Владимир Буторин

Статья О.Поповой о творчестве выдающегося кыргызстанского художника В.Буторина в альбоме с изображениями полотен художника. В формате PDF даны также репродукции картин 

Из альбома: Владимир Буторин / Текст О. Поповой. – Б., 2000. – С. 7-24

Владимир Георгиевич Буторин родился в Воронежской области России летом 1937 года. В начале Великой Отечественной войны вместе с матерью Прасковьей Никитичной Махниной был эвакуирован в Киргизию, с которой связана вся его сознательная жизнь.

В формировании его личности основную роль сыграла его мать, которая несмотря на трудности послевоенных лет, да и позднее сделала все от нее зависящее, чтобы Буторин смог стать художником — иной судьбы он себе не мыслил, С раннего детства Прасковья Никитична до конца своих дней была ближайшим другом своего сына глубоко понимая его духовные потребности и поддерживая его душевное равновесие в кризисные моменты жизни, которые никому не удается избежать.

В 15 лет он поступил работать на завод архитектурных деталей. Работая, окончил седьмой класс вечерней школы и в 1953 году поступил во Фрунзенское художественное училище, где за все время учебы решающее влияние оказал на него педагог и живописец Федор Михайлович Стукошин.

После училища в 1958 году поступил в институт живописи, скульптуры и архитектуры им. И.Е. Репина Академии художеств СССР, который и окончил по мастерской монументальной живописи А.А. Мыльникова.

Учась в институте, Буторин, при всей своей яркой одаренности, был студентом с трудным характером и соответствующим поведением, что приводило к конфликтам с администрацией, нетерпимо относившейся к студентам, нарушающим нормы «социалистической морали». Несколько раз ставился вопрос об его отчислении из института, и каждый раз на его защиту вставали люди, высоко ценившие талант Буторина и его рано развившийся профессионализм: декан факультета Деблер Александр Адольфович, ответственный секретарь факультета Кира Константиновна Сазонова и его педагог Андрей Андреевич Мыльников.

В Киргизии, куда он вернулся после института, он попал в благоприятную творческую атмосферу и смог работать свободно, с учетом, разумеется, скудных средств, выделяемых государством на развитие изобразительного искусства.

Очевидно, следует отметить роль художественной среды, в которой работает в течение более тридцати лет. Его коллеги, сами отличающиеся яркой индивидуальностью, все без исключения отмечают его талант и особое место в киргизской живописной школе.

Мир искусства Владимира Буторина сложен, как всякое талантливое явление, Его реалистическая живопись несет в себе психологическую тайну, скрытую, казалось бы, ясной художественной формой.

Художник-профессионал в классическом понимании профессионализма, Буторин свободно владеет живописной культурой и реалистическим рисунком, конструктивность которого ощущается в каждом живописном полотне и в рисунках как самостоятельном виде творчества, когда рисунок является единственным средством изображения и выразительности. Он выверено строит композиции, располагая массы по формату полотна в строгом равновесии и в зависимости от образной задачи.

Колорит его картин и живописная фактура, обладая эстетической самоценностью, не только соответствует конкретному мотиву передачей реального состояния, но и связаны с темой психологическим дополнением, выявляя творческий импульс художника, сотворившего на полотне микрокосм и вдохнувшего в него душу для самостоятельного бытия в своем временном ритме и пространственных координатах.

Реализм Буторина — не реализм зеркального отражения, а жизнь, преображенная игрой живописной фантазии и одухотворенная каждой формообразующей частицей. Тревожное провидческое чувство сопровождает почти все его тематические сочинения и ряд портретных работ.

Наиболее ясными и уравновешенными по настроению и состоянию являются его пейзажи, в которых и мотивы природы и живописная импровизация носят медитационный характер. В пейзажах художник входит в мир природы, растворяясь в ней, сохраняя при этом и даже обостряя зоркость видения каждой детали и природной целостности.

В его пейзажном творчестве есть этюды, полностью написанные на натуре, и пейзажи, написанные в мастерской по сильному впечатлению и памяти.

Он вглядывается в природные формы, в характер ее пластической и цветовой гармонии, воспринимая и умея передавать на полотне ее внутреннюю структуру, сложное взаимодействие атмосферы и земной тверди с ее биосферой как строгую закономерность, обусловленную нераскрытыми тайнами мироздания.

Внешняя красота природного мотива, профессионально запечатленная на поверхности холста, в творчестве иных художников являясь самостоятельным видом творчества, Буторина не удовлетворяет относительной простотой творческого процесса. Его субъективные переживания от контакта с природой не ограничиваются созерцательностью форм, состояния и реальной декоративности свето-цветовых и пластических эффектов. Он воспринимает природу как тему для живописи рембрандтовской кисти с ее психологизмом, воплощенным в красоте красочного слоя.

Буторин в пейзажных картинах добивается поразительной правдивости природной сущности, создавая и у зрителя сложное ответное чувство, не определимое словами.

Буторин мастерски пишет тишину, в которую невольно вслушиваешься, вглядываясь в пространство изображенной природы, которое психологически шире и глубже картинной плоскости.

Особенной медитационностью обладают его сумеречные и ночные пейзажи, написанные памятью проницательного созерцания и впечатления. Такие пейзажи, как «Ночь» 1987 г., «Песня сверчков» 1989 г., «В ночном саду» 1989 г, «Заросли облепихи» 1991 г., — это прекрасные образцы содержательности художественной формы, несущей в себе многовариантность природного бытия и полифоничность ее безмолвной музыки, возвышающей человека над суетой и возвращающей человека к чистоте и ясности его человеческого предназначения.

Эта глубина гуманистического содержания пейзажей Буторина адекватна живописной лепке и колористическому решению композиций. Разумеется, процесс письма всегда импровизационен, но импровизация такого уровня профессионализма — это импровизация мастера, свободно владеющего своим ремеслом и наделенного умом и божественным даром наделять душой художественный образ каждым движением кисти.

В пейзажных и фигуративных картинах, написанных в солнечном освещении, Буторин редко прибегает к резким светотеневым контрастам, предпочитая рассеянный свет, спокойную ритмику изображенных предметов, избегая напряженного драматизма.

Уже в ранних пейзажах («Яхты» 1964 г, «Ялта» 1964 г, «Морской пейзаж» 1964 г.), написанных в студенческие годы, художник смело решает задачу передачи полуденного солнеч¬ного лета, используя живописный эффект «белого на белом» в контрасте с яркими цветовыми пятнами, добиваясь не только точности в изображении реалий, но и молодой мажорности звучания картинного образа. В этих работах художник опирается па опыт французских и русских импрессионистов, проявляя при этом уверенность в самостоятельном видении природы и понимание изобразительных и выразительных возможностей чистого, звучного цвета, открытого импрессионистами для передачи световоздушной среды.

Однако в зрелом возрасте Буторину оказались ближе по мироощущению и творческим программам такие художники, как Сезанн, Суриков, Врубель, а иногда Борисов-Мусатов и петербургская школа «Мира искусств» с их изысканным эстетизмом. Теперь Буторину недостаточно виртуозно написать цветом свето-воздушную среду, он умеет видеть и передать еще и мощную пластику предмета (с особенной силой в горных пейзажах), целостность природы, ее таинственную жизнь, а в смешанном жанре и человека в природе, где человек не «венец», а органическая часть.

Философичность его пейзажей и картин смешанного жанра нигде не идеологизирована. Он приемлет будни природы и человека с вдумчивой отвлеченностью отшельника, живущего в том же мире обыденности и вне его, спокойно принимая мир природы и простых людей такими, каковы они есть на самом деле. Это очень высоконравственный уровень видения жизненной правды и задач современного художника, убежденно стоящего на позициях классического реализма.

Одной из постоянных тем, проникновенно решенных Буториным, является тема человека в природе. Это и портреты на пейзажном фоне и жанровые композиции, запечатлевшие быт и труд сельских жителей по преимуществу

В «Портрете мальчика», 1969 г., Буторин соединяет портрет с пейзажем, создав образ сельского детства, протекающего на вольной природе. Безмятежное состояние детей и подростка сливается с пространством выжженной солнцем желтой степи, уходящей за горизонт, и летнего неба, занимающего треть картинной плоскости.

Мальчик изображен в фас, статично, что позволяет рассмотреть и его лицо, и чистенькую белую рубашку, оттеняющую загар.

В упрощенном композиционном и цветовом решении еще трудно предугадать, как будет эволюционировать эта тема в творчестве художника.

В картине «Сумерки!», 1972 г., тема гармонического слияния человека с природой, в которой он живет, усложняется отказом художника от портретного позирования персонажа хотя и здесь тема единства человека и природы решается упрощенной схемой: на первом плане — затененная камышовым навесом терраса, слева — прислонившаяся к косяку девушка, замершая в созерцании уходящей вдаль желтой степи с белым силуэтом лошади, чистое голубовато-изумрудное небо. Все здесь выверено математически точно — пропорциональные отношения фигуры, строения и пространства, цветонасыщенность и светотень планов, уводящих и взгляд зрителя в степные просторы.

Постепенно эта тема решается более динамично. Люди изображены в бытовой ситуации и в пpoцecce труда («Кошара», 1974 г., «Охотники с беркутами, 1980 г., «Под навесом», 1981 г., «Вечер», 1981 г., «Карьер» 1983 г., «Сельский двор», 1995 г.). Разнообразнее становятся и композиционные построения картин, колорит и состояние природы, хотя предпочтение отдается лету и золотой осени и замедленным спокойным ритмам. В этой теме художник оказался способным решать сложные содержательные задачи, причем не повествовательным сюжетом, а ассоциативно.

В этом цикле особое место по психоло¬гической наполненности и формальному совершенству занимает картина «Снова у родного очага», 1985 г., написанная к 40-летию Победы в Великой Отечественной войне.

В этой картине довольно большого формата (141x166 см) всю плоскость холста занимает степной пейзаж в наступающих сумерках и бездонное прозрачное небо, где сияет загоревшаяся одинокая звезда. Почти в центре композиции спиной к зрителю в отблесках примитивного очага, живое пламя которого является колористическим и смысловым камертоном, сидят мужчина в форме советского солдата времен Великой Отечественной войны и женщина. Их небольшие фигурки масштабно подчеркивают необъятность окружающего пространства, написанного живописно моделированными планами и тонально организованной цветностью. Художник изображает сцену мира, наступившего для солдата только в родном краю, с высокой точки зрения, несколько кинематографическим приемом, что позволяет охватить и прочувствовать величие протяженного в пространстве и времени «момента истины».

Фигурки солдата, за плечами которого отгрохотала четырехлетняя война, и женщины, все эти годы ожидавшей его в тревоге, одиночестве и изнурительном неженском труде, изображены сидящими рядом, в молчании не отрывающих взгляда от пляшущего пламени костра. Ни жестов, ни слов. Тишина и покой. И кажется, что эхо войны наконец замерло и здесь, в глубоком тылу.

Картина написана психологически ассоциативно, без какого-либо развитого повествования, глубокая содержательность которой во всей полноте может быть понята только пережившим войну

Состояние природы при переходе от сумерек к ночи мотив для живописцев далеко не простой. Художник сумел передать прозрачность пространства сумеречной земли и неба и при этом сохранить тонкую цветность каждого мазка. Пространство написано (цельно без применения линейной перспективы только живописными средствами. Прекрасная живопись, конструктивный рисунок, угадываемый за пластикой фигур и окружающих их предметов, подчинены гуманистическому содержанию,

К этой картине по теме примыкает картина «Отец солдата», 1990 г. На возвышенном месте, прислонясь спиной к юрте, сидит старик, из бедных сельчан. Внизу панорама долины. Здесь сюжет тоже строится на ассоциациях, больше ставящих вопросы, чем отвечающих на них.

Мирная тишина сорок пятого года, наступившая казалось бы навсегда после всемирной бойни — в одной картине, в другой — одинокий старик в девяностом, в тревожной надежде или безнадежном ожесточении, ничем внешне не проявляемом. В последнем случае название картины вплетается в суть изображения, чтобы направить зрительское воображение в нужном для художника направлении. Светлое состояние природы и напряженный психологизм образа старика находятся в дисгармоничном противостоянии, противоестественность которого объясняется горем отцов, которое не развеять никакой красотой. И кажется, что мирная гармония человека и природы — редкий дар судьбы, а тревога — постоянный человеческий удел.

Тема революции и гражданской войны тоже нашла отражение в творчестве Буторина, однако эта тема оказалась для художника далекой, безличной, как литературный или легендарный сюжет.

В картине «Красный отряд», 1989 г., историзм происходящего события воспринят отстраненно, чисто умозрительно, без личного переживания. По болотистой серой равнине едут вооруженные винтовками всадники с красным знаменем! За ними — пологие зеленовато-коричневые горы, над которыми узкая полоса лилово-голубого неба.

Эта картина гармонично решена по цветовым и масштабным отношениям, природа и ее состояние переданы точно, всадники вписываются в среду, безошибочно нарисованы, в живом ритме. Картина обладает несомненным эстетическим качеством, но в ней нет буторинской проникновенности, того мощеного психологизма, который в целом определяет его творческую индивидуальность.

Что касается тематических композиций из жизни современного села, то все они написаны по личным впечатлениям реально наблюдаемых мотивов. Демократизм выбора сюжетов и характер их образного воплощения отличается безусловной эстетизацией. Для каждого сюжета художник находит эффектное композиционное и колористическое решение, при сильной цветовой доминанте тонкую согласованность с ней других цветов по светоносности, оправданной как состоянием природы, так и законами живописной гармонии,

Буторин является художником того редкого типа, для которого каждый живописный мазок при создании красочного слоя по цветовой насыщенности, светоносности и фактуре выражает и состояние души в процессе работы, и видение целостного образа, отражающего внешнюю и внутреннюю реальность изображаемого. Буторин как бы раздваивается, являясь одновременно композитором и исполнителем. Это свойство ярко проявляется в его сочинениях, целиком написанных по воображению.

Страсть его души, всегда сдержанно затаенная и контролируемая волей и интеллектом, сублимирует в таких работах как источник внутреннего света. Эта страсть не обладает свойством согревать ни его самого, ни рядом существующих людей, Она так же абстрактна и лишена тепла, как свет звезд, и так же волнующе возвышенна. Возвышенный холод духовного томления сублимируется у него в фантастическую игру мерцающих цветовых пятен, соединяющихся в изображения, одновременно реальные и абстрактно-призрачные.

В тех живописных работах, где основой образного решения является линия («Данька в маскарадном костюме»), острота и математический холод рисунка образует музыку абстракции, звучащую клавесином в ледяной пустоте невидимого замка. В таких работах лица наших современников воспринимаются в странной ретроспекции, как будто всматри¬ваешься в них из будущего далека, которое для нас может быть, а может и не быть даже в качестве религиозной веры в бессмертие души.

При этом светлая или темная гамма его реалистических абстракций одинаково фантастична и виртуозна по живописи, являясь своеобразным полифоническим аккомпанементом теме, соединяясь с ней в целостность сложного содержания.

«Археологи», 1977 г. — одна из таких странных картин. Широкая панорама фантастического ландшафта не то с древними руинами, не то с выветренными геологическими образованиями воспринимается как часть планеты с исчезнувшей цивилизацией, куда прилетели инопланетные исследователи.

Фигуры людей вытянуты, как на полотнах Эль Греко. Археологи стоят, как бы позируя перед невидимым коллегой, фиксирующим их вместе с пейзажем на фото или кинопленке. Всматриваясь в человеческие образы, узнаешь в них наших современников, естественно — землян, а в пейзаже — родную землю, но ощущение вневременной дистанции только усиливается от этого узнавания. Здесь проявилась способность Буторина смотреть на землю и людей со стороны, не учacтвyя в их жизни, оставаясь наблюдателем, сохраняющим дистанцию между тем, во что он пристально всматривается, и своим одиночеством. В сложном ритме нанесенных мазков ощущается тревожное, беспокойное настроение, что при статичности фигур и безмятежности pисунка воспринимается как духовное смятение; все это в комплексе обладает силой полифонического воздействия, где солирующей партией звучит чистая мелодия авторской интонации. По таинственным путям ассоциаций образ картины уводит воображение в далекое прошлое человечества, по руинам и черепкам оживляемое учеными в нечто призра
чное, мерцающее в солнечном свете бесплотной субстанцией.

Его Гамлет (картина «Гамлет») в сравнении с археологами кажется ближе к нам по времени и понятнее психологически, возможно, благодаря театральной условности. Хрестоматийный драматургический образ и решен не как исторический, а шекспировский персонаж. И хотя принц датский изображен в интерьере средневекового дворца, он сам воспринимается как актер в роли, а интерьер — как театральная декорация. Образ Гамлета, не принявшего подлость своего времени, решен в глубокой пессимистической тональности.

Романтически таинственно звучат и девичьи образы Буторина. Это — девичий мир интимных секретов, грустных мечтаний в сумерках и тишине, мир поэзии «серебряного века», романсов, романов на французском языке и прогулок в парках дворянских усадеб. Романтические фантазии Буторина носят в себе ностальгию по русской дворянской культуре, по России, по Петербургу, по русской живописи, Эта ностальгия в картине «Вечерняя прогулка», 1985 г., звучит как несбывшаяся мечта о встрече с идеалом женской красоты пушкинской или тургеневской поры. Характер композиционного пейзажа, его мягкие и в то же время классически строгие линии, минорная музыкальность которых подчеркнута состоянием наступающих прозрачных сумерек, «гобеленная» или борисово-мусатовская сдержанность колорита — все это ненавязчиво ассоциируется с русской живописной и литературной культурой в ее изысканно аристократическом варианте как нечто, ушедшее навсегда.

В картине «Девушки у зеркала», 1982 г., современные девушки изображены тоже в романтическом ореоле таинственности. В полумраке комнаты и неподвижно сидят две девушки, одна в фас, другая в профиль. Пространство, которое всегда у Буторина обладает самостоятельным бытием, связанным однако с живущими в нем людьми миазмами сопереживания, написано намеками на реа¬лии, достаточными, чтобы пробудить фантазию и прозорливое видение зрителя. Почти квадратный формат полотна, сумеречная среда, статуарность фигур в сочетании с отблесками света из невидимого источника на зеркале, цветах и лицах и с самоценной живописной и цветовой гармонией создают внутреннюю напряженную жизнь, полную невысказанной тайны,

В какой-то степени обобщающим полотном, где соединились романтические устремления Буторина, является картина «Цыганки», 1997 г.

В «Портрете девушки», 1997 г., цыганская тема, весьма далекая от реальности, как, впрочем, и все девичьи образы Буторина, решается через живописные ассоциации и традиционную для русской классической литературы романтизацию цыганщины, которая в условиях российской действительности воспринималась как тема социальной свободы и духовной раскрепощенности. «Портрет девушки» по своей живописной красоте напоминает полотна Врубеля, также отдавшего дань и этой теме и романтизму вообще.

Что касается картины «Цыганки», то это довольно крупномасштабное для Буторина полотно соединило в себе и мечту каждого русского человека о свободном проявлении своего «необузданного я», зажатого повседневной условностью приличного существования, и способность образно мыслить и чувствовать, и, наконец, своего живописного мастерства,

Во время творческих поездок по Средней Азии, Казахстану и, главным образом, по Киргизии, Буторин запечатлевает в живописи и рисунку, что производило на него сильное впечатление.

Наиболее полно и разнообразно Буторин отразил в своем творчестве Киргизию, где он живет почти всю жизнь, знает и чувствует как родину. Вся реалистическая струя его живописи связана с киргизской тематикой. Он не устает удивляться красотой киргизской природы, с большой симпатией и пониманием отражает жизнь простых киргизов, считая их такой же исполненной духовной чистоты святой истиной, как и природу, то есть то, что можно эстетизировать художественными средствами, не кривя душой.

В Казахстане он запечатлевал главным образом природу, а в Узбекистане — людей. И если Киргизия и Казахстан удовлетворяют его страсть к правдивому отражению жизни, то Узбекистан тешит его романтизм.

В самаркандском цикле его рисунков (карандаш, тушь, мокрый соус) энергичными линиями переданы не только живые облики конкретных людей с их индивидуальными чертами, но и ослепительность солнечного света, и знойная неподвижность воздуха. Все рисунки кажется незаконченными из-за композиционной фрагментарности и лаконичности моделирующих средств, но сила впечатления от зафиксированного момента жизни людей под солнцем такова, что ничего больше в зарисовках и не требуется. Эти зарисовки свидетельствуют об остроте видения художника и характере его выбора мотивов. Позже самаркандские впечатления синтезировались и вылились в картину «Мусульманки».

Две женщины, скульптурно задрапированные в ткани, спускаются по лестнице сквозь арочный проем. И хотя в основе сюжета лежат реальные наблюдения не только в Самарканде, но и в старых кварталах Оша, здесь уровень артистического обобщения таков, что в целом воспринимается во временной ретроспекции, как образ Средней Азии, неизменный со средневековья или даже с глубочайшей древности. Романтически воспринятая экзотика как и реалистические натурные зарисовки — это взгляд эстета, свободно выбирающего для своего творчества только темы, близкие своей душе, и предпочитающего тайны их однозначным разгадкам.

Все картины и рисунки Буторина, будь то пейзажи, портреты, тематические картины, написанные по живым наблюдениям и по воображению, отличает аристократизм вкуса и в выборе тем и в характере их трактовок. И здесь нет противоречия с реалистической ориентацией художника. Тема простого человека, связанная с темой природы, как и темы детства и романтической мечты, несет в себе чистоту и искренность гуманизма, особенно отчетливо проявившуюся в наши дни «крутого обуржуазивания общества

Темы народа, природы, мечты и духовной интеллигентности, как и честность художника, не приемлющего то, что невозможно эстетизировать, неожиданно зазвучали с силой божественного противостояния дьявольским наваждениям.

Смотреть альбом "Владимир Буторин" в формате PDF (3127 Kb)

© Попова О.П., 2000. Все права защищены
    © Буторин В.Г., 2000. Все права защищены