Гибель Ямита

Книга нашего соотечественника А.Баршая, ныне проживающего в Израиле, состоит из двух самостоятельных частей – "Гибель Ямита" и "Это было в Томашполе". Что объединяет обе части этой книги, которые рассказывают о событиях, казалось бы, столь отдаленных во времени и пространстве? Что связывает южную Украину, захваченную немцами в 1941 году, и полуостров Синай, отданный израильтянами Египту в 1982-м? Связаны эти части судьбой одного человека – Михаэля Бренера, пережившего и гетто в Томашполе, и рождение и смерть еврейского города Ямита на Синае. В судьбе Михаэля, как в капле воды, отражается судьба еврейского народа за последние 60 лет – его трагедия и мужество, его жизнестойкость и его слабости, его единство и его раздробленность, его вера и его неверие, его надежды, мечты и предназначение. Читайте первую часть книги

СЛОВО ОТ АВТОРА

Что объединяет две части этой книги, которые рассказывают о событиях, казалось бы, столь отдаленных во времени и пространстве? (Кстати, сорок лет, которые лежат между ними, число очень символическое и многозначное для судьбы еврейского народа). И что связывает южную Украину, захваченную немцами в 1941 году, и полуостров Синай, отданный израильтянами Египту в 1982-м? И там, и там речь идет о событиях еврейской истории, а объединяет эти события судьба одного человека – Михаэля Бренера – пережившего и гетто в Томашполе, и рождение и смерть еврейского города Ямита на Синае.

Он-то, Михаэль Ицкович Бренер, уроженец Москвы 1930 года рождения, ныне житель поселения Элазар, по сути, и есть главный герой этой книги. В судьбе Михаэля, как в капле воды, отражается судьба еврейского народа за последние 60 лет – его трагедия и мужество, его жизнестойкость и его слабости, его единство и его раздробленность, его вера и его неверие, его надежды, мечты и предназначение.

Мы с Мишей Бренером – друзья. Более того, десять лет назад благодаря нашим детям мы с ним стали родственниками. Не сразу и не обо всем пережитом поведал мне Михаэль в первые годы нашего знакомства и родства. Но постепенно память и душа его оттаивали, боль и горечь прошлого отступали, а воспоминания стали теснить сердце и рваться наружу. Я старался быть внимательным слушателем, и шаг за шагом мне открывалось многое в большой, драматической, но вместе с тем и счастливой жизни Миши и его жены Люси – Номи.

Факты личной биографии Михаэля, вплетенные в контекст исторических событий, показались мне общественно значимыми, интересными и поучительными. Так родилась идея этой книги, абсолютно документальной, лишенной какой-либо беллетристики и художественного вымысла. Так что любители романов могут сразу же отложить ее в сторону. Хотя, впрочем, настоящая, не придуманная жизнь, как мне кажется, может быть увлекательнее любого романа.

ГИБЕЛЬ ЯМИТА

История рождения и смерти еврейского города на Синае – глазами очевидцев

Горе той стране, которая за столом переговоров отдает
то, что кровью завоевали на поле боя её солдаты…
Уинстон Черчилль

История человечества знает немало страшных примеров гибели городов. О самом первом таком трагическом происшествии на Земле повествует Тора в книге «Берейшит». Речь там идет о печально знаменитых городах Сдоме и Аморе, на которые Бог пролил «дождем с неба» серу и огонь. «И уничтожил города эти и всю окрестность, вместе с жителями городов и с растительностью на земле». Как известно, города эти были стерты с лица земли из-за отвратительного, непростительно-преступного поведения их жителей. Там не нашлось и десяти праведников, ради которых Всевышний был готов по просьбе Авраама спасти Амору и Сдом.

Несть числа городам, в том числе и всемирно известным, цветущим и многолюдным, которые были погублены в результате опустошительных набегов, захватнических войн, вообще – военных действий. И первым в этом ряду, конечно же, наш святой Иерусалим, не раз за свою 3000-летнюю историю безжалостно разрушавшийся иноземными завоевателями. Память услужливо подсказывает и другой знаменитый город — Карфаген, о котором римляне сказали, что он должен быть разрушен и который таки был разрушен ими дотла в 146 году. А сколько сотен или даже тысяч городов на гигантских просторах Евразии сожгли, растоптали, разграбили орды татаро-монгольских кочевников! Или вот примеры, можно сказать, из новейшей истории. Одни развалины остались после второй мировой войны от Сталинграда и Ковентри, Дрездена и Харькова, Берлина и Минска, Кракова и Орла, Варшавы и Новороссийска. А ужасная судьба японских городов Хиросимы и Нагасаки, впервые в мире испытавших на себе губительную энергию ядерного взрыва!

Миллионы человеческих жизней и тысячи городов погубила другая разрушительная энергия – катастрофическая сила подземной стихии – землетрясения, да и другие смертоносные стихии земли и воды – оползни и сели, цунами и тайфуны, наводнения и вулканические извержения. Вспомним Помпею и Геркуланум, Мессину и Ашхабад, Скопле и Спитак, Ташкент и Ленинакан, города и села Чили и Эквадора, Турции и Китая и многие-многие другие жертвы разбушевавшейся стихии.

Но в мировой летописи погибших городов никогда не было ничего похожего на поистине уникальную и непостижимую судьбу исчезнувшего с лица Земли израильского города Ямита. И действительно, мир никогда еще не знал такого: государство, построившее в пустыне на краю моря удивительный по красоте и замыслу город, уже через несколько лет по собственной воле и своими же руками сносит его и сравнивает с землей – то есть, выселяет всех жителей, разрушает все здания и сооружения и распахивает город бульдозерами до песка. И это притом, что городу абсолютно ничего не угрожало: ни землетрясения, ни океанские волны. Никто, как говорится, не стоял с ножом у горла, под стенами города не теснился вооруженный до зубов враг. Ямит не обстреливали из танков и орудий, над ним не рвались ни мины, ни бомбы, ни ракеты. Словом, не было никакой войны. Совсем наоборот: уничтожение города явилось прямым результатом «мира», так называемого мирного договора Израиля с Египтом, подписанного в марте 1979 года в американском городке Кемп-Дэвид. 
Договора, который подписавший его президент Египта Анвар Садат уже через год презрительно назвал «клочком бумаги». Правда, и сам Садат вскоре был убит мусульманскими радикалами, не сумевшими по-достоинству оценить хитроумную комбинацию египетского лидера и посчитавшими его предателем исламских интересов.

Разрушение Ямита и еще 16 поселений в Синае весной 1982-го года стало первым конкретным проявлением абсурдистской, иррациональной, а потому — издевательской концепции «земля в обмен на мир», которая, если довести ее до логического конца, означает не что иное, как «полный мир на нулевой территории», то есть, «исчезновение в обмен на мир», или, если коротко и прямо, – «смерть за мир». Наш уход из Синая и самоуничтожение Ямита сделалось символом этой противоестественной, мазохистской формулы. Но то были лишь первые гремучие шаги в победоносном шествии сей погибельной «идеи» по скудным просторам Эрец-Исраэль и по паскудным умам его политической элиты. Как говорится, вчера Ямит, сегодня – Газа…

Казалось бы, история позорного и бессмысленного саморазрушения израильских городов и сел должна была бы стать одной из самых болезненных заноз в исторической памяти народа израильского, должна была оставить поучительный след в поколениях. Увы, как всегда, история ничему не учит. И особенно, как видно, нас – евреев. С упорством достойным лучшего применения мы вновь и вновь норовим наступить на те же грабли.

Вот почему очень важно восстановить в подробностях, как же все это было, что пережили и перечувствовали участники и свидетели тех событий, какие уроки можно и нужно извлечь сегодня всем в Израиле, чтобы и нам не пришлось уходить из насиженных мест, чтобы оставшаяся нам в наследство страна — Эрец-Исраэль не сжималась, как шагреневая кожа, до пятачка величиной с тель-авивский квартал Шенкин.

Именно поэтому я попросил окунуться в воспоминания Люсю (Номи) и Михаэля Бренеров, которые пережили всю историю Ямита — с первого до последнего его дня. Сегодня семья Бренеров живет в небольшом поселении Элазар, что в Гуш-Эционе.

Но прежде, чем предоставить им слово, несколько слов о самой семье Бренер. Люси (в девичестве – Левитина-Хургина) и Михаэль Бренер родились и жили в Москве до 1972 года, когда они вместе со своим восьмилетним сыном Аароном уехали в Израиль. Летом 1941 года Миша будучи десятилетним мальчиком был отправлен на каникулы к тете и дедушке в местечко Томашполь Винницкой области. Там его и застигла война, которая двигалась так стремительно, что мальчик уже не успел вернуться домой в Москву…

В еврейском гетто мальчишке пришлось провести почти четыре страшных года. Он видел кровь и смерть, сам испытал немало мук и страданий, получил тяжелое увечье – потерял глаз — и выжил только благодаря заботам своей родни и еще, быть может, потому, что в Томашполе стояли румынские части, которые лютовали не столь зверски, как немцы. Впрочем, «свои» – украинские полицаи поиздевались над евреями изрядно, и сотни убитых жителей гетто, закопанных в томашпольском рву, — дело рук в основном местных бандитов. Там, в гетто дедушка начал учить своего внука еврейской грамоте, а бабушка ругала старика: зачем, мол, это нужно сейчас мальчонке, когда не знаешь, доживешь ли до завтра. А дед отвечал ей в том смысле, что и впрямь никому не дано знать, что будет с нами завтра, послезавтра или через тридцать лет. Но кому ведомо, не пригодятся ли внуку когда-нибудь завтра, послезавтра или через тридцать лет еврейские знания, полученные им от деда в эти беспроссветные, кровавые дни… (Подробнее об истории гетто в Томашполе читайте во второй части книги – «Это было в Томашполе» — А.Б.)

Когда отогнали немцев с Украины, Миша вернулся в Москву, закончил там школу, институт, работал, женился. Но всегда стоял перед ним образ его странного любимого деда Авраама в ермолке, тайно учившего его на чердаке своего дома таинственным еврейским буквам «алеф», «бет», «гимел».

Глубокие еврейские корни есть и у Люси Левитиной. Дядя ее – Элиягу Левитин — еще в 20-е годы прошлого века уехал в Палестину, стал одним из основателей кибуца Кфар-Гилади на севере страны. Когда в 1957 году в Москве проходил международный фестиваль молодежи и студентов, среди делегатов Израиля оказалась одна из дочерей дяди — Авиталь. Сестры познакомились, и с тех пор Люси всегда помнила о своей израильской родне. Люси и Михаэль никогда не испытывали особых симпатий к советской власти, всегда осознавали ее лицемерие и цинизм, ее бесчеловечную тоталитарную и антисемитскую сущность. И поэтому нет ничего удивительного, что они оказались среди первых отчаянных храбрецов, подавших в начале 70-х годов заявления на выезд в Израиль. И как только после недолгого отказа им дали разрешение, они без колебаний оставили свою трехкомнатную квартиру в Москве, успешно начавшуюся профессиональную карьеру, друзей и родных (что было гораздо тяжелее), и отправились навстречу новой жизни в далекий, совершенно не известный, но страшно желанный Израиль…

ПРЕДЫСТОРИЯ,
    или Как начинался Ямит

Михаэль БРЕНЕР: Это было в начале 1973 года. Мы жили в центре абсорбции новых репатриантов в Кармиэле. То очень тягостное, неприятное чувство, с которым мы покидали наших родных и близких, друзей и знакомых, сразу же испарилось, как только мы оказались в Израиле. Исчезли и тревога, и страх неизвестности, которые, сказать честно, иногда наваливались на сердце. Ведь что мы знали о стране? Думали: пустыня, песок, медлительный сонный Восток. А тут – солнце, много зелени, прекрасные, доброжелательные люди, жизнь бьет ключем. Настроение у нас резко изменилось. Нам все здесь нравилось, всем мы восхищались, мы не замечали никаких недостатков.

Мы продолжали посещать ульпан, но надо было уже задумываться над тем, как нам жить дальше. Правда, Люся уже успела найти работу, причем, близкую к специальности – чертежницей на фабрике красок в Акко.

Надо сказать, что для себя лично я еще в Москве решил, что здесь, в Израиле я, скорей всего, буду работать на тракторе. У меня есть права водительские, на тракториста я смогу переучиться. Ну, а на что еще можно было рассчитывать мне – советскому инженеру-экономисту без знания языка и в возрасте уже за сорок? Но, как говорится, человек предполагает, а Бог располагает. Случилось так, что вскоре я стал работать именно экономистом и не где-нибудь, а в самом министерстве финансов Израиля, в налоговом управлении.

Но я забегаю вперед, это было чуть позже. А пока что я ходил в ульпан, жадно впитывал впечатления, пристально всматривался во все, что нас окружало. В том числе внимательно читал все объявления в округе. И вот однажды на доске объявлений в нашем центре я увидел бумагу, которая приглашала на встречу с членами инициативной группы добровольцев, желающих стать первыми жителями будущего города Ямита.

Идея была такая: правительство решило построить новый красивый и большой город на берегу моря в Синае, примерно в 160 километрах от Тель-Авива и в 70 километрах от Беер-Шевы. Это должен быть во всех отношениях новый город – и по планировке, и по духу, по стилю жизни, так сказать. В назначенный день я пришел на эту встречу. К нам, в Кармиэль приехал руководитель инициативной группы – она называлась агудат «Ямит» («группа «Ямит») — Борис Кузенец и его жена Исраэла Блатт.

Борис и его жена оказались молодыми, очень приятными и энергичными людьми, бывшими отказниками из Риги. Они и там были непоседами, людьми с активной жизненной позицей и, естественно, в Израиле остались такими же. Они рассказали, что задача состоит не только и не столько в том, чтобы найти желающих поехать в новый город на берегу моря, сколько в том, чтобы подготовить и создать для будущих жителей рабочие места. Причем, не просто рабочие места, а работу для людей с высшим образованием, тех, кого здесь, в Израиле называют «академаим». Иначе говоря, нужно было подготовить место, сферу приложения сил для технической, художественной, научной интеллигенции. Ведь проблема трудостройства «академаим» была тогда, как, впрочем, и сейчас одной из самых болезненных в стране. Кроме того, город Ямит с самого начала задумывался как город современной культуры, высоких технологий, город, где должен был царить дух творчества, искусства, художественного поиска. Поэтому группа «Ямит» при поддержке Сохнута и правительства (в лице министерства строительства) искала энергичных, инициативных и, можно даже сказать, амбициозных, честолюбивых людей, у которых были бы какие-то интересные и полезные идеи, предложения, проекты в этом направлении.

Нам с Люсей идея эта сразу же понравилась, и мы согласились принять участие в ее реализации. К нам присоединилась еще одна супружеская пара из центра абсорбции. Понимаете, может, это слишком патетически звучит, но хотелось что-то сделать для страны, для Израиля. Не просто жить здесь, но хоть как-то участвовать в ее строительстве, в ее развитии…

Но пока суть да дело, пока идея только раскручивалась, прошло еще полгода. За это время мы успели закончить ульпан и переехать в Иерусалим, где купили квартиру (это отдельная история) и нашли работу по специальности — и для меня, и для Люси. Она устроилась в известную кампанию «Солель бонэ» на строительство иерусалимской гостиницы «Хилтон», а я – как уже говорил – экономистом в министерство финансов…

Люся (Номи) БРЕНЕР: Однажды вечером в начале августа на пороге нашей квартиры появляется молодой человек по имени Хаим Марголин и вносит в дом огромный-огромный букет, даже не букет, а большой куст красных роз. И вся квартира сразу засветилась, расцвела, заблагоухала. Хаим оказался активистом ямитской инициативной группы. Он рассказал, что получено, наконец, разрешение на выезд в Синай и – если для нас это еще актуально — надо срочно, как можно быстрей выезжать на место, рядом с которым и развернется строительство города Ямита. Это место находилось между мошавами – Садот и Натив-Асара, которые уже существоали на Синае. Там стояло несколько домиков, в которых и можно было разместиться «пионерам» освоения Ямита.

С одной стороны, это известие вызвало в нас некоторое смятение. Жизнь наша начала постепенно налаживаться, упорядочиваться. Ведь по всем критериям олимовского проживания мы, слава Богу, зацепились и зацепились очень успешно: обзавелись квартирой, устроились на работу, которую было безумно трудно бросать. Мы жили в районе Гиват-Царфатит, вокруг было много олим из Москвы, Ленинграда, мы с ними активно общались и по существу вели почти тот же образ жизни, что и до отъезда из Москвы, вели те же разговоры кухонные. Только карьеру, прерванную там, начинали быстро восстанавливать здесь.

Но с другой стороны, сообщение Хаима Марголина не стало для нас неожиданным. Ведь наш внутренний заряд – уж не знаю, как лучше выразиться – сионизма, активизма, энтузиазма — по приезде в страну был так силен, что в рамках того образа и уровня жизни, который мы начали вести в Иерусалиме, он не находил себе выхода. То есть, говоря проще, хотелось сделать чего-то более общественно значимого, более полезного, чем просто удачная абсорбция на личном уровне. Поэтому сообщение Хаима упало на благодатную почву. По сути дела, мы ждали этого известия, оно скорее обрадовало нас, чем смутило. Мы поняли, что должны ехать. Так что какой-то большой внутренней борьбы у нас не было. Конечно, встал вопрос, как осуществить это технически. Все-таки, как никак, но мы уже чем-то обросли. Была квартира, была работа, которую было безумно трудно оставить, чтобы броситься куда-то в совершенно неизвестное, в непонятное что-то. Но мы все-таки решились. Миша сразу уволился и поехал туда. А я, когда сказала об этом у себя на работе, там 
восприняли это как совершенно непонятный, сумасшедший шаг. Они меня там все опекали, они хотели мне только хорошего и все в один голос стали говорить, что это безумие, что так не делается, что если уж я зацепилась, то нужно изо всех сил держаться за работу, лепить карьеру, тем более, что я на хорошем счету и у меня все идет здорово. Словом, мое решение для всех было совершенно непонятным.

Михаэль БРЕНЕР: И мне тоже на работе все говорили: ты что — сумасшедший, что ты делаешь? Ты только приехал в страну, ты не знаешь, что здесь происходит, что будет и как будет. У тебя квартира есть? Есть. У жены работа есть? Есть. У тебя работа есть? Есть. И ты с ней хорошо справляешься. Мы собираемся вскоре послать тебя на курсы повышения квалификации. Так что же тебе еще нужно?

Люся (Номи) БРЕНЕР: И все-таки Миша оставил работу и поехал. А я проработала еще месяц или полтора и только собралась присоединиться к Мише, как началась война. Война Судного дня. Наши мужчины со стройки все сразу же ушли в армию, работать стало некому, но женщины из технического персонала оставались, как говорится, на посту. И меня попросили тоже поработать еще, пока не найдут мне замену. Я, конечно, согласилась. Хотя трудно было, как говорится, сидеть меж двух стульев. Я рвалась туда, в Синай. Ведь Миша уже был там, а мы с Роником – в Иерусалиме. С другой стороны, начавшаяся 6 октября война, казалось бы, должна была спутать все карты, изменить все планы. И действительно, все в одночасье повисло в воздухе. Война как бы перебила основной нерв поступательного движения, и все планы заморозились. Никто не знал, будет ли строиться Ямит или нет, что вообще будет с Синаем, какая сложится военно-политическая обстановка. В этих условиях вообще можно было дать задний ход, не рыпаться и вернуться, как говорится, в первоначальное состояние. Но мы все-таки решили не отступать и переехать в Синай.

И вот мы все трое оказались на новом месте. Что оно из себя представляло? Это были несколько типовых сохнутовских домиков, стоящих в песках между двумя мошавами — Садот и Натив-Асара. Там вот и поселилась наиболее активные члены группа «Ямит». Это были очень разные, очень интересные молодые люди, все «русские» олим хадашим. Несколько семейных пар с детьми и несколько одиночек. Я могу назвать их всех поименно: руководитель нашей группы Борис Кузинец и его жена Исраэла Блат с дочкой, Рут и Миха Рудашевские с двумя детьми, Света и Саша Волынские с двумя детьми, нас, Бренеров, трое, а также Хаим Марголин, Ицхак Шлаферман, Шимшон Премингер, Либа Блат (сестра Изры) и Борис Кивис. Несколько позже к нам присоединились Ренэ и Батья Кочелковичи с сыном, Нина и Исраэль Резники и брат Шимшона Осип с женой Таней и тремя дочерьми.

Среди нас были люди самых разных профессий – строители и математики, экономисты и компьютерщики, механики и музыканты, физик, химик, киношник, скульптор, столяр, филологи и медики, а также те, у кого не было никакой специальности. Начали жить мы там как коммунары или как киббуцники – все у нас было общее. Все, что зарабатывалось, шло в общий котел, готовили и ели вместе, потому что иначе там невозможно было существовать. Ведь работы у большинства из нас по существу не было. На постоянной зарплате от Сохнута был только Боря Кузинец. Остальные подрабатывали, как могли, в ближайших кибуцах и мошавах. А мы вдвоем с Рут Рудашевской взялись за кухню. Два дня я, два дня она готовили еду на всю эту братию. Надо сказать, что для нас с Рут — это было серьезным испытанием. В конце дня я еле приползала до кровати и проваливалась в сон без чувств, так я безумно уставала. Не легче, думаю, было и Рут. Надо сказать, что это было очень нелегкое время для всех нас. И вместе с тем – страшно интересное, необыкновенно насыщенное, сжатое для предела.

Прежде всего, мы взялись за разработку наших проектов и бизнес-планов для Ямита. В их числе был большой проект современного компьютерного центра. Был проект, связанный с производством крупных – настенных — художественных фотографий, что тогда было внове. Планировалось создание художественных мастерских, студий и выставочной галереи  — своего рода деревни художников. Продумывался проект универсального автоцеха для технического обслуживания автомобилей. Были и другие проекты – и вполне реальные, так сказать, земные и, мягко говоря, несколько романтические, которые вряд ли могли быть реализованы. С высоты сегодняшнего дня это хорошо видно…

Война Судного дня, наконец, слава Богу, закончилась. И через некоторое время трактора, бульдозеры и люди, которые с началом войны покинули строительную площадку Ямита, возвратились на место и вновь стали утюжить прибрежные пески. Значит, и наше пребывание в Синае вновь приобретало значение и смысл.

За те два года, что предшествовали застройке и заселению Ямита, у нас было все: споры до хрипоты и рождение множества идей, горечь разочарования и радость надежды, ссоры и примирения, высокие порывы и мелкие счеты, расколы и объединения, были слезы и смех, было много трудной работы и мало денег, а порой их не бывало и вовсе. Словом, это было хорошее, трудное, памятное время. Можно вспомнить десятки ярких эпизодов той поры – комических и драматических, веселых и грустных.

Помню, как мы собирали Исраэлу Блат в Америку. Возникла идея пригласить в будущий Ямит группу американских семей. Сохнут дал добро, и мы решили послать в Штаты нашу Изру. И вот все женщины наши понесли Изре, кто что мог. Кто-то принес пальто шикарное, кто-то перчатки, кто-то – туфли, кто-то – зонтик. Она съездила в Америку и очень успешно. Около десятка американских еврейских семей решили присоединиться к нам. И они вскоре приехали, создав вторую ямитскую группу. Они поселились в Беер-Шеве — там был ближайший к нам центр абсорбции — и тоже участвовали в создании различных проектов. А когда Ямит стал заселяться, мы – «русские» — и эти «американцы» стали первыми его жителями.

Или вот эпизод: как будто кадр из кино. Нам с Мишей предложили открыть маленький магазин – царханию — в соседнем мошаве Натив-Асара. Конечно, не об этом мы мечтали, к тому же никакой предрасположенности к торговле у меня, во всяком случае, не было. Миша хотя бы образование экономическое имел. Но выбирать в наших условиях особенно не приходилось. Мы согласились. Нам выделили небольшое помещение, мы его сами оборудовали и открыли в нем магазин продуктов и товаров первой необходимости. Основная нагрузка лежала на Мише, он там был всем – снабженцем, экспедитором, продавцом, грузчиком, бухгалтером, электриком и так далее. А я помогала ему в качестве кассира-продавца. При этом мы не были хозяевами цархании, а были наемными работниками. Каждое утро мне надо было пешком добираться до мошава Натив-Асара по дороге через пески. И вот, помню, как-то летом в страшную жару я вышла, и мне стало плохо. Я к тому времени была беременна Ализой, на мне такой широкий просторный сарафан с большим карманом на большом животе. А в кармане – тяжелый пистолет – все же через пустыню идти надо было. Меня мутит, меня качает, я плюхнулась на песок, пистолет из кармана выпал, но мне не до него. Сижу на земле и не знаю, как идти дальше. И тут подходят ко мне бедуины, дают попить воды, поднимают с земли, отдают мне пистолет и помогают дойти до мошава. Ну, а назад после работы добираться было полегче – ехала, стоя на ступеньке трактора...

Отчетливо врезался в память день ознакомления с проектом будущего города. К нам приехало много военных, проектировщиков, правительственных чиновников. Вынесли в поле, прямо на песок столы, разложили на них планы, чертежи, макеты, подняли бокалы за будущий город, и нам стали рассказывать и показывать, каким будет Ямит. А вокруг, куда ни кинь взгляд, пески, пески, пески. И только вдали, у кромки моря – длинная гряда пальм – одно из чудес этих мест. Собственно говоря, уникальный микроклимат этого прибрежного района Синая, наличие пресных подземных вод, благоприятные условия для создания глубоководного морского порта — все это и сыграло решающую роль при выборе места для строительства Ямита. То был чудесный день, полный радостиых планов, веселья, фруктов и сладостей. Гости подарили нам телевизор, который оказался нам без надобности, и мы с удовольствием отдали его солдатам…

Большинство наших проектов и бизнес-планов, увы, не осуществилось или осуществилось совершенно не так, как они задумывались. И основная причина этого – отсутствие единства, внутренние раздоры, непримиримое столкновение мнений – известная болезнь еврейских коллективов. И все же, если говорить по большому счету и без ложной скромности, наша группа внесла свой вклад в осуществление главного проекта – становление и освоение города Ямита. Мы были этакой общественной занозой, которая постоянно корябала массовое сознание, будоражила его мыслью о Ямите. Мы были группой сумасшедших, вцепившихся в землю, в песок, упрямо живущих мечтой о городе у моря – Ямите (что значит «Морской» или «Приморский»).

Кроме того, что нас поддерживало правительство, Сохнут (нам приходилось общаться и с премьер-министрами Голдой Меир, Ицхаком Рабиным, Менахемом Бегиным, и с министрами обороны, строительства, финансов, абсорбции, с руководителями Генштаба, с крупными чиновниками Еврейского агентства), о нас часто с энтузиазмом писали газеты, рассказывало радио и телевидение, и в целом общественное мнение довольно положительно и сочувственно относилось к нашей идее. Хотя, как всегда, далеко не все в Израиле испытывали восторг по поводу планов освоения Синая. Хорошо помню, как на дороге, ведущей к стройке, вдруг появилась надпись огромными красными буквами: «Русим леям!», то есть – «Русские – в море!» Это левые активисты из соседнего кибуца Керем Шалом выражали свое отношение и к нам – «русским» олим, и к идее строительства города на так называемых территориях.

ЯМИТ: КАКИМ ОН БЫЛ

Люся (Номи) БРЕНЕР: Итак, в сентябре 1975 года началось заселение Ямита. Нас, первых жителей нового города было примерно 50-60 семей – наша, русская агуда, группа «американцев», несколько семей из Аргентины и несколько – коренных израильтян. Было построено пять-шесть десятков типовых сохнутовских домиков и школа, заложены большой торговый центр – супермаркет, несколько магазинов, а также матнас, детский сад, синагога и йешива, спортивный комплекс с бассейном, поликлиника. Дома были, в общем-то, обычными – квартира из трех комнат, кухни, ванной и всеми другими удобствами – газ, вода, электричество, солнечные бойлеры и так далее. Необычной была планировка города. Все дома были развернуты и поставлены так, что внутригородское пространство оставалось совершенно свободным от автомобильного движения. Там шли дорожки между домами, было множество детских и спортивных площадок, сквериков, клумб, цветников, зеленых уголков, которые буквально в первый же год, благодаря капельному орошению, поднялись, расцвели, зазеленели. А все автомобильные стоянки и проезжие части дорог были вынесены за внешнюю линию города, по периметру его, так что внутри Ямита машины не ездили. Общегородским транспортом у нас был велосипед. И я, помню, очень гордилась тем, что именно там выучилась ездить на велосипеде и с удовольствием разъезжала на нем по городу.

Надо сказать, что квартиры в Ямите не сдавались в аренду, не выдавались бесплатно. Их надо было покупать. Причем, цены на них были ничуть не ниже, чем в центре страны. Нам, к примеру, чтобы купить квартиру в Ямите, пришлось продать свою в Иерусалиме. Впрочем, отсутствие квартиры на «материке» — в Израиле – было основным условием получения, так сказать, ямитского гражданства. Между прочим, то обстоятельство, что Ямит с самого начала никому не давал никаких оснований для иждивенческих настроений, положительно сказалось на составе населения города. Сюда перебирался жить, как правило, народ молодой, самостоятельный, энергичный, не боящийся трудностей и, главное, — инициативный.

В Ямите был замечательный, уникальный микроклимат. Город стоял на берегу моря, но влажности мы не ощущали. Там в любое время года было сухо и не очень жарко. Зима была очень мягкая, а летом постоянно, как по расписанию, дул ветер. Словом, это была благодать. Ничего похожего на то, что ощущают жители Тель-Авива или других приморских городов Израиля. Наверное, именно про такие места говорят: «райский уголок».

Но человеку для полного счастья кроме хорошего климата нужно, понятное дело, еще кое-что. Например, работа, торговый и медицинский сервиз, ясли и школы для детей, какая-то культурная среда. На первых порах со всем этим были проблемы, и приходилось, прямо скажем, нелегко. Во-первых, как я уже говорила, всем нашим бизнес-проектам не суждено было сбыться, и работу людям пришлось искать, где придется. Но, в конце концов, все как-то устроились. И так получилось, что из всей нашей группы, только у нас с Мишей и у Осипа Премингера оказалось собственное дело. Поскольку у нас уже был годичный опыт работы в магазине – в цархание Натив Асара, нам предложили взять в свои руки ямитский супермаркет, когда он будет построен. Ну, а пока он строился, попросили открыть в одном из выделенных помещений небольшой магазин  — ведь людям нужны продукты, им нужно было что-то есть. И мы согласились, хотя, повторяю, никакого отношения к торговле, никаких представлений о работе в этой сфере мы прежде не имели. Но в тех условиях не приходилось особенно выбирать, надо было как-то выжить, выстоять. К тому же вопрос тогда стоял предельно просто и жестко: если не мы, то кто же? И вот почти год, пока не построили супермаркет, мы с Мишей как белки в колесе крутились уже в новой цархание — ямитской. Об этом можно было бы написать целый роман. Но, впрочем, и вся наша жизнь в Ямите – это большой и увлекательный роман, к сожалению, плохо закончившийся.

Итак, первый год мы худо ли, хорошо ли, но выдержали, выстояли. И хоть было совсем не легко — перебивались, как говорится, с хлеба на квас, ведь от цархании нашей больше убытков было, чем прибыли, да и других житейских, бытовых трудностей хватало, и не только у нашей семьи, естественно, но и у других, жили мы все очень весело, с подъемом и надеждой. Было у нас много веселых праздников, гуляний, застолий. Устраивали и танцы, и представления разные, и розыгрыши, и спортивные соревнования, и походы, экскурсии.

И вот, наконец, закончилось строительство супермаркета. Это было очень красивое, огромных размеров современное торговое предприятие со всеми необходимыми помещениями и приспособлениями, с двухэтажным складом, с лифтом и механическим подъемником. Пока он строился, мы сделали проект его интерьеров, его технического оснащения. Заказали оборудование, причем самое современное, самое красивое. Например, у нас были огромные американские холодильники со стеклянными дверями, каких еще в Израиле не было. У нас были ослепительно сверкающие никелем стеллажи, шкафы, полки, кассовые автоматы и так далее.

Мы открывали наш супермаркет на Пурим. И решили совместить церемонию открытия супермаркета с празднованием Пурима, поскольку лучшего места для этого трудно было придумать. Ярко украсили магазин, которому дали имя «Ямит», соорудили импровизированную сцену, и получился действительно прекрасный праздник – веселый, дружный, молодой. И первое время, пока не отстроился матнас, супермаркет наш был своего рода клубом для жителей города. Сюда приходили, чтобы поговорить, обсудить новости, встретиться с друзьями.

Ну, а когда уже открылся матнас, были построены молодежный центр, синагога, йешива «Ямит», спортивный комплекс, прекрасный бассейн, когда город разросся, и понаехало много новых людей, — началась настоящая жизнь. Помню, вдруг наступил период повальных родов. И на наших дорожках, в наших сквериках и парках только и можно было увидеть, что женщин с колясочками и велосипедистов. Надо сказать, что Ямит был как бы миниатюрной моделью Израиля. То есть, в городе жили люди светские и религиозные, ашкеназы и сефарды, коренные израильтяне и новые репатрианты, причем, почти из всех стран исхода – из США и СССР, Аргентины и Франции, Марокко и Йемена, Эфиопии и Польши, Венгрии и Румынии, из Южной Африки и Канады. Верующие тоже были всех мастей и оттенков. У нас было также много военных, которые служили в Синае, было много людей творческих профессий. И если вначале Ямит был городом исключительно молодежным, то потом приехали люди более зрелого возраста и даже немало пожилых. Например, моя мама, приехавшая из Москвы после нас, считалась «бабушкой Ямита», а репатриировавшегося из Южной Африки, но в прошлом россиянина Макса Дектора – удивительно интересного и энергичного человека – мы все называли «дедушкой» нашего города.

Интересно, что при всем этом социальном, культурном, религиозном разнообразии в Ямите явно ощущалось общегражданское единение, сплоченность, некий городской патриотизм. Наверное, так всегда бывает в новых городах, к тому же нас всех, очевидно, объединяло общее стремление к достойному выживанию здесь, вдали от центра страны, на краю пустыни…

КОММЕНТАРИЙ АВТОРА: Здесь в самый раз привести выражение из Талмуда (трактат «Шаббат»), которое гласит: «Пусть человек селится в городе, недавно построенном, так что день основания его близок, а грехи малы и не успели умножиться...»

Знаменитый иерусалимский мудрец раввин Адин Штейнзальц так комментирует эти слова: «Новое селение предпочтительней, ибо в нем «не успели умножиться грехи» Но относительная безгрешность объясняется в этом случае, повидимому, не только тем, что поселение это было основано недавно, а тем, что в нем царят обычно творческий дух и активность – в противоположность рутине, характерной для старых городов…»

Люси (Номи) БРЕНЕР: Нет, конечно, это не была идиллия, были и проблемы, возникали и улаживались конфликты. Но сейчас, по прошествии многих лет, все они кажутся не такими уж серьезными и глубокими. Например, когда построили здание синагоги, возник спор о том, какой общине она достанется. Сефарды, хотя их было меньше, благодаря своей сплоченности и энергии, настояли на своем праве на синагогу. Ашкеназам выделили место для моления в молодежном центре, реформистам дали комнату в матнасе, а «тайманим» — комнату в синагоге. И так ко всеобщему удовлетоврению конфликт был в конце концов улажен.

В городе ключом била культурная жизнь. К нам на гастроли приезжали лучшие артисты, они выступали на сцене матнаса, была своя замечательная самодеятельность. А какие капустники, вечера смеха мы устраивали! При матнасе действовало много объединений по интересам, там собирались любители поэзии и спорта, коллекционеры и туристы, фотографы и библиофилы. В Ямите выходила очень приличная городская газета на иврите, называлась она «Ямитон». В ней кроме новостей публикались стихи и проза наших местных авторов, в ней было много юмора, шуток, фантазии. И ни у кого никогда не возникало мысли о том, что с городом может что-то случиться, что его могут отдать, разрушить, уничтожить. И что все это произойдет очень скоро. Наоборот, строились грандиозные планы развития города, причем, на самом серьезном, правительственном уровне. Предполагалось построить здесь глубоководный морской порт, который смог бы принимать крупные морские суда. Планировалось со временем довести численность жителей города примерно до 250 тысяч человек.

Вообще, надо сказать, что до Кемп-Дэвида наш Ямит был некой общенациональной, общеизраильской гордостью, образцом, прекрасной моделью нового поселенческого движения, таким прорывом в будущее. Молодой, красивый – образцовый — город в пустыне на берегу моря, а вокруг 16 цветущих – буквально цетущих в песках, ведь там выращивались цветы — мошавов – все это не могло не привлекать внимания множества туристов, пишущей братии, политических и общественных деятелей. К нам приезжали многочисленные делегации, нами гордились, нас любили, нам желали счастья, нас ставили в пример. Помню, когда мы бывали в Иерусалиме или в Тель-Авиве и приходилось стоять где-нибудь в очереди, то люди, узнав, что мы из Ямита, сразу же с уваженим расступались и предлагали идти вперед.

Интересная ситуация сложилась с бедуинами. До начала строительства Ямита это место было совершенно пустынным, там не было ни стоянок, ни каких-либо кочевий бедуинских. Но как только Ямит стал строиться, как только там появились люди, зазеленели деревья – возле нас сразу же появились бедуины, разбившие свой лагерь между морем и городом. Мы, горожане, жили с ними, в общем-то, довольно мирно и дружно. Они приходили за покупками в наши магазины, некоторые из них нашли работу в городе, в том числе двое бедуинов работали у нас в супермаркете. Один из них, по имени Джума, вообще был нашим, что называется, «сыном полка». Будучи сиротой он, работая у нас, постепенно встал на ноги, научился читать и писать, приоделся, подкопил денег – короче, стал человеком. И нам было странно и смешно читать в левой прессе утверждения о том, что не бедуины пришли к нам, а мы захватили бедуинские земли. Мы слышали, что потом, когда мы ушли из Синая, египтяне убили многих из «наших» бедуинов – за то, что дружили с евреями, работали у них…

Михаэль БРЕНЕР: К нам в Ямит приезжали премьер-министры Израиля Ицхак Рабин и Менахим Бегин, все ведущие министры всех правительств, которые действовали в эти годы, все начальники генштаба, многие депутаты кнессета. И все они, в один голос, уверяли, что полуостров Синай навсегда останется израильским, что Ямит будет стоять вечно как символ творческого гения и трудолюбия еврейского народа. Не случайно же именно в Ямите был возведен монументальный мемориал, посвященный всем израильским воинам, погибшим в боях за Синай. Это был величественный и волнующий скульптурный ансамбль, взметнушийся ввысь и видимый издалека на многие километры. Он был своего рода символом самого Ямита и, к сожалению, разделил с городом его печальную судьбу…

«МЫ ПЛАКАЛИ У РАЗВАЛИН СВОИХ ДОМОВ…»

Люся (Номи) БРЕНЕР: В Израиле, насколько я знаю, всегда был общенациональный консенсус относительно Синая и тем более Ямита. То есть, ни в коем случае ни полуостров, ни тем более город не должны быть разменной картой в переговорах с арабами, ни в коем случае нельзя даже думать о том, что они когда-нибудь будут отданы нашим врагам. Так мы все тогда думали и так считали. И когда в 1977 году к власти впервые за долгие годы пришла правая коалиция во главе с Менахемом Бегином, мы еще больше уверились в своем мнении.

Потом в Израиль прибыл президент Египта Анвар Садат, и все были очень рады этому обстоятельству: ну, как же, впервые в истории правитель самой сильной арабской державы пожаловал к нам собственной персоной, может, теперь и помиримся. Потом Бегин засобирался в Америку, в Кемп-Дэвид, на встречу с Картером и Садатом. И перед самым отъездом за океан приехал к нам, в Ямит. И при всем честном народе заявил, что Израиль ни за что не отступит с Синая, что мы ни никогда не отдадим Ямит, что если только в Кемп-Дэвиде возникнут разговоры об эвакуации поселений, он тут же соберет чемоданы и вернется домой. Больше того, он сказал, что когда выйдет на пенсию, обязательно поселится в одном из наших мошавов. Поэтому мы все были совершенно спокойны и уверены, что никакая опасность Ямиту не грозит, что все как-то уладится, и неприятности нас минуют.

Но когда Бегин вернулся из Америки, он вдруг начал говорить о том, что Синай переходит к Египту, что такова цена мира, что придется оставить и Ямит, и все поселения.

И опять у нас никто не поверил в то, что это серьезно, что событие уже свершилось. Все думали, что это может быть просто тактический шаг, ход в переговорах, или какой-то пропагандистский жест. Уж больно все это было дико, нелогично, противоестественно, глупо. Разве для дела мира это нужно — бросать «на ветер» только что выстроенный красавец-город? А нельзя ли чуть переместить линию границы, и вместо Ямита отдать египтянам любой другой пустынный кусок Синая? И если уж Египет так хочет мира, пусть построит рядом с Ямитом свой новый город, пусть на Синае будут стоять рядом если и не города-побратимы, то хотя бы города – добрые соседи. Но что это за мир, если ради него надо уничтожить мирные города и села, дороги и линии электропередачи, плантации цветов и другие сельскохозяйственные угодья, промышленные предприятия и сотни километров дорогостоящих коммуникаций, а самое главное – калечить судьбы тысяч людей? Нет, никто не верил, что мы уже отданы на заклание, что мы уже принесены в жертву «миру» и что скоро нам
и не только не будут гордиться, но нас станут ненавидеть. И так по инерции все мы продолжали жить, работать, развивать свой бизнес.

Но уже появились первые признаки грядущей угрозы. Сначала перестали продавать построенные, уже готовые к заселению квартиры и коттеджи. И заморозили уже начатое строительство третьей и четвертой очереди Ямита – а там был готов нулевой цикл, фундаменты, подвалы, все подземные коммуникации. Остановилось и строительство спортивного комплекса, других общественных сооружений.

Но никто не думал уезжать из Ямита, и никто не уезжал, для всех нас это было просто дико: оставить Ямит! Как можно!? За исключением отдельных, видимо, весьма проницательных и практичных людей, например, директрисы ямитской школы. Но уезжала она ночью, поскольку на покидавших Ямит все смотрели как на предателей.

Понимаете, мы все жили с прежним запалом, запас которого был очень велик, а в верхах уже началось торможение. И такое двусмысленное положение продолжалось почти три года – с 1979 до самой сдачи города в апреле 1982. Конечно, в последний год, когда правительство объявило, что жителям Ямита будут выплачены компенсации за их дома, за их бизнесы, когда в прессе, в обществе началась кампания в поддержку мирного договора с Египтом и нашего отступления с Синая, нам всем стало ясно, что процесс необратим, что нашей жизни здесь пришел конец.

И странное дело. Общественное мнение как раз в это время круто, будто по команде, изменило свое отношение к нам, жителям Ямита. Изменило на 180 градусов. Если раньше нами гордились, восхищались, нас любили, то теперь про нас стали писать всякие гадости. Что все мы приехали сюда исключительно из-за денег, что мы алчные корыстолюбцы, что мы ни за что ни про что получаем баснословные суммы, что мы беззастенчиво грабим бедное государство, что мы не патриоты Израиля и только срамим Отечество. Психологически такую перемену в общественном настроении понять можно. Израиль пожертвовал нами ради мира с Египтом, нас по существу отдали на заклание. А если говорить еще откровеннее – нас просто предали. А того, кого предают, невозможно любить, к нему относятся враждебно, его ненавидят. Так получилось и с нами…

В этом, между прочем, заключен и ответ (хотя и не полный, конечно) на вопрос, почему мы не сопротивлялись, не боролись, почему не отстояли город? Да потому, во-первых, что нас именно предали, оставили на поле боя, мы оказались в положении военнопленных. В пылу всеобщей эйфории «мирного процесса» власти, да и массовое сознание пренебрегли такой «мелочью», как полуостров Синай, территоррия которого по площади больше всего остального Израиля, полуостров с богатейшими запасами нефти и газа, с отстроенными на нем городами и поселениями, в которых уже жило около пяти тысяч израильтян. Полуостров, который был дважды завоёван Израилем в ходе не захватнических, а оборонительных и не нами развязанных войн, полуостров, политый кровью тысяч еврейских солдат. Синай и Ямит отдал египтянам не только и не столько Бегин, сколько государство Израиль, кнессет, большая часть общества. Против соглашения в Кемп-Дэвиде проголосовали лишь три депутата кнессета из 120! Это Геула Коэн, Моше Аренс и Ицхак Шамир. Честь им и хвала, конечно. Но что могла сделать столь малая группа депутатов, которая, собственно, и отражала соотношение сил в обществе, выступавших «за» и «против» отступления с Синая!

Справедливости ради надо сказать, что поселенческая организация «Гуш Эмуним» создала движение протеста «Остановить отступление в Синае!», которое пыталось как-то повлиять на решение властей, на общественное мнение. Чтобы поддержать нас, в Ямит приезжало много людей, в основном это были учащиеся йешив. Они устраивали демонстрации протеста, многие из них поселились в пустующих домах и не хотели выходить из них до последнего часа, так что солдаты вынуждены были изгонять их оттуда силой. И все-таки это была капля в море. К тому же даже эти люди не были вполне убеждены, что победа возможна. Помню, у нас в доме собрались лидеры движения «Остановить отступление в Синае!» Ханан Порат, рав Друкман и другие. Мы сидели, разговаривали и вдруг почувствовали, что и у них нет твердой решимости стоять грудью за Ямит. Они говорили: «Хорошо, ну, вот здесь мы отойдем, но уж в Иудее и Шомроне на этом примере мы им покажем, оттуда мы не сдвинемся» И у нас открылись глаза: «Как, значит, здесь можно, а там не свдинемся?»

Конечно, если бы на дороги, ведущие к нам и перекрытые армией, вышли бы сотни, тысячи людей и сказали бы: «Не отдадим Ямит!», тогда бы точно Ямит не отдали. Но не было ничего этого. Не было, потому что большинство народа, увы, было за отдачу Синая. В этом-то и была наша драма, в этом-то была и драма всего Израиля, что, как я надеюсь, сегодня уже все понимают…

КОММЕНТАРИЙ АВТОРА: Как тут не вспомнить откровения президента Египта Анвара Садата, высказанные им в октяброе 1980 года в интервью газете «Нью-Йорк Таймс»: «Бедный Менахем (Бегин), у него свои проблемы… В конце концов, я получил обратно Синай и нефтяные поля Альма, а что получил Менахем? Клочок бумаги». А стратегические цели арабского мира тот же Садат сформулировал еще в 1975 году: « Наше правительство стремится вернуться к границам 1967 года. Затем следующее поколение возьмет ответственность на себя.

Профессор Пол Эйдельберг в своей замечательной книге «ЕВРЕЙСКАЯ ГОСУДАРСТВЕННАЯ МУДРОСТЬ: ЧТОБЫ ИЗРАИЛЬ НЕ ПОГИБ» пишет: «Если правительство Ликуда пожертвовало Синай с его разработанными Израилем нефтяными полями, сверхсовременными авиабазами и 15-миллиардной инфраструктурой, не сумев при этом удержать маленькое еврейское поселение Ямит, — ради того, что Анвар Садат издевательски назвал «клочком бумаги», то это едва ли признак непримиримости. Что же тогда можно сказать о правительстве Аводы, которое стремилось сдать Иудею и Самарию главарю банальной террористической организации?»…

На самом деле, не столько еврейская непримиримость, сколько еврейская слабохарактерность настраивает народы против Израиля, хотя они сами этого не осознают. Заявить, как это делали «ястребы» Менахим Бегин и Ицхак Шамир, что «все может быть предметом переговоров», означает признать, что у нас нет ничего святого, что Израиль можно купить…»

В разговоре со мной профессор П.Эйдельберг  — президент американо-израильского Фонда за конституционную демократию, автор ряда книг по актуальным проблемам Ближнего Востока, в том числе и книги «Стратегия Садата» — рассказал, что он разговаривал с М.Бегиным накануне его поездки в Кемп-Дэвид и что премьер-министр признался ему тогда: «Я чувствую, что Садат воткнет мне нож в спину». По мнению П.Эйдельберга проблема «слабого характера» М.Бегина  — лишь одна, да и то лишь частная причина подписания соглашений в Кемп-Дэвиде. Главнвая причина – в слабости всего правительства Израиля, где министром иностранных дел был генерал Моше Даян, а министром обороны – генерал Эзер Вейцман.

— В Синае, – сказал Пол Эйдельберг, — мы еще раз доказали, что не можем выиграть ни одной войны – мы все равно все отдаем. А что получили взамен? Нобелевскую премию для Бегина да хлопок по плечу: вы, мол, хорошие ребята!

Нобелевская премия мира! Действительно, какая ужасная, какая издевательская ирония: шесть нобелевских премий мира присуждено за якобы урегулирование арабо-израильского конфликта, а здесь, у нас не только не пахнет миром, но текут, не скудея, потоки крови. Кто ответит за этот абсурд? Шведская академия? Евросоюз? Лига арабских стран? Соединенные Штаты Америки? ООН? Бездарные правители Израиля? Или все мировое сообщество? Только Бог, наверное, знает ответ на этот вопрос…

Воистину прав был пророк Иеремия, когда восклицал: «РАНЫ НАРОДА МОЕГО ВРАЧУЮТ ОНИ С ЛЕГКОСТЬЮ, ГОВОРЯ «МИР! МИР!» — А НЕТ МИРА»

Люся (Номи) БРЕНЕР: И вот наступил этот день  — 31 марта 1982 года — день, когда началась эвакуации, очистка Ямита от жителей, от домов, от всего, что сделано руками человеческими. Представьте себе: город, который холили, в котором лелеяли каждый цветок, каждую клумбу, где не было ни соринки, город, в который никогда не заезжали не только грузовые, но даже легковые автомобили, вдруг наполнился десятками огромных грузовиков, и все потонуло вокруг в грохоте и смраде. Тяжелые колеса ломали заграждения и барьеры, раздавливали, вминали в землю тротуары, газоны, дорожки, клумбы, уличные фонари.

Люди выносили из домов вещи, загружали в кузов какую-то их часть, и не выдерживали напряжения – оставляли половину вещей на земле и стремительно уезжали прочь из города. Это было похоже на повальное бегство. За каких-то пару дней Ямит покинуло большинство жителей. В городе отключили электричество, воду, газ. И он превратился в город-призрак, город-привидение. Это было жуткое зрелище: на дорожках, аллеях, скверах ни одной живой души, если, конечно, не считать множества брошенных кошек и собак, безнадежно ищущих своих хозяев. А по ночам арабы и бедуины приходили грабить опустевший, вымерший, беззащитный город.

Лишь около десятка семей оставались в своих домах, никуда не уехали. Мы тоже решили оставаться до конца – честно говоря, мы все еще очень надеялись на чудо, на то, что еще что-то изменится. В те дни тогдашний министр обороны АриэльШарон полетел вдруг в Египет на какие-то переговоры, и в нас затеплилась надежда, что, может быть, вот сейчас будет остановлено это безумие. Но безумие остановлено не было. И осуществлять его пришлось генералу Шарону.

КОММЕНТАРИЙ АВТОРА: Как писал в статье «Прощание «Бульдозера» («Вести-2» за 26.03.2002 г.) журналист Александр Риман, «Шарон… безоговорочно выполнил распоряжение Бегина, хотя не мог не понимать символическое значение акта разрушения Ямита и насильственной эвакуации его жителей: впервые после Второй мировой войны евреев вышвыривали из собственных домов, и делал это никто иной, как генерал израильской армии». Генерал, «приказавший своим солдатам насильно стаскивать сограждан с крыш и балконов осиротевших домов Ямита…».

Люся (Номи) БРЕНЕР: До конца оставались в Ямите также Осип и Таня Премингеры с двумя старшими дочерями, Ави и Лариса Фархан с четырьмя детьми, раввин, руководитель городской йешивы Исраэль Ариель с женой и шестью сыновьями. Кроме того, в Ямите оставались люди, приехавшие поддержать нас, в основном молодые ребята, учащиеся йешив, а также часть жителей соседних мошавов, тоже к тому времени разоренных, эвакуированных. Они разместились в новых, но пустовавших, так и не заселенных зданиях. И вот, когда начался «пинуй», солдаты стали выгонять их, чтобы приступить к разрушению домов. Но ребята сопротивлялись, не хотели выходить добровольно. Некоторые забаррикадировались, некоторые, например, сыновья рава Ариэля, приковали себя цепями к батареям, к кроватям. Солдаты получили приказ освободить здания силой. Молодые люди – израильские солдаты и солдатки – должны были выворачивать руки своим же сверстникам, своим братьям и сестрам и тащить к автобусам, которые потом вывозили их из Ямита. И это было ужасно. Многие солдаты плакали. Плакали и волокли, тащили людей.

А потом… Потом бетонные стены опустевших домов разрушались ударами мехнических молотов -патишей, которые сотрясали землю, подымали столбы пыли. Город покрылся тяжелым серым маревом. Все вырывалось с корнем, выкорчевывалось, распахивалось. Ямит был растоптан, как будто над женщиной надругались. Делалось все то, чего не надо было делать, нельзя было делать. Я не могу найти слов для этого. Мы все тогда были как будто примороженные, отупевшие, оцепеневшие…

На крыши домов, на водонапорную башню забралось немало молодых людей. Солдаты соорудили большую лестницу и стали подниматься, чтобы снять их силой. Но те начали обливать солдат водой, бросать в них, все, что попадалось под руки. Тогда армия сделала так. Краном поднимали на крышу железную клетку, загоняли туда людей и краном же спускали клетку с людьми на землю.

Когда разрушали здания, и стены рушились, дома раскрывались, как коробки, как какие-то театральные декорации. И видно было все, что внутри квартиры – лампочки висят, картины на стенах забытые, мебель какая-то, кухни, посуда, все-все. А вокруг ползают бульдозеры и утюжат все эти завалы. Мы сидели в своем доме, а все вокруг рушилось и обнажалось. И вот мы видим – вдалеке дом Осипа стоит, и они тоже все сидят и смотрят на весь этот «сюр».

Помню, в один из этих последних дней ночью прибежал к нам директор садоводческой школы, расположенной рядом с Ямитом. Прекрасная была база. Там разводили разные экзотические деревья, цветы, туда все время приезжали туристы, экскурсанты, это была визитная карточка приморского Синая. И вот этот солидный, взрослый человек дрожал и рыдал, как ребенок. Я никогда такого не видела. «Всё, все кончено, — говорил он сквозь слезы, — все разрушено, все уничтожено, я ушел оттуда последним». Он переночевал у нас, а наутро уехал из Ямита.

Никогда не забыть мне и слезы Якова Зайдэ – человека, который строил Ямит с первого колышка и до крыши последнего дома, человека который пережил ужасы Катастрофы, был узником концлагерей…

Еще до того, как наступил день Х — день «пинуя», наша шестилетняя дочь Ализа, которую мы отправили вместе с моей мамой в Иерусалим, вдруг решительно захотела вернуться к нам. Её повезли в Ямит, но подъезды к городу были перекрыты, и туда уже никого не пускали. Мы подъехали к воротам и видим: солдаты из рук в руки передают, как эстафету, нашу Ализу. Наконец, она попадает в наши объятия. И так до самого последнего дня в Ямите, она и наш годовалый сынишка Ариель оставались вместе с нами. А старший – Аарон учился в это время в авиационном училище на севере страны.

Но вот пришел и наш черед. Перед этим мы помыли, вычистили пустой наш супермаркет, все оставили в нем – холодильники, шкафы, полки, кассовые аппараты — закрыли на замок и отдали ключи военным. И даже увидели, как его начали крушить бульдозерами. Но смотреть на это мы, конечно, уже не могли. Потом к нашему дому пришел какой-то военный, высокий чин и говорит: «Завтра я вам пришлю армейский грузовик, мы вас погрузим и эвакуируем». А сам чуть не плачет. Но тут я взвилась: «Не надо нам никакого вашего грузовика. Мы сами, по своей воле сюда приехали, сами и уедем». Попросили одного нашего знакомого, чтобы он прислал нам грузовик. Приезжает на следующий день автомобиль. За рулем араб. Но лицо его безумное. Он видит, что кругом творится что-то ужасное, и не понимает ничего. Солдаты тащат евреев за руки и за ноги. Везде завалы, бульдозеры утюжат развалины домов, над городом стоит серое марево. Водитель страшно перепугался, тут же развернулся и уехал. Потом пришел другой грузовик. Водитель и грузчики  — тоже арабы, но совсем незнакомые. Мы загрузили свою машину, у нас был «Опель» – такой большой «стэйшен». А в грузовик положили балки, окна, двери – деревянные детали нашего дома, все, что Михаэль успел разобрать. И это то, что осталось от нашей замечательной деревянной пристройки к дому. Ее мастерски и с любовью сделал наш друг Осип Премингер, известный в Израиле как «столяр из Ямита», который принципиально отказался от компенсации за эвакуацию из Синая в знак протеста против насильственного трансфера евреев из своей страны. В грузовик я поставила и специально приготовленный ящик с питанием для нашего годовалого Арика. Сели мы в машину, а двинуться не можем: кругом завалы бетона, щебня, арматуры. Но тут подошел бульдозер (благо их там было много), и прямо на наших глазах разрушил забор, дерево свалил огромное, росло у нас во дворе, расчистил проезд, и мы тронулись в путь. Оглянулись мы на Ямит в последний раз, а там ничего не видно: сплошное марево стоит над городом…

Ехали до Иерусалима несколько часов, грузовик с вещами отстал где-то по дороге, а когда догнал нас, оказалось, что половина вещей пропала, в том числе и ящик с Арикиным питанием. Был уже вечер, когда мы усталые, измученные подъехали к дому, где нам сняли квартиру. С кучей вещей, с Ариком и Ализой втискиваемся в лифт и едем наверх. А в лифт вместе с нами зашел какой-то мужчина. И вот он зыркает так недовольно на нас и говорит с явной неприязнью: «Неужели нельзя было утром или днем переехать, чтобы не беспокоить жильцов понапрасну?» Я смотрю на него, как на инопланетянина какого-то, и передо мной проходит весь этот безумный сегодняшний день: дымящиеся развалины Ямита, последняя надежда на чудо, испуг и немой вопрос в глазах детей, жуткое прощание с городом, которому отдано почти десять лет жизни, длинная дорога в Иерусалим — и теперь эта вот нелепая претензия благообразного господинчика. Ну, что я могла сказать ему? Потом я вышла в магазин купить продукты, смотрю: все так странно — горят цветные лампочки, фонари, люди ходят нарядные, смеются беззаботно, шутят, разговаривают, и никому нет ровным счетом никакого дела до того, что где-то там, в Синае только что разрушили, растоптали целый еврейский город, исковеркали судьбы нескольких тысяч людей, которые не скоро еще придут в себя и вряд ли когда-нибудь смогут забыть все, что произошло с ними в Ямите…

ЧТО БЫЛО ПОТОМ

Жизнь, конечно, продолжалась. Но пепел Ямита, как говорится, стучал в их сердцах. Почти десять лет жизни, полных отчаянной борьбы и труда, помыслов, усилий и надежд, были нагло растоптаны, пущены на ветер, в распыл. Такое нелегко снести, перемочь, пережить. Ничего не радовало Бренеров в Иерусалиме, ни о чем и ни с кем не могли они говорить: свежая, дымящаяся рана жгла, не давала покоя. И когда среди бывших жителей Ямита родилась идея создания Алей-Синая – нового поселения в память о поверженном Синае, Бренеры были первыми, кто сразу же согласились ехать и вновь начинать все с нуля. Не дожидаясь, да и не спрашивая официального разрешения, Люся и Михаэль вместе с еще одной семьей – Ави и Ларисы Фархан — выехали, что называется, в поле. Потому что на том живописном песчаном холме недалеко от моря и границы, где должно было народиться новое поселение, действительно не было ничего. Кроме вросшего в песок разбитого автобуса и двух армейских караванчиков без окон и дверей. Но, как говорится, охота пуще неволи. Уж больно хотелось Бренерам участвовать в освоении своей страны, в создании на земле Израиля нового поселения. И если эксперимент в Ямите окончился трагически, хотя, разумеется, и не по их вине, то в Алей-Синае они победили. Бренеров и Фарханов по праву следует считать основателями этого ныне разросшегося цветущего и красивого еврейского поселения на границе с палестинской Газой.

И хотя через год, когда они уже всё обустроили в Алей-Синае, вложив туда немало и собственных средств, и сил, и нервов, когда уже несколько десятков новых семей приехали жить в поселение, Бренеры уехали из Алей-Синая, свою программу-минимум в Израиле они выполнили. Ну, а программу-максимум их семья продолжает с Божьей помощью творить и сегодня. Сейчас Бренеры живут в небольшом поселении Элазар, что в Гуш-Эционе, и активно осваивают его. к. Почти сразу после Ямита Бренеры вернулись к вере своих дедов («хазру бе-тшува») и родили еще одного сына – Давида-Йонатана. Теперь у них четверо детей и столько же внуков, которых подарил родителям старший сын Аарон – Роник вместе со своей женой Майей. Он закончил технический колледж, отслужил в Армии обороны Израиля, стал офицером и сейчас успешно занимается бизнесом. Ализа окончила университет, ведет на радио «Коль Исраэль» свою авторскую программу о еврейской культуре. Арик-Ариэль работает в компьютерной фирме как специалист по наладке этих умных машин, а самый младший – Давид-Йонатан еще учится в школе.

Михаэль часто вспоминает своего мудрого деда, который в самый разгар войны учил его ивритским буквам. Недавно усилиями Бренера на старом еврейском кладбище в Томашполе был восстановлен памятник на могиле его деда Авраама.

Есть в пространстве памяти Бренеров некий, если не потайной, то, во всяком случае, заповедный уголок, куда не часто открывают они калитку, потому что там много горечи и много печали. На калитке той написано: «Синай, Ямит. 1973-1982 годы».

…А на полуострове Синай и в том месте, где когда-то лежал город Ямит, Бренеры так больше никогда и не были…

Март-апрель 2002 года

ЯМИТ— 82: ПЕРВАЯ ЖЕРТВА «МИРА»

Осип Премингер – известный в Израиле «столяр из Ямита» и мой друг 30-летней давности – очень не любит ворошить старую рану – уход Израиля из Синая, варварское разрушение молодого города Ямита, который Осип строил своими руками и где были у него с Таней свой дом и своя мастерская, где родилась их четвертая, самая младшая дочь Аня, где мощно и весело начала прорастать новая жизнь первых граждан этого прекрасного приморского города в Синайской пустыне.

Двадцатая годовщина тех печальных событий стала поводом к тому, чтобы Осип после наших с Таней (его женой) настойчивых просьб, наконец, заговорил. Заговорил в свойственной ему ироничной, подчас иносказательной, подчас парадоксальной манере. Он начал издалека – с завоевания Сибири Ермаком. Может быть, потому что Осип и сам был сибиряком, правда, невольным. Перед самой войной советская власть выслала его родителей из Черновиц в Сибирь, в Томскую обасть, а сам Осип родился в небольшом городке Колпашево в 45-м году и прожил там немало лет.

— Освоение Сибири Ермаком, — говорит он, — не идет ни в какое сравнение с моим освоением Ямита. И напоминает о том, что слово «освоение» происходит от слова «свой», то есть, освоить – значит сделать своим. – Известно, как Ермак «освоил» Сибирь для России, известно, как Россия в свое время «осваивала» ту же Чечню (и продолжает «осваивать» до сих пор), Курилы, славный город Калининград-Кенигсберг, немало других территорий. И, конечно же, никуда отступать с них не думает. Более того, об этом непозволительно даже и мечтать. Есть в мире немало других примеров подобного освоения. Скажем, Фольклендские (Мальвинские) острова, «освоенные» Англией под самым боком у Аргентины.

Освоение же Синая оказалось не столь успешным. Вообще отступление в Синае – труднопонимаемое событие – задумчиво говорит Премингер…

— Как же все происходило, напомни, Осип?

В 1977 году к власти в стране пришел блок правых партий во главе с Ликудом. Коалицию возглавил Менахем Бегин. Новый глава правительства быстро пригласил в свою команду «мапайника» Моше Даяна, отдал ему пост министра иностранных дел и послал туда-сюда. Были разные встречи: с Чаушеску, с королем Марокко… В такой вот ситуации прибыл в Иерусалим президент Египта Анвар Садат. Ему что-то пообещали, и он приехал. В аэропорту все его встречали с почестями – правые, левые и… кому не лень. Постелили ковровую дорожку, жали ему руку, говорили любезные речи. Садат выступил в Кнессете с довольно агрессивной речью. Египетский лидер говорил об Иерусалиме, называя его Аль-Кудс, как о колыбели палестинской культуры, он требовал отступления Израиля со всех завоеванных территорий. Садат говорил, а внимательные слушатели его как бы слушали и не слышали. Как бы там ни было, дело дошло до переговоров в Кемп-Дэвиде, а кемп-дэвидские соглашения привели нас к эвакуации…

Менахем Бегин перед началом переговоров приезжал в Ямит, выступал на площади перед всем честным народом и сказал: «Если в Кемп-Дэвиде будут говорить об эвакуации поселений, я соберу чемоданы и уеду». Полетел Бегин в Кемп-Дэвид, собирал он там чемоданы или нет, но вернулся из Америки с соглашениями о полном отступлении из всех поселений. Каковое и состоялось весной 1982-го. К этому времени мы прожили в Синае семь лет. А некоторым поселениям было уже и десять лет…

Есть поселения, есть какая-то жизнь, образуются связи, отношения. Для многих Ямит был первым домом в Израиле. Молодые люди. Новые эмигранты. И даже для многих коренных израильтян это был первый дом. Кто-то родился в Ямите, некоторые успели умереть. Были среди жителей Ямита и те, кто завоевывал Синай, воевал там. Словом, было население. И в эмоциональном смысле — уходить было очень неприятно.

Вообще отступление – весьма неприятная вещь. Нельзя сказать, что это проходило с восторгом. Если, скажем, принимали Садата в аэропорту с некоторой эйфорией, то есть, было некоторое волнение, праздник был такой, то отступление с Синая было принято народом неприязненно. И неприязнь эта странным образом изливалась на поселенцев – врагов народа. Средства массовой информации сконцентрировали свой желто-праведный интерес на жителях Ямита. Ямит был самым крупным поселением в Синае, ближе к центру страны, журналистам было проще туда добраться. Город стал как бы символом оступления…

Сулили три премьера – Голда Меир, Рабин, Бегин: Ямит будет городом с полумиллионным населением, с глубоководным морским портом и так далее..

Суета посул и томление духа…

Я могу только сказать, что мы были весьма опечалены таким поворотом событий. С точки зрения демократии все было в порядке – большинство израильтян было «за» — лишь бы их не трогали. Сопротивление было мизерным и, можно сказать, искусственным. Поселенческая организация «Гуш эмуним» при парадоксальном содействии правящих кругов (включая финансирование) организовала движение «Остановить отступление в Синае!»…

Местное сопротивление – скажем, жителей Ямита – было ничтожным. Речь шла только о том, когда и сколько денег получить в качестве компенсации материального ущерба. Наше сопротивление было задушено, поскольку мы оказались как бы заложниками…

Трудно было бороться против отступленимя, когда весь твой дом и добро были заложены – ни продать, ни двинуться куда-то нельзя, ибо компенсация за оставляемое имущество была в руках правительства. Действительно, речь шла только о том, сколько денег… И это муссировалось в прессе с соответствующими акцентами и комментариями. Неприязнь к жителям Ямита была повальной. И какие бы суммы они ни получали, цены на квартиры росли быстрее (из-за слухов и той же прессы). К тому же тогда была инфляция 10-15 процентов в месяц, назревал также крах банковских акций, и… не многие вернулись с поля...

По прошествии лет пресса наоборот начала нас жалеть, стали писать о числе разводов среди бывших жителей Ямита, о стрессах, сердечных приступах, понесенных убытках, потерянных на бирже деньгах и так далее…

Словом, отсупление – это печальное явление. Нет героев. В лучшем случае есть интервьюируемые, вроде твоего собеседника. Город был разрушен до основания: распахали бульдозерами за несколько дней, а что не пахалось, то взрывали…

Египтяне предлагали заплатить за Ямит 80 миллионов долларов. Это стоимость сооружений и коммуникаций. Земля-то как бы их. Но правительство наше отказалось. Вразумительного ответа на вопрос, почему же был разрушен город, я так и не получил. Да и спросить-то вроде некого было.

— Давай, тебя спросим…

— Я думаю, это был некий театральный, драматический жест. Мало того, что правительство не взяло хоть какие-то деньги от египтян (80 миллионов долларов это, согласись, лучше, чем ничего), но и затратило огромные деньги на разрушение поселений. Словом, некоммерческое было мероприятие – на первый взгляд…

И в этом плане я могу понять правительство, потому что наша семья также – некоммерчески – отказалась от компенсации. Что вызвало очень пристальный и здоровый интерес журналистов к нам. Вместо того, чтобы докапываться до причин разрушения города, они пытались неуклюже объяснять причины нашего отказа. Подход был в основном желто-зеленый. То есть, сколько долларов предлагают, и от какой суммы мы отказываемся. Но почему ничего не взяли за Ямит, а разрушили его — этим никто не интересовался. А могли бы ведь, как в Шарм-а-Шейхе, точнее, в Офире, опустить флаг, поднять другой и тихо-мирно уйти.

Тема театрального спектакля, трагикомедии в Ямите была халтурно освещена в средствах массовой информации. Ангажированные журналисты сняли все это на пленку, расписали в газетах. Часть событий была героизирована, а жители Ямита – демонизированы – мол, они хотят урвать у бедного государства, которое и так пострадало.

Короче говоря, это было жертвоприношение. Мы были козлами для заклания. Естественно, что жертву надо не очень любить, чтобы ее благополучно зарезать...

— Постой, постой Осип, а что ты имел в виду – «некоммерческое мероприятие на первый взгляд»?

— Предполагаю, что театрально-некоммерческие приемы государства – заклание Ямита, вырывание дерев и поселенцев – привела к существенному коммерческому преимуществу – в рамках небезызвестного «шнора». Не исключено, что заокеанские миротворцы, они же – благотворители делаваров и могикан — за вандализм дали больше, чем наши бедные соседи хотели дать – за дома, дороги и теплицы…

— Осип, а как ты думаешь, история Ямита и Синая в целом может послужить каким-то уроком в нынешней ситуации? Проще говоря, отдадут Иудею и Самарию, отдадут Иерусалим или нет?

— Все в руках Божьих. Может быть, все будет тихо-мирно, как в Шарм-а-Шейхе: опустим израильский флаг, они поднимут свой и спокойно разойдемся. А может, затеют какой-нибудь спектакль, вроде ямитского. Как знать?… Знаю только, что отступление – это печально, неприятно…

— Осип, если бы сейчас были бы выборы премьер-министра Израиля и депутатов Кнессета, кому бы ты отдал предпочтение, за кого бы проголосовал?

— За тех, кто в пути! За разрушенные города и села! За поруганных жен и дочерей!

Осип делает некоммерческий жест и швыряет пустую банку из под пива «Маккаби» в мусорный бак, наполненный стружками и обрезками дерева…

— В урнах решится наша судьба…

Осип улыбается, а я думаю: шутит он или и впрямь проголосует в мусорный бак…

2001 г.

ИЗ BОСПОМИНАНИЙ ИННЫ ВАСИЛЬЕВНЫ НОВОЖИЛОВОЙ – МАТЕРИ ТАНИ ПРЕМИНГЕР

ЯМИТ (МОРСКОЙ)

В Израиле дети жили уже в Ямите – прелестном новом городке, построенном на берегу моря в Синае, южнее Газы. Застроен он был или небольшими домиками в две-три комнаты, или двухэтажными домами. Мастерские, рабочие помещения были вынесены далеко за черту города, и по Ямиту не ездила ни одна машина. Были там и детский сад, и школа, и бассейн. Конечно, синагога, банк и торговый комплекс.

Воздух был чист и прозрачен. Высились стройные пальмы – их пересаживали сюда уже большими из других мест, пышно и ярко цвел кустарник, распускали свои лепестки душистые розы. Вдали в дымке синело Средиземное море, куда ходили купаться пешком по дороге, вдоль которой располагались бедуинские торговые палатки, где можно было купить свежие фрукты и овощи, выращенные тут же невдалеке.

Жили в Ямите по преимуществу молодые семьи, которые приехали из других городов Израиля по приглашению правительства. Всем им давалась ссуда на покупку жилья на льготных условиях. Осип с Таней приобрели небольшой одноэтажный домик из трех комнат, который Осип потом расширил, пристроив большой салон и веранду. На работу в свою мастерскую, расположенную в нескольких километрах от города, Осип ездил по дороге, вдоль которой цвели розовые миндальные деревья, а в кузове грузовичка у него всегда гордо сидел Мики – большой рыже-коричневый пес, преданный и умный. Он сам запрыгивал в кузов без приглашения, как только почувствует, что Осип собирается уехать…

МИРНЫЙ ДОГОВОР

В один из дней 1977 года диктор сообщил, что в Израиль на днях прибывает президент Египта Анвар Садат. Он собирается вести переговоры с израильским правительством относительно заключения мира между Египтом и Израилем в одностороннем порядке в обмен на территории. То есть, при заключении мирного договора Израиль должен отдать Египту завоеванные во время войны 1967 года территории.

Я подумала: значит и Ямит перейдет в руки Египта. Что же в этом случае будет с городом, с людьми? Весь Израиль замер в ожидании.

В день приезда Садата, а он должен был ехать через Беер-Шеву, толпы людей вышли на дорогу его встречать. Ждали долго, сначала стоя, а потом расселись прямо на земле вдоль дороги, кто под куст, кто под дерево – этот город в пустыне был удивительно зеленый, израильтяне с любовью рассаживали и поливали все посадки – а кто и просто под солнцем. Я решила тоже пойти посмотреть правителя Египта. Но вскоре, не вытерпев, ушла домой, и сделала правильно, так как он даже не остановился в Беер-Шеве, а поехал сразу в Иерусалим.

И вот начались переговоры: отдать – не отдать; заключить мир – не заключить. И как обычно в Израиле – половина населения «за», а половина – «против». Потом переговоры были в Египте, затем в США, в которых активное участие принимал президент США Джимми Картер.

М.Бегину, премьер-министру Израиля, в то время было очень трудно принять какое-либо решение. Он долго колебался, но, наконец, его уговорили. «Достали», как говорится. Все, договор заключен. Шел 1979 год. Через три года Синай возвращается Египту, а, значит, и Ямит. В результате этого решения М.Бегин заболел и вскоре вышел в отставку.

А Садат… Садата убили свои, египтяне, которые были против мирного договора. Это была цена за мужественный поступок президента, за его бессмертие. (Можно, оказывается, и так оценивать «вклад» египетского правителя в «дело мира» на Ближнем Востоке! – А.Б.)

РАЗРУШЕНИЕ ЯМИТА

Прошло три года с тех пор, как был подписан мирный договор между Египтом и Израилем. Пришла пора отдавать Синай, а затем и Ямит, молодой цветущий город. Но, отдавать Ямит – это значит, разрушить его. Купить его целиком египтяне не смогли или просто не захотели. Тогда израильтяне решили его разрушить, уничтожить – слишком больно было бы видеть его в чужих руках, да и соблазн большой…

В день трагедии десятки, а может быть, и сотни бульдозеров, пожарных машин и даже танков вошли в город и начали свою разрушительную работу. Я с двумя младшими внучками в это время сидела перед телевизором в Беер-Шеве и наблюдала весь этот жуткий процесс. Лея – старшая — заливается слезами, и я даю ей успокаивающие таблетки, которые ей не помогают. Аня еще маленькая, до нее не доходит весь ужас событий, она лишь недоумевающе смотрит на экран: — Это наш дом? Почему его ломают? А вот папа с Таней!

На экране крупным планом показывают глаза Осипа, наполненные слезами… Рядом Танюша, по её щекам тоже катятся слезы… Народ сопротивляется изо всех сил: бросают чем попало в солдат, перегораживают дороги к домам, стаскивают водителей с машин и бьют… Бьют всех, кто попадает под руку, уже не думают, кто виноват во всем происходящем. Но бесполезно: тяжелые бездушные машины идут напролом, солдаты поливают народ пеной из пожарных шлангов… И к вечеру от города остаются одни руины, остаются плач и страдание.

Да, город был, но теперь его нет, он остался лишь в памяти и сердцах людей. Конечно, населению обещали и дали большие компенсации, но деньги разве решают все? И были люди, что отказались от компенсации…, и были люди, у которых сердца и нервы не выдержали…

Семья Осипа переехала сначала в ближайший мошав (деревню), а потом сняла квартиру в центральной части Израиля. Им надо было опять все начинать сначала…, у них не было ни своей квартиры, ни мастерской, ни работы и лишь… молодость и большая воля к жизни…

УРОКИ КЕМП-ДЭВИДА, 
    или Почему наши премьеры боятся Вашингтона больше, чем Всевышнего

ИНТЕРВЬЮ С ПРОФЕССОРОМ ПОЛИТИЧЕСКОЙ ФИЛОСОФИИ ПОЛОМ ЭЙДЕЛЬБЕРГОМ

Корни наших нынешних бед и проблем нужно искать в кемп-дэвидских соглашениях 1979 года, — считает профессор политической философии из Иерусалима Пол Эйдельберг, давно и глубоко изучающий одну из самых странных и малообъяснимых страниц в новейшей истории Государства Израильского.

Ради заключения сомнительного мирного договора с Египтом отдать противнику, поверженному нами на поле боя в оборонительной войне, полусторов Синай, по площади значительно больший, чем все Государство Израиль, и при этом собственными руками разрушить построенные на Синае город Ямит и еще 16 еврейских поселений – такое невозможно уложить в рамки здравого смысла, элементарной логики и даже какой-либо политической целесообразности.

Как же и почему все это происходило? С этого вопроса и началась наша беседа с профессором Полом Эйдельбергом – президентом Фонда за конституционную демократию на Ближнем Востоке, членом консультативного совета Ариэльского центра политических исследований и редколлегии израильского политического журнала «Натив», автора книг «Стратегия Садата», «Демофрения: Израиль и болезнь демократии», «Иерусалим против Афин», «Еврейская государственная мудрость: чтобы Израиль не погиб» и множества других.

МЕНАХЕМ БЕГИН: «Я ЗНАЮ, ЧТО САДАТ ВОТКНЕТ МНЕ НОЖ В СПИНУ»

— Прежде всего, — начал П.Эйдельберг, — я хочу сказать о моем собственном участии в этом вопросе.

За неделю до того, как Садат приехал сюда, в Израиль, а это было 19 ноября 1977 года, я связался со своим другом генералом Хаимом Ласковым, который был в свое время начальником генерального штаба Армии Обороны Израиля, с тем, чтобы через него предупредить правительство о той опасности, которую, как я был убежден, представляет для Израиля египетский президент Анвар Садат. С Ласковым встретиться в тот момент не удалось, и я вышел на советника М.Бегина по арабским делам профессора Моше Шарона. Я сказал ему, что переговоры с Анваром Садатом чреваты невероятной опасностью для Израиля. На что Моше Шарон мне ответил: «Риск, конечно, есть, но игра стоит свеч»…

Садат, как я уже сказал, приехал в Израиль 19 ноября, а на следующий день, 20 ноября, он выступил с речью в Кнессете. Речь полностью транслировалась по радио, он говорил по-арабски, но она переводилась и на английский язык, и я внимательно ее слушал. Анализ этой речи многое открывает. В ней он обращался в ней к трем разным аудиториям: американской, израильской и арабской. Так, совершенно очевидно, в расчете на американцев, в первых десяти фразах он десять раз упомянул Бога. Средний американец должен был воспринять это примерно так: "Вот какой богобоязненный человек, значит, он не может лгать". Для человека, который не знаком с исламом, такое восприятие естественно: он же не знает, что в исламе обман неверного при заключении сделки считается добрым делом.

Далее, за 50 минут Садат произнес слово «мир» 95 раз. Причем из двух имеющихся в арабском языке слов, которые переводятся на другие языки как "мир", он неизменно употреблял лишь одно: «салам», что значит "покой", "перемирие", "прекращение огна", просто – «не война». Второе слово — «сульх», что означает полное уничтожение конфликта, полноценный, длительный мир и согласие – он не произнес ни разу. Это был его способ передачи информации на двух уровнях – один для израильтян и американцев, другой – для арабов. И это лишь один из примеров того, как тонко использовал он приемы риторики, когда обращался к аудитории (в данном случае – к израильской), которая, как он знал, жаждет мира, стремится к нему. Садат практически использовал приемы гитлеровской пропаганды — демагогические, лицемерные приемы манипулирования общественным мнением.

В тот же день в Иерусалиме состоялся банкет в честь Садата, на котором присутствовало около 20 человек, в том числе, естественно, М.Бегин и другие руководители Израиля. Так вот, Садат явился на этот банкет в галстуке с узором из фашистких свастик. Деталь, которая о многом говорит. (Но, видимо, ничего не подсказала израильским лидерам – А.Б.)

Во время переговоров я делал неоднократные попытки предупредить политических, государственных деятелей Израиля и средства массовой информации об опасности садатовской стратегии «мира и войны». То есть, он все время говорил о мире, но добивался своих стратегических целей, прямо противоположных миру. (Как тут не вспомнить зловещее заявление А.Садата в интервью газете «Аль-Анвар», сделанное еще в 1975 году: «Наше правительство стремится вернуться к границам 1967 года. За дальнейшее ответственность возьмет на себя следующее поколение». – А.Б.) В частности, я обращался к Моше Аренсу, который был более открыт к моим объяснениям и впоследствии стал одним из тех немногочисленных (трех-! – А.Б.) ликудовцев, которые голосовали против соглашения с Садатом.

В сентябре следующего, 1978 года, накануне отлета Менахема Бегина в Вашингтон на переговоры, я посетил его на дому. В те дни я работал над книгой «Стратегия Садата» (издана в 1978 г. на иврите в Израиле и в 1979 г. на английском в Канаде) и представил премьер-министру на пяти страницах краткое резюме этой книги. Цель ее заключалась в том, чтобы показать, что так называемая "мирная инициатива" Садата – это очень тонкая стратегия, имеющая целью на самом деле не мир, а поэтапное уничтожение Израиля. Я очень тщательно изучил египетского лидера, его образ мыслей и действий, его тактику. Поэтому я спросил Бегина, читал ли он книгу Садата «В поисках индификации», из которой видно, насколько это умный и хитрый человек. Бегин ответил, что книгу Садата не читал, но он не вчера родился, имея в виду, что он не совсем дурак. А затем Бегин сделал совершенно потрясающее заявление. Он сказал: «Я знаю, что Садат воткнет мне нож в спину» и сделал соответствующий жест, показывая рукой между лопаток. Честно говоря, мне показалось очень странным, как может делать такое заявление премьер-министр, причем постороннему частному лицу. Позднее я узнал от Шмуэля Каца, который был приближенным советником Бегина, что тот достиг устного соглашения с Садатом, в соответствии с которым президент Египта обещал, что Израиль сохранит за собой Ямит и другие поселения в Синае. Как известно, соглашения, подписанные в Кемп-Дэвиде, ничего подобного не предусматривали…

— А что они предусматривали?

— Если мы рассмотрим их внимательно, то увидим, что в них содержится несколько совершенно беспрецедентных вещей, не говоря уже, конечно, о самом факте беспрецедентного соглашения между Израилем и арабским государством. Одним из таких беспрецедентных пунктов является впервые появившееся в тексте международного договора понятие «палестинский народ». До этого никогда в международных документах арабы Палестины не назывались палестинским народом. Ведь это явная ложь, ибо такого явления как палестинский народ просто не существует. Но в результате Кемп-Дэвида арабы выиграли раунд в пропагандистской войне, ибо теперь эту группу людей – порядка 10-15 арабских кланов – выходцев из Северной Африки и Ближнего Востока – называют во всем мире не иначе как "палестинский народ". Кстати, две трети жителей Иордании с точки зрения этнической, языковой, культурной, исторической принадлежат к той же группе людей, которых сегодня называют "палестинским народом".

Вторым беспрецедентным фактом является то, что вперые Иудея и Самария официально были названы «Западным берегом реки Иордан». Именно с тех пор и по сегодняшний день этот термин стал общепринятым, причем не только в мире, но и в самом Израиле. И очень многие называют эти наши земли «оккупированным Израилем Западным берегом Иордана». А правда заключается в том, что эти земли никогда раньше не назывались "Западным берегом" (что составляет просто географическое понятие, как и понятие "Восточный берег"), а были частью подмандатной Палестины, как и ненышнее государство Иордания. Арабы, которые на разных этапах и, в частности, в период оккупации этих территорий Иорданией, жили в Иудее и Самарии, никогда не претендовали на какую-либо государственную самостоятельность. Мы отобрали эти земли у Иордании в результате оборонительной войны 1967 года. За те 19 лет – с1948 по 1967 год – что Иордания владела этими территориями, она лишь однажды попыталась установить свой суверенитет над ними, но никто в мире кроме Англии и Пакистана не признал его ни фактически, ни юридически. В 1970 году юридический советник Госдепартамента США Стивен Швайбель заявил, что у Израиля имеется больше юридических оснований, чем у кого-либо другого, на владение этими территориями.

То же и с Синаем. До Шестидневной войны Египет владел этим полустровом, но юридических прав на Синай у него тоже не было. Когда в результате оборонительной войны с египетскими агрессорами мы отвоевали Синай, то с точки зрения юридической, не говоря уже о военно-политической, у Израиля было куда больше прав на него, чем у Египта. В 1973 г. Египет сделал попытку отвоевать Синай, но потерпел поражение, после чего на Каирской конференции арабских стран в 1974 г. был принят план, известный как "план поэтапного уничтожения Израиля".

Таким образом, стратегия под названием «Территории в обмен на мир», которая является главной составной частью этого плана, к моменту заключения кемп-дэвидских соглашений была уже детально разработана.

В тексте соглашений нет никакого упоминания о палестинском государстве. (Кстати сказать, в соглашении Осло тоже нет упоминания о палестинском государстве.) Что оговаривается в кемп-дэвидских соглашениях, так это функциональная автономия для арабов Иудеи и Самарии. Функциональная автономия — в противоположность территориальной автономии. Имелось в виду, что Израиль сохранит за собой полный военный котроль за этими территориями, все армейские базы, и не было и речи об уничтожении еврейских поселений. Имелось в виду, что на протяжении пяти испытательных лет арабы будут иметь автономию в области культуры, социально-административной сферы, образования, здравоохранения, языка, религии и так далее. В какой-то степени подобную автономию они имели уже и раньше. Так, в 1975 году в арабских анклавах на территориях прошли выборы в местные органы власти. И в значительной части городов в результате свободных выборов были избраны свои арабские мэры. Но если проанализировать внимательно все то, что арабы получали по кемп-дэвидским соглашениям, то по существу они как раз могли рассчитывать на государство. Ведь соглашения предусматривали по истечении пяти лет начало переговоров об окончательном статусе этих территорий. Переговоры эти предусматривались как трехсторонние — между Израилем, арабами Иудеи, Самарии и сектора Газы и Египтом. И поскольку в этих предстоящих переговорах получалось два арабских голоса против одного еврейского, у арабов были все основания с оптимизмом смотреть в будущее.

Внимательный анализ всех заявлений Садата, сделанных им до и после подписания кемп-дэвидских соглашений, дает очень ясное представление о том, в чем заключалась стратегия египетского правителя. Так, в интервью газете «Нью-Йорк Таймс» в октябре 1980 года Садат откровенно заявил: «Бедный Менахем (Бегин), у него свои проблемы… В конце концов, я получил обратно Синай и нефтяные поля Альма, а что получил Менахем? Клочок бумаги!». И в том же году, отвечая на критику в свой адрес со стороны экстремистских арабских режимов, Садат заявил: «Несмотря на нынешние разногласия с арабскими правителями стран «отказа» по поводу египетской мирной инициативы, остается бесспорным, что это разногласия тактические, а не стратегические, временные, а не постоянные».

Но, к сожалению, до сих пор многие политики, политологи, журналисты говорят о Садате, как о провозвестнике мира, как о смелом и мужественном человеке, сделавшем решительный шаг к миру. При этом они игнорируют тот факт, что еще при жизни Садата уровень антисемитизма, антиеврейской, антисемитской пропаганды в Египте возрос невероятно и, увы, не снизился по сегодняшний день.

В тексте кемп-дэвидских соглашений существует еще целый ряд сомнительных моментов. В частности, шестой параграф соглашения гласит, что этот договор не аннулирует обязательств Египта по отношению к другим арабским странам, и что он не помешает Египту выступить на стороне другой арабской страны, если она будет находиться в состоянии войны с Израилем. Бегин пытался добиться отмены этого параграфа, но не сумел и подписал договор, в котором этот параграф так и остался в нужной Египту формулировке.

Ну, а положения договора о торгово-экономическом, культурном, научном, туристическом обмене практически никогда не выполнялись египетской стороной. Например, торговый оборот Египта с Израилем составляет всего, если мне не изменяет память, одну десятую процента от общего объема египетской внешней торговли.

Военный же бюджет Египта составляет сегодня 30 процентов ВНП, что, по существу, является бюджетом военного времени. Против кого так активно и с американской помощью вооружается Египет, которому никто не угрожает? Ответ напрашивается сам собой.

Недавно нынешний президент Египта Хосни Мубарак заявил, что он категорически поддерживает Арафата, хотя совершенно очевидно, что сегодня поддержка Арафата, по существу, означает поддержку терроризма и террористов-самоубийц. Логика преемника Садата вполне понятна, если вспомнить, что некоторое время назад он заявил, что главным врагом Египта является Израиль.

Всякий мирный договор, естественно, предполагает установление мира между странами, его подписавшими. Мы же в отношениях с Египтом в лучшем случае имеем холодную войну. На протяжении всех этих лет Египет делал все возможное, чтобы не допустить установления дипломатических отношений между Израилем и другими арабскими странами. Все эти годы Египет нелегально снабжает Арафата оружием через подземные туннели на границе с Израилем. С началом последней интифады, так называемой интифады Эль-Акса, Египет отозвал своего посла в Тель-Авиве. Если рассматривать не декларации, не документы, а факты, то совершенно очевидно, что мы по-прежнему находимся с Египтом в состоянии войны.

ОСЛО – ПРОДОЛЖЕНИЕ КЕМП-ДЭВИДА

В декабре 1996 года — через три года после подписания соглашений в Осло, американский Госдепартамент создал комиссию для изучения ситуации, сложившейся в нашем регионе в результате этих соглашений. В своем докладе комиссия констатировала, что итогом Норвежских договоренностей стало значительное, главным образом, политическое ослабление Израиля и одновременно резкий подъем вооружения, милитаризации арабских, а также многих исламских государств, таких как Иран и Пакистан, полагающих, что ослабленный Израиль можно будет легко добить. Все это время после Осло Арафат продолжал накапливать различные виды вооружения, строить укрепления, бункеры, запасал протвотанковое и противовоздушное оружие.

Может возникнуть естественный вопрос: а почему Израиль не видел всего этого? Понятно, что если обо всем этом имели ясное представление американцы, то и руководители Израиля, конечно же, были в курсе событий. Во всяком случае, Биньямин Натаниягу, который к этому времени уже полгода являлся премьер-министром страны, был полностью осведомлен обо всем, что делается во враждебном Израилю арабо-исламском мире. На протяжении последних шести лет, как мы видим, израильские премьер-министры один за другим ездят в Египет искать помощи Мубарака в переговорах с Арафатом якобы о мире. Но при этом для всех совершенно очевидно, что Мубарак ни в коей мере не является сторонником мира, а, наоборот, делает все, чтобы разжечь конфликт, вплоть до того, что тайно вооружает Арафата. Почему же все премьер-минстры, все правительства Израиля не заявляют во всеуслышание, что арабы не выполняют условий Норвежских соглашений?

Во время правления Натаниягу его канцелярия ежедневно публиковала сообщения (и я получал их тоже по электронной почте) о постоянных нарушениях соглашений Осло арабской стороной. То есть, у Нетаниягу было более чем достаточно оснований заявить: «Смотрите, Арафат систематически нарушает подписанные соглашения, почему же мы обязаны их выполнять?». Если все руководители Израиля знают, что в Египте ведется разнузданная антиизраильская, антисемитская пропагнада, почему никто из них не выступил с резким протестом против этого? Надо сказать, что большинство людей в нашей стране практически ничего не знают об этом. Ведь не каждый израильтянин получает электронную почту из канцелярии премьер-министра. А газеты не пишут о грубых нарушениях Египтом ословских соглашений. Все политические партии также никогда не ставят вопрос об этих вопиющих нарушениях договора арабской стороной. Даже само предложение рассмотреть на заседании Кнессета вопрос о несостоятельности Норвежских соглашений «народные» депутаты отклонили подавляющим числом голосов. В чем же дело?

Чтобы найти ответ на этот вопрос, мы должны вернуться к кемп-дэвидским соглашениям 1979 года. Когда М.Бегин отправлялся в Кемп-Дэвид, было три очень тяжелых для него момента. По свидетельству бывшего сотрудника разведки американских военно-воздушных сил Джорджа Чорбы, с которым он выступил здесь, в Иерусалиме, США прекратили поставки запасных частей к военной технике, бывшей на вооружении у Армии Обороны Израиля, за три месяца до того, как М.Бегин согласился поехать на переговоры в Кемп-Дэвид. Иными словами, Израиль подвергся явному и грубому шантажу со стороны американской администрации и президента Картера.

Второй момент. Оба ведущих министра в правительстве Бегина – министр обороны Эзер Вейцман и министр иностранных дел Моше Даян — фактически работали против него и всячески подрывали его позицию еще до начала переговоров и тем более во время самих переговоров.

И, наконец, третье – это то, что Бегин был уже больным человеком, и столь большое давление оказалось ему не по плечу. Есть, конечно, и другие факторы, но эти — основные. Комбинация состояла из американского давления на Бегина и моральной слабости самого премьер-министра Израиля. Кроме того, он не имел прочной опоры среди своего истеблишмента. То есть, я хочу сказать, что будь на месте Бегина человек более твердый, более мужественный, более принципиальный, он смог бы противостоять этому давлению. Он мог бы, в конце концов, выступить с публичным заявлением о том, что его шантажируют. Он мог бы во всеуслышание заявить, что негоже крупнейшей в мире демократии, такой, как Америка, оказывать давление на другую демократию, которая вынуждена в одиночку противостоять арабской диктатуре. Он мог бы все это сказать, но он этого не сделал.

Перед отъездом Бегина в Кемп-Дэвид я опубликовал статью, которая называлась «Скороварка». В этой статье я дал премьер-министру несколько рекомендаций, которые, используй он их, возможно, привели бы к иному результату. Тот факт, что нам удалось убедить Моше Аренса голосовать против соглашений, показывает, что были люди, у которых хватило ума, проницательности и политической воли, чтобы понять опасность сговора с Садатом и выступить против. К сожалению, таких людей в правящей элите страны оказалось слишком мало. Хотя даже некоторые депутаты Кнессета от Аводы изумились, узнав, как много Бегин отдал Египту по соглашению в Кемп-Дэвиде. В частности, Мота Гур. Помню, в ноябре 1977 года, когда Садат прибыл в Иерусалим, Мота Гур сказал, усмехаясь: «Ага, этот обманщик к нам приехал!».

Но Садат действовал рассчетливо, четко представляя, на какие рычаги нажимать и на какие болевые точки израильтян воздействовать. Он сформулировал это со свойственным ему цинизмом и высокомерием: «Страх – это подкожный слой каждого еврея». Таким образом он интерпретировал слабость, политическое безволие израильского руководства и страстное желание большинства израильтян достичь мира и покоя любой ценой, их неприятие даже самой мысли о возможности войны, их трагическую усталость от войн. Недаром же именно тогда родилась эта парадоксальная формула – «Территории в обмен на мир».

И все-таки суть проблемы на самом деле состояла не в американском давлении на нас и не в коварстве и злоказненности Садата. Проблема в действительности заключалась и заключается в том, что у премьер-министров Израиля не хватает мужества и мудрости действовать так, как следовало бы действовать в интересах страны.

Шарон не является физически больным человеком, каким был в свое время Менахем Бегин. Более того, президент Буш неоднократно давал Шарону зеленый свет на уничтожение арафатовской администрации, тем не менее, Шарон все еще не отказывается от возможности переговоров с палестинской автономией. Почему? Потому что и у него нет плана решения того, что называется «палестинской проблемой». Вопрос в том, что они не знают, что делать с тремя миллионами арабов Иудеи, Самарии и Газы. Натаниягу и Шарон, совместно подписавшие соглашение Уай, в принципе согласились на передачу арабам 95 процентов территории Иудеи и Самарии.

НУЖНО ИЗМЕНИТЬ СИСТЕМУ ПРАВЛЕНИЯ

Итак, действительно, с одной стороны, у нас нет премьер-министров, обладающих достаточной мудростью и мужеством, а с другой стороны, у них и впрямь нет четкого плана решения палестинского узла. Проблема усугубляется еще и формой правления, которая допускает такие абсурдные вещи, как, например, недавнее (интервью проведено в начале 2002 года –. А.Б) выступление министра обороны Беньямина Бен-Элиэзера со своим планом мира во... вражеской прессе — в арабской газете «Эль-Кудс»! Министр израильского правительства, председатель партии Авода, входящей в правящую коалицию, вместо того, чтобы выступать со своим планом урегулирования конфликта перед правительством или Кнессетом, на худой конец, — в израильских средствах массовой информации, посылает свою эксклюзивную статью в газету воюющей с нами стороны! Вопиющий абсурд! Наша политическая система позволяет подобные вещи, она позволяет людям, которые никого не представляют, делать заявления от имени страны. Йоси Бейлин, который сейчас фактически никто, частное лицо, едет в Америку, выступает там и призывает американское правительство оказать еще большее давление на Израиль. И при этом никакой ответственности за это он не несет, никто не может призвать его к ответу.

Парадокс заключается в том, что Буш отказывает Арафату в доверии, требует провести в автономии радикальные демократические реформы, а его здесь в Израиле критикуют за это Шимон Перес, Авраам Бург и другие: как, мол, это можно говорить о том, что необходимо избавиться от Арафата, как это можно требовать от него каких-то реформ? Шимон Перес заявил, что мы должны отдать честь Арафату за то, что он подписал Норвежские соглашения. Любой здравомыслящий человек скажет, что после такого заявления Переса, как минимум, нужно снять с должности. То есть, понятно, что ничего подобного не могло бы произойти в любой другой стране. И что же приводит к подобному сумасшествию? Это система правления, политическая система в стране. У нас правительство состоит из лидеров разных, порою прямо противоположных партий. У нас нет власти закона, а есть произвол отдельных людей. Переса, например, нужно было отстранить от должности еще тогда, когда он находился в правительстве Шамира, когда вплоть до 1990 года он ездил по всему миру и призывал к международной конференции по Ближнему Востоку, что прямо противоречило позиции правительства. Шамир сказал тогда, что действия Переса, – это сумасшествие и самоубийство. Возникает вопрос: почему же он не снял его с работы, ведь как премьер-министр он обладал всей полнотой власти. Он не мог себе этого позволить по тактическим соображениям, поскольку это было правительство национального единства, и такой шаг неминуемо повлек бы за собой досрочные выборы, а там уж неизвестно, как все повернулось бы.

Почему, например, Шарон не покончил с палестинской автономией сразу после 11 сентября прошлого года? Потому что тогда бы правительство пало, ибо Авода вышла бы из него. Однако совершенно очевидно, что если бы Авода вышла из правительства в результате решительных действий и разрушения автономии, то на выборах, которые последовали бы за этим, Шарон и возглавляемый им Ликуд получил бы такое беспрецедентное большинство, что он мог бы спокойно сформировать правительство на ликудовской основе и никакой Натаниягу не был бы ему страшен, поскольку у того не осталось бы никаких шансов. Это лишний раз показывает, что славные генералы не всегда могут быть решительными и мудрыми политиками.

Я не коснулся еще проблемы Бога и религиозных партий. Приходится констатировать, что ни один из премьер-министров Израиля не был религиозным человеком. Я вовсе не хочу сказать, что религиозные партии, представленные в Кнессете, лучше. Ведь они сами обладают целым рядом серьезных изъянов. Во-первых, они очень политизированы. Как сказал мой раввин, вместо того, чтобы использовать политику ради Торы, они используют Тору ради политики. Таким образом, нехватка мужества и мудрости у лидеров Израиля усугубляется отстутствием национальной гордости, национальной традиции, отсутствием национальной цели. Именно по этой причине арабы нас презирают. Если евреи не уважают свою собственную традицию, свое собственное наследие, если они готовы уступить свою землю ради клочка бумаги, как же можно серьезно и с уважением к нам относиться? То, как ведут себя все эти люди, показывает, что они презирают Бога Израиля. В целом проблему можно сформулировать таким образом: премьер-министры Израиля боятся Вашингтона больше, чем Бога. Этот страх, которые арабы отчетливо видят, лишает наших правителей разума.

Это особенно явно проявилось в случае Эхуда Барака. Отдать Иудею и Самарию, Восточный Иерусалим, Храмовую гору, впустить в страну десятки тысяч арабов – и во имя чего? Человек, у которого полностью отстутствует еврейская национальная гордость, еврейская самоиндификация, действует как глупец! Даже левые признавали, что он действует абсолютно неумно…

В известной мере это относится и к Шарону, который пользуется непонятной для меня широкой поддержкой, — надо полагать, по той причине, что он все-таки предпринимает хоть какие-то действия. Но и его следует спросить: а почему же он не предпринял эти действия раньше, не дожидаясь гибели более 600 евреев за месяцы его правления? И он тоже ждет, пока Америка скажет: о'кей, можно! То есть, как военный тактик на поле боя он, скорей всего, был на высоте, но как руководитель государства, как лидер нации – оказывается не очень, и мы все в этом убеждаемся.

Все эти наши нынешние беды корнями своими уходят к Бегину, к Кемп-Дэвиду. Кемп-Девид – это индикатор того, что израильские правительства, по существу, действуют в противовес еврейским национальным интересам вместо того, чтобы стоять на их страже.

РЕШЕНИЕ ПАЛЕСТИНСКОЙ ПРОБЛЕМЫ СУЩЕСТВУЕТ

— Существует ли, на Ваш взгляд, решенние палестинской проблемы? И если оно существует, как можно его реализовать?

Да, я убежден, что решение палестинской проблемы существует. Но осуществить его можно лишь при наличии правительства особого рода. Я вовсе не предлагаю насильственный трансфер арабского населения, но предлагаемое мною решение проблемы требует единой и сильной исполнительной власти – то есть, президентской. Президентская система правления подразумевает создание кабинета министров, в котором все министры выражают линию президента и лояльны ему. При наличии такой системы власти правительство может сформулировать и начать осуществлять, проводить в жизнь определенную долговременную программу, в результате которой арабы начнут постепенно уезжать из Израиля. Эта программа предполагает целый комплекс постепенных мер, постепенных шагов, которые будут стимулировать добровольный выезд арабов с территории Иудеи и Самарии.

Многие арабы покинули Иудею и Самарию после Шестидневной войны, поскольку они были уверены, что Израиль объявит свой суверенитет на эти территории, которые войдут в состав еврейского государства. Так что предположение, что арабы начнут покидать эти территории в случае, если на них будет распространен израильский суверенитет, основано не на каких-то академических умозаключениях, а на практическом опыте. Конечно, прежде необходимо предпринять целый ряд шагов.

Первый и самый главный из них – это полное уничтожение Арафата и его бандитской администрации, состоящей из главарей Организации Освобождения Палестины. Когда это будет сделано, арабы останутся без лидеров, без руководства. А когда они останутся без руководителей, можно будет сделать несколько следующих конструктивных шагов. Один из них – это перевод ряда министерств и центральных ведомств на территорию Иудеи и Самарии – в Рамаллу, в Шхем. Если мы так поступим, это станет недвусмысленным знаком для арабов, что мы пришли сюда всерьез и навсегда. Следует также распродать по низким, практически символическим ценам небольшие участки земли в Иудее и Самарии евреям — как израильтянам, так и тем, которые приезжают сейчас из Америки, Франции, Аргентины, и других стран, — чтобы они могли осваивать их и обживать. Если даже сейчас алия из западных стран не иссякает, а постепенно растет, то можно представить, как вырастет поток новых репатриантов, когда будет уничтожена инфраструктура террора, когда прекратятся акты террористов-смертников. И тогда только от правительства будет зависеть, куда и как направить этот поток. Число поселенцев и сейчас постоянно растет, а когда Иудея и Самария будут очищены от террора, их количество за год-два можно будет удвоить. Я уверен, что при четкой и целенаправленной политике, когда здесь будут закладываться большие, современные, изначально хорошо спланированные поселения и города, сюда двинется мощный поток людей, ресурсов, капиталовложений из США, Европы, Южной Африки, Латинской Америки. И тогда арабы увидят, что игра их кончена, они станут думать, куда бы им двинуться, куда бы переселиться…

То есть решение проблемы есть. Однако в качестве ПРЕДВАРИТЕЛЬНОГО УСЛОВИЯ оно подразумевает изменение политической системы в стране, перемену формы правления. Это, кроме всего прочего, позволит попадать в высшие эшелоны власти более порядочным, более честным и более принципиальным людям. Но главное – предлагаемая мною избирательная система обеспечит независимость кнессета от правительства, подотчетность депутатов избирателям и, как следствие, позволит формировать и проводить целенаправленную и решительную национальную еврейскую политику, отражающую волю еврейского большинства и направленную на защиту интересов еврейского народа.

Впрочем, это уже тема для другого – большого и обстоятельного разговора. Подробнее об этом читатель может прочесть в моей книге «Еврейская государственная мудрость: чтобы Израиль не погиб». На русском языке она вышла в 2000-м году…

(Автор выражает признательность Элеоноре Полтинниковой-Шифрин за помощь в проведении этого интервью)

Из воспоминаний Никиты Хрущева:

«…Вообще-то с Израилем у нас отношения складывались трудно. Израильтяне предпринимали много попыток улучшить их, но мы не могли пойти на это из-за дружбы с арабами. Сколько раз израильский посол просил, чтобы я принял его. Мне самому хотелось его принять, но я не мог так поступить, потому что это взбесило бы арабов. В то время Израиль уже играл роль агента американского империализма на Ближнем Востоке, а арабов мы не хотели оттолкнуть от себя, хотели привлечь, вот и держали Израиль на расстоянии. Если рассматривать политическое лицо этого государства, то оно не только не хуже, а даже лучше других капиталистических стран, и с ним спокойно можно наладить нормальные отношения. Сельское хозяйство там коллективизировано не хуже, чем в Польше…

Я никогда не был антисемитом… У меня было много друзей среди евреев… Подлецы же бывают всех национальностей – и русские, и евреи, и кто угодно. С арабами израильтян даже нечего и сравнивать: в Израиле живут богаче… Взаимоотношения с арабами складываются у Израиля очень тяжело. Если так будет продолжаться, то это кончится для Израиля плохо. Он все время беспокоит арабские страны. А из физики известно, что действие равно противодействию. В политике наблюдается то же самое. Шестидневная война 1967 года должна научить арабов многому. Я вспоминаю Петра Первого. Когда ему шведы высекли задницу под Наровй, он понял: спасибо за учебу, потом разбил их под Полтавой. Пройдет время, и если израильтяне не поумнеют, то арабы разобьют их.

Впрочем, у кого организация дела хорошая, тех не бьют, те сами бьют других. В этом-то и дело: 2,5 миллиона евреев сорганизовались так, что за шесть дней разбили десятки миллионов в Египте, Сирии, да еще с их союзниками. Израильский военный лидер Даян был офицером английской армии. А сколько там людей, которые служили в нашей армии? В этом тоже их сила. Арабы особенно не воевали, больше на верблюдах ездили, а евреи воевали во всех войнах. Как появился Израиль? Это была идея сионистов. Англия, которая контролировала Ближний Восток, согласилась выделить район для Израиля, выселив оттуда арабов. Мы какое-то время воздерживались по этому вопросу при голосовании в ООН, а потом дали директиву согласиться на создание Израиля. Сейчас там премьер-министром Голда Меир. Она была прежде первым послом Израиля в СССР. Сама родилась в Одессе, шестилетней родители вывезли ее в Америку. Она хорошо знает русский язык. Когда она приехала сюда, то развила бурную деятельность среди советских евреев, и Сталин ее выслал. Тогда-то наши отношения и ухудшились…

* * *

…Но состоянием ли Захарова (маршал СССР, возглавлявший в то время Генштаб Советской армии – А.Б.) и некоторых других военных деятелей СССР нужно объяснить неудачи Египта в шестидневной войне 1967 года с Израилем, раз наши военные имели там со стороны Египта решающий голос? Я до сих пор не могу понять, как могли допустить до полного разгрома египтян. Советский Союз несет свою и очень большую ответственность за происшедшее. Мы могли бы удержать Насера от неподготовленной войны, могли правильнее оценить обстановку уже после начала военных действий. Вообще следовало не добиваться ликвидации существования государства Израиль и иными средствами стремиться к равноправию арабов Палестины. Недоучли и силы Израиля. Тут вина и разведчиков, и дипломатов, но все же в основном военных, потому что за ними остается последнее слово…

ИЗ КНИГИ «ВЗАИМОСВЯЗИ (ЭССЕ ОБ ИЗРАИЛЕ)» ИЗВЕСТНОГО ШВЕЙЦАРСКОГО ПИСАТЕЛЯ ФРИДРИХА ДЮРРЕНМАТТА (1921-1990)

«Я не скрываю: написать эту книгу меня (книга была написана в 1974 году – прим. мое – А.Б.) побудила большая тревога за судьбу Израиля, та же, что мучила меня в детстве, когда я боялся, что этот народ может погибнуть, — с той лишь разницей, что Библия успокаивала меня на этот счет. Сегодня у меня такой уверенности нет…».

«…Представьте себе, что, разговаривая с русским, французом или швейцарцем, я стал бы уверять их в праве их государств на существование – они уставились бы на меня в полном недоумении. Их государства не нуждаются в подтверждении этого права. Попытка доказать его выглядит не только излишней, но смехотворной, более того – оскорбительной, ибо вызывает беспокойство: если уж нужно доказывать необходимость существования государства, то, по-видимому, имеются возражения, ставящие под сомнение эту необходимость. Именно так обстоит дело с Государством Израиль: оно, правда, существует, но многим оно не кажется необходимым, многим оно все больше и больше мешает, и очень многие были бы рады, если бы его не было. И даже многие из тех, кто принимает его существование, были бы счастливы, если бы оно не существовало…».

«…От чьего бы имени ни осуждали Израиль – от имени арабов, от имени третьего мира, от имени «прогрессивных сил», от имени женщин, от имени ЮНЕСКО и даже от имени «свободы и справедливости», — этими именами воспользовались во зло, их подмахнули бесчестные судьи под сфальсифицированными документами».

«…Я знаю, многим не понравится, что я не только принимаю Арафата всерьез, как надо было в свое время принимать Гитлера, но и сравниваю его с Гитлером. Я надеюсь, что тех, кому это не нравится, покоробило и тогда, когда Арафат сравнивал евреев с фашистами, их убийцами, уничтожившими почти треть еврейского народа. Для Арафата, если он хочет придерживаться своего тезиса о палестинском государстве, не остается другой альтернативы, как занять место Израиля; он должен разрушить это государство, потому что для палестинцев нет места в арабском мире: без Израиля палестинцы остались бы иорданцами или египтянами, они палестинцы лишь благодаря Израилю. Ведя войну во время мира, Арафат вынуждает и Израиль к войне во время мира и дает основание, мстя за террор, нападать на лагеря палестинцев. Таким обазом террористические акты палестинцев оказываются рассчитанными на то, чтобы доказать невозможность мира между арабами и евреями…».

«В Иерусалиме, как нигде, я ощутил триумф арабов не столько по отношению к евреям, сколько перед лицом европейцев, которые с такой готовностью позволяют совратить себя для нового предательства».

«У Израиля должно быть на вооружении лишь то оружие, что оставила ему в подарок его тысячелетняя история: мудрость и терпение. Если ему нужно терпение, чтобы выжить сейчас, то ему потребуется мудрость, чтобы остаться жить на долгие времена…».

Из романа Биньямина ТАММУЗА «ЯАКОВ»

«…Когда я был ребенком, я играл с арабскими детьмя на улице, где жил, говорил на их языке и вместе с ними бросал камни в английского полицейского, который забредал сюда в поисках борделя. Арабы были нашими кузенами, как сказано в Библии. Они были «почти что евреями», как говорила моя мама, тогда как англичане были чужаками во всем. Кожа у них светлая, а солнце превращало ее в красную и пылающую. Они ухаживали за еврейскими девушками, и это вызывало нашу ярость. И мы, и арабы назывались «нэйтивс», и вместе мы ненавидели англичан. Таково было положение до 1929 года – для страших среди нас и до 1936 года – для более молодых. В эти годы на земле Израиля начались волнения. Эти годы сформировали во мне совершенно новое сознание. С балкона нашего дома я собственными глазами видел, как арабский продавец воды и лимонада, который годами приходил в наш квартал и зарабатывал на том, что мы были его покупателями, колол своим ножичком – тем самым ножичком, которым годами разрезал лимоны, — старого балагулу с нашей улицы, колол и колол, в лицо, в спину, в грудь. И на лице этого араба было безумное выражение восторга. С тех пор я вижу в арабе – помимо воли, противясь этому и стыдясь своего видения, — дикое и опасное дитя пустыни, на которого ни при каких обстоятельствах нельзя положиться. С тех пор прошло очень много лет. За эти годы я собственными глазами видел, как наши, мои товарищи по оружию, делали с арабами такое, что нисколько не лучше убийства старого балагулы. Я видел также, как прославленные европейцы, обладатели изысканной тысячелетней культуры, музыки и литературы, творили ужасы, во много раз превосходившие то, что с делали с нами арабы в 1929 и 1936 годах. И все-таки – мне стыдно в этом признаваться – мне трудно забыть увиденное со своего балкона в годы детства…

«О жизни моих соплеменников в христианских странах мой дед сказал мне: евреи были экзаменом, который христиане не сумели выдержать».

(ВНИМАНИЕ! Выше приведена первая часть книги)

Скачать полный текст

© Баршай А., 2009. Все права защищены 
    Произведение публикуется с разрешения автора