Плед

(Новелла)

Рассказ о жизни людей в сегодняшнем Донбассе. Из цикла «Серая зона»

Плед был широкий, мягкий, даже слегка пушистый, а главное – очень теплый. Муж Михайловны любил сидеть под ним осенью на балконе и читать книгу. Иногда посиживала под этим ласкающим покрывалом и сама Михайловна, чувствуя в теле приятную теплоту и с удовольствием вдыхая запах желтеющих листьев клена, который доставал до пятого этажа. И так всегда хорошо, так спокойно и умиротворенно бывало в такие минуты, что думалось только о хорошем, потому что хорошего в жизни было все-таки много.

В далекие юные годы Михайловне, как и многим ее ровесницам, хотелось уехать в какой-нибудь большой и красивый город, найти хорошую работу, удачно выйти замуж… Но после реального замужества такого желания уже не было. С мужем, которого она знала еще по школе, ей повезло, он был спокойным и работящим, повезло и с работой, даже вот с этой квартирой, которая находилась в самом центре города… А что еще человеку нужно! Дружно прожив много лет, они вырастили двоих детей, дождались внуков. Теперь вот внуки окончат школу, поедут учиться. Дед с бабушкой, как и родители, конечно же, будут им помогать, выделяя хоть какую-то копейку из своих пенсий. И с нетерпением будут ждать их на каникулы. А потом внук женится, а внучка выйдет замуж, и, как пелось в одной старой песне, все повторится сначала…

А еще пожилые супруги не раз благодарили судьбу, что родились уже в послевоенное время и, дожив до старости, никогда не знали войны, не знали бомбежек, никогда не бросали родное жилище, чтобы спастись самим и спасти своих детей. Да и дети, обзаведясь семьями, жили почти рядом, в сотне метров от родителей и каждое воскресенье приходили в гости.

Но все мечты и все хорошие ожидания прервала неожиданно развязанная война. И широкий, мягкий, а главное – очень теплый плед перекочевал с балкона в подвал, где теперь им укрывали спящих внуков. Взрослые, выждав после очередного обстрела несколько минут, поднимались наверх, в свои квартиры. Поднимались, чтобы, не смыкая глаз, до утра пролежать в своих постелях; ребятишек же, с которыми всегда оставался кто-то из взрослых, никто не будил: если не потревожили взрывы – то пусть себе спят, пусть не слышат и не пугаются. Им, бедным, досталось такое, чего не было в детстве ни у родителей, ни даже у бабушек-дедушек!

Но обстрелы становились все чаще и все страшнее. Рушились целыми секциями дома, старенькие хрущевские пятиэтажки; погибали не успевшие спрятаться в подвалы люди. Гибли даже в подвалах, вернее – в погребах, если таковые находились рядом с двухэтажными домами. От осколков, может, и спрячешься, а если прямое попадание?!. И Михайловна, вместе с мужем, дочерью и внуком выехали в соседний, более мирный, город. И не собирались вроде бы, надеясь пересидеть эти окаянные дни в подвале, потому что не могут же эти обстрелы, а точнее – пушечные перестрелки длиться вечно, но выезжали на микроавтобусе соседи и забрали их с собой.

Поселились они в трехэтажном общежитии, почти полностью забитом беженцами, которые также решили пересидеть какое-то время в относительно безопасном месте. Но вскоре и это «относительно безопасное» место, а точнее – скромный и тихий городок начал подвергаться артобстрелу, и с каждым днем все более жесткому. Бегать с третьего этажа в подвал и здесь было сложновато, поэтому в семье только обрадовалась, когда одна из местных жительниц предложила им перебраться в частный дом.

– Дочь давно выехала, дом пустует, – сказала она, – живите! Все-таки удобнее будет, чем в той общаге: есть и газ, и вода, и погреб…

Погреб, правда, оказался не совсем подходящим. Выходящие на поверхность земли стены были сложены из белого кирпича и уже кое-где потрескались. Если от взрыва завалится, то и самостоятельно не вылезешь, и к людям не докричишься! Соседи, конечно, есть, но во время обстрела все по погребам, сидят, как мышь под веником. Ну, да Бог с ним, как-то переживут, перетерпят.

Привыкали к новому жилью не долго, каждый день наводя порядок в давно нежилом доме. И в доме, и во дворе, который так густо зарос высокой и крепкой сорной травой, что там запросто бы могли жить бездомные коты и собаки. И через неделю в доме все было вычищено и вымыто, вплоть до кухонной посуды, ложек и вилок. Не было проблем и с постельным бельем и одеялами. Тем более что, выезжая из дому, Михайловна прихватила и плед. Прихватила, скорее всего, случайно, совершенно не думая, что он может пригодиться. Август месяц, настоящая летняя жара, а к холодам они обязательно вернутся домой. Вот разве что тоже придется спать в подвале. Но об этом тогда не хотелось и думать.

Как ни было горько, но обстрелы все учащались и учащались. И в один далеко не прекрасный день снаряды засвистели, зашипели и протяжно завыли прямо над их домом!..

Началось это все в полдень. Как и в предыдущие дни, сначала обстреливался въезд в город, блок-пост, где были вырыты окопы и стояла военная техника, затем разрывы приблизились к их дому, и Михайловна с дочерью с ужасом понимали, что каждый следующий снаряд может угодить прямо в дом, вот в эту комнату, вот в этот самый угол…

– Ой, Господи, Господи!.. Валя, где наш плед? Неси скорей плед!

От близких взрывов дребезжали стекла, качалась старенькая, под хрусталь, люстра; осколки одного из снарядов прошили металлическую изгородь вокруг дома, один пробил оконное стекло; прямо за изгородью разорвало трубу газопровода, откуда с жутким воем вырвалось сине-желтое пламя и гудело, как реактивный двигатель!

Михайловна с дочерью сидели на полу, рядом с диваном, обняв с двух сторон притихшего внука. Дома, в своем подвале, он пугался близких разрывов, даже кричал, отчего они, собственно, и выехали. Не ровен час, нарушится психика. Где тогда лечить?! Сейчас же молчал и внук, как взрослый человек, понимающий, что ни плачем, ни криком уже не поможешь. Тот, кто сейчас стоял у «градов»… или как там эти орудия называются… не услышит и не пожалеет. Хотя, возможно, и у самого где-то живут отец и мать, а может быть, и дети.

Михайловна молилась. Молилась, почти не зная ни одной молитвы. Что-то шептала и дочь.

– Господи… Господи… спаси нас…

Хотелось бы вспомнить простейшую молитву «Отче наш», переданную христианам через пророка Моисея самим Господом-Богом, но даже привычные и простенькие слова ее не складывались сейчас в голове, потому что слух беспрерывно, ежесекундно ловил прилетающие с улицы звуки.

– Вью-ю-ю-ю-юсь… ш-ш-ш-ш… б-бах!

Взрывы разрывали воздух, по-разбойничьи сотрясая его, и звук их с треском разносился по всей округе. От взрывов рвались и начинали искрить наружные провода.

Потом вой, шипение и разрывы прекратились, наступила относительная тишина, и только угрожающе ревела разорванная труба, которую некому было перекрыть.

Поселковые начали осторожно вылезать из подвалов, надеясь, что обстрел на этом закончился, но где-то вдалеке снова бахнуло, и через несколько секунд над притихшими, словно в грозу, улочками завыло:

– Вью-ю-ю-ю-юсь… ш-ш-ш-ш… б-бах!

И это вытье, это шипение и эти взрывы продолжались так долго, что не мудрено было обезуметь, сойти с ума.

Михайловна уже сожалела, что они не уехали от войны подальше, вглубь страны, как это сделали другие. Ведь живут же сейчас где-то люди, их сограждане, которые ничего не знают об этой войне, не знают – какие ужасы приходится испытывать и переносить жителям Донбасса. За что же им такое наказание!

Внук не плакал, но женщины все равно, успокаивая, гладили его по голове. Дед примостился над ними, на диване: если что и прилетит, то пусть сначала скосит его.

И так продолжалось час, второй, третий… Так продолжалось целых шесть часов! И когда обстрел прекратился – они еще долго не могли поверить в тишину, не могли подняться с пола, не могли освободить вспотевшего ребенка от широкого и мягкого пледа, которым, как только теперь понял старик, обезумевшие от страха женщины пытались защитить малыша от смертоносного металла!

© Николай Тютюнник, 2018