, кормясь с чужих рук, – но не из жалости к нему, а нанимаясь по нехитрым домашним, хозяйственным делам. Надо сказать, что в житейских делах Чокмор со временем значительно продвинулся. Его уже начали ценить окружающие люди как народного умельца, знающего толк в конских снаряжениях. А без коня и конских снаряжений в те времена вообще невозможно было представить жизнь людей. Чокмор заготавливал также детали и оборудования для юрты. А кыргызы в ту дореволюционную пору, за редким исключением, – кроме тех, кто заселился в городе или поближе к городам, – большинство все еще жили в юртах.

Кроме того, Чокмор умел рубить разные седла на любой вкус – повседневные, для взрослых и для детей, для особо торжественных случаев, а также делать конские снаряжения потому же принципу. Помогая зажиточным и богатым людям пасти табуны лошадей, он постепенно и незаметно превратился в заядлого наездника, силача. Сельские игры в кекберу, эр эниш, то есть, борьба на конях, скачки и тому подобные уже не обходились без него…

Слава богу, природа не обделила его ни здоровьем, ни мускулатурой, ни естественной силой, но и природным умом и житейской хваткой. Поэтому, как только чуть повзрослел, он начал принимать участие в различного рода спортивных состязаниях, и быстро попал в поле зрения людей, и стал даже своеобразным их умельцем, не имея ничего за душой, как говорится, без кола и без двора...

В те времена ни одно мало-мальски значительное событие в жизни горцев – кыргызов не проходило без сопровождения увеселительных мероприятий. Джигиты мерялись между собой силами, сноровкой, выступали наездниками на конских скачках на дальние и близкие расстояния. Это было как бы само собой разумеющимся укладом жизни, сложившимся у кочевников еще с древних времен. Постоянные набеги друг на друга, для того, чтобы угнать табуны лошадей у соседей, а также постоянное ожидание нашествия врагов со стороны, вынуждали быть воинственными и держаться начеку…

Хотя и Чокмор был среди них видным парнем, славился как искусный наездник и мастер на все руки, зная о его семейном положении и бедном состоянии, никто из односельчан не хотел выдать свою дочь за него замуж. Поэтому Чокмор, когда сумел создать более или менее приличествующие условия для создания семьи и женился было довольно поздно.

Это произошло лишь в 1907 году, когда ему исполнилось двадцать семь лет. Если учесть, что это было еще в дореволюционную пору, когда кыргызским девушкам принято было выходить замуж в 11-14 лет, а парням жениться в 13-17 лет, то вовсе нетрудно заметить, что по меркам тех лет Чокмор давно уже числился среди народа старым и безнадежным холостяком.

Первая жена Чокмора родила ему троих детей – сына Султана, дочь Кулжан, а затем опять сына – Чолпонкула. Но Чокмору не суждено было в полной мере насладиться своим тихим семейным счастьем и радостью рождения детей. Когда старшему сыну еще не исполнилось семи лет, скоропостижно скончалась его жена. Вот так судьба сыграла злую шутку, словно предупреждая, что вполне вероятно, что дети Чокмора тоже могут повторить судьбу его самого: могут скитаться по чужим домам и дворам, будучи в прислугах у них пытаться кое-как прокормиться, пока не вырастут и станут самостоятельными людьми…

К тому времени Чокмор среди сельчан слыл как честный, трудолюбивый, добродушный человек и, несмотря на то, что еще не успел встать крепко на ноги, пользовался уважением окружающих людей. Несколько лет он так и мыкался, отрываясь между домашними хозяйственными делами, дабы следить за своими маленькими детьми и стараясь успеть выполнить свои ремесленнические дела. Тем более, давно уже стало привычно, что к нему за помощью часто обращались односельчане, то отремонтировать колесницу, то сделать новую телегу для хозяйственных нужд и так далее…

Родительский дом

И в 1918 году Чокмор второй раз женился на Какин Молдаалы кызы, которая внесла в его дом не только уют и женское тепло, но и со временем стала в полном смысле этого слова как бы родной матерью для его маленьких сирот. А в 1920 году Какин родила Чокмору первого сына – Чолпонбая, вслед за которым еще родились – сын Намырбек (1925), дочь Багдат (1928), сыновья Бакыя (1931) Эсенжан (1933), Суйеркул (1936), Суйменкул (1939), а затем снова девочка – Насикат (1942).

Чокмор был человеком высокого роста, мускулистый, с аккуратными усами и бородой человеком. Его отличало от окружающих то, что он никогда употреблял спиртное, не курил, был глубоко религиозным человеком. Правда, считая это не большим грехом, он употреблял насвай – жевательный табачок под язык. Это было даже, казалось, для него необходимо, дабы, занимаясь каким-нибудь серьезным делом, сосредоточиться, размышляя о том, как придумать новый искусный узор, чеканку или же нехитрое новшество, усовершенствование…

То есть, мы видим, что Чокмор – отец будущего великого художника тоже был своеобразным х у д о ж н и к о м – применительно к тем обстоятельствам и условиям жизни, конечно… И, бывало, маленький Суйменкул, помогая отцу, наблюдая за его работой, научился смастерить маленькие деревянные ложки и чашки… То есть, сам того не подозревая, приобщился к народному художественному промыслу, приобщился, так сказать, к художественному творчеству…

К слову, надо сказать, что вплоть до начала 60-х годов прошлого века особой популярностью пользовались домашняя утварь народных умельцев, которые постепенно и незаметно были вытеснены из обихода изменившимися условиями жизни. Бывало, будучи уже знаменитым художником и киноактером, Суйменкулу часто приходилось ездить в самые отдаленные, глухие села и лишь изредка встречая в руках людей деревянную узорчатую кесе, деревянную ложку во время угощения, радовался, как бы заново переживая свое далекое детство…

А если ему напоминали при этом, наливая кумысу или айран, что эта старая-престарая, уже почерневшая от времени чаша, – семейная дорогая реликвия, оставшаяся от бабушки или прабабушки вещь, поэтому так берегут ее, и наливают в нее только для особо чтимых гостей, то он чувствовал себя вне себя от счастья, молча и с улыбкой вспоминая об отцовском ремесле…

В аильной кузнечной мастерской Чокмор трудился с раннего утра до вечерних сумерек, не зная усталости. А в свободное время он еще успевал крыть крыши домов односельчан и отремонтировать их домашнее сельскохозяйственное орудие.

1930 год стал не только для семьи Чокмора, но и для всех его односельчан знаменательным годом. В том году был организован колхоз, и люди с этой поры начали вести оседлый образ жизни. Как раз в этом году в течение буквально нескольких летних месяцев Чокмор одним из первых среди своих односельчан собственноручно построил глиняный домик. Однокомнатный, низенький домик-мазанка, покрытый сверху камышом.

Какин держала дом всегда в идеальной чистоте и порядке. На земляном полу постелили дерюгу, которую Какин соткала собственноручно. А сверху на дерюгу постелили талпак – подстилку из высушенных шкур овец и коз. Чокмор время от времени имел привычку скосить мяту и подстелить под дерюгу, дабы она не казалась такой жесткой и грубой. Так трава не пропускает через себя сырость, да к тому же, запах мяты отгоняет от себя мышей, утверждал Чокмор. Вот так в маленьком, бедном доме по мере сил и возможностей были созданы уют и тепло для маленьких детей…

Кстати, первозданный вид этого домика, который давно уже разрушен и был перестроен, где прошло детство и отроческая пора Суйменкула, сохранился в эскизах его ранних графических работ. То есть, как было заведено еще с древних пор, как и все великие художники и писатели, Суйменкул также начинал свое творчество с изображения родного дома и окружающих себя людей, обстановку…

Честный и справедливый, неуемно трудолюбивый, всегда готовый прийти на помощь к другим людям, добродушный Чокмор со временем достиг всего того, чего он ранее не имел. В его доме царило полное счастье, хотя и в материальном смысле достаток был весьма скромным. Жизнь в заполненном шумными, веселыми детскими голосами текла в своем русле. Глядя на спокойный, великодушный нрав своего отца, на заботливую, хозяйственную мать, и дети в этом доме росли необычайно дружными, и ни словом не обижали друг друга.

Род Чокмора

Единственное, чем в эту пору был недоволен в своей жизни и о чем жалел Чокмор – из-за нищеты и отсутствия необходимых жизненных условий он в свое время не смог овладеть грамотой. Поэтому он изо всех сил старался своим детям дать все, что полагается, создать все условия, которые он в состоянии создать, дабы помочь им достичь своих жизненных целей, и чтобы его сыновья и дочери стали высокообразованными людьми своего времени.

То, что Чокмор всегда был склонен находиться на уровне вызовов своего времени, отличался умением воспринимать передовые идеи своего времени, говорит тот факт, что он в 1914 году летом добровольцем отправился на русско-японскую войну. В 1914 году начавшаяся империалистическая война стала последним испытанием на прочность для Царской России. Из-за социально-экономических противоречий и политического противостояния в обществе не хватало рабочих рук для тыловых работ, вследствие чего и было принято распоряжение о вызове из окраинных территорий империи рабочих из числа местных жителей.

Как известно, многие кыргызы в то время восстали против этого царского распоряжения, которое и стало одной из главных причин в восстании северных кыргызов в 1916 году. Когда северные кыргызы начали в массовом порядке бежать в Китай, Чокмор вместе с джигитами сыновей Байтика целыми днями, да и по ночам не сошел с коней, объезжая аилы вдоль реки Аламедин. Они, преграждая путь убегающим людям, всячески уговаривали испуганных не на шутку людей прекратить бегство. Призывая людей сохранить спокойствие, объясняли им: «Оставайтесь в своих домах, никуда не уезжайте, иначе будете истреблены. А если останетесь на месте, русская власть вообще не тронет вас!»

В результате этих стараний западная часть населения Чуйской долины, преимущественно состоявшие из представителей рода солто, остались на прежних заселенных местах в целости и сохранности, и их мирная жизнь не была нарушена, не омрачена трагическими событиями.

А к тому времени Чокмор, отслужив в рядах русской армии в тыловых работах, уже успел вернуться домой. Говоря точнее, Чокмор хоть и пробыл на словах в рядах русской армии, на самом деле ему для этого даже не пришлось выехать далеко за пределы Кордоя (до нынешнего приграничного с Казахстаном села Георгиевки).

«Виной» тому опять же был непредвиденный случай. Когда новобранцы доехали до Кордоя, сломалось колесо телеги. И увидев, как умело ремонтирует Чокмор сломанную телегу, уездный начальник Кордоя – купец по имени Степан, используя свое служебное положение, выпросил-таки у воинского начальства Чокмора, аргументируя тем, что у него не хватает как раз такого умельца-ремесленника.

Вот так на полпути, не доехав до России, и даже не выехав за переделы границы Кыргызстана, Чокмор остался служить недалеко от своего дома. Хотя по меркам тех лет это было довольно дальнее расстояние, когда иной раз требовалось ехать несколько суток для того, чтобы доехать из Пишпека на бричках до Кордая…

Так неожиданно, вроде бы даже трагикомично начали было рушиться чаяния и цели Чокмора, которые он поставил перед собой, отправляясь добровольцем на тыловые работы во время русско-японской войны. Отправляясь в далекую Россию, он втайне в глубине души лелеял мечту повидать не только мир, но и постараться, если представится возможность научиться разным новым видам н е з д е ш н е г о ремесла, расширить, развить, так сказать, усовершенствовать свое мастерство. А тут обернулось все так, будто свое же умение и сноровка в хозяйственных делах сослужили ему плохую службу, воспрепятствуя его дальнейшим далеко идущим, светлым и амбициозным намерениям…

Будучи прирожденным умельцем-ремесленником, Чокмор наверняка на практике порою убеждался в отсталости и ограниченности снаряжений кыргызских уста – мастеров и резчиков по дереву. Ведь не секрет, что многие замыслы и идеи искусных умельцев порою зависят от самых простых вещей – от умения обращаться с инструментом, от умения пользоваться в полной мере настоящим ценным оборудованием, о котором другие и слыхом не слышали.

Но все же, Чокмор вскоре воочию убедился в том, что, даже живя на одной кыргызской земле, вроде бы совсем рядом – по соседству, жизнь и быт местных кыргызов и русских-поселенцев очень сильно отличаются друг от друга. Не по уровню жизни, так как и богатые, и бедные были как среди кыргызов, так и среди приезжих поселенцев-русских, а, скажем так, по уровню технической оснащенности что ли…

Действительно, за два году службы под начальством купца-начальника Степана Чокмор с легкостью и как бы само собой освоил и другие виды ремесла, которыми он ранее не владел – стал отличным кузнецом и столяром. Научился, как построить дом, что и пригодилось ему самому, когда он, спустя четырнадцать лет – в 1930 году самостоятельно построил свой глиняный маленький домик. Домик, который после долгих лет мытарств и скитаний принес ему душевный покой и семейное счастье. Дом, в котором наряду с другими детьми Чокмора, родился, вырос и воспитывался будущий великий кыргызский киноактер и художник Суйменкул Чокморов!..

Чокмор, несмотря на свою безграмотность, хорошо знал устную историю – кыргызскую санжыра. И очень часто любил в кругу своих детей рассказывать о родословии своих предков. От него все его дети хорошо усвоили историю своего рода, – откуда идут их корни, как разветвляются, когда и как произошло то или иное событие в их роду. Об этом подробно, по-своему хорошо написал Намырбек Чокморов в своей брошюре «Чоң-Таш айылынын тарыхы (Санжыра)” (Бишкек, 2004 год).

Согласно по тем описаниям, предок Суйменкула – дедушка Чокмора Байсаба является выходцем из кыргызского подрода Жетиген рода Кушчу. Он в 1830 годы из Таласа переехал в Чуйскую долину при непосредственном содействии знаменитого Байтика-батыра, – общественного и государственного деятеля ХIХ века. Дело в том, что Байсаба и Байтик являются детьми родных сестер, то есть, являются – боло – двоюродными братьями по материнской линии.

Байтик, нуждавшийся в то время в поддержке нужных людей, узнав о том, что Байсаба отличается своими лидерскими качествами, поспособствовал переезду его семьи в Чуйскую долину. А от Байсабы родился Ормокой. От Ормокоя родились двое его сыновей – Чокмор и Сулайман…

2 глава

ОТРОЧЕСТВО

Истоки

Выше мы уже писали о том, что у Суйменкула крайне мало детских фотографий, хотя подростковый и юношеский периоды в сохранившихся фотокарточках также представлены довольно скудно. Вот они: двенадцатилетний Суйменкул стоит рядом со своим старшим братом Намырбеком. У последнего в руках младенец – очевидно, это его первенец – будущий знаменитый футболист Алмаз Чокморов…

Суйменкул на этой ранней подростковой фотографии стоит в кепке с серьезно-сосредоточенным взглядом, в очень большой белой рубашке с излишне длинными рукавами, и в мешковатых брюках. По всей вероятности, он оделся в старые одежды своего же старшего брата Намырбека, как это было принято раньше в многодетных и бедных семьях, когда младшие братья донашивали старые одежды с плеч своих же старших братьев и зачастую ходили в поношенных одеждах.

А во второй фотографии (это уже в 1952 году) Суйменкул стоит с тремя своими одноклассниками. И здесь тоже по виду запечатленных на фото троих подростков ярко заметны, – они даже сразу же бросаются в глаза, – эти самые вышеперечисленные «приметы времени»…

В формировании Суйменкула как личности, помимо природного дара и личных жизненных впечатлений, на него большое влияние оказали многие люди. Среди них, безусловно, за исключением родителей непосредственное свое влияние оказали родные братья и первые учителя. Но, справедливости ради, надо отметить, что были также люди, оказавшие на будущего великого художника и киноактера свое влияние исподволь, как бы со стороны и своим примером, конкретными жизненными поступками.

В эту категорию, вне всякого сомнения, входят старший брат Намырбек, двоюродный брат отца – старик Саруку, а также жезде – то есть, зять – муж сестры Кульжан – Мамбетаалы. Каждый из них по-своему, кто-то не говоря ни единого назидательного слова о воспитании, своим конкретным поступком, а другой своими дельными, практичными советами, третий – своей жизненной мудростью оказали достаточно сильное влияние на хрупкое детское сознание Суйменкула.

Для того, чтобы познать на чем зиждется это влияние, мы должны вернуться к тому далекому времени – к событиям 30-х и 40-х годов прошлого века, и разложить по полочкам все детские мечты, заботы и будни маленького Суйменкула. Попытаемся же восстановить особенности и условия той давно ушедшей жизни и убедиться в том, что мировоззрение, жизненные установки и характер Суйменкула в целом сформировались в соответствии со своим ближайшим окружением.

…Село Чон-Таш более ста лет тому назад было живописной, болотистой, окруженной со всех сторон густым лесом, а в долине – покрытая сверху чащей мелколесья своеобразной местностью. Именно здесь было расположено зимовье – кыштоо. То есть, эта малолюдное селение было всего лишь зимним пристанищем местного населения, ведущего кочевой образ жизни – летом они отъезжали поближе к горным пастбищам, а поздней осенью возвращались обратно в эту теплую, укрытую со всех сторон от холода и вьюги предгорьями долину. Исконное название этого селения было – Саз, то есть, – в буквальном смысле – Болото.

В 1930 году здесь был сформирован колхоз, то есть, коллективное хозяйство нового типа, после чего село было переименовано в Чон-Таш… Естественно, в числе первых членов колхоза были записаны бедняки и неимущий люд типа Чокмора, которые со всей радостью и от души приветствовали установление нового уклада жизни, справедливого, равного общества для всех людей… А все классовые враги колхоза – богачи и всякого рода эксплуататоры бедняков – были раскулачены и сосланы из родных земель в далекие края. Их многочисленный скот и другое нажитое годами имущество вмиг было обобществлено и конфисковано в пользу колхозов.

Но поскольку народ всегда состоит из весьма разнообразных сословий и порою так трудно бывает установить эту тонкую грань, отличающую их друг от друга, – естественно, что в число колхозников попали отнюдь не только сочувствующие к новым переменам и к новой власти. Среди них попадали, так сказать, если пристальнее приглядеться, и скрытые «чуждые элементы»…

О том, как был раскулачен дедушка по материнской линии

Молдаалы – дед по материнской линии Суйменкула, – оказался одним из тех людей, кто до поры до времени чудом уцелел. В 1930 году Молдаалы в числе первых вступил в колхоз. И в селе Саз одним из первых среди колхозников получил землю и построил свой дом на холмике. Но все же, он продолжал жить в постоянном страхе, ожидая, когда же за ним придут арестовать. Односельчане часто замечали его, задумчиво сидевшего на холме, и словно пристально наблюдает за тем, кто подъезжает в село или отъезжает из села.

Молдаалы отличался от других колхозников тем, что в своем домашнем хозяйстве кроме крупнорогатого скота и лошадей держал еще много разных пернатых: уток, гусей, голубей. Молдаалы по всей округе был известен также как человек, одним из первых в Чуйской долине освоивший садоводство, и на своем выделенном участке собственноручно выращивал овощи.

Но главной чертой, отличавшей Молдаалы от других людей, было то, что он был грамотным, пожалуй, даже образованным человеком своего времени. Как и все талантливые люди, Молдаалы был разносторонне развитым человеком. Он хорошо знал арабский язык, и имел небольшую, но богатую по меркам тех времен личную библиотеку, большинство книг которой были на арабском языке или книги на тюркских языках, написанные на арабской графике.

Молдаалы был счетоводом – звёздочетом, умеющим предсказывать по расположению звезд и только ему известным приметам природы о том, каким будет следующий год, какой урожай будет собран летом, когда наступит весна, и в какую пору следует сеять хлеб. Он был акыном – то есть, народным поэтом, слагающим свои песни и стихи устно. Народ знал его также тонкого знатока устного народного фольклора и сказок, хорошо играющего на комузе.

Бывало, иной раз у него дома собирался чуть ли не весь аил, чтобы слушать из его уст малые кыргызские эпосы «Курманбек», «Жаныш-Байыш», «Зарлык-Мундук», «Шаамаран», «Эр Тоштук», «Жаныл Мырза» и другие. Молдаалы артистично и весьма доходчиво для слушателей умел излагать и иноязычные дастаны, переводя их по ходу устного рассказа на кыргызский язык. Так он ознакомил своих односельчан и с образцами казахской, азербайжданской, узбекской и тюркской фольклорной литературы – «Алпамыс», «Кер оглы», Деде Коркут», «Фархад и Ширин», «Лейла и Маджнун»…

 Вскоре, несмотря на относительно скромный достаток в хозяйстве, Молдаалы тоже был зачислен во «врагов народа», как и все ранее раскулаченные, не желающие добровольно расставаться своим личным богатством в пользу колхоза богачи. Но в отличие от других ему было предъявлено обвинение в том, что он как классовый враг, распространяет среди народа отжившие свой век устаревшие идеи старых книг, агитируя народ против колхоза, новой жизни и новой политики.

Перед тем, как в 1934 году его арестовали и увели, Молдаалы в спешном порядке собрал все свои старые уникальные книги, завернув их в тюк, вынес подальше от дома и поджег эти бесценные сокровища свои. А затем, собрав пепел, дабы не осталось и следа, закопал следы в чаще. Но эта запоздалая отчаянная попытка замести следы, все же не спасла Молдаалы. В дальнейшем в изгнании от родного села, испытывая голод и холод, он умер. Молдаалы в то время едва перевалило за шестьдесят лет…

Мать

Бывало, вспоминая о своем отце, рассказывая своим детям разные легенды, дастаны, сказки и песни, оставшиеся у нее как духовная память о своем отце, мать Суйменкула Какин больше всего жалела не о потерянном нажитом имуществе и скоте, а о сожженных собственноручно отцом книгах. Ну что же делать, жизнь ведь иногда так может обернуться неожиданной стороной, когда даже чрезвычайно мудрых людей охватывает необъяснимое временное затмение.

Благо, Какин не только переняла все личные лучшие качества своего отца – вплоть до мягкого, безобидного характера, но и на всю жизнь запомнила все услышанные от отца легенды, дастаны и песни, и сумела передать их в целости и сохранности своим детям. Ее сыновья и дочери любили, сидя вокруг нее у жарко затопленной печи в долгие зимние вечера, молча, затаив дыхание слушать ее тихие устные рассказы, так как рядом уже спал уставший за весь день трудяга Чокмор...

А то, как Какин с особой любовью и бережно относилась к животным, пернатым и ко всяким живностям, одновременно восхищало и удивляло людей. Встретив на своем пути змею, она брызгала молоком или другими молочными продуктами, при этом говоря: давай подружимся, не надо враждовать!.. У Какин были только ей свойственные привычки и особенности. Крошки хлеба и остатки пищи с дасторкона она всегда отсыпала не на мусорное ведро, а прямо на муравейнике, жалея их, что из-за крохотной еды эти безвинные божьи твари обречены находиться в постоянном поиске и движении.

Позже Намырбек, уже в зрелом возрасте, с удивлением рассказывал Суйменкулу о том, как он собственными глазами не раз наблюдал, как при приближении их матери Какин муравьи на муравейнике заметно оживлялись, как бы с радостью ускоряя свое без того беспорядочное движение. Наверное, даже такое мелкое насекомое, как муравей – крохотное создание природы, – способно по неведомым нам законам почувствовать добро и грядущее событие…

Суйменкул, как и своя мать Какин и дед по материнской линии Молдаалы, с раннего детства отличался особой любовью к природе. Эта черта в его характере сохранилась на всю жизнь. Еще в раннем детстве он любил уходить в одиночестве в чащу и слушать чириканья и трели, пенье разных птиц. Видимо, это бесконечное пенье, чириканье птиц услаждало не только слух мальчика, но и передавало ему незабываемые ощущения, которые затем в перевоплощенном виде возникли на его картинах.

Позже уже в зрелом возрасте, будучи знаменитым киноактером и художником, Суйменкул часто посещал родное село, благо, оно уже не казалось таким далеким, как это было в 30-50-е годы прошлого века. Полчаса, от силы сорок-сорок пять минут езды – и ты уже там. Но все-таки Суйменкул любил приезжать в свое родное село особенно в те моменты, когда испытывал усталость, временные творческие или жизненные разочарования… Здесь в сельской тишине он черпал жизненные силы и вдохновение, вспоминая и восстанавливая в памяти свое детство, первые истоки своего творчества.

Бывало, иногда и из родного села Суйменкул возвращался с легким разочарованием. Намырбеку он как-то с горечью рассказал о том, что и следа от былого села – от села их детской поры, – не осталось, все вокруг неузнаваемо изменилось.

Оказывается, причиной такого легкого разочарования Суйменкула послужило то, что он не смог найти там то, что искал. Он долго гулял по окраинам села, по редкому мелколесью, желая услышать пенье птиц, напоминающее ему ту далекую детскую пору. Но, не находя этого, был разочарован. «Баягынын бири жок!» (то есть, – «Ничего не осталось от прошлого») – сокрушенно сказал он с горечью брату Намырбеку.

Годы войны

Одним из часто повторяемых, любимых назиданий матери Суйменкула Какин, обращенное к своим детям, было высказывание: «Детки мои, если вы сумеете с самого начала избрать правильную дорогу в своей жизни, то в дальнейшем все у вас сложится хорошо»…

Впоследствии Суйменкул часто вспоминал об этих словах своей матери. И поражался тому, настолько просто, глубоко и точно были сказаны эти слова. Мать Какин – симпатичная, отзывчивая, простая сельская женщина, хотя и была и осталась всю жизнь безграмотной, как видно из вышеприведенных слов, обладала своеобразной мудростью. В хозяйстве и домашних делах буднично и легко выполняла все дела, достойно неся на себе тяжкую ношу многодетной матери и хозяйки дома. Заботясь обо всех, она никогда не поднимала голоса на других людей, не говоря уж о детях. Более того, Суйменкулу так и не привелось ни разу видеть ее в разозленном, сердитом состоянии. Какин говорила всегда тихим голосом, и, будучи задумчиво-медлительной в своих движениях, всегда и вовремя успевала ухаживать и за своими маленькими детьми и мужем, а также следить за домашним хозяйством.

Благодаря хозяйственности Какин многодетная семья Чокмора хоть и жила в очень стесненных обстоятельствах, до поры до времени не знала о голоде. Тем более, со временем Чокмор трудился не один, а старшие сыновья подросли и начали помогать ему по хозяйству.

Но все же, голод пришел почти сразу же вслед за началом войны. В 1941 году весь урожай, все собранное зерно было сдано в колхозный склад под всеобщим лозунгом: «Все для фронта!» Те из сельчан, кто имели в своем домашнем хозяйстве пару-тройку мелкого домашнего скота, пили козье молоко, остальное имущество продали за бесценок или выменяли на продукты питания. Народ вмиг обнищал.

Весною 1942 года в селе Чон-Таш начался голод во всех семьях без исключения. Прокормить девятерых детей в такую пору было крайне тяжелой заботой. Все дети в семье Чокмора, за исключением Намырбека, который в пятнадцать лет начал работать секретарем сельского совета, были мал мала меньше. Самой старшей дочери Багдат исполнилось тринадцать лет. А самому младшему Суйменкулу в начале войны было два года. Младшая дочь Насикат вовсе родилась во время войны – в 1942 году… Иногда маленькие детишки, исхудавшие и слабые, прося у матери есть, так и голодными засыпали, наивно веря и ожидая «когда запечется в казане хлеб и сварится пища»...

Сыну Чокмора Намырбеку пришлось бросить учебу в школе, и он начал работать секретарем сельского совета. Председатель и секретарь сельского совета во время войны ежемесячно по карточке получали, как фронтовые пайковые черную муку. И эти скудные пайковые Намырбека стали существенной поддержкой в семье Чокмора, когда приходилось чуть ли не по крошкам делить хлеб между маленькими детьми.

Осенью 1942 года Чокмору все равно пришлось попросить колхозную телегу. Чокмор вместе со своим сыном Намырбеком поехали в Кара-Балту к зятю Мамбетаалы за дополнительным зерном взаймы. До Чокмора дошли слухи о том, что в тот тяжелый год в тех краях выдался богатый урожай.

Зять Мамбетаалы, человек широкой души, сам в свое время с лихвой испытавший все невзгоды жизни, даже не стал слушать просьбу Чокмора дать взаймы, и ничего не говоря, сразу же вынес из дому на своем плече мешок зерна и молча, положил на телегу. А затем Мамбетаалы, держа в руке ведро, обошел всех своих близких родственников, призывая их помочь родственникам, оказавшимся в тяжелом положении, собрал у них еще два мешка зерна.

С большим усилием унимая чувство унижения и стыда, Чокмор и Намырбек, все же вернулись в Чон-Таш в ободренном и радостном настроении. Дома их с ликованием встретили маленькие детишки и Какин. Три мешка зерна при умелом и экономичном употреблении Какин хватило им не только дотянуть до весны и до следующего урожая, но и помогать также близким родственникам и соседям, которые тоже очень нуждались.

 За годы Великой Отечественной войны семья Чокмора испытала все невзгоды, – голод, нищету, болезни… Четверо сыновей Чокмора – Чолпонкул, Султан, Чолпонбай и Намырбек (последний, 17 апреля 1944 года, как только ему исполнилось восемнадцать лет, оставив свою секретарскую работу, уехал на войну) приняли непосредственное участие в боевых действиях.

Надежда умерла последней…

Не повезло лишь третьему сыну Чокмора – Чолпонбаю, который отлично окончив 10-класс школы, из-за нехватки дипломированных работников начал работать учителем начальных классов. Понимая создавшееся тяжелое положение в школе, он подчинился воле руководителей школы и своих родителей, хотя сразу же открыто сказал им, что дальше продолжит свою учебу на заочном отделении. Но, в том же 1940 году он был призван на армейскую службу. А когда он погиб в 1941 году уже в самом начале войны, ему было всего лишь двадцать один год. Видать, Чолпонбай Чокморов стал одним из тех неизвестных солдат, которые в первый и самый тяжелый период войны попали в самое пекло и героически приняли удар на себя…

Чолпонбай долго числился без вести пропавшим на войне. Последнее письмо от него пришло в самом начале войны. В нем он сообщил о том, что война застала его в городке Ворошиловский, – в пригороде города Старая Константиновка Каменецко-Подольской области Западной Украины, где он проходил свою срочную армейскую службу. Он сообщил также в письме о том, что его полк уже вступил в бой с немцами… После этого Чолпонбай исчез на долгих семь лет и от него не было никаких вестей.

Отец Чокмор, мать Какин и родные братья и сестры Чолпонбая все это время жили в томительном ожидании, не расставаясь с надеждой, что однажды неожиданно откроется дверь и войдет в дом счастливо улыбающийся Чолпонбай… Тем более, среди народа встречались подобные случаи, когда без вести пропавшие, а то и вовсе считавшиеся погибшими возвращались домой…

Трагизм этой пропажи усиливался многократно еще и тем, что Чолпонбай уехал в армию после того, как только что женился на сельской красавице Сакжамал. Она за все эти долгие семь лет хранила верность своему возлюбленному, живя вместе с его родителями, братьями и сестрами, словно дочь этой семьи. Все тяготы и лишения военной поры Сакжамал вынесла вместе с семьей Чокмора, хотя они прожили с Чолпонбаем как супруги совсем недолго, и она даже не успела от него забеременеть.

Свекровь Какин, ценя по достоинству старания и домашние хлопоты своей снохи, бывало, говорила детям: «Если бы не Сакжамал, нам пришлось бы гораздо тяжелее…»

И вот, что еще примечательно – Сакжамал стала первой учительницей Суйменкула. Дело в том, что еще в 1939-40 годах она успела закончить Фрунзенский педагогический техникум и по праву считалась в селе Чон-Таш одной из самых высокообразованных женщин.

Кроме того, Сакжамал джене носила маленького Суйменкула на своих руках, начиная с тех пор, когда ему едва исполнился годик. По сути, можно даже сказать, что это она вырастила Суйменкула. Очевидно, недолюбленная из-за скорого отъезда мужа в армию, не успевшая обзавестись своим ребенком, она втайне мечтала о своем женском счастье, о том, когда муж вернется домой, она родит от него ребенка…

 И когда в первый класс пошел Суйменкул и все его аильские сверстники, именно Сакжамал выпала доля познакомить их с первыми буквами алфавита. Она обучала их в первом и во втором классах.

После окончания войны жизнь потихоньку вошла в привычное, мирное русло. Люди начали обустраиваться и строить дальнейшие планы. Только одна Сакжамал, будто, застыв раз и навсегда, насовсем осталась в том далеком прошлом времени, когда еще даже не успела начаться война, еще шесть лет ждала возвращения с войны своего мужа Чолпонбая, пропавшего без вести.

Чокмор по поводу своего пропавшего сына обращался во всевозможные инстанции. Спустя шесть лет после победы, хотя уже надежды на то, что сын вернется живым, было мало, ему надо было все выяснить до конца. Будучи умным человеком, Чокмор хорошо понимал, что это в будущем может сказаться в их судьбах – каким-то образом отразиться в будущем братьев и сестер своего пропавшего сына. Ведь известные органы не дремлют и наверняка уже взяли на учет всех без вести пропавших. А их все близкие родственники, по неписаным правилам тех времен, всегда будут считаться ненадежными людьми, коим нельзя доверять ответственные, важные государственные дела, а если понадобится, то надо вовсе держать их всех под неусыпным наблюдением…

Наконец, в республиканском военкомате по просьбе Чокмора отправили запрос в Московский центральный военный архив. Лишь после этого выяснились подробности несчастья.

Оказывается, еще в 1947 году были повторно изучены дела числившихся без вести пропавшими на войне бойцов. И было повторно уточнено, что Чолпонбай погиб в июле 1941 года – в первые же дни войны. Но, то ли там во время повторного изучения сочли, что еще в 1941 году должны были отправить весть о его гибели, то ли посчитали, что спустя семь лет нет надобности об этом повторно сообщить родственникам, эти документы так и нетронутыми остались в архивах.

Узнав об этом, Чокмор устроил поминки по погибшему сыну. И при всех односельчан, от всей души поблагодарила свою сноху Сакжамал за то, что она за все эти годы хранила верность своему без вести пропавшему мужу, объявил ее свободной и дал свое добро и разрешение на то, чтобы она могла обзавести свою новую семью. Прощание с Сакжамал, ставшей, по сути, родным членом этой семьи, стало одним из самых незабываемых и печальных событий – последним отголоском горестных военных дней. Прощаясь, все навзрыд плакали, – мать, отец, родные братья и сестры погибшего на войне Чолпонбая, и его вдова Сакжамал, так и не дождавшаяся своего мужа с войны…

То ли сам Всевышний вознаградил Сакжамал за долготерпение, за умение ждать, соучаствовать в судьбах других людей по мере своих сил и возможностей, помогая им обустраивать свою судьбу, то ли сказалось великодушное благословение бывшего свекра Чокмора, то ли помогли искренние пожелания ей счастья бывшей свекрови Какин, всех ее сыновей и дочерей, – так Сакжамал хоть и довольно поздно, нашла свое женское счастье. Она снова вышла замуж и попала в хорошую семью, родила пятерых детей и продолжала жить в том же селе Чон-Таш. Хотя она жила в уже другой семье, у нее был свой любящий муж и свои дети, Чокмор и Какин по привычке продолжали ее называть «наша келин», то есть, наша сноха, а сыновья и дочери, в том числе и Суйменкул называли ее не иначе как «джене»…

Суйменкул всю жизнь сохранил в себе очень теплое, уважительное отношение к Сакжамал. Он всякий раз, беседуя в кругу своих близких родственников, рассказывал им о своей «последней встрече с Сакжамал джене», хотя это была всего лишь короткая, мимолетная встреча как это часто происходит у всех односельчан. Или же, если из-за разных житейских обстоятельств долго не удавалось увидеть ее, Суйменкул заботливо справлялся о Сакжамал джене у своих близких родственников, здорова ли она, все ли у нее хорошо. По нему было видно, что если возникнет необходимость помочь Сакжамал, то он обязательно примчится к ней при первой же возможности.

…А остальные трое сыновей – Чолпонкул, Султан и Намырбек честно отдав свой долг родине, после победы над фашистскими захватчиками, живыми вернулись домой. Но самым везучим среди них оказался Султан, который, был призван в ряды Красной Армии еще в 1936 году. Видать, его бог хранил и берег для долгой и счастливой жизни. Он, начиная с 1939 года, успел принять участие в трех разных войнах – вначале на русско-финской войне, а затем с 1941 года по 1945 год участвовал в войне против немецких захватчиков, после чего был переброшен в войну против японцев. Хотя и дважды был тяжело ранен, вылечился и, отслужив в рядах Красной Армии десять лет, он вернулся домой живым. Султан Чокморов умер в 1995 году в возрасте восемьдесят семь лет.

3 глава

ПРОЩАНИЕ С ДЕТСТВОМ

Первые испытания

Теперь уже лишь немногие исследователи творчества, да и только близкие люди Суйменкула Чокморова знают о том, что он, начиная с раннего детства, был склонен к художественному творчеству. Конечно, помимо природного дара и того неведомого всем нам предопределения свыше, которое и называется людскою судьбою, этому необъяснимому притяжению способствовали и самые простые, порою, казалось бы, совсем незаметные повседневные житейские обстоятельства.

После того, как Суйменкул стал знаменитым, видя его мужественный, одухотворенный облик, трудно даже представить, каким он в детстве хилым и больным мальчиком был. Безо всякого преувеличения, в течение нескольких лет шла ожесточенная борьба, исход которой решала вопрос: быть мальчику здоровым человеком или остаться на всю жизнь инвалидом, если, конечно, останется в живых?..

Тяжелая болезнь неожиданно началась уже в третьем классе. Мальчик слег в постель. Даже ходить не мог. Пришлось прекратить учебу в школе на год. Благо, старший брат Намырбек, у которого жил в то время маленький Суйменкул, обзавелся к тому времени нужными связями. Так с большим трудом, после долгих поисков Намырбеку после вмешательства знакомых в министерстве здравоохранения удалось достать путевку для Суйменкула в республиканскую больницу в пригородном селе Воронцовка (нынешний Институт Курортологии).

Суйменкулу пришлось целый год лечиться, но он продолжал самостоятельно учить школьные предметы, и, конечно, заниматься рисованием, которое отныне стало его постоянным занятием. Одной из характерных черт Суйменкула, вдоволь испытавшего с раннего детства все мытарства и трудности жизни, было его редкостное благородство и умение быть благодарным ко всем людям, кто так или иначе повлиял на него, порою даже сами того не подозревая, оказали существенную помощь в его будущем становлении и взлете, как художника и киноактера…

Так, забегая вперед, отметим: свою первую большую творческую победу и свою первую большую жизненную радость – премьеру фильма «Выстрел на перевале Караш», где он сыграл главную роль, Суйменкул наряду с близкими родственниками и друзьями, встретил вместе с теми людьми, перед кем он на всю жизнь сохранил преклонение. Среди них была и врач Вера Константиновна Гуревич. Это она в те далекие трудные послевоенные годы после долгого и упорного лечения сумела поставить на ноги больного мальчика Суйменкула.

При этом, усадив ее в первый ряд зрителей, специально приглашенных актерами, исполнившими главных ролей в этом фильме, он ей сказал: «Сейчас вы увидите на экране того самого своего больного, хилого ребенка». А после показа фильма, Суйменкул пригласил на сцену Веру Константиновну, представив ее перед всеми зрителями как свою Умай-Эне, и подарил ей большой букет цветов, подаренный ему зрителями. И рассказал о том, как этот врач поставила на ноги больного мальчика. Как только ему чуть полегчало, и он начал ходить, Вера Константиновна велела Суйменкулу всюду и беспрерывно заниматься спортом… «Если бы не ваша помощь, то не было бы и меня – сегодняшнего киноактера!» – сказал он, поблагодарив Веру Константиновну, которая под аплодисменты зрителей сошла со сцены со слезами на глазах… Со слезами радости и благодарности…

Так в переполненном зале кинотеатра «Россия» (в то время – самого современного и большого кинотеатра Фрунзе) зрители и участники премьеры фильма «Выстрел на перевале Караш» впервые узнали о том, что Суйменкул в детстве был отнюдь не такого богатырского сложения, а хилый-больной ребенок, которому очень долго пришлось бороться за свое право быть счастливым и стать художником, киноактером… Вся жизнь Суйменкула была как бы преодолением. Будто еще в раннем детстве ему выше было предъявлено испытание: сможешь выстоять и доказать свое право на счастье, то в будущем добьешься всего того, чего хочешь.

Уже в зрелом возрасте, когда из-за производственной травмы, полученной во время съемки фильма «Мужчины без женщин» пришлось прооперировать Суйменкула, врачи с удивлением обнаружили у него редчайший в медицине случай – отсутствие одной почки – поликистоз. А вместо второй почки – куча почек, которые функционировали, но между ними образовался хрящ… Вот в чем, оказывается, была истинная причина того детского тяжелого недуга, чуть не превратившего мальчика в инвалида…

Лишь упорные, настойчивые занятия по спорту и неуемная жажда к жизни превратили юного Суйменкула со временем не только в здорового человека, но и в красавца-мужчину, спортсмена. Об этой поре уже в зрелом возрасте Суйменкул вспоминал так:

«Около нашего дома была котловина. Я туда уходил, чтобы меня не видели: бегал, делал зарядку, гимнастические упражнения. И вообще занимался спортом всюду, где только мог, всегда, когда была хоть малейшая возможность. Так постепенно стал одолевать болезнь и одолел, хоть она и отняла у меня полтора года. С тех пор со спортом никогда не расставался. У меня первый разряд по волейболу, играл за сборную Ленинграда и Киргизии».

Памятные встречи

После окончания войны, когда быт и жизнь семьи вроде вновь начали было налаживаться, Чокмор подозвал к себе своих детей и велел им дальше продолжить учиться: «Время неумолимо. Все пройдет. Я уже пожилым стал, пока я жив – учитесь!»

И все дети Чокмора один за другим отправились учиться в город…

Старшему Намырбеку вновь пришлось отложить учебу и помогать своим младшим братьям и сестренкам учиться. Он после окончания войны 24-октября 1945 года был демобилизован в чине офицера. Не имея специального образования и профессии, дабы зарабатывать на жизнь и материально помогать своей семье, Намырбек вынужден был и дальше продолжить свою воинскую службу.

В 1949 году Намырбек служил в Кеминском районном военном комиссариате. В то время районный центр находился в нынешнем селе Боролдой. Намырбек в то время еще не был женат и вел холостяцкий образ жизни. Суйменкул жил у него и учился в четвертом классе тамошней школы. Поэтому им часто приходилось питаться в чайхане. Однажды, когда они обедали, рядом с ними присел пообедать высокорослый, стройный, симпатичный худощавый парень. Бросалось в глаза и то, что одежда на нем хоть и была старая, поношенная, она была чистой и ладно легла на его стройном теле. Он быстро съел кусок хлеба с одним маленьким шоколадом, и, запив чаем в стакане, встал и ушел.

«Как он мало есть!?» – удивленно воскликнул Суйменкул. Так как Намырбек по роду своей службы знал об этом парне, рассказал Суйменкулу о том, что этот парень «спецпереселенец» – один из представителей депортированных из родных мест сюда в Киргизию чеченцев. Намырбек был в числе тех районных руководителей, которые дали разрешение на то, чтобы этому молодому способному чеченскому парню предоставили работу в сельском Доме Культуры.

Это был будущий знаменитый чеченский танцор, народный артист СССР – Махмуд Эсамбаев. Вот так странным образом и в отнюдь не оптимистических обстоятельствах в первый раз пересеклись жизненные судьбы и пути двух будущих великих Народных артистов двух народов – кыргызов и чеченцев в маленькой неприметной чайхане села Боролдой.

Позже не без помощи Намырбека Чокморова молодому, начинающему танцору Махмуду Эсамбаеву удалось получить разрешение на переезд во Фрунзе, где он продолжил работать артистом танцевального ансамбля в столичном театре оперы и балета…

Кто знает, как бы сложились дальнейшие судьбы этих двух великих артистов, если бы не скромное участие в них Намырбека Чокморова?! Ибо, если применительно здесь знаменитое расхожее выражение о том, что «пути господни неисповедимы», то становится ясно, что в судьбах людей – именно в ее поворотных моментах! – чаще всего решающее значение имеют незаметные, кажущиеся незначительными детали.

Убедиться в этом совсем несложно... Так сказать, путем анализа и изучения причин и следствия… Кто знает, как могла бы сложиться судьба Махмуда Эсамбаева, если бы Намырбек уперся и, сославшись на спущенные сверху инструкции, не дал разрешения на переезд в столицу талантливого, но всего лишь начинающего в ту пору танцора Эсамбаева? Вероятно, в таком случае, работая в сельском клубе, он вряд ли мог бы в дальнейшем так развить свой талант. Да к тому же, не следует забывать о том, что это были самые решающие по своему значению годы для дальнейшего роста в творчестве великого танцора – годы становления и обретения будущего мастерства.

Да, хотя в судьбе Махмуда Эсамбаева личное участие районного военного комиссара Намырбека Чокморова, может быть, и было всего лишь косвенным, незаметным и минимальным, но зато бесспорно и то, что он оказал решающее влияние и в выборе профессии своего младшего брата Суйменкула, и в его становлении, как художник.

Первые шаги

В 1950 году Намырбек был переведен в столицу – во Фрунзе. Он, живя на улице Шопокова, Суйменкула привел в единственную в столице кыргызскоязычную школу № 5, которая находилась недалеко от его дома.

Уже учась в пятом классе, Суйменкул тяжело заболел и временно около года он не смог посещать занятия в школе. Понимая, что он безнадежно отстал от своих сверстников по учебе, Суйменкул, хотя и не мог подняться с постели и ходить, тяжело переживал. Намырбек и его первая жена – первый знаменитый диктор кыргызского телевидения, – чрезвычайно красивая женщина и просто прекрасный человек Роза Рыскелдинова, видя, какие тяжелые испытания выпали на хрупкое детское сознание, всячески старались поддерживать и подбадривать больного мальчика.

Кстати, именно на этот период приходятся первые серьезные ученические опыты по графике будущего великого художника Суйменкула Чокморова...

Намырбек, всячески старался занять чем-нибудь больного ребенка, чтобы больной Суйменкул не скучал, лежа целыми днями в постели. Заметив, что он, лежа в постели, на ученической тетради пытается нарисовать что-то, стал с работы приносить ему рулоны ватманской бумаги для рисования и карандаши. Хороших карандашей в ту послевоенную пору трудно было отыскать, а цветных карандашей и в помине не было.

А по вечерам, хотя и возвращался с работы уставший, проявляя нарочито-восторженное любопытство, осматривал то, что за весь день успел нарисовать Суйменкул. И при этом иногда искренне удивляясь, а иногда преувеличенно хвалил его, говоря, что в будущем из Суйменкула может получиться отличный – о ч е н ь   х о р о ш и й – художник!

Затем он указал на висевшую на стене репродукцию картины французского художника Эжена Делакруа «Охота на львов». «Эта картина умножена многотысячным тиражом и знаменита во всем мире, всем людям, понимающим искусство. Если тебе удастся написать картины такого уровня, то и ты будешь знаменитым на весь мир художником», – сказал Намырбек Суйменкулу.

Слова имеют магическую силу, и порою имеют свойство материализоваться... Говоря так, великий поэт Борис Пастернак ругал молодых поэтов, приносящих ему свои стихи, если он встречал в них строки о пожеланиях ранней смерти, о раннем разочаровании в жизни. И Александр Пушкин, и Михаил Лермонтов (наподобие того, как в том знаменитом стихотворении «я пережил свои желания, и разлюбил свои мечты») рано погибли оттого, что слишком много писали в своих стихах именно об этом, убеждал молодых поэтов Борис Пастернак, призывая молодых поэтом подальше держаться от подобного настроения в своем творчестве…

Это сейчас, по истечении времени кажется закономерным явлением то, что сбылись слова Намырбека насчет будущего Суйменкула. Ну а тогда, глядя на первые ученические опыты подростка, пожалуй, никто кроме Намырбека и не смог бы предсказать судьбу великого художника.

Именно поэтому он и оказал решающее влияние в выборе Суйменкула своей будущей профессии. Это случилось в 1953 году. В это время Намырбек был переведен в Сокулукский район. А четырнадцатилетний Суйменкул как раз в это время обдумывал, в какое учебное заведение поступить, чтобы дальше продолжить свою учебу, связанную с будущей профессией. Он искал учебное заведение, имеющее свое общежитие, так как в столице ему уже негде было жить.

Так Суйменкул несколько дней подряд, после долгих поисков, устало возвращался домой и валился с ног. Наконец, он сообщил, что в столице у музыкального училища имеется общежитие, куда он и собирается сдать свои документы. Намырбек, узнав об этом, отговорил Суйменкула и убедил его в том, что если только ради общежития, то не стоит пойти на такой необдуманный шаг.

Он предостерег Суйменкула от этого необдуманного шага, говоря, что это все временные трудности, коих впереди будет еще предостаточно много, если перед каждой трудностью так пасовать, и искать легких путей в жизни, то никогда ему не достичь своих целей. Говоря так, Намырбек несказанно пристыдил Суйменкула.

Суйменкул в тот же 1953 год поступил во Фрунзенское художественное училище. Намырбек ни разу больше не слышал от него подобных колеблющихся, неуверенных в себе слов. Даже в самые отчаянно трудные поры его жизни, Суйменкул никогда и никому не жаловался на трудности. В этом не раз убеждался и сам Намырбек, находясь рядом с тяжело больным Суйменкулом в Московской клинике, когда даже видавшие виды врачи поражались его волей, стойкостью…

У Намырбека, человека военной профессии, казалось бы, очень далекого от искусства, кроме вышеупомянутой работы французского художника Эжена Делакруа на стенах дома висели и прикнопленные к стене репродукции картин русского живописца XIX века Михаила Клодта «Стадо коров у реки в полдень», а также репродукции рисунков-иллюстраций современного грузинского-советского художника Ираклия Тоидзе к знаменитому грузинскому эпосу «Витязь в тигровой шкуре» Шоты Руставели.

Если от картины Клодта подспудно веяло иддилическая живописная картина, отдаленно напоминающая предгорья села Чон-Таш с их болотами и лесными чащами, то работы грузинского художника Тоидзе поражали воображение юного Суйменкула своей эпической масштабностью и сказочностью…

Неисчерпаемый источник

Так хотя и весьма правильно посоветовал колеблющемуся Суйменкулу выбрать стезю художественного творчества, почему-то Намырбек тогда не учел, что в их доме во главе с отцом Чокмором постоянно неотрывно жило и песенное творчество, а также народный фольклор в его во всем великом многообразии. Чокмор, сам хорошо играя на комузе, часто пел и имел, по отзывам его односельчан, очень хороший голос.

Чокмор приучил и своих сыновей с детства дружить с музыкальным искусством. Постепенно, с возрастом, он стал одним из весьма уважаемых людей. И в его хлебосольном доме часто бывали в гостях известные в ту пору в округе певцы и поэты во главе с великими поэтами-комузистами Осмонкулом Болобалаевым и Алымкулом Усенбаевым, с которыми у Чокмора со временем сложились довольно близкие, почти дружеские отношения…

Так выше мы говорили о сильном влиянии на юного Суйменкула своего разносторонне талантливого отца Чокмора. Точно так же, по-видимому, оказали сильное влияние на него и ближайшее окружение, и творческая атмосфера в его родном доме. Иначе, возникает закономерный вопрос: откуда взяться у молодого человека мысли стать музыкальным человеком и желание подать свои документы в музыкальное училище? То есть, можно с полной уверенностью сказать, хотя это и было спонтанно принятое, неосознанное еще решение, подспудно оно имело довольно твердую основу…

Спустя через несколько лет после смерти своего знаменитого брата Суйменкула, сам Намырбек Чокморов опубликовал одно юношеское стихотворение Суйменкула Чокморова, написанное им еще в четырнадцатилетнем возрасте!

Оно посвящено родной земле и называется «Тянет к родным болотам…»

(ВНИМАНИЕ! Выше приведено начало книги)

Открыть полный текст в формате Word

© Апышев М., 2014